– Его соорудил паук-серебрянка, - мимоходом объяснила Берегиня, и мы поплыли дальше. По дну речки расхаживала какая-то птица.
– Это моя подружка оляпка. Люди считают, что среды птиц и рыб - две несовместимости, а вот оляпка соединила их: она живет и в воде, и на суше, на деревьях. Но что-то я не вижу водолюба. Сейчас заход солнца, и он, должно быть, любуется им. Поплыли наверх!
Мы всплыли на поверхность заводи, и сердце мое восторженно заколотилось. Над водой бушевала снежная метель, подсвеченная розоватыми лучами заката. Зрелище было настолько романтическим, что я замер. Вышел из оцепенения, лишь когда ощутил, что кто-то теребит меня за плечо.
– А? Что?! - вскрикнул я.
Обхватив меня за плечи, рядом стояла Людмила, в слезах, и пыталась оттащить меня от аквариума.
Я стер со лба испарину, подошел к дивану и лег.
Людмила плакала.
– Ну чего ты? - стал я грубовато утешать ее. - Засмотрелся, задумался, а ты уже в панике.
– Витя. - Людмила всхлипнула. - Она изведет тебя. Почитай в энциклопедии… За русалками водятся такие особенности. И Благушина сказала мне…
– Глупости, - отмахнулся я, вспоминая только что виденное. - После работы хочется отдохнуть. И тебе рекомендую медитации у аквариума.
– Нет, Витя, ты как-то нехорошо наклонился над аквариумом. У тебя вид отрешенного, ты живешь в нереальности…
Теперь я стал осторожней. Выбирал время, когда Людмилы не было дома, и путешествовал в мир Берегини. С каждым разом это остановилось все необходимее. В конце концов я и впрямь научился отдыхать у аквариума, как на лоне природы.
Обычно я возвращался с работы домой в душном, битком набитом автобусе, и каким это было удовольствием - очутиться в лесу, на берегу речки или прямо в ее прохладной воде. До сих пор я представлял духовную жизнь как нечто состоящее из чтения, походов в театр, кино, дружеских бесед. И вот оказалось, что есть иные, до сих пор неведомые мне формы духовности. В мире Берегини не было книг, но была способность проникать в суть другого существа. Берегиня не знала, что такое телевизор, зато умела с помощью воображения так перемещаться в пространстве и времени, прихватив с собой и меня, что создавалась полная иллюзия истинного путешествия.
Я глубоко ошибался, полагая, что мир ее ограничен лишь заводью подмосковной речки. Была ли это память предков или что-то иное, но в каких только местах мы не побывали! Плавали в холодных пространствах Печоры и Юкона, в голубых водах Ориноко и Байкала, я узнал вкус воды горных озер и артезианских колодцев. Леса, прерии, долины и холмы - все бугры и выемки нашей планеты я почувствовал, пропустил сквозь себя. Встречались водоемы, где я задыхался, дергался в судорогах от удушья - настолько они были отравлены человеком.
А Берегиня, вероятно, не без умысла перемещала меня из прозрачных источников в испорченные, мутные лужицы, а оттуда вновь в кристально чистые воды.
Однажды я уехал в месячную командировку в Сибирь. Мне довелось побывать на Алтае, в горах. И там, в свободные часы, я вспоминал о Берегине.
Вернувшись в город, я поехал домой, и первым моим желанием было увидеть русалочку. Ключ плясал в моей руке, пока я в нетерпении открывал дверь. Было лето, и в этот жаркий полдень комната должна быть залита солнцем. Сбросив в передней туфли, я с ходу толкнулся в гостиную. Быстрым шагом направился к аквариуму и замер… На стеклянной стенке, перевесившись через нее так, что “туловище” согнулось пополам, висел огромный желтый лигух. Вода в аквариуме была мутной и зловонной. Я смотрел на лигуха, в котором ничто не напоминало Берегиню.
В коридоре на журнальном столике белел конверт. Я машинально взял его, распечатал. Ко мне обращался известный биолог Абросимов с просьбой о встрече. До него дошли слухи о диковинном существе, выловленном в подмосковной речке и проживающем в одном из южных городов у некоего врача… Абросимов собирался приехать, как только я смогу его принять.
– Что тут без меня случилось? - спросил я Людмилу, когда она пришла с работы.
– И тебе непонятно? - засмеялась она.
ЮРИИ ЛИННИК СМОЛЕВКА
Цивилизацию мыслящих растений впервые описал Фламмарион. Впрочем, у него были предшественники. Разве травы и деревья в фольклоре не разговаривают с человеком? Когда Нарцисс превратился в цветок, то он не потерял самосознания.
Только оно как бы переключилось на другой уровень.
В современной фантастике люди часто встречаются с фитоморфными цивилизациями [Фитоморфный - буквально: подобный растению, растениеобразныи. Образовано по аналогии с выражением “антропоморфный”.]. Особенно блистательно эти контакты описаны у К. Саймака.
Идея фитоморфных цивилизаций интересна во многих аспектах. Прежде всего она свидетельствует о том, насколько далеко продвинулся человек в преодолении антропоцентризма! Это прекрасно. Ведь снятие шор и рамок расширяет сознание.
А узость антропоцентризма известна. Даже в пределах земной биосферы эта форма ограниченности привела к непоправимым ошибкам. Сколь же трагически неверной она может оказаться в масштабах космоса!
Материя неисчерпаема. И материя неизбежно приходит к разуму! Эти философские положения вдохновляют. Неисчерпаемая материя должна идти к разуму неисчислимыми путями.
Это логично, это естественно. Наше сознание должно адаптироваться к бесконечности мира. Эта бесконечность несводима к монотонной протяженности, к неограниченному повторению одного и того же. Тут предполагается и бесконечность в качественном разнообразии явлений. В мире много небывалого, непредсказуемого!
Цивилизация растений - это, конечно, фантастика. Но фантастика эвристичная! Она дает импульс для творческой мысли, для нетривиальных поисков. Строгость логики и воля воображения - вот два крыла, поднимающих мысль. Но не всегда они находятся в равновесии, иногда здесь нужен перепад, асимметрия. Крыло воображения дает резкий крен вверх - и мысль быстро набирает головокружительную высоту. Эти виражи нередко кончаются падением на трезвую почву фактов.
Науке нельзя без риска. Иначе ей суждено оставаться на плоскости, в замкнутом порочном кругу. Гипотеза фитоморфных цивилизаций тем и интересна, что ей присущ радикальный отрыв от привычного. Сейчас невозможно оценить степень вероятности этой гипотезы. Быть может, в космосе есть только антропоморфные цивилизации. Но вероятно, они встречаются редко, и преобладают фитоморфные или иные цивилизации. Все эти рассуждения пока очень и очень абстрактны. Конечно, проще всего смотреть на космос со своих позиций и считать, что закономерности земной биосферы являются универсальными. Этого ведь тоже нельзя исключить. Как нельзя исключить и того, что наша профессия - единственная в космосе. О эти неопределимые вероятья! Долго еще они будут искушать человеческий разум.
Материя устремлена к самопознанию, разуму. На земле этого рубежа достиг только человек. Есть ли шансы у других существ дойти до аналогичного уровня? Известна гипотеза о цивилизации дельфинов на.нашей планете. Независимо от своей состоятельности или. несостоятельности она принесла пользу, ибо тоже содействовала преодолению антропоцентризма. Иногда можно услышать рассуждения о коллективном разуме общественных насекомых. Это предположение кажется особенно фантастичным. Но его эвристическая ценность не вызывает сомнений.
Долгое время процессы мышления человек считал исключительно прерогативой своего мозга. Действительно, в нашей нервной системе материя обрела невероятную тонкость и сложность! Но все-таки мышление нельзя связывать с одним и только одним субстратом, хотя бы и таким высокосовершенным, как материя человеческого мозга. Мы уже построили мыслящие машины. Пусть их мышление не является таким гибким и творческим, как наше. Но это все же несомненно мышление!
Для его функционирования вовсе не нужна органическая нервная ткань. Она оказалась вполне заменимой техническими блоками. Между мозгом и машиной есть безусловный сущностный изоморфизм, однако и субстрат, и конструктивное построение здесь совершенно различные. Кибернетика тоже содействует преодолению антропоцентризма. Хотя в кибернетических устройствах моделируется человеческое мышление, но все-таки становится ясным, что это мышление может осуществляться на иной, не антропоморфной основе.
Могут ли быть какие-нибудь иные, не технические подобия наших нервных структур? Было бы странным услышать отрицательный ответ на этот вопрос. В принципе вполне мыслима биологическая кибернетика - технические узлы в ней будут заменены живыми системами. Представьте себе гигантский мозг, где вместо электронных ячеек используются особи растений или насекомых! Соединенные в одну сложнейшую схему, они станут работать как нечто целое. Мозг пчелы или завязь растения устроены сложнее любого диода. Поэтому их бионическое использование в будущих ЭВМ исключить нельзя. Конечно, до такой кибернетической бионики очень далеко. Но предсказывать ее некоторые узловые черты можно уже сегодня.
А теперь - фантастика. Представим себе, что растения гдето уже соединились в интегральную схему, и стали мыслить.
Как произошло соединение? Предположим, с помощью единой корневой системы. Или через биополевое взаимодействие.
Для нас это довольно частные детали. А главное - факт. Конечно же, факт фантастический, но предположим, что достоверный: в космосе родилась мыслящая фитосфера.
Как-то белой ночью я пришел на свои любимые скалы. Есть у меня там заветное место: валун на высоком плато, а возле него несколько цветущих смолевок. Это ночные травы. Благоухать они начинают после восхода солнца. В их белых ажурных лепестках сосредоточилось все волшебство белой ночи.
Я пристроился около смолевки, вынул блокнот для записей.
Но что-то меня насторожило в облике любимого растения.
Внимательно присмотревшись к нему, я понял, почему смолевка мне показалась необычной. Все ее венчики были обращены в одну сторону. И мне почудилось, что они медленно-медленно поворачиваются! Я был ошеломлен явной странностью в положении венчиков. Создавалось ощущение, будто они на что-то нацелены и стараются не упустить цели из виду. Но что могло привлечь их внимание?
Я направил бинокль на горизонт, как раз в том направлении, куда смотрели зачарованные смолевки. В поле моего зрения сразу же оказались Плеяды. Еле заметным серебряным ковшиком висели они в бледной синеве летней ночи.
Плеяды только-только взошли над горизонтом. Плавно они поднимались ввысь - по наклону своего вечного пути. И венчики смолевок словно повторяли эту наклонную траекторию!
Да, да, они явно следили за Плеядами. Каждый цветок был похож на телескопик с часовым механизмом. Узкая трубочка венчика-как тубус: надрезанные лепестки-какпротиворосник.
Но я понимал, что это чисто внешняя аналогия. Скорее даже метафорическое сближение. Если смолевка и впрямь наблюдает за Плеядами - а в этом было трудно усомниться! - то тут работают совсем не оптические каналы. Какие же тогда?
О, если бы хоть чуть-чуть приблизиться к ответу на этот вопрос! Венчики смолевок вели себя как телескопы. Уточним только: как радиотелескопы. В их действии была поразительная точность и синхронность. Будто кто-то управлял движением венчиков и делал это с безукоризненностью автомата.
Потрясенный своими наблюдениями, я лихорадочно пытался понять, что за явление представилось мне. В голову приходили самые разные соображения и гипотезы. Но в этом вихре догадок и предположений сразу означились две возможности.
Первая: движение венчиков не имеет связи непосредственно с Плеядами. Многие цветы следят за солнцем. Но смолевка - полуночник. Однако ее пращуры могли быть солнцелюбивыми.
Потеря связи с солнцем произошла не в такую уж далекую пору, а тогда, когда точка весеннего равноденствия находилась в соседстве с Плеядами. Ритм когда-то целесообразного движения сейчас случайно воспроизводится смолевкой. Быть может, заблокированная в генах программа прорвалась наружу. И вот мы видим явление, которое можно назвать инерцией памяти.
Однако растение само устранит эту оплошность в генотипе.
Смолевка снова станет недвижной, поникшей, какой и положено быть ей, траве-ночнице.
Но меня смущала и другая возможность - странная, бесконечно фантастическая. А что, если смолевка находится к контакте с Плеядами? И работает как телескоп с приводом: управляется издалека - на безмерном расстоянии?
Не забыть мне эту ночь! Все в ней было каким-то удивительным, ирреальным. Серп розового месяца казался невероятно огромным - можно было провести рукой по его зазубринкам. В криках чаек угадывалась необыкновенная стройность, будто неведомый дирижер разучивал с ними прекрасный гимн.
Ночные бабочки-совки бесстрашно садились на мой блокнот и своими антеннками явно сканировали меня. Что вы хотите узнать, совки? Душа человека открыта и для самого малого существа.
В заре сиреневые тона сменились пунцовыми. Плеяды поднялись уже высоко, под ними сверкал Альдебаран. Венчики смолевки по-прежнему были обращены в сторону маленького семизвездия. Удивительная связь! Словно с Плеяд нечто передавали растению и оно не хотело пропустить и бита информации. Что-то лунатическое, заколдованное было в смолевке. Будто Плеяды ее загипнотизировали и держат в своей доброй власти. Я тоже ощутил этот звездный гипноз. Глядя внутрь глубокого венчика смолевки, я вдруг ощутил, что он втягивает меня с омутной силой. Путаясь в белых проводах тычинок, я падал и падал в какую-то бездну. Но сон овладел мной ненадолго. Вскоре он развеялся, и я огляделся вокруг.
Это была не Земля. Но какое-то неуловимое сходство с нею ощущалось в пейзаже. Освещение было такое же, как и в нашу белую ночь. Однако в тающей синеве звезд просматривалось больше. И были они заметно крупнее, ярче.
Меня окружали гигантские причудливые скалы. На них виднелись пятна лишайников. Они явно складывались в какую-то живопись. Да, в них можно было уловить тонкую композицию!
Но смысл этих наскальных фресок оставался мне непонятным.
Задумав подойти к ним поближе, я вдруг остановился, ощутив на себе чей-то взгляд. Обернувшись, я увидел растение. Это была смолевка, но только очень большая. Ее венчики находились на уровне моих глаз. И все они были повернуты в мою сторону.
И я услышал немой голос: он звучал во мне, и его интонации были явно моими. Но только слова были незнакомые. Словно я сам с собой разговаривал на неведомом языке. Собственно, это даже были не слова, а странно озвученные волны мыслей.
– Где я?
– В Плеядах. На одной из планет, вращающихся вокруг Альционы. Ты ведь любишь наше звездное скопление?
– Конечно. Это такая радость: глядеть на сверкучее гнездо Плеяд.
– Теперь ты их можешь увидеть Как бы изнутри.
– А в этой планете есть сходство с Землей?
– Наверно. Но угол оси у нашей планеты такой, что на этой широте всегда белые ночи. А у вас они преходящи.
– Вечная белая ночь! Это так поэтично.
– Мы любим поэзию, но она не похожа на вашу. Это поэзия запахов.
– И она может многое передать?
– Да, она способна воплотить самые тонкие и сложные чувства.
– Я хочу больше узнать о вашем мире.
– Ты узнаешь все. У нас нет тайн от мыслящих существ, даже если они совсем не похожи на нас. Тебя заинтересовали наши наскальные фрески? Это действительно живопись. Телепатически мы управляем ростом лишайников и таким образом воплощаем свои живописные замыслы. Ты воспринимаешь мир через оптический канал. Но наше зрение устроено иначе. Можно сказать, что это зрение-интуиция, роль световых лучей здесь играет биополе. Оно способно распространяться на космические расстояния, вот почему мы можем ощущать даже твою Землю.
Несмотря на столь глубокие различия в восприятии, мы одинаково судим об. одном и том же явлении. Скажем, о ландшафте или картине. Возникающие,у вас и у нас внутренние образы изоморфны друг другу.
Но вернемся к фреске. Сюжет ее фантастический. Здесь мы изобразили встречу землян с нашей цивилизацией. Почему выбраны именно земляне? Потому что других антропоморфных цивилизаций поблизости от нас нет, А контакт с разумом, возникшим на иной основе, так заманчив!
Откуда мы знаем о вас? Вот сейчас ты услышишь нечто совершенно новое для себя. Ваши ученые еще не знакомы с космической экологией. Понятие популяции имеет для них узко земной смысл. А между тем вид есть явление космическое! Да, да. Обычно соседние биосферы имеют одинаковый набор видов.
И это естественно: жизнь переносится в Космосе. Но иногда одинаковые виды возникают на разных планетах самостоятельно.
Это происходит по разным причинам: и благодаря единству законов эволюции, и в силу того, что видовые генотипы в образе биополей мигрируют по всей Вселенной, при благоприятных условиях они могут быть ассимилированы той или иной биосферой.
Видовое разнообразие Вселенной неисчерпаемо. Однако в распределении видов есть свои локальные закономерности. Насколько мы знаем, наша популяция охватывает лишь четыре планеты, одна из них и есть твоя Земля.
Нет, земные смолевки не пришли к разуму! Это вполне обычные растения. Но ты должен знать важнейший биокосмический закон: любая эволюционная линия имеет шанс придти к разуму. Пусть вероятности для этого часто очень малы, но принципиальная возможность есть всегда. И вот шанс нашей популяции реализовался здесь, в лучах Альционы. Как это произошло? Ты знаешь, для нас это трудный вопрос - точно так же, как и для тебя. Возникновение и становление разума на нашей планете остается загадкой во многих своих конкретных чертах. Но общая схема прорисовывается довольно отчетливо.
В ее основе лежат принципы соединения! Это знакомо и вам, землянам. У нас возникли сложные экологические условия, потребовавшие увеличения коммуникаций между особями. Наше биополе невероятно усилилось. Этот процесс привел к качественному скачку: биополя особей интегрировались в одно биополе. Это стало началом неосферы на нашей планете.