– Если она опять заставит меня изображать шута на первом балу Игры, честное слово, пошлю к саррам, – буркнул он. – И буду действовать по старинке, без всяких Правил!
Я усмехнулся, немного грустно.
– А как решать, за кого она выйдет, монетку кидать будем? – беззлобно поддел я брата. – Олли, мы не можем выбирать, помнишь, да? Ни мы, ни разноцветная, так Лесные сказали.
– Да, да, выбор без выбора. – Оллер раздраженно закатил глаза, потом встал. – Ладно, Йен, пошел я. – Он смачно зевнул. – День завтра хлопотный.
– Спокойной ночи, – кивнул ему и плеснул себе еще вина.
Спать не хотелось, мысли крутились вокруг предстоящей Игры. Взгляд снова упал на отчет. Интересно, какая она, лианоссе Эрианор? Прошлые девушки, которым не повезло с цветом волос, были разные. Симпатичные и не очень, тихие и застенчивые, и достаточно смелые в общении. Однако, как только закончились первые три Игры и случились три нелепые смерти, причуда магии, с незапамятных времен случайным образом менявшая цвет волос молодых незамужних девушек, уже не казалась родителям таким уж подарком судьбы. Жаль, что в нашем мире магия подвластна только Лесным, люди магами не рождались, пусть даже эта сила и присутствовала здесь. М-да. Не скажу, что мы с братом горели желанием жениться, нам прекрасно жилось и управлялось Оймири вместе и без королевского титула, разделяя обязанности и оставаясь наследными принцами, но Ниа, увы, не оставила нам выбора. И как же повезло, что ни к одной из разноцветных ни я, ни Олли не испытывали сколько-нибудь сильных чувств! Да, грустно было, конечно, на очередных похоронах и неприятно от косых взглядов жителей Мирано. Но сердце не болело – за неполных две недели Игр невозможно серьезно привязаться к девушке, которую почти не знаешь. Я старался не думать, что будет, если, не дай Иррох, следующая избранница затронет чувства мои или брата. Сначала надо дожить до конца Игры и попытаться сберечь приз. Как там получится дальше, посмотрим.
Следующий день прошел, как всегда, хлопотно и суетливо, весь в делах – и государственных и Службы Наблюдения, которую я возглавлял. Это помогло отвлечься от гнетущих мыслей и посылания молчаливых проклятий на голову Ниалоны. Жаль, они так и останутся невысказанными… Между делом отправил королевского лекаря к лиа Эрианор, проверить ее здоровье. С тех пор как моя предпоследняя жена скончалась от острых желудочных колик – кажется, это была четвертая попытка, – перед Играми теперь всех разноцветных, которые принимают участие, осматривал наш с Оллером личный врач. На всякий случай.
Ближе к вечеру пришел посыльный от Ниалоны с обязательным приглашением и Правилами для нас с Темным. Я решил отложить их изучение на ужин, когда будем обсуждать, что там приготовила бывшая любовница. У госпожи Распорядительницы нездоровое чувство юмора, и она частенько выбирала для нас с Оллером – и не только – совершенно нелепые Правила. Хорошо, Ниалона в отношении нас все же не переходила границ, но придворным доставалось сполна. Увы и ах… Она могла не пустить того, кто не выполнил рекомендации, на бал, а это считалось чем-то вроде несмываемого позорного пятна на репутации, поэтому все неукоснительно соблюдали очередной регламент, каким бы нелепым он ни казался. Слава Ирроху, нам с братом запрещать что-либо Ниалона не имела права – все-таки мы принцы. Я забрал тисненные золотом и серебром картонки и отправился в наши с Оллером апартаменты ужинать.
Мы в молчании поели, и я потянулся к приглашениям, отдав Оллеру то, что с золотым узором.
– Нет, ну это уже никуда не годится! – возмутился Темный, едва пробежав взглядом строчки, и швырнул послание от Ниалоны на стол. – Что за ерунда, в самом деле?! По-моему, она уже победительницей себя чувствует!
Изучив рекомендацию надеть темно-фиолетовый камзол и серую с серебром рубашку, я чуть не плюнул с досады на ковер. Сие означало, что я могу приглашать на танец лишь дам, которым за тридцать. Эрианор явно моложе – волосы меняли цвет, только когда девушкам исполнялось восемнадцать, и обычно после замужества к большинству возвращался природный оттенок. То есть нам предлагалось на первой Игре любоваться разноцветной только издалека. Я уже молчу о том, что сочетание цветов просто ужасное… И тут у меня впервые мелькнула мысль: а если я не послушаюсь Распорядительницу? Раньше она придерживалась хоть каких-то рамок, но вот это… Я прищурил глаза и пристально посмотрел на Темного. Тот хмурился и громко, с раздражением, сопел.
– Если она думает, что я буду флиртовать с леди Эйстон полвечера, а потом только поцелую Эрианор руку, – Олли замолчал и поднял на меня взгляд, – то глубоко ошибается. Всему есть предел, и моему терпению тоже!
Мы пару минут смотрели друг на друга, а потом мои губы растянула предвкушающая улыбка. Я уловил в глубине глаз брата знакомый огонек и понял, что наши мысли сходятся.
– Темны-ы-ы-ый, – вкрадчиво позвал я. – По-моему, ты думаешь о том же, о чем я, хулиган рыжий.
– А? – Он непонимающе моргнул, потом замер и ухмыльнулся в ответ: – Да неужели? – Оллер заломил бровь. – Тебе тоже надоело быть хорошим мальчиком?
Я соединил кончики пальцев и откинулся в кресле. Меланхоличное настроение отступило, в крови зажегся азарт. А почему бы нет, в конце концов? Надоело следовать чужим правилам, и если в общем я не могу повлиять на ситуацию, так хоть в мелочах позлю Ниалону.
– Поиграем, братец? – усмехнулся я.
– Мм, будет весело… – мечтательно протянул Олли и уставился в потолок.
А у меня мелькнула еще одна интересная мысль. По правилам полагалось, что мы увидим разноцветную только на первом балу Игры. Но ведь никто не следит за нами, верно? И никто не знает, что у меня, например, есть Камень Перехода? Что ж, еще три дня в запасе, успею осуществить то, что задумал. Посмотреть на Эрин хотелось, чтобы знать, к чему приготовиться. Играть вслепую тоже надоело.
Эрианор
Автопилот включен, пять секунд – полет нормальный… Обычный рабочий день, я в толпе таких же зомби поднимаюсь по лестнице в метро. Боже, зачем ты придумал работу, которая начинается в девять утра! Каждый раз, бродя по кухне с полузакрытыми глазами и натыкаясь на мебель, даю себе слово найти что-нибудь поближе, но останавливает как всегда одно – деньги. Там платят хорошо, а в моей деревне Валенково, на отшибе города, фиг что-то приличное найдешь. Вот и приходится тратить почти два часа туда и столько же обратно. В наушниках приятно мурлыкает бодренький музончик, я пытаюсь встряхнуться и выудить спящее сознание на поверхность, но получается плохо. Совершаю машинальные действия – открыть сумку, достать кошелек, приложить к турникету, пройти, спрятать кошелек, закрыть сумку, остановиться на платформе, – и стараюсь не думать, что завтра еще один такой же день. И послезавтра. И через день. А потом выходные, и спа-а-а-а-ать…. От смачного зевка чуть не свело скулы, я ввалилась вместе с толпой в вагон и, ловко проскользнув под рукой дородной бабищи, плюхнулась на сиденье. Отлично, сорок минут сна, можно расслабиться. Автопилот разбудит точно к нужной остановке. Прислонившись затылком к стене, я закрыла глаза и погрузилась в непонятное состояние между явью и сном, в какой-то момент просто выключившись.
…Рабочий день прошел как обычно, по приборам, то есть осознанных действий совершала мало, мысли почему-то занимало странное предчувствие. Чего – не пойму. Ну не сильна я в интуиции, не сильна. Звонил муж, осведомлялся о планах на выходные, на что получил невразумительный ответ: «Не знаю, еще не думала, спать, наверное, буду». Он такой, старается меня радовать, сюрпризы маленькие устраивает, но… последние месяцы мной овладели тотальная усталость и апатия. Может, конец зимы сказывался, может, отсутствие впечатлений, не знаю. Чаще всего мои вечера да и выходные проходили одинаково: на диване, в обнимку с любимым ноутом и выученным наизусть плей-листом. Скажете, не похоже на семейную жизнь? А как же плита, уборка, стирка, глажка? Ну не домохозяйка я, вот так получилось. Готовил муж, убирались мы по очереди, стирала стиральная машинка. А от серой реальности я убегала за яркими эмоциями и впечатлениями в книжки и Интернет. Да, когда-то было по-другому, жизнь била ключом: я куда-то ходила, где-то с кем-то тусила, концерты, квартирники, прогулки толпой по городу, походы… Был обширный круг друзей и знакомых, которые постоянно куда-то приглашали и что-то праздновали. Иногда по несколько дней дома не появлялась, кочуя из тусовки в тусовку.
Однако время шло, народ постепенно отваливался, обзаводясь семьями и детьми, и… в один прекрасный день я вдруг осознала, что осталась совершенно одна. Все перешли в формат семейных посиделок, где разговоры вертелись вокруг детей, пеленок, колясок, а позже и школы, работы мужей, своей работы, куда бы съездить так, чтобы дешевле обошлось для всей семьи, ну и так далее. Меня перестали приглашать, ибо я оставалась единственной незамужней, а незанятых знакомых мужского пола у подруг-друзей тоже к тому времени не осталось. Да, я откровенно скучала на таких встречах. С личной жизнью не складывалось. Меня все время что-то не устраивало в кавалерах: один много требовал, пытаясь сделать из меня образцовую домохозяйку, другой скучный, хотя по первым свиданиям вроде и ничего показался, третий мешал заниматься своими делами за ноутом, нудя над ухом, что я мало внимания ему уделяю, четвертый, прилипнув к дивану и телевизору, сопротивлялся попыткам куда-то выйти, развеяться. Подружки называли меня привередой и пугали, что так и останусь одна, без мужа и детей. М-да… дети – это больное, но вот рожать от кого попало я не хотела. Чтобы потом остаться одной с ребенком на руках, нет уж, увольте. Сначала найду того, кто будет меня полностью устраивать, а потом уже подумаю о детях. Такой у меня характер, ненавижу, когда ограничивают мою свободу и принуждают делать то, что мне не нравится.
Однако время шло, народ постепенно отваливался, обзаводясь семьями и детьми, и… в один прекрасный день я вдруг осознала, что осталась совершенно одна. Все перешли в формат семейных посиделок, где разговоры вертелись вокруг детей, пеленок, колясок, а позже и школы, работы мужей, своей работы, куда бы съездить так, чтобы дешевле обошлось для всей семьи, ну и так далее. Меня перестали приглашать, ибо я оставалась единственной незамужней, а незанятых знакомых мужского пола у подруг-друзей тоже к тому времени не осталось. Да, я откровенно скучала на таких встречах. С личной жизнью не складывалось. Меня все время что-то не устраивало в кавалерах: один много требовал, пытаясь сделать из меня образцовую домохозяйку, другой скучный, хотя по первым свиданиям вроде и ничего показался, третий мешал заниматься своими делами за ноутом, нудя над ухом, что я мало внимания ему уделяю, четвертый, прилипнув к дивану и телевизору, сопротивлялся попыткам куда-то выйти, развеяться. Подружки называли меня привередой и пугали, что так и останусь одна, без мужа и детей. М-да… дети – это больное, но вот рожать от кого попало я не хотела. Чтобы потом остаться одной с ребенком на руках, нет уж, увольте. Сначала найду того, кто будет меня полностью устраивать, а потом уже подумаю о детях. Такой у меня характер, ненавижу, когда ограничивают мою свободу и принуждают делать то, что мне не нравится.
Я держалась, пока мне не стукнуло тридцать. Делала вид, что все хорошо, упорно находила варианты развлечения в одиночку, улыбалась, хотя внутри… внутри что-то потихоньку засыпало, словно моторчик, который двигал меня по жизни, начал замедляться. А в свою днюху, которую праздновала одна в баре, в окружении полузнакомых полупьяных личностей, что-то щелкнуло внутри, и осознание, что вокруг меня уже давно образовался вакуум, накатило с такой силой, что я еле успела добраться до дома. И вот там прорвало: я проревела полночи, умирая от жалости к себе и от ужаса, что действительно останусь старой девой. Потом успокоилась, проспалась и, придя в себя, составила программу-минимум на ближайшее время. Найти удобного мужчину, выйти за него замуж и наконец родить уже. Материнский инстинкт настолько срывал крышу, что я не могла нормально смотреть на беременных на улице…
Сказано – сделано. Я упорная, и если что-то решила, то выполняю задуманное. Написала требования к тому, кого согласна терпеть рядом, встретилась с единственной на тот момент подружкой, с которой более-менее регулярно общались, несмотря на ее супруга и двоих девочек-близняшек, и обрисовала ей задачу. Она сначала ржала, потом погрустнела и спросила, а как же чувства. Признаться, с чувствами загвоздочка вышла: я могла на короткое время поддаться страсти, которая быстро проходила при более близком знакомстве, а серьезно меня еще никто не смог зацепить, так, чтобы думать только о нем, и сердце бы замирало. В общем получилось, что где-то через полгода после моего дня рождения на моем пальце появилось кольцо, в паспорте поменялась фамилия, а рядом оказался человек, который был для меня удобен во всех отношениях. В первую очередь тем, что ухитрился влюбиться в меня – по крайней мере, он так говорил, – и как следствие, терпел все мои закидоны. Не настаивал на обязательном ведении домашнего хозяйства и готовке, не требовал уделять ему все мое свободное время и мог весь вечер просидеть, уткнувшись в комп – он айтишником был, постоянно варганил какие-то проги и ковырялся в Сети. Нет, иногда мы конечно же вместе куда-то ходили, с друзьями встречались, и с ним даже бывало забавно и весело.
И вроде бы наладилось все, старые друзья снова стали приглашать, потому как я теперь была с мужем и не отсвечивала на семейных посиделках одиноким видом и тоской в глазах. Но… Не то, все не то. В глубине души я понимала, что возврата к старой веселой жизни не будет, что надо самой меняться и успокаиваться, в конце концов, я же о ребенке мечтала! Однако время шло, а я не решалась отказаться от средств защиты и попробовать забеременеть. Такой вот парадокс, очень хотелось, и все-таки что-то останавливало. Жизнь превратилась в череду дней, похожих друг на друга, и только иногда бывали всплески, когда я себя за шкирку куда-нибудь вытаскивала. В последние несколько месяцев опять одна, муж отрываться от компа категорически не желал. Мой внутренний моторчик заглох окончательно, и я ощутила себя мухой в янтаре. Вроде что-то делаю, куда-то хожу, с кем-то общаюсь, но… без толку, будто и не я это. Рутина серых будней засасывала почище трясины.
Покинув опостылевший офис, поплелась домой, с грустью думая, что впереди еще один вечер с ноутом на коленках и ощущением одиночества, несмотря на присутствие мужа. Даже зайти в любимое кафе и выпить кофе не хотелось, погода мерзопакостная стояла, и тянуло под теплый плед, а там впасть в спячку до весны. Мысли вяло шевелились в голове, ноги несли к остановке, через переход с дурацким светофором, в котором совершенно непонятная система включения зеленого. То стоишь, пока не околеешь, дожидаясь сигнала, то едва ступишь на «зебру», как уже красный. С неба сыпалась мокрая гадость, температура колебалась около нуля, в общем, позднеосенняя погодка под стать моему настроению. Нет, так нельзя, надо, надо что-то менять в жизни. Может, мужа, насмешливо прошептал внутренний голос. Или любовника завести… Для души, как говорится. Но где хорошего найдешь, а просто секс, для здоровья, я получала и дома. Нет, решено, на выходных серьезно засяду за размышления о дальнейшей жизни. Почему не завтра? Так завтра всего лишь четверг, а я по будням не способна конструктивно мыслить. Ссутулившись, засунув руки в карманы и погрузившись в полусонное оцепенение, я бросила рассеянный взгляд по сторонам – вроде машин не видно, можно идти и начхать на светофор. Хотя там зеленый таки горел.
…Я почти дошла до середины дороги, когда это случилось. Откуда ни возьмись, из-за снежной пелены выскочила отчаянно визжащая тормозами машина. Успела заметить перекошенное от страха лицо водителя, и почему-то показалось, он судорожно жмет на тормоза, но дорога скользкая от мокрого снега, и его усилия бесполезны. На меня напал ступор, с остановки доносились истеричные крики невольных свидетелей, но я слышала их словно сквозь вату. Время замедлилось, секунды тяжело падали вместе со снежинками, отсчитывая последние мгновения моего сознания. Машина приближалась. Я медленно-медленно почему-то сделала шаг вперед, вместо того чтобы побежать обратно к тротуару. Дальше все снова пошло с нормальной скоростью, но только меня уже ничего спасти, похоже, не могло. Бампер ударил в коленки, да с такой силой, что тело отбросило. Боль пронзила аж до пояса – хана ногам, мелькнула мысль. Ходить уже не буду. Странно, все случилось так быстро, а для меня мгновения растянулись, как горячая карамель. Упала я на железное ограждение посередине разделительной полосы, и последнее, что отпечаталось в памяти – отчетливый хруст. Похоже, моего позвоночника.
Не было ни туннеля, ни ангелов с крылышками, а просто темнота и пустота. Значит, я жива, может, в коме, если мыслить получается. Тело ломит… Тело?! О счастье, я его чувствую! Значит, хрустнул не позвоночник. Или все-таки он? Надо набраться мужества и открыть глаза, посмотреть, что же вокруг творится. Открыла. Мм… Захотелось тут же их закрыть. Комната не походила на белую больничную палату, или это была очень дорогая частная клиника, где апартаменты для больных метров по тридцать квадратных и вместо коек широченные антикварные кровати с резными столбиками по углам и балдахином. На краю сидел какой-то дородный темноволосый мужчина, с тревогой и облегчением смотревший на меня. Лицо его, круглое, с явной склонностью чуть что наливаться краской, отчего-то сразу не понравилось, хотя откровенным уродом мужик не был. Ни разу не доктор, по крайней мере, доктора не носят рубашек с пышными кружевными воротниками и манжетами, и бархатных курток – или как эта одежка тут называлась? – с вышивкой серебряной нитью. Чуть поодаль стоял еще один мужчина, одетый скромнее, и почему-то выражение его лица мне очень не понравилось.
– Я в больнице, да? – Э-э… а с чего это у меня такой голос странный? Вроде не мой совершенно. Такой хриплый и слишком низкий, раньше нормальный был, обычный.
Мозг трусливо отказался выдавать варианты. Решила пока списать на стресс от аварии и красочные, реалистичные глюки от обезболивающих и прочей химии. На лице сидевшего брюнета появилась улыбка – наверное, ее можно было назвать доброжелательной. Правда, с большой натяжкой. Подозрения зашевелились с прежней силой, ибо взгляд мужика остался настороженным и ни разу не дружелюбным.
– Нет, деточка, ты дома. – Он поправил одеяло заботливым жестом. Ой, а зачем голос-то такой приторный? И прикасаться к моей руке не надо, неприятно же. У меня аж скулы свело, но вот следующие слова убили напрочь все желание язвить со страху. – Как ты себя чувствуешь, Эрин?