А в следующую секунду и для меня все становится неважно, потому что нам навстречу, размахивая конечностями, пролетает девушка в пятнистой форме.
Донна кричит, лифт дергается и вдруг бросается вверх с удвоенной скоростью. Все разговаривают одновременно, и каждая – со своим скрином. Псы насторожили уши. Коко деловито натягивает перчатки.
Бамбуковый лес остался внизу, внизу остались деревни на сваях, мерцающее зеркало пруда и нити голубого водопада. Там десятки женщин оторвались от трапезы, от столиков с бутылками, от объятий под мурлыканье оркестра и запрокинули головы.
Навстречу нам пролетает вторая «амазонка». Эта не машет руками, она шлепается на невидимую сеть и, несколько раз подпрыгнув, замирает.
– Зашибись, у донны опять разборки! – говорит Коко и достает из-за корсета что-то металлическое.
Похожее на кастет.
Мы выходим, и доги сразу берут след. Они уносятся по тропе, «пятнистая» девушка галопом мчится вслед за ними, а «кожаная» передергивает затвор автомата.
– Оставайтесь здесь! – бросает Рафаэла, она прислушивается к докладам подчиненных и стучит каблуком о землю. – Бэлла, кто, кроме меня, наверху?!
– О, боже, там целая толпа старушек, и все бегут к эскалаторам… Донна, лучше не двигайтесь, подождите подмогу.
В отличие от всеведущей Бэллы, следящей за нами через верных «жуков» и «стрекоз», я не вижу ровным счетом ничего. Лифт «выплюнул» нашу компанию на тенистом пятачке, окруженном частоколом из кипарисов. Где-то мелькают огоньки, тянутся ароматы хвои и благовоний, слышен топот ног и короткие визги, и все на фоне размашистых струнных аккордов.
– Какого дьявола ты оставила нас без прикрытия? – рычит донна, ее охранница вскидывает газовый пулемет.
Здешние начальницы растеряны. Благодаря Коко я немножко освоился и представляю, кем были те две бедолаги, свалившиеся на сетку. Они охраняли парадный вход на террасу и, очевидно, применили запрещенное оружие. За что и поплатились.
Я смотрю в кожаную спину стриженой фурии и задумываюсь, кто мог сбросить такую же тушу вниз. В тетке не меньше центнера веса и ботинки сорок третьего размера. Кожаная беспокойно поводит стволом справа налево, в полумраке ее черные очки кажутся ямами на белой коже лица.
И в этот момент доносятся два разрыва.
Мы подпрыгиваем на месте. Потом Коко что-то кричит в спину, но я уже не прислушиваюсь, я бегу за донной на звук. Верхнего света нет, горят аварийные мигалки. Под куполом используются водородные ускорители холодного типа, такие же, как на крытых стадионах, но сейчас искусственное солнце светит в четверть накала. Подручные донны перекрыли питание, чтобы не дать сбежать преступницам, подравшимся с охраной. Мы проносимся через кусты, вылетаем на широкую дорогу, выложенную притертыми плитами, подошвы скользят по отполированному камню. Дорога, извиваясь, взбирается на холм, усаженный низкими аккуратными деревцами, смахивающими на оливы. По сторонам чадят факелы, струятся хлопья почти натурального тумана, вдали возвышается строение, напоминающее сказочный дворец, словно выточенный из сахарной головы…
Вначале я вижу только бесформенную черную кучу и не сразу понимаю, что это такое, но Коко вырывается вперед, приседает на одно колено и переворачивает.
От первого кибердога осталась передняя часть туловища, второй превратился в искореженную груду вонючего пластика. Обоих псов подстрелили в прыжке, поэтому камни мостовой даже не обуглились.
– Дьявол… – роняет донна. – Что с ними?
Я открываю рот, чтобы ответить, но Коко опережает:
– Фугасная самонаводящаяся граната, создана специально для борьбы с киберами активной обороны, против людей не применяется, по номенклатуре Евросоюза – «шутиха ноль шестнадцать». Достаточно подкинуть в воздух, сама находит цель.
– Шутиха? – тупо переспрашивает донна и втыкает в рот сигарету. Ее пальцы дрожат. – Бэлла, выясни, кто на нас наехал? Ты видишь Катю? Катя где?!
Я спрашиваю себя, сколько открытий в будущем принесет Коко. Чтобы бороться с догами, надо иметь неплохие нервы, но по инструкции нет необходимости стоять и ждать, пока кибер-пес нападет. Или какой-нибудь другой кибер. Потому что никакие серийные киберы не бросаются на человека, ограниченные защитные фунции позволено вживлять лишь военным фирмам, и приобретают такие изделия только особые госслужбы, наши и зарубежные. Таких киберов даже утилизируют под особым контролем, в специальных печах, в присутствии комиссии.
Потому что их почти невозможно остановить.
Доги донны Рафаэлы не были настолько опасны, они способны повалить нарушителя и удерживать до прихода хозяина, в худшем случае обеспечить вору или насильнику пару переломов. Тот, кто скинул вниз двух дюжих спортсменок, затем хладнокровно «убил» собак, подпустил на минимальное расстояние и просто кинул им навстречу гранаты.
– Донна, вы слышите? Мы достали одного…
– Что ты сказала? «Одного»? – шипит Рафаэла. – Я верно тебя поняла, милочка? Это мужчина, и он зашел через общий вход?
Секундное замешательство.
– Да… Это парень, мы загнали его в машинный блок под вторым корпусом. Донна, мы обзвонили всех конкурентов, все клянутся, что не затевали войну…
– Живьем, – скрежещет донна. – Не убивать, он мне нужен!
Самое смешное, если это можно назвать смешным, что поодаль, на обочине, трясутся две благообразные бабуси. Они абсолютно целы, но порядочно напуганы.
– Чтоб мне сдохнуть! – басом говорит одна из бабушек. – Ты глянь, донна мужика привела!
– Не волнуйтесь, это друг, и он скоро уйдет! – медоточивым голосом отзывается хозяйка.
– Вы, наверное, испугались? – ударяется в этикет Рафаэла. – Ах, как это все неприятно, но не беспокойтесь, все позади. Всего лишь несчастный случай, временное умопомешательство, ситуация уже под контролем.
– Донна, этого ублюдка взять не удалось, он влез на карниз в машинном зале и сорвался…
Рафаэла скрипит зубами и ломает мундштук.
– Донна, девочки уже наверху, прочесывают лужайки вокруг эстрады, – бодро сообщает другой диспетчер, но в голосе ее слышна какая-то неуверенность.
– У вас что, в этом секторе нет «стрекоз»? – резко спрашивает Коко.
Такое ощущение, что у нее глаза даже на затылке. Она вращается вокруг своей оси. Я уже начинаю привыкать, что мой нанятый детектив соображает быстрее меня.
– Донна, мы засекли движение, но слишком темно… Разрешите включить свет.
– А вы поймали остальных?
– Нет. Они где-то наверху, на пожарных лестницах, мы прочесываем…
– Никакого света, людей сюда! Скажи Бэлле – пусть всех до единой поднимет…
Я смотрю в туман. Где-то там, среди олив и мраморных беседок, прячется тот, кто прикончил собак и девушек. Я больше не верю в накурившихся девиц, которые ошиблись посадочной платформой.
Эти люди – профессионалы, и мне совсем не нравится, что мы с ними оказались в одно время в одном месте.
Это даже завтра не покажется смешным.
Не знаю, как другим, а мне и сегодня смеяться некогда, потому что Коко внезапно делает мне подсечку, и я лечу носом вперед в канаву. К счастью, в пансионе все продумано до мелочей, чтобы не поранить высокопоставленных старушек, и твердая с виду почва принимает меня, как ватный матрас.
– Донна, прячьтесь, он над вами, он на куполе! – Это голосок Бэллы, его я уже узнаю.
Первой открывает огонь «кожаная» охранница. Она палит в небо, широко расставив ноги в огромных ботинках, и оскал ее надолго впечатывается в мою сетчатку.
Рафаэла приседает, зажав уши. Старухи вопят, но их не слышно. Разряды чмокают в вышине, растекаясь по металлу и пластиковой броне купола. Я вижу только звездное небо, оно еле заметно вращается. Мой штатный «сонник» незачем было даже доставать, отсюда метров сорок…
Два сполоха разрядника, один за другим. Посреди мостовой булыжник покрывается паутиной трещин, ослепительная фиолетовая вспышка заставляет меня зажмурить глаза. «Кожаная» автоматчица не успевает убрать ногу, и секунду спустя ее трясет и выгибает, точно в припадке. Оружие вывалилось из рук, плащ искрит. Девушка останется жива, «лунный кевлар» выдержал, но двух зарядов даже для такой защиты многовато.
Итак, он нас видит сверху, он превосходно стреляет, и у него, как минимум, две пушки. Но главное другое. Похоже, что не мы, а на нас охотятся.
Коко прыгает сбоку на донну, толкает ее всем корпусом и сразу откатывается в противоположном направлении. У меня до сих пор перед глазами пылают радуги, я совсем забыл, что зрение Коко защищено особой оптикой.
Короткий сполох, треск и вспышка.
Рафаэла валится на меня. Там, где она только что стояла, пузырится и горит негорючий пластик. Подопечные донны воют и матерятся, как портовые грузчики; не ожидал такого темперамента от старушек.
Рафаэла валится на меня. Там, где она только что стояла, пузырится и горит негорючий пластик. Подопечные донны воют и матерятся, как портовые грузчики; не ожидал такого темперамента от старушек.
– Бэлла, где все люди?! – визжит донна.
Бабуси воют, донна истерически вопит в микрофон, я пытаюсь освободить из-под ее задницы застрявшую ногу.
– Эй, вы, заткнитесь! – орет Коко, и все действительно затихают, слышны только всхлипы «кожаной».
Прямо на меня смотрят рифленые подошвы ее внушительных ботинок, от них идет дым. Коко прячется в тени, ее почти не видно. Сполох, треск, разрыв. И сразу за ним – следующий.
Однако на сей раз я успеваю сгруппироваться и отскочить, утянув за собой Рафаэлу. Десять тысяч вольт втыкаются в дно канавы. Донна, поджав ноги, шустро отползает на попе в сторону. В бабулек никто не стреляет, но они снова верещат громче всех. Я начинаю мечтать, чтобы этот парень, наверху, пристрелил их первыми. По крайней мере будет потише.
Я успел засечь, где он прячется. Этот подонок прямо над нами, во время выстрела звезды меркнут, это всего лишь объемный театр. Я вижу черную фигуру, он стоит вверх ногами, присосавшись скотч-подошвами к одной из тысяч гладких пластин купола, и целится прямо в меня.
Он никуда не торопится и не убегает, и я вдруг понимаю, что всех нас крупно надули. Его напарники нарочно разбежались и нарочно подняли шум, чтобы оттянуть на себя охрану.
А этот парень остался подождать меня.
И тут Коко стреляет. Она тоже его видит и тоже дожидалась этого момента. Она уже не прячется, а лежит на спине посреди дороги в своих черных очках, медленно и мягко нажимая на курок. Она стреляет, не наводя оружие на цель, практически вслепую, а потом ждет. Мы все ждем, пока на отполированные плиты мостовой из темноты не начинает капать кровь.
Потом мы отряхиваемся, встаем и идем к вершине холма. Мы наконец пришли туда, где нас должны ждать подручные донны и пухлая блондинка по имени Лиз.
Но нас никто не ждет. Здесь распахнул створки белый ажурный дворец, нечто вроде старинного летнего кинотеатра. Под сводами пронзительно светло, жаркий суховей разносит чайные ароматы. Здесь покинутые пюпитры и упавшие контрабасы.
– Это Лиз… – скрипит голосок из наушника донны.
Желтые лепестки устилают паркет толстым шуршащим слоем.
Опрокинутые стулья вокруг подмостков, сорвавшиеся с ног туфли, потерянные сумочки, бутылки и портсигары. Хорошо, что тут нет дверей, слушатели и оркестранты разбегались свободно, не передавив друг друга.
Кто-то очень торопился прибыть сюда раньше нас.
Кто-то не стал дожидаться окончания концерта, он спокойно прошел между рядов, поднялся на сцену и выстрелил пианистке в голову.
Девушка в черном корсете и длинной белой юбке лежит щекой на клавишах, ее руки свисают до самого пола, усыпанного лепестками желтых роз. Я смотрю на тонкие пальцы Лиз. Очень тонкие, изящные руки для ее пышного, затянутого в корсет бюста и дебелых, бархатных плеч. На левом голом плече Лиз татуировка «пинк», грубое изображение крохотной розовой розочки.
– Розовая навсегда… – почему-то шепотом произносит Коко.
Рафаэла встряхивает салфетку скрина. В полупрозрачной призме мелькают озабоченные физиономии диспетчеров.
– Донна, мы их видим, пытаются сбежать через пожарные люки…
– Донна, у нас тут старушки в панике!
– На верхней террасе никого, всех эвакуировали!
– Бэлла, отключи питание на посадочной площадке, никому не разрешать взлет! – Рафаэла приходит в себя, и вместе с ее хриплым контральто ко мне возвращается ощущение времени.
Владелица «Ириса» срывается с места, она делает такие прыжки, что мы еле поспеваем следом. Мы торопимся по гравийной аллее, между двух рядов мраморных перил, между античных статуй, между плодоносящих лимонов. Откуда-то сбоку, из-за фиолетовых кустов выныривают еще две девицы в кожаных плащах, одна несет плащ и для хозяйки.
– Донна, мы посадочные погасили, но тут подняли вой шоферы такси. Над нами вертятся семь машин и теперь не могут сесть!
– И новые прибывают, что делать?
– Всех сажай на «правую грудь»! Объяви, что мы временно закрыты по случаю приема важной персоны!
Решение мудрое, хотя крайне опасное. Аэротакси могут взлететь и без помощи наземной энергетики, в полной темноте, но на практике это немедленно приведет к автоматическому вызову дивизиона нашей Управы и летной группы МЧС. Системы безопасности подчинены жесточайшим правилам, особенно когда взлетка расположена на крыше жилого здания. А здесь не просто жилое здание, здесь громадный больничный комплекс. Достаточно незначительной оплошности при маневрировании, достаточно зацепить огнем из сопла вплотную стоящие соседние машины, и можно ожидать цепную реакцию.
Взрывы пойдут один за другим…
Рафаэла дважды оглядывается, испытывая, по-видимому, острое желание меня прогнать, но прогнать не решается, так как неизвестно, где меня потом искать.
– Донна, у меня тут четверо в истерике и два легких пореза. Они все были на концерте, не могут прийти в себя.
– Вот черт! Это гости или свои?
– Своих только двое, остальные приезжие. Донна, им и так хреново, а Флавия рвется всех допросить!
Мы поднимаемся по легким ажурным ступеням вдоль наклонной крыши. Над головой переплетение балок, вентиляционные короба и мягкое гудение моторов. Под ногами – изнанка искусственного звездного неба, нависшего над террасами. Среди беседок цепью, с фонариками и собаками, шныряют «амазонки». Откуда-то приволокли лестницу, прожектор и снимают труп парня в черном трико.
– Люси, скорми всем чужим ферветонила, чтобы уснули и не просыпались до завтра. Бэлле я скажу, чтобы их не трогала, а твоя задача сделать так, чтобы не поступило ни одной жалобы.
– Донна, их было шестеро, и, как минимум, двое мужчин.
– Что-о?! – Ярость придает хозяйке новую порцию энергии, и с удвоенной прытью она бросается на штурм крыши. – Что значит «было», вы позволили им взлететь?
– Они разделились на две группы, двое наших ранены. Сейчас проверяем все машины на нижних стоянках. А те двое, что вырвались наверх, взлететь не успели. Во всяком случае, ни одна машина за это время в воздух не поднялась.
– Тогда где они, черт подери?! Мы будем на паркинге через минуту.
– Донна, я вас вижу, поднимаетесь по западной лестнице. По восточной я послала всех свободных девчонок. Мы блокируем стоянку и удержим ее, пока подвезут псов.
– Значит, эти гниды прячутся на свежем воздухе среди такси?
Стоянку аэротакси я вижу издалека. Это колоссальная таблетка, укрепленная на легких сваях у самого «соска». Впрочем, на фоне размеров «груди» паркинг кажется крошечным, он рассчитан на одновременный прием не больше двух десятков машин. Тонкость заключается в том, что без внешнего электропитания ни одно реактивное судно не может взлететь.
– Донна, у нас взрыв на гостевом паркинге, пятнистый «бентли»…
– Твою мать! – Коко бьет кулачком о стену.
– Донна, мы почти поймали этих сучек, но они…
– Меня мамочка убьет за тачку. – Коко чешет за ухом.
Я смотрю на ее по-детски надутые губы и вспоминаю, как десять минут назад она стреляла на звук.
– Донна, донна, это Люси… Они запустили мотор такси, несмотря на запрет. Они ранили контролера… Может, вызвать милицию? Все равно уже кто-то вызвал без нас.
– Что-о?! – После такого известия надменное лицо Рафаэлы разъезжается, теряет жесткость, превращается в квашню. – Она поворачивается к нам: – Вы… убирайтесь оба! Коко, милочка, выведешь его через тоннель, там возьмете мою машину. Живее, чтобы духу его тут не было!
Следующие несколько минут меня просто волокут за собой вниз, как куль, набитый отрубями, и, не спрашивая, швыряют в нутро автомобиля.
Лиз убита. Единственная цепочка оборвана. И те, кто ее убили, готовы были прикончить меня. В последнюю секунду в салон протискивается Коко и быстро клюет меня в губы.
– Не паникуй, котик, – очень серьезно говорит Коко. – Я найду тебе эту рыжую гадину. Только уговор – ты ее не будешь убивать, оставишь мне. Должна же я что-то предъявить маме Фор взамен «бентли»…
13. Я болен ею
– Ксана, – умоляю я, – Ксана, так нельзя…
– Если человек к тридцати годам не поумнел, то он уже безнадежен!
– Ксана, я…
– «Я, я, я, я!!!» – с чувством, на разные лады декламирует она, появляясь на пороге кухни. – Ты когда-нибудь слышал, что в русском языке есть другие местоимения?
– Я всего лишь хотел сказать…
– И снова «я»! Он, видите ли, всего лишь хотел… Он хотел, и он сделал. Ему даже не пришло в голову, что в этой вселенной есть и другие живые существа! И эти живые существа точно так же нуждаются в глотке воздуха и…
Секунду она раскачивается, уперев кулаки в бока, затем начинаются хаотические перемещения по квартире. Ксане совершенно не нужна уборка, но в состоянии саморазогрева она хватается за различные предметы и переставляет их с места на место. На самом деле мне чертовски приятно, когда она с воплями и брюзжанием принимается за настоящую уборку. У меня тогда ненадолго возникает ощущение, что это все-таки не только мой, но и наш дом.