Фантастика, 1984 год - Сборник "Викиликс" 17 стр.


Ночью не спалось. Эпизоды, обрывки мыслей, разговоров вертелись в голове калейдоскопом, и лишь под утро удалось вздремнуть. Затем полдня я уныло смотрел в окно, перебрасываясь с женой необязательными, ленивыми фразами. Праздник так долго ожидаемого отпуска был испорчен еще дома, когда Людмила с деловитой озабоченностью стала перечислять, кому надо что купить. Сразу открылась невеселая перспектива пребывания в Москве: изматывающие хождения по магазинам, толкотня в очередях, грохот подземных электричек. Я знал,что жена не безразлична к музеям и театрам, но коль запланировали покупки, вряд ли ее хватит еще на что-нибудь - вся выложится на -беготню по магазинам.

– Если не найдем тебе приличный костюм, закажем в ателье, - сказала она, когда поезд неспешно подходил к платформе Курского вокзала. - Смотри, тетя Леля!

Я глянул в окно. Моя любимая тетка, сыгравшая не последнюю роль в приключившейся со мной впоследствии истории, бежала по перрону с резвостью отнюдь не шестидесятилетней женщины и радостно приветствовала нас поднятыми руками.

С тетей Лелей у меня давняя, особенная дружба. На зимних каникулах в пятом классе мать отправила меня погостить к своей сестре, и с тех пор я обрел удивительного друга. Одинокая, бездетная, тетя Леля привязалась ко мне, но не той эгоистичной привязанностью, какой обычно досаждают чересчур привязанные родственники. Мы подружились с ней как парень с парнем. В то время еще немногие женщины носили брюки, а тетя Леля форсила в них и в коричневой болоньевой куртке с капюшоном. Ей тогда было немногим за сорок, но смотрелась она стройно, спортивно, мне нравился ее размашистый шаг и то, как ловко она катается на лыжах в Измайловском парке, куда мы ездили каждый мой каникулярный день.

И сейчас, когда увидел ее, на миг мелькнула надежда, что, возможно, удастся улизнуть куда-нибудь подальше от городской толчеи, и, как в детстве, тетка угостит меня пломбиром с орехами, а вечером мы будем играть в шахматы или составлять любимые теткины пасьянсы с таинственными названиями “Узник”, “Шлейф королевы”, “Марго”. Дома нас ждал черный карликовый пудель Филька и накрытый стол, в центре которого красовался мой любимый пирог с малиновым вареньем.

– Ну, варвар, как дела? - задала свой обычный вопрос тетка, когда Людмила, завозившись на кухне, оставила нас наедине. За год на теткином лице, не утратившем озорного выражения, появились первые морщинки, и мне стало грустно при мысли, что она помаленьку сдает и даже сумасшедшая брегговская диета из овощей и фруктов с однодневным еженедельным голоданием не в силах вернуть ей молодость. Она вопрошающе смотрела на меня все еще яркими глазами, и я понял, как хочется ей пооткровенничать со мною. Но вошла жена, и я ограничился улыбкой, по-видимому, о многом сказавшей тетке. Она понимающе качнула головой и потянулась за сигаретами, от которых ее не отлучила даже страстная проповедь американского диетолога. Как и прежде, тетка.чадила безбожно, вызывая брезгливую гримасу у Людмилы, не выносящей табачного дыма. Но в гостях приходилось терпеть все, даже ежеутреннюю теткину гимнастику, которой она всегда прямо-таки потрясала нас. Полы ее комнаты ходили ходуном, когда тетка выделывала на ковре акробатические упражнения. Это была не модная нынче йоговская, а настоящая цирковая гимнастика, и Людмила всякий раз со страдальческой улыбкой поглядывала на меня, давая понять, что все это она выносит лишь на правах гостьи. А тут еще Филька с лаем прыгал вокруг тетки, и поднимался такой бедлам, что соседка над теткиной квартирой скорее по привычке, нежели из раздражения, начинала бухать в пол чем-то тяжелым.

Людмила не нравилась тете Леле. С первого дня нашей женитьбы ей казалось, что я достоин более красивой и нежной жены, поэтому тайком жалела меня. Тетка, в свою очередь, раздражала Людмилу экстравагантностью, беспардонной раскованностью и разными чудачествами.

Мы с ходу включились с Людмилой в московскую магазинную свистопляску, и по вечерам, плюхаясь в кресло перед телевизором, я с грустью думал о том, как бы выкроить время и съездить с теткрй за город, чтобы, как в старые добрые времена, порыбалить в пруду.

С небрежением истой москвички тетя Леля каждый вечер устраивала смотр нашим покупкам (что выводило Людмилу из равновесия), разглядывала их и давала ехидные характеристики.

– И на фиг за тыщу миль переться за этой ерундой, - говорила она с присущей ей резкостью.

Людмила хмурилась, мрачно рассовывала по чемоданам тюбики с кремом, бутылочки шампуней, коробки конфет, детские махровые маечки, сандалеты и прочую мелочь. Будучи одинокой и немолодой, тетка, разумеется, не имела нужды в подобных вещах.

На седьмой день нашего пребывания у нее она вытащила из кладовки две складные удочки и, хитро подмигнув, заявила, что хочет того или нет Людмила, но завтра мы едем за город, на речку, где хорошо ловятся окуньки. Это решение и послужило началом того события, о котором я сейчас вспоминаю как о чем-то, намеренно посланном мне судьбою для того, чтобы лишний раз напомнить - не все в жизни так просто и обыденно, как нам порой кажется, есть нечто, не укладывающееся в наши повседневные представления.

За неделю беготни по магазинам я не то чтобы утомился, но стал каким-то чумным, поэтому с радостью принял теткино предложение. Еще в больший восторг пришла тетка, хотя и не подала виду, когда узнала, что Людмила оставляет нас вдвоем, а сама едет с утра в универмаг, где ожидаются дамские сапожки на платформе со странным названием “манная каша”.

Через полчаса мы были за городом. Ничто не приводит меня в более приподнятое, радостное состояние, чем березовая роща. У нас на юге березы почти нет, а если и встречается, то совсем не такая, как среднерусская красавица, а низкорослая, приземистая. Подмосковные березы не зря воспеты поэтами.

Сквозные, кружевные рощицы как бы парят в воздухе, и чудится, будто они-то и есть тот самый мост, соединяющий землю с небом.

В траве, возле речной заводи, где мы расположились, не было того пестроцветья, как возле нашего загородного озера, в котором водилась даже царская рыба форель и растительность вокруг которого была до неприличия пестрой и какой-то хмельной. Здесь же, кроме ромашек, ничего не было. Впрочем, нет, росли еще какие-то мелкие желтенькие и фиолетово-голубые цветы, затерявшиеся в густых травах. Однако лужок радовал своей скромной чистотой.

За два часа мы поймали всего трех плотвичек и двух окуньков. Собирались сменить место, когда теткину удочку что-то сильно дернуло. Она поспешно подсекла рыбу, взметнула удилище вверх и, поймав в ладонь трепещущую, в комочке речных водорослей рыбешку, хотела было, отцепив ее от крючка, бросить в трехлитровую бутыль с водой, как вдруг вскрикнула, ладонь ее разжалась, рыбешка упала и исчезла в ромашках.

Бледная, испуганная тетка встала на четвереньки и, не отрывая глаз от земли, громким свистящим шепотом сказала: - Витя, ой, Витечка, что это?

Мне почудился из травы писк, похожий на птичий. Я бросился к тому месту, где трепыхалась рыбешка, нашел ее запутавшейся в траве и поднял. Передо мной предстало нечто настолько неожиданное и необычное, что руки невольно вздрогнули, желая отбросить то, что держали, однако любопытство взяло верх, и крепко, чтобы не выпустить, я зажал рыбешку в ладонях. Впрочем, то, что подцепил теткин крючок, лишь условно можно было назвать рыбой: в руках у меня трепетало существо величиной с окуня, с рыбьим хвостом, и головой, покрытой шелковистыми зелеными нитями, которые я поначалу принял за речную траву и хотел отслоить от рыбешки, но в мою ладонь больно впились перепончатые пальцы, очень смахивающие на человеческие. Все же удалось откинуть нити-волосы удивительного существа, тут же руки мои разжались сами собой, и речное диво опять хлопнулось в траву. Я не мог ошибиться - из-под зеленой растительности на крохотной головке на меня глянуло человеческое лицо, точнее, маленькое, с правильными чертами личико розовато-перламутрового цвета. Я даже успел разглядеть, что оно было со слегка выпуклыми радужно-темными глазами, обезображенным гримасой боли: крючок впился в щеку. Было от чего прийти в недоумение, восторг и одновременно в ужас. Превозмогая себя - я вдруг затрясся в ознобе, - поймал дергающееся существо в траве, крепко зажал его в левой руке, а правой осторожно вытащил крючок из щеки.

– Господи, чудо какое! - заахала тетка, разглядывая улов. - Всякое видела, но подобное… Только в сказках! Русалочка, настоящая русалочка! Ох, да что же с ней делать теперь будем? Как же отпускать диво этакое? Ведь расскажи, не поверят. И куда отпускать - у нее лайка покалечена.

Я присмотрелся. И впрямь, кожа правой лапки - нет, это все же была рука, хоть и с перепонками между пальцев, - у плечевого сустава была разорвана, и оттуда слабо сочилась кровь.

– Возьмем домой, полечим? - пробормотал я, чувствуя, как бьется в ладонях крохотное сердечко удивительного существа, вероятно, насмерть перепуганного. Тетка метнулась к бутыли, выбросила в речку плотвичек и окуньков, зачерпнула воды, и я опустил туда русалочку, которая то ли от приключения, в какое угодила, то ли от воздушной среды начала подкатывать глаза и задыхаться. В воде она поначалу слабо шевельнула хвостом, затем ожила, поплыла, обследуя незнакомую емкость. Сев на траву, тетка поставила бутыль рядом и стала внимательно изучать свой потрясающий улов. Зеленые волосы диковинного существа в воде поплыли за спиной, и четко обозначился профиль лица, руки-лапки прижались к туловищу, покрытому серебристыми чешуйками. Величиной с окунька, соразмерное в пропорциях, уже не рыба, но еще не человек, нечто и впрямь очень похоже на мифическую русалочку. Будто сошла с наших южных открыток или с базарных лубочных ковриков, но без налета банальщины, безвкусицы. Однажды объявленные строгим вкусом эталоном пошлости, русалки давно не появлялись в кустарном, а тем более промышленном производстве. И вот на тебе - одна из них объявилась вживе, наяву.

– Господи, чудо какое! - заахала тетка, разглядывая улов. - Всякое видела, но подобное… Только в сказках! Русалочка, настоящая русалочка! Ох, да что же с ней делать теперь будем? Как же отпускать диво этакое? Ведь расскажи, не поверят. И куда отпускать - у нее лайка покалечена.

Я присмотрелся. И впрямь, кожа правой лапки - нет, это все же была рука, хоть и с перепонками между пальцев, - у плечевого сустава была разорвана, и оттуда слабо сочилась кровь.

– Возьмем домой, полечим? - пробормотал я, чувствуя, как бьется в ладонях крохотное сердечко удивительного существа, вероятно, насмерть перепуганного. Тетка метнулась к бутыли, выбросила в речку плотвичек и окуньков, зачерпнула воды, и я опустил туда русалочку, которая то ли от приключения, в какое угодила, то ли от воздушной среды начала подкатывать глаза и задыхаться. В воде она поначалу слабо шевельнула хвостом, затем ожила, поплыла, обследуя незнакомую емкость. Сев на траву, тетка поставила бутыль рядом и стала внимательно изучать свой потрясающий улов. Зеленые волосы диковинного существа в воде поплыли за спиной, и четко обозначился профиль лица, руки-лапки прижались к туловищу, покрытому серебристыми чешуйками. Величиной с окунька, соразмерное в пропорциях, уже не рыба, но еще не человек, нечто и впрямь очень похоже на мифическую русалочку. Будто сошла с наших южных открыток или с базарных лубочных ковриков, но без налета банальщины, безвкусицы. Однажды объявленные строгим вкусом эталоном пошлости, русалки давно не появлялись в кустарном, а тем более промышленном производстве. И вот на тебе - одна из них объявилась вживе, наяву.

Правда, была лишена пышных женских форм и походила на девочку-подростка.

Сделав несколько кругов в своей неожиданной стеклянной тюрьме, она вдруг замерла и сквозь стекло уставилась на тетку, затем подняла голову и взглянула на меня, присевшего над бутылью. Взгляд этот был вполне осмыслен, и мне опять стало не по себе: она изучала нас!

– Ай-ай-ай, - продолжала причитать тетка. - Ну и диво, ну и чудо! - Она застучала ногтями по стеклу, но русалочка не шевельнулась, продолжая разглядывать нас. - Если по-настоящему, то ее полагается сдать в какую-нибудь научно-исследовательскую лабораторию или в Академию наук. Уверяю тебя, ничего подобного наукой еще не зарегистрировано. Любой ихтиолог скажет тебе, что русалочки водятся только в сказках. И все же мы выпустим ее на волю. Жаль, если она станет подопытным кроликом!

– Что?! - Я так и подскочил. Меня продолжало трясти, но теперь это был озноб восторга. - Никуда мы ее не выпустим! Ведь это же уникум! Зоологическая редкость! Истинное чудо!

– Не хочешь ли ты поселить ее в своем аквариуме? - настороженно спросила тетка, зная, что я с детства развожу рыб, что у меня и дома и даже на работе аквариумы с гуппи, неонами, морскими петушками.

– Именно об этом я и подумал. Упустить такую диковинку!

Тетка сняла бутыль с коленей, поставила на землю и встала.

– Разве ты не видишь, что это не рыба? -.Глаза ее сузились, белесые ресницы возмущенно заморгали. - С ней нельзя развлекаться, как с игрушкой, это преступление!

– Я создам ей все условия. Здесь, в речке, ее подстерегает много опасностей. У меня же ей будет спокойно. Думаю, ей просто повезло, что угодила именно к нам, - кто-нибудь другой, возможно, захотел бы познакомиться с ней поближе, кинув на сковородку.

Я представил, как обрадуются этой чудесной малютке Валера и Аленка, да, пожалуй, и Людмила, которую почему-то раздражают мои аквариумы, - она боится, что из-за них у детей разовьются хронические ангины и бронхиты.

Мои доводы привели тетку в раздумье. Неохотно, но все же пришлось согласиться с тем, что сейчас, пока не заживет ручка-лапка, отпускать русалочку в реку опасно.

Я набрал речной травы, ряски и несколько камушков для аквариума. Мы осторожно опустили бутыль в кошелку и сверху прикрыли от любопытствующих глаз носовым платком.

В метро я держал кошелку у себя на коленях, то и дело приподнимал угол платка - как там наша добыча? - и каждый раз поспешно накрывал бутыль, встречаясь со взглядом, в котором ясно читались недоумение и испуг.

По пути домой мы заехали в зоомагазин, купили сушеных дафний, мотылей и трубочника.

– Надо бы приобрести аквариум, - подсказала тетка.

Я хотел было возразить, сказать, что до отъезда осталось немного, поживет и в бутыли, но побоялся теткиного гнева - она, конечно, не подозревает, что я хочу увезти это чудо к себе домой.

И вдруг, как это бывало в детстве, тетка будто прочла мои мысли:

– Не думаешь ли ты забрать ее с собой? - спросила она.

– Именно так.

Тетка опешила.

– Ну для чего она тебе?

– Как для чего? У меня Валерка с Аленой. - Сказал и спохватился: - Собственно, речь не о них. Во-первых, эту живность надо подлечить, и потом я заядлый аквариумщик, знаю, как за ней ухаживать. У тебя она может сдохнуть.

– Живность, сдохнуть… - Тетка не на шутку была возмущена. - Нет, ты не осознаешь до конца, что мы поймали. Разве к ней приложимы эти слова?

Меня уже начинали раздражать эти сантименты.

– Согласись, все же она не человек, - сказал я так громко, что на нас обернулись.

Тетка укоризненно промолчала.

Аквариум мы, однако, купили, так как до отъезда оставалось еще три дня.

В троллейбусе я опять украдкой сдернул платок. Наша находка настороженно повернула голову. Не развернулась всем корпусом, как это делают рыбы, а именно повернула свою удивительную, почти человеческую головку. Почти потому, что блестящее перламутровое лицо, хотя очертаниями и походило на девичье, было все же, грубо говоря, из рыбьего материала.

– Много рыбок поймал? - вытянула ко мне морщинистую шею сидящая рядом старушка, и я поспешно опустил платок.

Свидетели мне были не нужны. Хотя я уже и начал предвкушать, как покажу улов Людмиле, детям, коллегам, как все будут ахать и удивляться. Что там сиамские коты, доги, крокодилы в ваннах и даже львы в городских квартирах в сравнении с этим дивом!

Людмила уже была дома и вертелась перед зеркалом в новых красных сапожках на белой платформе.

– Как улов? - безразлично спросила она.

Мы с тетушкой переглянулись с заговорщицким видом. Я переместил русалочку из бутыли в аквариум и поставил его на стол. Пудель Филька спрыгнул с дивана, подбежал к столу и, дрожа от возбуждения, стал поскуливать и прыгать вокруг него.

– Всего одна рыбешка? - усмехнулась Людмила, мельком скользнув по аквариуму, но тут же осеклась. Я с удовольствием наблюдал, как она подошла к столу, наклонилась к аквариуму, глаза ее расширились, лицо побледнело.

– Что это? - Она как-то по-детски растерянно обернулась ко мне.

Застыв, чуть опираясь хвостом в дно аквариума, русалочка в упор разглядывала мою жену. В следующую минуту она всплыла вверх, высунула голову из воды, обвела взглядом комнату, будто пытаясь понять, куда попала, и опять нырнула на дно.

Людмила села на диван.

– Обыкновенная русалочка, - сказал я как можно спокойнее. - Андерсен, русские народные сказки, базарные коврики, симеизская дева…

Людмила вдруг расхохоталась.

– Господи, - с придыханием, вся еще в смехе, сказала она, - до чего забавная игрушка! Я грешным делом и впрямь подумала, что живая. И сколько это удовольствие стоит? Где купили? Была сегодня в “Детском мире” и ничего подобного не видела. Надо же, как научились имитировать природу! Живая, да и все!

– Она и есть живая, - строго перебила ее тетка.

Людмила недоверчиво взглянула на нее, потом на аквариум, из которого за нами наблюдали радужные глаза.

– Шутите?

– Вовсе нет.

Людмила встала, и я, не успев ничего сообразить, увидел, как она решительно сунула руку в воду, схватила русалочку, вытащила из аквариума и тут же с брезгливым испугом бросила назад так, что ее окатило брызгами.

– Кошмар какой-то, - пробормотала она, вытирая лицо ладонью. - Это что же делается? Неужели и впрямь живая?

В маленьком сферическом аквариуме русалочке было не очень удобно, тесновато, но я успокаивал себя тем, что близится день отъезда и у меня дома в ее распоряжении будет посудина на сорок литров. Сейчас же я был озабочен тем, какая еда требуется этому существу. Русалочка не притрагивалась ни к одному угощению, на которое обычно рыбы жадно набрасываются. Наоборот, она шарахалась и от живого мотыля, и от трубочника, не ела и сушеных дафний. Тогда я стал кидать ей все подряд: кусочки голландского сыра, колбасу, хлеб, и в конце концов так замутил воду, что пришлось менять ее. В водопроводной хлорированной воде гостье ужасно не понравилось. Минут десять она не могла успокоиться - выплывала на поверхность, жадно заглатывая воздух и рассерженно разбрызгивая воду хвостом.

Надо было что-то делать и с ее лапкой-ручкой. Я приклеил ей на плечо лейкопластырь, но она тут же ухитрилась содрать его крохотными зубками и здоровой рукой.

Назад Дальше