- Сергей Павлович, а почему конструктор применил для самолета классическую схему? Ведь ему предстоит летать на очень высоких скоростях, а там совсем другая аэродинамика?
- Понятия не имею, у меня своих проблем хватает!
- Не познакомите меня с Березняком?
- Пожалуйста! - Королев кивнул, и они направились в сторону молодого, но уже с залысинами, инженера.
Что там шепнул на ухо конструктору Сергей Павлович, слышно не было, но, судя по тому, как быстро тот обрезал спор, который до того с жаром вел, и быстренько стал выбираться из толпы по направлению к Воронову - что-то весомое. Познакомились. Александр Березняк оказался разговорчивым общительным человеком и они быстро нашли общий язык. Как оказалось, материалы «из-за границы» по околозвуковой аэродинамике конструктор и в глаза не видел, хотя бывал в ЦАГИ регулярно. Видимо там положили их на дальнюю полку и забыли, ввиду невозможности практической проверки - соответствующая околозвуковая аэродинамическая труба находилась только на первых стадиях постройки. Вот Березняк по привычке и применил прямое толстое крыло, обрекая на почти гарантированную гибель летчика-испытателя, как только тот доберется до полетов на максимальную скорость. Как и случилось в «той» реальности.
- Так что же - мне прекращать испытания? - чуть ли не со слезами на глазах воскликнул Березняк. - Ведь так нужно дать нашей авиации скоростной перехватчик!
- Да не так уж нужно, на самом деле, - сообщил ему Андрей. - Профиль полета малоперспективный. Разогнался, атаковал - и нет топлива! Даже на повторную атаку. Сейчас почти все важные объекты прикрыты радиолокационными станциями, поэтому не проблема поднять перехватчики заранее. Зато проблем с ракетным двигателем и криогенным топливом к нему - выше крыши!
Конструктор совсем пригорюнился. Ведь это, собственно говоря, позиция заказчика, озвученная летчиком с боевым опытом, близким, как уверял Королев, к принимающим решения кругам. То есть - практически приговор для и так не особо финансируемого проекта.
- Значит, все зря! - произнес он с потерянным видом. - Больше года работы - насмарку!
- Ну что вы, Александр Яковлевич! Раз машина уже построена - грех не использовать ее для экспериментов! Другой такой скоростной машины у нас пока нет. Тут можно и геометрию крыльев подобрать для будущих реактивных самолетов. Их появление не за горами. Да и для испытаний двигателя ваших смежников, - Андрей кивнул на Королева с Глушко, - самая подходящая платформа. Так что считаю - проект должен быть продолжен!
- Спасибо! - Березняк сразу повеселел. - Только вот как быть с безопасностью полетов? Теоретической базы для расчетов у меня нет, как я определю скорость, которую превышать в ходе экспериментов нельзя?
«А ведь действительно!» - почесал в затылке Воронов. Он изучающе посмотрел на молодого, неизвестного ему летчика-испытателя, выделенного для проведения полетов в НИИ ВВС. Все его коллеги поопытнее занимались более срочными проектами. «А ведь гробанется, как пить дать! Не могу же я в подробностях объяснить ему, чего надо ждать? Как залегендировать такую информацию?» Поразмыслив еще, он решился:
- Знаете что, Александр Яковлевич? А слетаю-ка я на нем сам!
Начальник НИИ ВВС, несмотря на знакомство, наотрез отказался взять на себя ответственность и выпустить постороннего пилота в полет на уникальной машине, учитывая даже не слишком смелую поддержку конструктора. Пришлось прямо из его кабинета звонить Рычагову. Тот поначалу тоже слышать ничего не хотел:
- Андрей, ну какого тебе лично лететь? Объясни штатному испытателю чего тебе надо и пусть летит! - орал тот в трубку так громко, что было слышно окружающим.
Его собеседник, воровато оглянувшись на присутствующих - не сболтнуть бы лишнего при непосвященных, заорал в ответ:
- Не могу, товарищ генерал-лейтенант! Только я ЗНАЮ! - выделил он последнее слово.
Рычагов помялся, но видимо понял скрытый смысл и буркнул:
- Ладно! Давай сюда начальника НИИ…
Кабина ракетоплана оказалась на удивление бедна приборами. Ну да, ЖРД гораздо проще двигателя внутреннего сгорания, потому циферблатов на приборной доске и меньше. Валерий, как звали штатного испытателя, быстренько ввел Андрея в курс дела. Ничего особо сложного в управлении машиной не оказалось. Самолет заправили и отбуксировали на старт.
Андрей поудобнее устроился в кресле, еще раз проверил крепление пристяжных ремней. В «прошлый» раз летчик-испытатель Григорий Бахчиванджи потерял сознание от удара во время остановки двигателя именно из-за немного ослабленных ремней и не смог вывести машину из пикирования. Будь он в сознании - имел бы хоть небольшой, но шанс.
Самолет стоял полностью готовый к старту, попыхивая стравливаемыми через специальный клапан белыми клубами испаряющегося жидкого кислорода. Постоишь так часок - и останешься без окислителя… Сигнальщик на старте махнул флажком и летчик нажал на кнопку запуска, отпуская одновременно тормоз. Сзади раздался мощный свербящий гул и как-будто рука великана с силой толкнула самолет вперед. Непривычно быстрый разбег - и машина в воздухе, круто, под невозможным для поршневого истребителя углом, набирает высоту. Красота! Андрей и глазом моргнуть не успел, как оказался на запланированной для эксперимента высоте в два с половиной километра. Только уши заложило от стремительного подъема.
Перевел самолет в горизонтальный полет и начал разгон. При этом левую руку держал на кнопке выключения двигателя. Если при первых же признаках затягивания в пикирование не отключить его - гарантированный конец. На этом «спалились» несколько опытнейших немецких летчиков-испытателей, на какую-то секунду промедливших с этим действием при испытаниях первых реактивных самолетов.
Стрелка указателя скорости резво бежит вправо. Восемьсот, восемьсот двадцать, восемьсот сорок, восемьсот пятьдесят… Самолет начинает ощутимо подрагивать, кабрирующий момент, увеличивавшийся до сих пор, исчезает. Восемьсот шестьдесят - усилие на ручке управления скачкообразно вырастает, машина явно хочет «клюнуть» носом. Больше ждать нельзя! Андрей вырубает двигатель и обеими руками вцепляется в ручку управления. Несколько секунд проходят в тяжелой борьбе с самолетом, на полном серьезе уже собравшемся спикировать, но вот скорость опускается ниже восьмисот пятидесяти и усилие на ручке заметно спадает. Ф-фу! Летчик вытирает пот со лба. Исследовательская аппаратура, установленная на экспериментальном самолете, должна была точно записать параметры входа в опасное состояние. Теперь только спланировать на аэродром…
Андрей вылез из кабины и спустился на землю. Техники начали буксировать самолет на стоянку, а он направился к с нетерпением ожидающим его конструкторам:
- Машина начинает «клевать» примерно на восьмистах пятидесяти, Александр Яковлевич, - устало обратился он к Березняку. - Точнее узнаем после расшифровки данных аппаратуры…
Глава 10.
Столица готовилась к первомайскому параду. Улицы перед праздником украшались, вывешивались красные флаги, хотя, по мнению Андрея, их и в обычные дни был перебор. Война войной, но первомайская демонстрация - дело святое. По крайней мере, тут еще не забыли, что именно демонстрируют, в отличие от смутных детских воспоминаний Воронова от таких же шествий из середины восьмидесятых.
Единственное, что немного отравляло радостную предпраздничную атмосферу - это невнятные сводки Совинформбюро за последние два дня. Вместо привычного за последнее время: «…Войска Северо-Западного фронта продолжают вести успешное наступление, громя бегущего противника… Войска Западного, Юго-Западного и Южного фронтов ведут активную оборону на прежних позициях…» мощный бас Левитана сообщал, что: «…Войска Западного и Юго-Западного фронтов ведут тяжелые оборонительные бои…». Как и любой более-менее понимающий человек - а таких к концу первого года войны среди населения СССР было уже немало - Андрей ясно сознавал, что случилось что-то непредвиденное. Причем «наверху» еще не совсем владеют обстановкой, отсюда и туман в информационных сообщениях. Что могло случиться, Воронов, в принципе, представлял - аналитики генштаба ожидали весеннего немецкого наступления на юге. И готовились к нему. Значит - не так и не там.
На третий день он не выдержал - да и сколько можно отдыхать, в самом деле, месяц уже истек - и позвонил Рычагову. На месте того не оказалось, а разговаривавший с Андреем сотрудник Управления какие-либо подробности сообщать отказался. А под вечер главком ВВС позвонил сам. Он был краток:
- Приезжай. Сейчас.
В здании Главного Управления ВВС, несмотря на позднее время, царила сугубо рабочая атмосфера. Из кабинета в кабинет метались офицеры с какими-то толстенными папками в руках, из приоткрытых дверей доносились обрывки многочисленных телефонных разговоров. Кабинет Рычагова тоже напоминал проходной двор. Пришлось обождать с полчаса, пока главком не разделался со всеми срочными делами и не очистил свой кабинет от лишних ушей.
На третий день он не выдержал - да и сколько можно отдыхать, в самом деле, месяц уже истек - и позвонил Рычагову. На месте того не оказалось, а разговаривавший с Андреем сотрудник Управления какие-либо подробности сообщать отказался. А под вечер главком ВВС позвонил сам. Он был краток:
- Приезжай. Сейчас.
В здании Главного Управления ВВС, несмотря на позднее время, царила сугубо рабочая атмосфера. Из кабинета в кабинет метались офицеры с какими-то толстенными папками в руках, из приоткрытых дверей доносились обрывки многочисленных телефонных разговоров. Кабинет Рычагова тоже напоминал проходной двор. Пришлось обождать с полчаса, пока главком не разделался со всеми срочными делами и не очистил свой кабинет от лишних ушей.
- Садись, - устало указал он Андрею на стул.
Пару минут генерал сидел молча, потирая виски. После чего, чуть передохнув, стал вводить своего гостя в курс дела. Как тот и подозревал, началось крупное немецкое наступление. По данным разведки, оно должно было произойти опять на южном направлении. Но противник снова смог обыграть наших аналитиков и ударить в центре, чуть южнее припятских болот. Классически, по двум сходящимся направлениям, на стыке Западного и Юго-Западного фронтов. Полностью подготовка от разведки не укрылась, но более-менее точно место вражеского удара стало известно всего за сутки до начала, поэтому сделать практически уже ничего не удалось. Имевшие полгода на подготовку «домашнего задания» и точно знавшие, в отличие от лета сорок первого, какие укрепления придется штурмовать, снабженные всем необходимым немецкие подразделения за несколько часов проломили советскую оборону и устремились на восток. Не так уж быстро устремились - советские войска отступали организованно и активно обороняясь, и авиация тоже не бездействовала, беспрестанно штурмуя передовые части противника. Но все же отступали. Резервов для ликвидации прорыва в распоряжении Ставки имелось предостаточно, но находились они далеко. Чтобы перебросить необходимые силы потребуется три-четыре недели, а за это время немцы могут натворить дел…
- Короче, фрицы собрали там мощную авиационную группировку. Румынские и итальянские части, а также кучу своих. Причем на новых, еще не встречавшихся нам самолетах. Их промышленность тоже не спит! Черт, за три дня мы потеряли около пятисот машин - пятую часть авиационной группировки обоих задействованных фронтов! - Рычагов шарахнул своим тяжелым кулаком по столу.
- Потеряли не зря, - продолжил он, чуть успокоившись. - Продвижение противника замедлено. Но ключ к темпам его наступления - снабжение через понтонные переправы, переброшенные через все крупные реки в районе наступления. Ставкой поставлена задача - прервать, по возможности, грузопоток через них. Поставлена и диверсионным подразделениям, и нам. Короче - мы создаем две авиадивизии особого назначения для этой цели - одну Западному фронту, вторую Юго-Западному. Для них будут выделены лучшие пилоты и лучшие самолеты. В каждой - один истребительный полк на По-7 и два на пикирующих бомбардировщиках Ту-2. Истребители должны обеспечить спокойную работу пикировщиков по переправам.
Нервно шагавший по кабинету генерал вытер пот со лба и закончил:
- В общем, товарищ Сталин предложил тебя на должность командира истребительного полка, предназначенного для Западного фронта. Вот список опытных летчиков с минимум пятью победами, подготовленный отделом кадров, выбирай кого хочешь. Техника уже подготовлена на заводе, только забрать. Сроки на все - трое суток! Через семьдесят два часа должны быть на месте и начать работать. С любыми проблемами - ко мне, в любое время суток. Все понятно?
Андрей вышел в приемную, рассматривая на ходу врученные Рычаговым бумаги и сразу же делая пометки в них. Терять времени нельзя - объем работы огромный. Выбрать и собрать личный состав, распределить по эскадрильям и звеньям, принять технику. А потом перелететь со всем этим в район боевых действий и совершить хотя бы один тренировочный вылет для сколачивания коллектива перед началом работы… «Успеть бы заехать домой, попрощаться с Аней. И, кстати, Гроховского отозвать - привык к нему!» Несмотря на количество внезапно свалившихся на него дел, Воронов почувствовал как будто прилив сил - настолько соскучился, видать, за время отпуска по настоящей работе.
Осмотревшись напоследок, командир новоиспеченного «элитного» полка пошел на посадку последним. Все остальные уже сели. Пока соседи-пикировщики, которых нужно было прикрывать, заканчивали сосредоточение на выделенных особой авиадивизии аэродромах, он успел организовать не один, а целых три тренировочных вылета. В результате можно было с достаточной степенью уверенности утверждать, что в первом же боевом вылете пары и звенья не перепутаются и смогут организовать нормальное взаимодействие. Хотя личный состав полка и состоял только из опытных пилотов, имеющих не менее нескольких побед каждый, но способность «чувствовать» напарника в бою - главный элемент, несущий победу в нынешних, групповых по сути воздушных боях, вырабатывается не сразу. И личное умение летчика тут играет не главную роль.
Когда Воронов просматривал предоставленные ему списки кандидатов, то встретил как знаменитые в «прошлой» истории фамилии, так и совершенно неизвестные там. Ничего удивительного - тут развитие событий шло по-другому, кто-то, погибший «там», тут выжил в первой атаке, набрался опыта и преуспел, а кто-то - наоборот. Впрочем, таких было намного меньше - в списке имелось достаточно известных Андрею фамилий. Вспоминая то, что про них знал, он выбрал некоторых. От других же отказался. Например, Покрышкин - умелый пилот и еще более умелый командир, но в этом-то и загвоздка! Обязательно возникнет конкуренция между командирами - а в данных обстоятельствах позволить этого нельзя, на пользу делу не пойдет. Как ни хотелось Воронову летать в окружении знакомых с детства фамилий, пришлось урезать аппетит.
За сутки, уже проведенные здесь, Андрей успел не только разместить и потренировать полк, но и ознакомиться с обстановкой. Та не сильно радовала. Вернее, не радовала вовсе. Немецкий удар застал войска фронта вообще и его авиацию в частности врасплох. Удары по советским аэродромам отражались недостаточно эффективно, и некоторые части понесли ощутимые потери еще на земле. Причем удары наносились не только немецкой авиацией, но и дальнобойной артиллерией. А уж расположение аэродромов было противнику прекрасно известно. Потом лихорадочная штурмовка, в попытках любой ценой притормозить прорвавшиеся вражеские войска, резко увеличившееся в условиях неразберихи количество аварий. Ну и концентрация немецкой авиации… Короче говоря, увидев все своими глазами, Воронов стал подозревать, что доложенные Рычагову цифры наших потерь, скорее всего, занижены. И инициатива в воздухе пока принадлежит противнику, несмотря на то, что численно, даже с учетом потерь, советская авиационная группировка не меньше немецкой. Впрочем, особая авиадивизия резерва Ставки прибыла сюда с вполне конкретной целью, поэтому за общее состояние дел голова пусть болит у начальника авиации фронта. Нам бы свою задачу выполнить…
Первый же боевой вылет принес неприятные сюрпризы и горечь потерь. Летать пришлось почти на полный радиус - ближние переправы атаковала штурмовая авиация фронтового подчинения, а им достались дальние, и Андрей даже подумывал применять подвесные баки. Но пока решил оставить их на потом - баков было мало, сбрасывать после выработки топлива жаба душила. Когда еще другие подвезут? А с баками скорость сильно падала - не покрутишься.
Понтонные переправы оказались сильно прикрыты. Как зенитками, так и авиацией. Еще на подлете к цели их атаковала целая туча «Мессеров», прочно связав боем. Причем, покрутившись с ними, Андрей с удивлением понял, что это машины следующей модификации - «Густав». Более скоростные, маневренные и лучше вооруженные, чем уже привычные «Фридрихи». На По-пятом в поединке с ними пришлось бы несладко, но «семерки», к счастью, практически ничем БФ-109Г не уступали. Однако в кабинах «Густавов» сидели явно не практиканты, и бой шел на равных. Тем более что советские истребители, ведя бой, старались держаться невдалеке от прикрываемых ими пикировщиков, и это сильно сужало свободу маневра.
Как оказалось, за «тушки» беспокоились не зря - вскоре на них попыталась упасть группа «Фокке-Вульфов». Но оставленное именно на такой случай на высоте звено сумело сорвать им атаку. При подходе к цели немецкие зенитки открыли убийственный огонь, и вражеские истребители сразу же отвалили в сторону, чтобы не пострадать от дружественного огня. С тем, чтобы наброситься на беззащитные при выходе из атаки, а то и поврежденные плотным зенитным огнем бомбардировщики.