И кошки. Три кошки спали в пятне солнечного света, спутавшись в один клубок.
Глория сидела за маленьким столиком на гнутых ножках, более подходящим для будуара, чем для рабочего кабинета. В бледно-розовом платье с пышными рукавами и кругленьким воротничком она выглядела олицетворением невинности и доброжелательности… однако Джулия заметила ее обгрызенные ногти.
– Мисс Саммерс. – Глория поднялась из-за стола, приветливо улыбаясь. – Поскольку вы приехали вовремя, вы легко нас нашли.
– Да, очень легко. – Джулия повернулась к Глории боком, чтобы протиснуться между очередным столиком и скамеечкой для ног. – Я высоко ценю ваше согласие на эту встречу.
– Не стоит благодарности. Ева – одна из моих давних и ближайших подруг. Как я могла отказать? Присаживайтесь, пожалуйста.
Джулия села. Естественно, ни одна из них не станет вспоминать стычку на приеме Евы, но обе знали, что преимущество на стороне Джулии.
– Чай, кофе?
– Нет, ничего. Благодарю вас.
Мучительно размышляя утром, явиться на эту встречу или отменить ее, Джулия выпила столько кофе, что его хватило бы на неделю.
– Итак, вы хотите поговорить о Еве, – начала Глория голосом жизнерадостной монахини. – Я знаю Еву лет тридцать, пожалуй. Признаюсь вам, когда мы познакомились, я была напугана и очарована. Это случилось… это случилось как раз перед тем, как мы начали работать…
– Мисс Дюбари, – очень тихо и очень настойчиво прервала Джулия, – я бы о многом хотела поговорить с вами, о многом расспросить, но я чувствую, что мы не найдем общий язык, пока не проясним один вопрос.
– Неужели?
Сегодня Джулия была уверена только в одном: она не будет играть ни в какие игры.
– Ева рассказала мне все.
– Все? – Улыбка осталась на месте, как приклеенная, но под столом Глория сцепила руки. – И о чем же?
– Майкл Торрент.
Глория моргнула два раза и несколько изменила выражение лица. Если бы режиссер приказал ей изобразить легкое недоумение и вежливое смущение, делать второй дубль не пришлось бы.
– Майкл? Ну, конечно, он ведь был ее первым мужем. Естественно, что вы обсуждали его.
Джулия поняла, что актерский талант Глории до сих пор не оценен по достоинству.
– Я знаю о вашей связи. О клинике во Франции.
– Боюсь, что не понимаю вас. Джулия схватила свой портфель и опустила его на хрупкий столик.
– Откройте. Посмотрите. Ни скрытых камер, ни спрятанных микрофонов. Полная конфиденциальность, мисс Дюбари. Только вы и я. И даю вам слово, все, что вы скажете, не выйдет за эти стены.
– Простите мое смущение, мисс Саммерс, но я думала, что вы пришли поговорить о Еве для книги.
С трудом сдерживая вновь вспыхнувший гнев, Джулия вскочила и схватила портфель.
– Вы прекрасно знаете, почему я пришла. Если хотите играть замешательство, пожалуйста, но без меня. Джулия направилась к выходу.
– Подождите. – Глория была потрясена и не знала, как поступить. Если Джулия сейчас уйдет, один бог знает, сколько и как она напишет… – Почему я должна доверять вам?
– Мне было семнадцать, когда я оказалась беременной и незамужней. Я последняя стала бы осуждать вас.
Губы Глории задрожали. Веснушки, сделавшие ее любимицей всей Америки, ярко выступили на побледневшей коже.
– Она не имела права.
– Может, и так. – Джулия снова села. – Она рассказала мне по личным причинам.
– Естественно, вы ее защищаете. Джулия оцепенела.
– Почему?
– Вы хотите написать эту книгу.
– Да, я хочу написать эту книгу, – согласилась она, подумав: «Я должна ее написать». – Но я не защищаю Еву, а просто говорю вам, что все знаю. То, что выпало на вашу долю, потрясло Еву, изменило ее жизнь, повлияло на ее последующие решения.
"Этим решением была я, – напомнила себе Джулия. – Я здесь, я чувствую всю эту боль из-за аборта, который сделала Глория тридцать лет тому назад».
– То, что Ева пережила с вами в той клинике во Франции, изменило ее… изменило жизни других людей.
"Мою, моих родителей, Брэндона». Джулия заставила себя два раза глубоко вдохнуть воздух.
– Это связывает нас, мисс Дюбари, но я пока не могу объяснить как. Вот почему Ева чувствовала, что должна мне рассказать.
Но Глория не слышала и не видела ничего, кроме того, как рушится так тщательно построенный ею мирок.
– Что вы собираетесь опубликовать?
– Я не знаю. Правда, не знаю.
– Я не хочу разговаривать с вами. Вы не смеете разрушать мою жизнь.
Джулия вдруг почувствовала, что задыхается в этой захламленной комнате.
– Поверьте мне, я не хочу разрушать вашу жизнь.
– Я вас остановлю. – Глория вскочила на ноги, отлетевший стул задел кошек, и они возмущенно завизжали. – Я найду способ остановить вас.
"А может, уже пыталась это сделать?» – подумала Джулия.
– Не я ваша проблема, – тихо сказала она и вышла. «Ева. Ева – моя проблема», – думала Глория, свернувшись в кресле.
Дрейк решил, что дал Еве достаточно времени, чтобы остыть. В конце концов, они – семья.
Он нацепил на лицо обаятельную, слегка виноватую улыбку, поудобнее перехватил букет роз и постучал.
Треверс открыла парадную дверь и тут же нахмурилась:
– Она сегодня занята.
"Настырная ведьма», – подумал Дрейк, но хихикнул и проскользнул внутрь.
– Для меня Ева никогда не занята. Она наверху?
– Наверху. – Тренере ехидно улыбнулась. – Со своим адвокатом. Если хочешь подождать, жди в гостиной. И постарайся не совать ничего в карманы. Я за тобой слежу.
У него не осталось сил на обиду. Вся энергия улетучилась при слове «адвокат». Треверс оставила его в холле ошеломленного, со ставшими ненужными розами в руках.
Адвокат. Его пальцы сжались, но он не почувствовал уколов шипов. Ева изменяет свое чертово завещание. Хладнокровная сука вычеркивает его.
Ей это с рук не сойдет. Раздираемый яростью и страхом, Дрейк бросился вверх по лестнице, но на середине резко остановился.
Так нельзя. Опершись о перила, Дрейк сделал несколько глубоких вдохов. Если он ворвется к ней с криками, то лишь вынесет себе окончательный приговор. Но он не даст всем этим миллионам проскользнуть мимо его пальцев. Он их заработал, и, видит бог, он ими воспользуется.
На большом пальце выступила кровь. Дрейк рассеянно сунул палец в рот. Просто надо включить обаяние, извиниться, дать пару обещаний. Дрейк пригладил волосы, размышляя, спуститься ли в гостиную или подняться к Еве.
Не успел он принять решение, как увидел приближающегося Гринберга. Лицо адвоката было бесстрастным, но под глазами залегли тени, говорившие о бессонной ночи.
– Мистер Гринберг!
Адвокат взглянул на цветы, на лицо Дрейка, задумчиво приподнял брови, потом кивнул и продолжил путь вниз.
Старый лицемер! Дрейк попытался убедить себя, что поджилки у него не трясутся. Он снова проверил прическу, узел галстука. Потом решил, что не стоит выглядеть слишком побитым.
Перед кабинетом Евы Дрейк расправил плечи и тихо постучал. Когда на стук не ответили, постучал снова.
– Ева, – он добавил в голос чуточку раскаяния, – Ева, я хотел бы… – Он повернул ручку. Заперто. Заставив себя проявить терпение, попробовал снова. – Ева, это Дрейк. Я хочу извиниться. Ты знаешь, как много значишь для меня, и эта трещина в наших отношениях просто невыносима.
Дрейк ворковал, испытывая два желания: вышибить эту проклятую дверь и придушить Еву.
– Я просто хочу все уладить… я обязательно верну тебе все до последнего цента… если только ты…
Он услышал, как в конце коридора открылась дверь, и оглянулся, постаравшись выдавить пару слезинок. Затем заскрежетал зубами. Нина!
– Дрейк, – Нина просто излучала смущение, – прости, Ева просила передать тебе… Она так занята все утро.
– Мне нужна пара минут.
– Боюсь… Дрейк, мне действительно жаль, но она тебя не примет. Во всяком случае, сегодня.
Он попробовал замаскировать ярость обаянием.
– Нина, ты не могла бы замолвить за меня словечко? Тебя она послушает.
– На этот раз вряд ли. Сейчас не время для восстановления отношений. Она провела тяжелую ночь.
– Здесь был ее адвокат.
– Да, но… – Нина отвела взгляд и не заметила вспышку злобы в его глазах. – Ты же знаешь, я не могу обсуждать ее личные дела. Подожди еще пару дней. Я сделаю, что смогу.
Дрейк сунул ей розы.
– Скажи ей, что я вернусь. Что я не сдамся. Нина дождалась хлопка парадной двери, затем постучала.
– Ева, он ушел. Замок тут же защелкал.
– Нина, прости, что приходится сваливать на тебя грязную работу. – Ева уже спешила обратно к своему письменному столу. – Сегодня у меня нет на него ни времени, ни терпения.
– Он оставил тебе это. Ева взглянула на розы, – Делай с ними что хочешь. Джулия еще не вернулась?
– Нет, мне очень жаль.
– Ничего. – Ева подумала, что еще успеет поговорить с дочерью. – Не соединяй меня ни с кем, кроме Джулии и Пола. И не тревожь меня по меньшей мере час. Нет, лучше два.
– Ева, он ушел. Замок тут же защелкал.
– Нина, прости, что приходится сваливать на тебя грязную работу. – Ева уже спешила обратно к своему письменному столу. – Сегодня у меня нет на него ни времени, ни терпения.
– Он оставил тебе это. Ева взглянула на розы, – Делай с ними что хочешь. Джулия еще не вернулась?
– Нет, мне очень жаль.
– Ничего. – Ева подумала, что еще успеет поговорить с дочерью. – Не соединяй меня ни с кем, кроме Джулии и Пола. И не тревожь меня по меньшей мере час. Нет, лучше два.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– Прости, дорогая, сейчас не время. Нина положила цветы на письменный стол рядом со стопкой аудиокассет.
– Ева, ты совершаешь ошибку.
– Если и совершаю, это моя ошибка. Я приняла решение. Если хочешь снова пережевывать это, мы поговорим позже, но не сейчас.
– Чем дальше ты заходишь, тем труднее будет снова все исправить.
– Я из кожи вон лезу, чтобы все исправить. – Ева прошла к закрепленной на штативе видеокамере, проверила ее. – Два часа, Нина.
– Хорошо.
Цветы остались на письменном столе… словно лужицы крови.
Глава 26
Пол был так поглощен развитием сюжета своей книги, что не слышал телефонный звонок и вернулся к реальности, только когда услышал на автоответчике голос Джулии:
– Пол, это Джулия. Я просто хотела…
– Привет.
– О-о. – Она не сразу собралась с мыслями. – Так ты дома!
Пол оглянулся на экран компьютера, на нетерпеливо подмигивающий курсор.
– Более-менее. – Он оттолкнулся от письменного стола, взял трубку радиотелефона и вышел на широкий балкон. – Тебе удалось выспаться?
– Я… – Джулия не смогла солгать, хотя он уехал к себе только потому, что она согласилась провести утро в постели, не отвечая на телефонные звонки. – Я брала интервью.
– Ты…
Джулия поморщилась, физически ощутив его гнев.
– Черт побери, ты же обещала остаться дома. Ты не имела права выходить одна.
– Если быть точной, то я не обещала, и я…
– Почти обещала. Где ты?
– В телефонной будке в вестибюле «Беверли-Хиллз».
– Я еду к тебе.
– Нет, черт побери. Пол, перестань играть в отважного рыцаря и просто выслушай меня. – Джулия закрыла глаза, нажала на веки пальцами, надеясь хоть немного притупить головную боль. – Со мной все в порядке. Я в общественном месте.
– Ты валяешь дурака.
– Хорошо, я валяю дурака. Дурочку. – Она не закрыла дверь – просто не смогла запереть себя в стеклянном ящике, – и приходилось понижать голос. – Пол, я должна была уехать. Я чувствовала себя как в клетке. И я думала, я надеялась, что если поговорю с Глорией, то смогу лучше понять происходящее.
Подавив ругательство. Пол уставился на пляж внизу, на набегающие на песок волны.
– И поняла?
– Черт, не знаю. Но я знаю, что должна снова поговорить с Евой. Я немножко успокоюсь, потом поеду домой и попробую.
– Хочешь, чтобы я был с тобой?
– А ты бы… Ты бы мог подождать моего звонка? После школы Сесиль заберет Брэндона к себе… я поговорю с Евой… только я даже не представляю, что скажу ей… Но если бы знала, что, как только все закончится, я смогу позвонить тебе, мне было бы легче.
– Я буду ждать, Джил. Я люблю тебя.
– Я знаю. Не тревожься обо мне. Я справлюсь.
– Мы справимся, – поправил он.
Повесив трубку, Джулия не сразу вышла из отеля. Она еще не была готова встретиться с Евой лицом к лицу. В ней было еще слишком много гнева, слишком много боли. Сколько понадобится времени, чтобы они утихли хотя бы чуть-чуть?
Мужчина, в котором она узнала бы – если бы увидела – увлеченного журналом «инструктора по плаванию» из аэропорта в Сосалито, как тень последовал за ней.
Хватит ходить вокруг да около и изображать Мистера Приятного Парня! Дрейк был настолько взбешен, что залез на крышу своей машины, не беспокоясь о том, что царапает щегольскую краску, а неуклюже навалившись животом на гребень высокой стены поместья, даже не подумал, что может порвать трехтысячедолларовый костюм.
Ева считает его идиотом, мрачно размышляя Дрейк, обдирая ладони о камни. Но он не идиот. Он так умен и предусмотрителен, что, выходя из дома, отключил электропитание охранной сигнализации.
Он умен, предусмотрителен и заботится о своем будущем. И Ева не смеет выставлять его из дома, да еще через свою проклятую секретаршу. Ева его выслушает и поймет, что он не шутит.
Неудачно приземлившись и подвернув ногу, Дрейк заковылял через заросли олив к полю для гольфа. Он обильно потел и задыхался от боли и злобы. Ева не посмеет вычеркнуть его из завещания. Пусть только попробует!
Мужчина, следивший за Джулией, проводил ее до ворот поместья, затем решил объехать территорию и провести остаток дня, не выпуская из виду ворота. Работа была монотонной, но платили за нее хорошо. За сотню баксов в день плюс оплата расходов можно и потерпеть некоторые неудобства: жару, скуку и пластмассовую бутылку, в которую приходится мочиться.
Когда мужчина узнал «Порше», естественное любопытство заставило его остановиться. Пара царапин на крыше подсказала дальнейшие действия. Ухмыляясь, он залез на «Порше» и увидел Дрейка, ковыляющего между полем для гольфа и теннисными кортами.
Мужчине понадобилось лишь мгновение, чтобы решиться перелезть через стену. Умный человек не упустит своего шанса. Внутри он узнает гораздо больше, чем снаружи. И чем больше он узнает, тем больше ему заплатят.
Когда Джулия въезжала в ворота, навстречу ей пулей вылетел «Мерседес» Глории. Даже не взглянув на Джулию, Глория вдавила до упора педаль газа.
– Чуть бампер не потеряла! – крикнул Джо, качая головой, затем улыбнулся Джулии. – Эта дамочка водит хуже моего семнадцатилетнего сына.
– Она выглядела расстроенной.
– Выглядела так же, когда приехала.
– Она долго здесь была?
– Не-а. – Джо отделил от столбика один вишневый леденец и предложил Джулии, а когда она вежливо отказалась, кинул его себе в рот. – Может, минут пятнадцать. Люди так и снуют туда-сюда все утро. Я бы сделал состояние, если бы взимал пошлину.
Джулия знала, что от нее ожидается улыбка, и улыбнулась, – Сейчас у Евы есть посетители?
– Не думаю.
– Спасибо, Джо.
– Никаких проблем. Желаю хорошо провести день.
Джулия вела машину медленно, еще не решив, остановиться у главного дома или ехать дальше… и проехала к гостевому дому. Она еще не готова. Ей необходимо еще немного времени, еще немного пространства.
Выйдя из автомобиля, она сразу направилась к саду и не заметила, как за ее спиной приоткрылась и вернулась на место штора.
Джулия присела на каменную скамью, погрузившись в звуки и ароматы сада: тихое жужжание пчел, шелест птичьих крыльев в густой листве, нежные ароматы жасмина, лилий, олеандров и густой запах только что политой травы и земли.
Она всегда любила цветы и, когда жила на Манхэттене, каждую весну высаживала в ящиках на подоконнике герань. Вероятно, она унаследовала любовь к цветам от Евы… но сейчас не хотелось об этом думать.
Джулия успокаивалась, рассеянно теребя брошь, приколотую утром к жакету. Брошь ее матери, единственной матери, которую она знала. Правосудие. Справедливость. Ее родители посвятили свою жизнь правосудию. И ей.
Она вспоминала, как ее везли в школу в самый первый, страшный день, как успокаивали, укачивали. Вспоминала, как ей рассказывали сказки на ночь. И то Рождество, когда ей подарили сверкающий двухколесный велосипед. Вспоминала свою боль и смятение, когда развод разделил людей, которых она любила больше всего на свете. И как они объединились, чтобы поддержать ее во время беременности. Как они гордились Брэндоном, как помогали ей получить образование. Как больно даже сейчас думать о том, что она потеряла их обоих.
Джулия поднялась, уже более уверенная в себе. Что бы ни было сказано, что бы ни произошло между ней и Евой, ничто не ослабит связь с дорогими ей людьми.
Она всегда будет Джулией Саммерс.
Джулия остановилась у двери, завозилась в сумке в поисках ключей. Когда же она научится не бросать их небрежно в черную бездну? Ее пальцы нащупали ключи, и она удовлетворенно вздохнула, а отпирая дверь, уже строила планы: она выпьет бокал вина, замаринует цыплят на ужин и позвонит Еве. И не будет думать, что скажет. Пусть все случится естественно. А потом она позвонит Полу, все ему расскажет, и он поможет ей разобраться.
Может, на уик-энд они куда-нибудь съездят с Брэндоном, просто чтобы расслабиться, побыть вместе… и подальше от Евы. Бросив портфель и сумку на стул, она уже поворачивалась к кухне… и тут увидела ее.
Джулия не могла даже кричать. Она не могла кричать, потому что перестала дышать.
Должно быть, это спектакль. В любую секунду опустится занавес, и Ева, ослепительно улыбаясь, выйдет поклониться публике.
Ева не улыбалась, не вставала. Она раскинулась на полу, неловко выгнувшись, положив голову на вытянутую руку, как будто прилегла подремать. Но ее глаза были открыты. Огромные, немигающие… безжизненные глаза. Кровь капала из зияющей в основании черепа раны и впитывалась в ковер.