— Не я, твоя травница.
— Не понял?
— Набирала тебя, набирала, ты не абонент и в скайпе не отвечаешь, она забеспокоилась и в регистратуру клиники позвонила, чтоб узнать, все ли с тобой в порядке.
Земских посмотрел на экран включившегося телефона. Куча неотвеченных звонков, большая часть которых от его девушки Оксаны. Надо было бы перезвонить, но Леша написал смс: «Со мной все в порядке, я на частной консультации. Пока занят».
— Поругались? — полюбопытствовал Валера.
— Нет.
— Да, вопрос глупый. Ты ни с кем не ссоришься, и мне всегда было любопытно почему.
— Ты уже задавал мне этот вопрос.
— Да, но ответ меня не удовлетворил. Ты сказал, что человек не конфликтный, но я тоже… Ненавижу скандалы, терки, негатив. А постоянно с кем-то собачусь.
— Значит, конфликтный.
— Да нет же! Просто я не равнодушный.
— То есть я?..
— Производишь впечатление абсолютного пофигиста. Но я думаю, что ты не такой. Ты просто эмоции прячешь. Причем очень и очень глубоко. Вопрос: зачем?
— Когда получишь диплом психолога, я приду к тебе и расскажу.
— А друг лучше любого мозгоправа, ты разве не знал?
И тут Алексей расхохотался. Насмешливо и зло. Прореагировал так, как человек, который не прячет эмоций. В общем, сделал то, от чего воздерживался долгие годы.
— Фомин, ты такой наивный дурачок, — отсмеявшись, сказал он. — Друг — это бомба замедленного действия. Нет, даже не так… Это мина, оставшаяся в земле со времен войны и ждущая своего часа, чтобы взорваться.
— Я не понимаю…
— И не надо тебе, Валер.
— Да что с тобой сегодня такое? — вскричал Фомин. — Ты сам не свой.
Сказать, не сказать?
— Меня ночью похитили инопланетяне и вживили мне в мозг жучок, — выдержав паузу, выдал Леша. — Теперь я — не я. — И завращал глазами.
— Да иди ты, — буркнул Валера.
Жил Земских неподалеку от клиники, в пятнадцати минутах езды. Поэтому его дом уже показался.
— Я тебя высажу на автобусной остановке, — сказал Леша другу. — Ты пойдешь в магазин, а я найду место для парковки. Встретимся у подъезда, идет?
Валера кивнул, затем спросил:
— Тебе чего-нибудь взять?
— Бутылочку «Боржоми».
— И все? А поесть?
— У меня есть рыба паровая, рис, овощи. На завтрак каша.
— Овсянка, сэр?
Леша кивнул, Валера скривился.
— Как ты при таком режиме питания можешь страдать от гастрита, понять не могу, — проворчал он, выбравшись из машины.
Именно на вновь разыгравшийся гастрит, которым Леша страдал в студенческие годы, Земских и грешил, когда ощутил первые боли в желудке. Он ужесточил диету, стал принимать таблетки, и состояние улучшилось, но ненадолго. Месяца на два, три. Все думают, что медики очень рьяно следят за своим здоровьем, но это не так. Медики разные. Кто-то раз в полгода обследуется, а кого-то увозят в реанимацию прямо из кабинета. Земских относился к той категории людей, которые бьют тревогу только тогда, когда уже нет сил терпеть. Хотя заболи у него что-то другое, не желудок, Леша обратился бы к врачу скорее. Он был молод, вел правильный образ жизни и не имел проблем со здоровьем. Вот только гастрит, мучивший на протяжении нескольких студенческих лет. Но гастритом страдал каждый третий сокурсник Алексея. Нерегулярное питание, дешевая дрянь, употребляющаяся в пищу, нервотрепка, выпивка.
О да, когда-то он пил. Но не курил. А все из-за мамы. Она так зависела от никотина, что не смогла отказаться от сигарет, когда это требовалось. При ее болезни легких курение было противопоказано, но матушка чадила. Не просто баловала себя сигареткой в день, искуривала пачку, а если нервничала, полторы. Но «легких». Как будто это могло ее уберечь. Леша помнил мать покашливающей, бледной. У нее были пожелтевшие от никотина пальцы и виноватое лицо. Она понимала, что загоняет себя в могилу, и ей было стыдно перед мужем и сыном. Умерла матушка, когда Леша поступил в институт. И он не плакал на ее похоронах. Не то чтобы Леше не было жаль родительницу, просто он считал, что она сама виновата. Брось она курить, могла бы еще жить и жить…
Отец Алексея после смерти жены стал выпивать. Супруга скончалась, сын уехал в большой город на учебу, и главе семейства Земских стало одиноко. Сначала он прикладывался к бутылочке после работы, потом начал и на работу приходить под хмельком. А чтобы не пахло, делал себе алкогольные клизмы. И все бы ничего, но он был хирургом. Причем лучшим в городе. Поэтому именно ему доверили делать сложную операцию на позвоночнике дочери мэра. Старший Земских операцию провалил. Допустил грубейшую ошибку и оставил девушку инвалидом. Естественно, началось расследование. За преступную халатность отец Леши был не только изгнан из клиники и лишен прав на проведение любых операций, но еще и срок получил, пусть и условный. После суда он ушел в запой, из которого, скорее всего, так и не вышел. Алексей не видел отца много лет, но знал, что тот жив. Если б умер, ему бы сообщили.
Земских встряхнулся. Хватит дум! Нужно найти место для машины, а то придется ехать до платной стоянки два километра. К счастью, Леше удалось пристроить свою «Тойоту» довольно быстро, поэтому, когда он подошел к подъезду, Валеры еще не было. Земских опустился на лавочку и прислушался к ощущениям. На желудке тяжесть, как будто переел, хотя он сегодня только чай пил. Зато ничего не болело.
— Эй, Леха, помогай! — услышал он голос Фомина.
Обернувшись, он увидел друга, который, обливаясь потом, пер четыре огромных пакета. Земских поднялся с лавки и взял у него два. Пакеты оказались тяжеленными.
— Ты в строительный еще забежал? — пробормотал Леша.
— Зачем? — рассеянно переспросил Валера, вытирая пот со лба согнутой в локте рукой.
— За кирпичами.
— В вашем магазине акция, три бутылки пива по цене двух. Я в ней поучаствовал.
— Только в этом пакете пять бутылок, — отметил Леша, заглянув в один из своих.
— Так я взял девять. А на сэкономленные деньги тебе «Боржоми» купил. Я молодец.
— Ты чревоугодник.
— Я эпикуреец. Или, если хочешь, бонвиван. Чревоугодник — это примитивно.
— Чем ты забил еще два пакета, эпикуреец?
— Еды прихватил. Не могу же я питаться твоей овсянкой.
Они поднялись на лифте на нужный этаж, и Леша отпер дверь в свою квартиру.
Жилье это он приобрел шесть месяцев назад. Вернее, выплатил за него ипотеку. А вообще в квартире он жил уже шесть лет, но не считал своей до тех пор, пока не был погашен кредит.
Земских пригласил гостя войти. Фомин, переступив порог и скинув мокасины, тут же проследовал в кухню. Вскоре оттуда послышались громыхание посуды и женский голос, это Валерка взялся за приготовление пира, предварительно включив телевизор. Поскольку в помощи хозяина дома он не нуждался, Алексей отправился в ванную.
Он долго стоял под душем… Просто стоял. Голова опущена, глаза закрыты. Никаких мыслей.
— Ихтиандр, ты скоро вынырнешь? — раздалось из-за двери.
— Скоро, — ответил Леша. Он не порадовался тому, что Валера нарушил его безмятежность, но не стал просить оставить его в покое. С Фоминым он бывал резким, пусть и не часто.
— Тебе рыбу с рисом греть?
— Я не голоден. Выпью йогурта.
— Так дело не пойдет. Я не люблю один есть, ты это знаешь, так что будь добр, поклюй хотя бы риса.
— Фомин, отвали уже от меня, — не выдержал-таки Леша и закрутил кран. — Выйду из ванной, сам решу, что есть.
— Нет, сегодня ты совершенно определенно не в себе.
Алексей выбрался из ванны, вытерся, накинул халат. Рядом с его длинным синим висел короткий голубой. Оксанин. А на полочке стояли ее косметические и гигиенические средства. В прихожей — тапки, тоже маленькие, бежевые. В шкафу висели кое-какие вещи Оксаны. На прикроватной тумбочке лежала ее книга. Все это нужно будет собрать, чтобы вернуть хозяйке. Он расстанется с Оксаной сразу, как она вернется из командировки…
Вот только что именно сказать ей, перед тем как разорвать отношения?
Уж точно не правду.
Когда Леша зашел в кухню, то глазам своим не поверил. Не самый маленький стол был весь заставлен едой: тут и курица гриль, и суши, и салаты в пластиковых контейнерах, и овощи, и два вида хлеба.
— Знаю, переборщил, — вздохнул Валера, поймав его ошалелый взгляд. — Но когда я голодный по магазинам хожу, все хочу…
— Но не съешь же все?
— Нет, конечно. Попробую — да. А остатки придется выкинуть, потому что готовая еда тухнет мгновенно.
— Зато ты сэкономил на пиве, — усмехнулся Леша.
— Кстати, о пиве. Что-то я не хочу его сейчас. Под такую закусь чего-нибудь крепкого бы. У тебя нет коньяка или водочки?
— Есть.
— Серьезно?
— Мне, как и всем докторам, дарят алкоголь.
— Я думал, ты отказываешься от таких презентов.
— Я думал, ты отказываешься от таких презентов.
— Не хочу обижать людей — беру. Так что у меня, Валера, шикарный бар.
— И почему я впервые об этом слышу?
— Вот поэтому! — И ткнул в Фомина пальцем.
— Не понял?
— Да ты посмотри на себя в зеркало. У тебя глаза сейчас как у белки из «Ледникового периода» в момент, когда она видит вожделенный желудь. А она меж тем одержимая…
— Покажи мне свой бар.
— Хорошо, пошли. — Леша повел друга в гостиную. Дойдя до книжного шкафа, открыл нижние антресоли и продемонстрировал Валере их содержимое. — Ну что?
— Чувствую себя одержимой белкой, попавшей на остров, заваленный желудями.
— Что пить будешь, спрашиваю?
Фомин плюхнулся на свой необъятный зад, подпер подбородки кулаками и стал рассматривать бутылки, которых было не меньше пятидесяти.
— А можно текилу и водку? — выдал наконец Валера.
— Тебе завтра разве не на работу?
— К обеду. И я только продегустирую. Просто у тебя в баре стоит настоящая мексиканская текила. Не экспортная. Ее только там продают.
— Тогда зачем тебе обычная русская водка?
— Не обычная, а самая дорогая. Вот мне и интересно, что же в ней такого особенного.
— Хорошо, бери обе бутылки и пошли на кухню. Даже я проголодался.
Они уселись за стол. Валера тут же налил себе текилы и положил на тарелку куриный окорочок, оторвав его от тушки, и «селедку под шубой», а Леша взялся за «Боржоми» и помидоры черри. Они чокнулись и выпили.
— Ничего выдающегося, — отметил Валера перед тем, как приступить к закуске. — Хорошо, что ты мне водку взять разрешил. Моя матушка, тоже, между прочим, доктор, гастроэнтеролог, всегда говорила, что если пить, то ее. Даже тебе можно в малых дозах. Пропустишь стопарик?
Он всегда предлагал Леше выпить. И слопать что-нибудь жирное и вредное. Земских неизменно отказывался. И тут вдруг…
— А давай, — выпалил он, махнув рукой, как киношный алкаш, который на первое предложение ответил отказом, но с нетерпением ждал второго, чтобы согласиться.
— Серьезно?
— Наливай, пока не передумал.
Валера метнулся к шкафчику с посудой, достал еще одну стопку.
— Жаль, водка не ледяная, — пробубнил он, разливая ее. — Но и не теплая, уже хорошо. — Он подвинул Леше стопку, затем взял свою. — За что выпьем?
— До этого ты опрокинул в себя текилу ни за что.
— Я же пил один, а теперь у меня есть собутыльник.
— Ой, да ладно…
— Минуточку! — Фомин поднял указательный палец, похожий на среднего размера шпикачку. — Впервые я пью с лучшим другом. Впервые я пью столь дорогую водку. Впервые я… — И засмеялся. — Не знаю, какой тост произнести, чтоб он соответствовал случаю…
— Коль это такое значимое событие для тебя, давай выпьем за мир во всем мире.
— Гениально!
Они чокнулись и опрокинули в себя водку.
Валера крякнул, Леша закашлялся. Хоть вкус и не был омерзительным, но пить было неприятно. Наверное, дело все в температуре. Хотя в студенчестве они вливали в себя и теплую водку. Причем далеко не самую дорогую, а скорее напротив.
— Закуси, — посоветовал Валера, протянув другу куриную ножку со своей тарелки.
Леша вгрызся в нее.
— Несвежая, — поморщился он, но мясо разжевал и проглотил.
— Да нормальная. Бывает хуже. Но если не нравится, вот это отведай. Здоровая пища, кстати. — Валера ткнул вилкой в один из контейнеров.
— Что это?
— Спаржа с кунжутом.
— Ты это ешь?
— Думал, ты ешь.
— Не угадал.
— Хоть попробуй.
— Выглядит тошнотворно, не буду. Лучше рыбку погрею. — Земских достал из холодильника форель и засунул ее в микроволновку. Пока рыба грелась, Валера уплетал курицу и спаржу, которую залил кетчупом и майонезом, и то и другое он приобрел — в закромах Земских ничего подобного не водилось.
— Еще по одной? — предложил Фомин, когда Леша вернулся на свое место.
— Давай. Только я текилы хочу попробовать.
— Хозяин — барин. А я с вашего разрешения водочки. — Валера разлил напитки по стопкам. — За что сейчас?
— Давай за… Кто сегодня играет? Я про футбол.
— Германия с Францией.
— И за кого ты болеешь?
— За немчур, хоть у нас с ними за двадцатый век дважды случались непримиримые военные противоречия.
— Тогда выпьем за их победу. — И мужчины опрокинули стопки. Поставив свою, Валера, уже чуть захмелевший, обратился к Леше:
— Тебя Димитрич покусал, да?
— В каком смысле?
— Ты не знаешь этой шутки? Все, кто у нас вдруг развязывается, говорят, что их покусал Димитрич. Ну, это как с оборотнями…
— Аллегорию понял. И с Димитричем я сегодня имел беседу. Но он меня не кусал.
— Тогда что с тобой?
— Ты столько лет пытался меня споить. И вот когда тебе это удалось, ты…
— Я в недоумении. И тревоге.
— Все нормально, Валер. Я еще стопочку выпью и спать пойду.
— Как? А футбол?
— Не люблю его.
— Почему?
— Не знаю, как объяснить. Не интересно смотреть, и все. Как и любые командные игры.
— Хочешь сказать, ты в детстве не играл во дворе в футбол? В волейбол? В хоккей?
— Нет.
— Ты Маугли? — Валера вновь наполнил стопки. — Хотя дитя джунглей наверняка гонял с волками…
— Я Ихтиандр, ты правильно заметил.
— То есть у тебя есть жабры?
— Я родился и вырос у моря. Все детские игры были связаны с ним. Мы пропадали на берегу. Купались, ныряли, загорали летом, зимой катались на лодках, ловили рыбу и круглый год строили замки из гальки.
— За замки! Любые… В том числе воздушные.
Они выпили вновь. Три стопки для Леши, чуть ли не половину жизни воздерживающегося от алкоголя, могли бы стать убойными, но, как ни странно, он чувствовал себя бодро.
— А не лягу я спать, — решительно сказал он. — Футбол смотреть буду. И за французов болеть. Пусть русские и с ними воевали, не только с фрицами. Но мы победили всех.
— Увы, не в футболе.
— Хочешь попробовать еще что-нибудь из моей коллекции?
— Нет, спасибо. Как ты правильно заметил, мне завтра на работу.
— А если б нет?
— Тогда я открыл бы абсент и поджег его.
— Зачем?
— Темнота, его так пьют.
— Что-то не припомню на картине Пикассо «Любительница абсента» пламени.
— А я не припомню такой картины, но знаю, как подают этот напиток в клубах.
— Покажешь? — И унесся в комнату, чтобы достать из бара абсент. Когда Земских вернулся с бутылкой в кухню, Валера отложил куриное крыло и сердито проговорил:
— Слушай, Леха, завязывай.
— Так я только развязался.
— Ты уже пьян.
— Увы, нет. — Земских на самом деле не ощущал опьянения, только облегчение. Нервы, закрутившиеся за день в канаты, расслабились. — Давай, жги абсент. Потом пойдем смотреть футбол.
— Ты ж завтра умрешь.
— Нет, не завтра, — засмеялся Леша. — Где-то через три, пять месяцев.
— Не понял?
— Да не слушай ты меня, болтаю какую-то ерунду…
Фомин встал из-за стола и подошел к Земских. Взял его за плечи, посмотрел в глаза и тихо спросил:
— Леш, что с тобой?
— Да нормально все.
— Не ври.
— Сделай мне абсент, тогда скажу.
— Хорошо. — Он разжал свои пальцы-шпикачки и принялся колдовать над напитком.
Земских следил за Валерой с интересом. Когда тот поджег абсент, захлопал в ладоши.
— Ты точно ребенок, впервые увидевший, как фокусник достает из шляпы кролика, — хмыкнул Фомин.
— Неужто в клубах так делают?
— Ой, там чего только не насмотришься. — Он протянул Леше стакан и скомандовал: — Пей залпом.
Земских было немного страшно, но он сделал, как велели — опрокинул в себя горячий абсент.
— Вещь, — выдохнул Леша.
— Срубит сейчас, готовься.
— Не срубит, я поем. — И схватил контейнер с каким-то сомнительного вида салатом. Кажется, грибным. — Жаль, супа нет. Я бы сейчас навернул борща. Моя мама чудесно его готовила, она украинка. Из Кременчуга родом.
— Пошли в комнату, скоро футбол начнется.
— Может, ты еще замутишь мне чего-нибудь? Вот из текилы, например. Есть какие-то коктейли, которые так же эффектно готовятся?
— Текила-бум. Но ты ее не получишь.
— Почему?
— Да, я всегда хотел… научить тебя плохому. Помнишь «Ералаш»? — Леша покачал головой. — Не важно. В общем, споить хотел я тебя в первую очередь. Ну, и растормошить. Подбить на хулиганство… И вот сейчас, когда ты зажигаешь, я в ужасе… Потому что твое веселье на грани истерики. Объясни мне, Леша, что с тобой?
Земских хотел что-нибудь наврать. Потому что правду он намеревался скрывать ото всех. Но его срубило, как и прогнозировал Фомин. Леша обмяк, мозг его затуманился, а язык стал как вата и едва ворочался. Но он смог проговорить: