И подполковник Коваль вместо цифры "5" поставил перед этим вопросом единицу, обвел его синим карандашом и с помощью стрелки переместил его вверх, соответственно перенумеровав остальные.
Но и это не удовлетворило его.
Что из того, что приезжал какой-то бывший монах, который общался с первым мужем Каталин? Здесь полгородка в той или иной мере "общались" с тержерместером Карлом Локкером, некоторые как его приятели, большинство как жертвы.
Чем отличается от всех этот бывший монах? Круг снова замкнулся. А может, стоит вернуться к старой схеме?
Задумавшись, подполковник не услышал тихого стука в дверь. Опомнился только, когда вовсю загрохотали. Дмитрий Иванович понял, что это Наташа, которая пришла, как всегда, не вовремя. Он открыл дверь и вернулся к столу, проворчав: "Не мешай".
- Ну и надымил! Надо проветрить, - сказала Наташа, оставив дверь открытой.
Ветер ворвался в комнату, зашелестели на столе Коваля его бумаги, и он торопливо накрыл их ладонями.
- Закрой дверь!
- Как ты сидишь в таком дыму? Голова одна только видна.
И верно: клубы дыма, пронизанные солнцем, окутывали Коваля, словно облака горную вершину.
Подполковник тяжело вздохнул: ну уж теперь не даст поработать! Надо было оставаться в милиции.
Хотя в служебном кабинете ему не так думалось, как в гостинице, ежеминутно мог кто-нибудь заглянуть, войти, и шаги гулко доносились из коридора, и телефон все время отрывал от дела.
В Киеве работалось ему лучше всего в собственном садике, на свежем воздухе. В гостинице, конечно, не то, что дома, но все-таки более спокойно, чем среди хмурых стен уже обветшавшего здания милиции.
- Дик! - неожиданно воскликнула Наташа. - Смотри: драка! Иди сюда! Оторвись на минутку. Веселая какая драчка! - Наташа стояла у настежь раскрытого окна и казалась розовой в вечерних лучах солнца. - Она за ним бежит и кричит. Он остановится, обернется, ударит ее и дальше идет. А она опять его догоняет и опять что-то кричит. Вот дурочка - он ведь так ее изобьет. И где только твоя милиция ходит? Да иди же скорее! Это, кажется, цыгане.
Коваль поставил на бумаги тяжелую пепельницу и с недовольным выражением на лице подошел к окну.
По скверу с легким чемоданчиком в руке шла хорошо знакомая ему личность - освобожденный из камеры предварительного заключения Маркел Казанок. По всей вероятности, шествовал он на автобусную станцию или на вокзал. Его догоняла растрепанная и крайне возбужденная буфетчица Роза Гей, весь вид которой свидетельствовал о непримиримости. Шелковый ее платок сбился на спину.
Коваль все понял и поморщился. Ничего иного, кроме неприятного ощущения, напоминающего оскомину, Казанок у него не вызывал.
Догоняя неверного любовника, Роза забегала ему наперерез, разъяренно размахивая маленькими кулачками, беспрерывно что-то выкрикивала на своем языке и подпрыгивала, словно пытаясь укусить Маркела за нос. Здоровенный Казанок протестовал против ее выпадов как-то лениво и пренебрежительно: он сталкивал ее с дороги, отмахивался от нее, как от назойливой мухи, и молча, не оправдываясь, шел дальше.
Выкрики Розы долетали до окон гостиницы немного приглушенными расстоянием и высокими деревьями. Время от времени среди потока цыганских слов слышалось "подлец", "деньги" или еще что-нибудь в этом роде.
Повсюду останавливались любопытные прохожие, кое-кто из них шел следом за цыганской парой, и толпа зевак росла.
Вдруг Казанок оттолкнул Розу, пригнул голову и побежал, словно измученный пикадорами бык. Роскошные лакированные туфли его ослепительно замелькали на солнце.
- Смотри, убегает! Такой здоровенный!
- А-а-а! - завопила Роза и бросилась за ним.
Мальчишки помчались следом. К ним присоединился откуда-то появившийся милиционер. И вся эта длинная процессия за несколько секунд скрылась за деревьями.
Коваль только головой покачал:
- Так ему, Казанку, и надо!
- Ты его знаешь? - поинтересовалась Наташа.
- Он у нас по делу проходил.
- Ой, расскажи! Дик, расскажи! - загорелась Наташа.
- Это пока еще не для рассказов, - строго заметил подполковник. - И вообще дай мне спокойно поработать. Какие у тебя планы на сегодня?
- А никаких! - фыркнула Наташа. - Но если родной отец из дома гонит, то я, конечно, уйду.
- Ну, не дуйся, - уже мягче сказал подполковник. - Понимаешь, нужно немножко подумать, сосредоточиться. А ты вот пришла, подняла кутерьму... он подошел к Наташе и привычным жестом взъерошил ее мальчишескую прическу.
- Послушай, Дик, - серьезно сказала девушка. - Уж не сердишься ли ты на меня? - Она заглянула отцу в глаза. - Может быть, за тот опус о Нириапусе?
Как-то так получилось, что раньше они не касались этой темы.
- Но это ведь была шутка, Дик! Ты сам говорил, что человек, который не понимает шуток...
- Нет, нет, - перебил ее Коваль. - И не думай. В нем даже что-то интересное есть, в этом опусе. Я думаю, если умеешь подмечать смешное, значит, можешь и серьезно отнестись к делу. И вообще написано не бездарно.
- Я не одна писала. Вместе с друзьями. Это наше коллективное произведение.
- А не хочешь ли ты сама стать детективом?
Наташа засмеялась и отрицательно закачала головой, замахала руками.
- Меня, между прочим, Капитолина Сергеевна в кино сегодня приглашала, - вспомнила она. - И тебя - тоже.
- Вот и прекрасно, - обрадовался Коваль. - Иди с ними и извинись за меня, скажи: занят по самые уши... Там, кажется, и сын их, студент, на каникулы приехал, - добавил он лукаво.
Наташа сперва сердито взглянула на отца, потом улыбнулась и плотно закрыла за собой дверь.
Подполковник вернулся к столу. Отпер ящик и достал первую свою схему, испещренную многочисленными исправлениями и разноцветными пометками.
Расчертил и заполнил чистый лист.
"О Г Р А Б Л Е Н И Е"
Д л и н н ы й и К л о у н ------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Будучи доставлены | 1. Отрицают свое участие | 1. Правдивость
из Тюменской | в убийстве. | показаний Клоуна
области признались, | | и Длинного.
что в ночь с 15 на | |
16 июля были во | |
дворе Иллеш, к | |
которой пришли, | |
чтобы ограбить ее. | |
| 2. Оба твердят, что | 2. Знают ли они
| слышали в доме | что-нибудь о
| предсмертный хрип, | перстне?
| побоялись войти и |
| убежали. |
| | 3. Где их ножи? ------------------------------------------------------------------------
"Н А С Л Е Д С Т В О"
Э р н с т Ш е ф е р и е г о ж е н а А г н е с с а ------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Нет алиби. | 1. Старик Коповски | 1. Фраза жены Шефера
| опознал перстень. | Агнессы: "Ты этого
| Видел его на руке | не сделаешь,
| отца Каталин. | Эрнст! Ты
| Перстень фамильный, | пожалеешь меня и
| унаследован по | детей!" - до сих
| старшенству Эрнстом | пор не
| Шефером, а носил его | расшифрована.
| зять - жандарм Карл |
| Локкер. | 2. Коповски настаивает | | 2. Агнесса Шефер
в своих показаниях | | отказывается от
на подозрительности | | этих слов,
поведения Шефера. | | создавая алиби
| | мужу. ------------------------------------------------------------------------
"М Е С Т Ь"
С т а р и к Т и б о р К о п о в с к и ------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. У самого Коповски | 1. Ненависть к семье | 1. Не хочет ли
алиби нет. | Локкеров - Иллеш с | прикрыться"
| годами притупилась, | Эрнстом Шефером?
| стала вялой. Больной |
| старик думает о своем |
| спокойствии. |
| 2. Чересчур запоздалое |
| проявление мести |
| (мог бы и раньше). | ------------------------------------------------------------------------
На этом Коваль остановился и размашисто написал синим карандашом: "Коповски отпадает".
Дальше снова шли "Старые связи. Монах" - та самая версия, которая теперь больше всего интересовала его. Он чувствовал, что за появлением монаха в городке кроется нечто большее, чем посещение родных мест.
Дмитрий Иванович перенес в схему все, что написал на отдельном листке о монахе, и задумался. Время от времени он отрывался от своих размышлений и снова и снова просматривал схему с заголовком: "Старые связи. Монах".
Монах, монах, монах!.. Увидеть бы его, расспросить. И в самом-то деле, это не просто запутанное дело, а какой-то "Путь к Нириапусу".
Прежде всего следует найти ответы на вопросы, возникшие сегодня: кто такой "брат Симеон", что он делал в городке 26 июня, какие у него были взаимоотношения с семьей Иллеш? Как только найдут этого "брата", Семена Гострюка, он...
А пока что нельзя забывать и о других, не до конца проработанных версиях. Надо думать и над тем, например, можно ли верить Длинному и Клоуну. Какое странное стечение обстоятельств: нагрянули в чужой двор, чтобы войти в дом и ограбить человека, а там, оказывается, уже кто-то грабит. Даже убивает. Невероятно! Не исключено, что Бублейников в чем-то прав, сомневаясь в правдивости показаний Кравцова и Самсонова.
А что делать с господином наследником, с этим Шефером? Почему все-таки и он сам, и его жена скрывают свою ссору в ночь на шестнадцатое июля? Следует еще раз допросить их. Лучше поручить это Вегеру. Местные жители знают капитана давно и, возможно, будут с ним откровеннее.
А перстень? Что если Каталин прятала его где-то в шкафу и он выпал вместе с вышвырнутым бельем?
Может быть, убийца специально искал его? Вряд ли. Кто, кроме Эрнста, мог знать, что у Каталин есть этот перстень?
Коваль встал и, по своему обыкновению, зашагал по комнате, останавливаясь в задумчивости то возле кровати, то у двери, то возвращаясь обратно к столу и постукивая по нему пальцами.
Но вот он склонился над схемой и, стоя, дописал внизу: "ОТПАЛИ". 1. Версия "Убийца - Маркел Казанок". 2..."
Сделал неуверенный шаг от стола, потом снова углубился в схему и большими буквами написал: "Где же орудие убийства? Где нож?!" И, резко подчеркнув эти слова красным карандашом, пробормотал: "Черт побери!"
Еще немного потоптавшись возле стола, вспомнил о свидетеле рабочем, который, идя со второй смены мимо дома вдовы Иллеш, слышал, как кто-то во дворе позвал ее на немецкий лад: "Катарин!" Не ошибся ли этот рабочий? "Катарин" - "Каталин" - разница только в одном звуке. Во всяком случае, на этом пока ничего нельзя базировать. Но и забывать это тоже не следует.
И подполковник вписал в свою схему показания рабочего.
Закончив работу со схемой, Коваль почувствовал, что ему душно в номере даже у раскрытого настежь окна. Только сейчас заметил, что на улице поздний вечер и что на столе горит лампа, которую он машинально включил. Захотелось размяться, походить, подышать воздухом и поразмыслить над тем, что еще не оформилось в конкретную версию, но уже побуждало думать и сопоставлять.
Погасив лампу, закрыв комнату и отдав ключ дежурной, он вышел из гостиницы. С освещенной главной улицы городка подполковник свернул в тихий переулок. Сначала шагал быстро, потом побрел, бесцельно посматривая по сторонам.
Сейчас, в темноте, городок еще больше, чем днем, напоминал Меркуря-Чукулуй. Подумалось о такой приятной неожиданности, как встреча с Антоновым, возвращение в далекую молодость, вспомнилась и теплая апрельская ночь в горах, когда ловили диверсантов.
Коваль добрел до какого-то перекрестка и очутился у входа в парк. Он прошел в глубину аллеи и опустился на скамейку.
Через две скамьи от него сидели влюбленные.
- Ну, пусти, ну, не надо... - кокетливо произнесла девушка, высвобождаясь из объятий парня.
Дмитрий Иванович машинально взглянул в их сторону, но тут же снова окунулся в свои мысли. О Ружене думать ему не хотелось. Не ревнует ли он? Но к кому? С кем она могла бы вот так сидеть на скамейке или прогуливаться по парку? Нет, плохо думать о ней он просто-напросто не имеет права. Если и ревновать ее, то разве только к звездному небу над Киевом, к плеску днепровской волны, к свежему ветру над городом...
Нет, о Ружене потом. Кончится командировка, разоблачен будет убийца вдовы Иллеш, и он вернется домой. Тогда и даст волю своим чувствам, мечтам и надеждам. А пока...
Так почему же все-таки все называют Каталин Иллеш вдовой? Ведь второй ее муж Андор - жив. Вдовой стала она после смерти Карла, а после того, как вышла за Андора, вдовою быть перестала. А вот так уж повелось - вдова и вдова. И даже когда сменила фамилию, осталась для всех вдовой Карла Локкера. Интересно!
Сколько все-таки белых пятен в его схемах! Все еще неизвестно, кого ждала в гости Иллеш. Кто был у нее?
"Кто был у нее? Кто был у нее? Кто был? Кто?" - без конца повторял Коваль и неожиданно подумал: "Может быть, все-таки "брат Симеон"!" От этой мысли напряглись нервы. Неужели это и есть верный путь?
В детстве он с товарищами играл в такую игру: кого-нибудь назначали "шпионом", и когда "разведчик", который выходил из другой комнаты, приближался к "шпиону", все хором кричали "тепло", когда удалялся от него - "холодно", а когда оказывался рядом - "жарко!". И так - пока "разведчик" не угадывал.
Сейчас подполковнику стало "тепло".
В случае, если был монах, то и нож, конечно, не здесь надо искать, а у "брата Симеона". Впрочем, зачем бывшему монаху, столько лет спустя, убивать семью Иллеш?
Темное прошлое у семьи Локкеров-Иллеш... А посылки?! Андор посылал их из Будапешта... А что за люди присылали ей посылки из других городов Венгрии? Кто же мог делать ей такие подарки? И почему? Придется обратиться за помощью к венгерской милиции. Может быть, у нее еще какая-то родня объявится?
Но снова и снова мысленно возвращался он к монаху. Как стрелка компаса - всегда на север!
Подполковник встал, прошел мимо влюбленных, которые уже нашли общий язык и мирно целовались, ничего и никого не замечая вокруг, и свернул в аллею, где тихо и таинственно шелестела листва.
Думать больше не хотелось ни о чем. Голова была тяжелой от усталости и волнений, и это мешало даже любоваться природой. К сожалению, в запутанном деле Иллеш, вопреки оптимизму Бублейникова и Тура, пока все еще гораздо больше вопросов, чем ответов.
"Дело прояснялось, - с горькой иронией вспомнил Коваль строку из Наташкиного детектива. - Стало ясно, что очень..."
VI
После шестнадцатого июля
1
Все, кто занимались расследованием убийства семьи Иллеш, встречались не только на оперативных совещаниях - все время обменивались мнениями, делились новостями. А когда надо было выработать кардинальное решение, собиралась оперативно-следственная группа во главе с Иваном Афанасьевичем Туром и подполковником Ковалем.
Почти через две недели после шестнадцатого июля состоялось совещание узкого круга людей, которые держали в своих руках все нити дела Иллеш и могли быть между собой откровенными до конца: Тур, Коваль, Бублейников, Вегер. На этом совещании шпаги скрестились на версии "Убийцы - Кравцов и Самсонов".
По мнению Тура и майора Бублейникова, все было ясно и понятно. И даже то, то подозреваемые в один голос и почти в тех же выражениях твердили, что, мол, собрались и пошли грабить, но не грабили и не убивали, Тур и Бублейников считали говорящим не в их пользу.
- Сказки! Глупости! - с легким оттенком пренебрежения в голосе восклицал майор Бублейников. - Здесь не может быть двух мнений. И вся эта их околесица, что боялись быть ошибочно привлеченными к ответственности, не стоит выеденного яйца. До чего только не додумаются, чтобы выйти сухими из воды!
Но все карты спутал Коваль.
- А знаете, я мог бы понять их, Кравцова и Самсонова, - сказал он. И мне их объяснения не кажутся неправдоподобными. Особенно, если принять во внимание печальный опыт Кравцова. Разве у него не могло возникнуть сомнение в нашей объективности?
Майор Бублейников знал, что следователь Тур, человек молодой и решительный, разделяет его взгляды, и эта поддержка вдохновляла его.
- Так что же, по-вашему, Дмитрий Иванович, - спросил он Коваля, иронически улыбаясь, - Кравцов сидел не за свои преступления, а из-за ошибок милиции и следствия?
Коваль не ответил.
Тур, который с помощью Бублейникова уже начал официальное следствие по Кравцову и Самсонову, сказал:
- Ну, в нашей милиции иной раз и в самом деле зеленые лошади бегают! Не защищайте уж, Семен Андреевич, честь мундира! - Тур произнес эти слова твердо и для вящей убедительности даже положил ладонь на стол. - Но вы знаете, Дмитрий Иванович, - продолжал он, обращаясь к Ковалю, - Самсонов, этот самый Клоун, не далее как вчера заявил на допросе, что во дворе они с Кравцовым разошлись, и теперь он не уверен, что тот не заходил в дом.
Бублейников поспешил прикрыть глаза, чтобы спрятать торжествующие искорки.
- То есть как это "не уверен"? - удивился Коваль, который уже передал подозреваемых Туру и больше не присутствовал на допросах. - А сколько времени действовали они поодиночке? И что значит - Самсонов "уверен" или "не уверен"? Он-то ведь все равно был рядом.
- Говорит, так испугался, что не понял, что делается возле дома и куда девался Кравцов.
- Все это похоже на выдумки, - заметил Коваль.
- А мы с Иваном Афанасьевичем думаем, что в конце концов Самсонов все расскажет, - сказал Бублейников, делая ударение на слове "мы". - Завтра скажет, что Кравцов был в доме, но не знает, что он там делал. Послезавтра - что Кравцов заставил его пойти на грабеж. А еще через день засвидетельствует, что тот убил всех троих, а он, Самсонов, молчал, потому что Кравцов его запугал. Тогда, на очной ставке, признается и сам Кравцов. И, наверно, расскажет, как Самсонов участвовал в убийстве. Долго ждать не придется, четыре-пять дней максимум. Вы ведь знаете, Дмитрий Иванович, что когда один из участников преступной группы начинает говорить что-нибудь "от себя", то это щель, пользуясь которой можно расшатать и разрушить всю их нехитрую композицию, все их вранье. И мы это сделаем.
- Мне так не кажется, - покачал головой подполковник. - Но не будем терять и этой надежды, помня о необходимости всестороннего расследования и доследования всех возможных обстоятельств и предположений. Кстати, имея в виду именно это, я взял у прокурора санкцию на арест Семена Гострюка.