Мобильных не было. И время другое. Время другое, печаль — та же…
Светлана с сочувствием посмотрела на девушку:
— Кто он, Анечка? Расскажите…
Аня приложила к груди ладошку:
— Я… не знаю… не смогу. Это сложно. Он такой… Чудный, обаятельный… Как можно рассказать? Не вмещается…
— А вы попробуйте. Опишите его. У него тёмные волосы? Он высокий?
— Нет, светлые, короткие… Да, высокий… Но это же неважно, правда?
— Конечно, неважно. Это чтобы с чего–то начать… А как вы познакомились?
А Света свою встречу помнит?
В тёмном зале, под рёв музыки, пошла навстречу. Помнит, как обожгло… Потянуло… Дурацкая музыка — ни за что бы не стала сейчас такую включать.
Какая, собственно, разница: музыка — лишь повод для встречи. Стечение обстоятельств…
— Я танцевала на сцене — танцевать люблю…
— Хорошо танцуешь? — Света не заметила, как перешла на «ты». — Я так и думала. У тебя спина — свечка.
— В студию в Москве ходила. Увидел меня — подошёл, — Аня прикрыла глаза. — Музыка красивая… А потом по городу шли… от Триумфальной арки по Елисейским полям… Я на ветру кружилась…
…И они в тот вечер, переплетясь руками, вышли под чёрный купол неба. Над головой звезды…
Светлана перевела дух. Приложила к щекам руки — горячие…
«Солнце — одно, а шагает по всем городам», — читал ей Игорь. Марина Цветаева — она её обожает!
«Солнце — моё. Я его никому не отдам», — радостно повторяла за ним.
«В вечную ночь пропадёт, — погонюсь по следам…», — кричал он к звёздам.
«Солнце моё! Я тебя никому не отдам!» — Думала, все забыла…
Когда это было? Сто лет назад!
Шли по набережной Москвы–реки, не замечая времени.
— Как будто время остановилось… — сказала Аня. — Я тогда поняла — хочу быть с этим человеком… Только с ним! Понимаете? — Мальвина смотрела так, будто душу выворачивала. Ребёнок, у которого отняли игрушку…
— Анечка! Девочка! — Света судорожно выдохнула. — Ты не поверишь… Со мной подобное происходило. В твоём возрасте… Я знаю, как теперь это…
— Больно! Везде больно! — воскликнула девушка.
— Это пройдёт, Аня! Подождать нужно!
— Не знаю, что теперь делать… — Мальвина обняла себя за плечи и закрыла глаза.
— Только ждать…
— Ждать? — удивлённо посмотрела на Светлану. — Он не вернется… — Уткнулась головой в колени, отгородившись волосами, как стеной.
— Ждать — чтобы прошла боль. А она пройдёт — обязательно… — прошептала Светлана.
— Пройдёт? А что потом? Пустота? Что вместо этого? — Аня положила локти на столик, вплотную приблизилась. Глаза–озера грозили залить.
— Потом? Жизнь. И любовь — совсем скоро…
— Мне больше никто не нужен. Понимаете? Ни–кто! Я больше никого не полюблю!
— Это сейчас так кажется. Новая любовь будет другой — это точно, не такой яркой, зато более глубокой, надёжной. Родите кучу детей…
— И детей у меня не будет! Потому что все бесполезно!
Светлане тогда тоже казалось, что жизнь закончилась. И нет больше в ней радости. Глупая! Все самое ценное, настоящее — впереди. Но как сейчас это объяснить Мальвине?
Сейчас — невозможно.
Света вспомнила, как впервые почувствовала в животе пробуждение новой жизни — толчок пяткой. Или головой? Локтем? Сын — маленький пыхтящий комочек: смешной, тёплый, весь в складках. До сих пор на коже, на губах чувствует лапку, которой Антошка толкался, — гладкую, сладкую… Целовала… Крошечные пальчики… Надо же! И ноготки — маленькие жемчужинки…
А муж? Он подарил ей это чудо… счастье — быть матерью. С ней — ни с кем другим! — захотел вить гнездо, родить сына. Это дорогого стоит! Что прежние слезы?
Но сейчас Аня это не услышит…
— Я тоже тогда думала, Анечка, что безнадёжно заболела, — сказала Светлана глухо, — и нет исцеления, и моя жизнь раскололась. Знаю, милая девочка, сейчас так больно, что и слов утешения не найти… Каждый день — серый… Кажется, навсегда…
— А он кто? Высокий? — подняла голову Аня. Взгляд — как у побитого котёнка.
— Уже не помню… — Света пожала плечами.
— Как можно не помнить? — не поверила ей Мальвина и возмутилась.
— И вы забудете…
— Я? Как такое можно забыть? — выкрикнула в лицо, негодуя. И сразу взгляд — дерзкий, колючий, непонимающий. — А говорите — «любили»…
— Очень! Все, что я скажу сейчас, покажется вам, Анечка, гадким, жестоким. Отвратительным! Вам тяжело слышать — слишком свежа рана. Это скоро пройдёт. Только память останется о том времени. Будет окутывать тёплой волной. Ведь у вас это впервые?
— Такое? Чтоб невозможно дышать? Да, в первый раз… — прошептала.
— Сожмите зубы, потерпите. Исчезнут и боль, и обида — только подождать нужно…
Мальвина закрыла глаза и замотала головой, поднимая в волосах бурю, не соглашаясь. Опустила голову, обхватила руками лоб — в обруч взяла — уткнулась локтями в колени. Съёжилась, сжалась, затихла… Отгородилась от всего света, захлебнулась в печали.
И ей тогда было плохо…
Сколько раз брела по городу, с замиранием сердца оборачивалась — чудился знакомый силуэт, похожий голос. Запах.
Боже! Какой взбалмошной дурочкой она была! Какие непостижимые поступки от любви совершала! Ей говорили, стараясь успокоить, что все не так и её герой вовсе не тот, кого она себе выдумала. Все проще, легче, бледнее. Но разве это важно? Она хотела его видеть таким! Наделять, придумывать, фантазировать.
Он открыл целый мир — запахов, чувств…
Светлана вспомнила, как однажды утром вдруг по–другому увидела себя в зеркале. Взглянула — отпрянула. В отражении на неё смотрела не вчерашняя девочка с тёмными косичками. Глаза лучились, сияли. В глубине — тайна. Нечто незнакомое, что переполняет душу. Прикосновение к глубокому, настоящему оглушило мощью переживаний, высветило лицо, красиво подчеркнуло линию плеч, руки…
Движение головы, взлёт бровей. Кожа. Улыбка…
Этот её взгляд — с грустинкой… Света раскрыла дорожное зеркальце — из того времени?
А рассудительность, отстранённость — откуда? Это потом, много позже…
— Неужели вы даже никогда не вспоминали? — сдавленным голосом спросила Аня.
— Почему не вспоминала? К молодости часто возвращаешься. Краски помнишь, запах, полет души. Фильмы просматриваешь — наивные. Листаешь книги. Музыку слушаешь. Давно забытые лица всплывают. Ностальгия… Вам знакомо такое слово? Наверное, ещё нет. Мой герой там остался, в прошлом — светлым пятном…
— И все? И никогда не хотели встретиться?
— А зачем?
— Узнать, что с ним стало, какая у него жена, дети? Счастлив ли?
— Думаю, счастлив. И жена замечательная, и дети… Я бы очень ему этого желала — искренне.
— Но как вы можете знать?
— У него не может быть по–другому.
— А я хочу, чтобы мой друг тысячу раз пожалел, что мы расстались, — чеканя слова, сказала девушка. Ее глаза лихорадочно блестели. — И всю жизнь раскаивался, а жена у него была бы страшная, глупая — две извилины, злюка…
— Ага, толстая — вот такая, — подхватила Светлана и развела в стороны руки, — напудренная, нарумяненная, губы тонкие, нос горбатый, брови — как у Бармалея, в разлёт. Чтобы пришёптывала и прихрамывала. Глуховата и слеповата. Да? Пойдёт?
Они закатились от смеха.
— Вас это удовлетворит? — спросила Света, утирая слезы.
— Я согласна. Так ему и надо! — воскликнула Аня, вскинув голову.
— Анюта, вы думаете, вас друг обидел? — перестав смеяться, серьезно спросила Светлана. — Думаете, он сделал выбор? Все не так!
— Но уж точно не я!
— Милая девочка! За нас все давно решено. Там… — Света показала в потолок.
Аня фыркнула и отвернулась.
— Почему вы читаете П. Коэльо? Ответ ищете? А вы представляете, Анечка, если бы у меня не было Антошки?
— Был бы другой Антошка — неужели вы бы его не любили?
— Нет! Богу было угодно, чтобы родился именно мой мальчик, и родила его я, и грудью кормила, а отцом был муж. Так нужно, Аня! Творец не посвящает нас в свои замыслы — ставит перед фактом. И на ваш счёт у него свои планы, и неважно, как вы к этому относитесь. А у вашего друга должен быть другой путь — не с вами…
Светлана заметила, как лицо Мальвины исказила гримаса. Почувствовала, что прервёт, не дослушает, поэтому заговорила быстро, заторопилась:
— Может быть, не с одной женщиной — с десятком. А у вас, Аня, все ещё будет… и ничуть не хуже… поверьте. «Кто–то, о чьём существовании Вы даже не подозреваете, любит Вас», — так, кажется, сказал ваш писатель. Я бы Библию читать посоветовала — о том же, но другими словами.
— С другим не хочу! И вообще все, что вы мне тут наплели, — Аня гневно сверкнула глазами, — бред! Извините, мне нужно отлучиться.
Она порывисто встала, резко откинула стул. Летящей походкой устремилась прочь, ничего не видя вокруг, почти побежала, перепрыгивая через расставленные сумки и чемоданы, огибая сидящих на полу людей.
Она порывисто встала, резко откинула стул. Летящей походкой устремилась прочь, ничего не видя вокруг, почти побежала, перепрыгивая через расставленные сумки и чемоданы, огибая сидящих на полу людей.
Светлана тяжело вздохнула. С тоской окинула зал, взглянула в окно.
Буран не прекращался. В свете фонаря в стекло стучались снежинки.
Вот где Мальвина? Куда побежала? Пойти что ли, отыскать её? Ревёт где–нибудь в туалете…
Бедная девочка!
И Светлане было трудно справиться с чувствами! Как можно быть бесстрастной!? Бесстрастной — неживой? Как хранить мир в душе?
Кому нужен этот мир, в котором нет любви?
Она встала. Сняла со стула рюкзачок, лёгкую куртёнку. Куда направиться на поиск Мальвины? Подумав, села обратно. В толпе так легко затеряться… Что Аня решит, не увидев ни её, ни своих вещей? Подождёт здесь — вернётся. Ничего, поревёт, справится. Ляжет маленькая морщинка у глаз, ещё красивее станет.
Надо сказать девочке, как это полезно — познать другую гамму чувств. Как это её обогатит. Закрывшись от боли, человек становится неживым.
Как в музыке — чувствовать мажорный и минорный лад…
— Ветер злой. Я в окно смотрела… — Аня неслышно села рядом. Волосы, вспорхнув, опустились следом. Накрыли плечи сверкающим облаком.
— Анюта… Я… соглашусь, это жестоко. Допустила бестактность… Простите… — Света подбирала слова.
К столику подбежала болонка с цветными ленточками в заплетённых косичках. Сопя, обнюхала Анины ботинки.
— Какая прелесть! — Светлана всплеснула руками. — Откуда это чудо взялось?
— Сбежала от кого–то, — сказала Аня и посмотрела по сторонам. Нагнулась к полу погладить собачку. Та ткнулась в ладонь мокрым носом. Зафырчала, лизнула. — А вон и хозяин идёт, — увидела Аня.
К ним спешил мальчик с поводком. Увидев хозяина, болонка радостно тявкнула и завиляла хвостом. Маленькое тело мелко задрожало, задвигалось, как на шарнирах.
— Все в порядке, — ответила Мальвина. — Вы простите — не сдержалась. Надеюсь, все скоро пройдёт — как вы сказали… Я девушка сильная, справлюсь. — Она вымученно улыбнулась.
— Справитесь. Обязательно…
Они замолчали.
Светлана уткнулась в телефон — отправляла Антону сообщение.
— Не знаю, как дальше… Таких больше нет… Он славный, ужасно обаятельный… — вдруг прошептала Аня.
— Так ужасный или обаятельный? — Света подняла голову и улыбнулась.
— То есть очень, очень… — Мальвина подыскивала слова. — Скажите, но как теперь жить?
— Отвлекитесь. Переключитесь. Или загрузите себя работой, — Светлана убрала телефон в сумку, — чтобы не было передышки. Прийти домой вечером, свалиться от усталости замертво, ни о чем не думать, чтобы ни минутки свободной — отпустит… Мне помогло… — смущённо улыбнулась.
Аня недоверчиво смотрела.
— А ещё я люблю наблюдать. Вы когда–нибудь видели, Аня, как надвигается весна — нет, не в Европе, а где–нибудь на севере — вдали от цивилизации? Ледоходом взрываются реки, земля гудит. Природа — вот что должно восхитить. А звезды ночью? Не в городе — там не видно. В поле, в тишине, чтобы никого рядом… Знаете, Аня, меня сразило небо в Египте. Помню, стояла ночью в пустыне, на выжженной земле, голову вверх задирала. — Светлана вытянулась, будто и правда увидела наверху, в металлических конструкциях потолка, сияющие звезды. И Аня следом за ней голову запрокинула. — Воздух горячий, небо чужое, перевёрнутое, по коже дрожь.
И Мальвина поёжилась. Увидела краем глаза, как от восторга затуманился взгляд Светланы.
— А мы в горы ходили — по скалам поднимались, — вдруг произнесла Аня.
— О! Серьёзное занятие, — откликнулась Света.
— Океан внизу, далеко, ветер свищет…
— Безбрежный океан, а ты — маленькая точка на земле, кроха… «Кто поймёт, измерит оком. Что за этой синей далью…»*
— Красотища!
— Анечка, простите вашего друга. Он волен поступать, как ему хочется. Сейчас вы даже не осознаете, как много обрели: мудрость, красоту. Да, красоту — потому что расстались.
Аня удивлённо взглянула.
— И я не сразу поняла, — пояснила Света. — Когда мир только цветной, радужный, он неживой. Минорная нотка рождает движение. Глубина жизни, восторг, восхищение — от маленькой грустной нотки… Постижение смысла, прикосновение к тайне — от неё же, как в музыке. Вам дано это почувствовать, — сказала, пристально глядя на Аню, немного стесняясь высокопарных слов.
В сущности, какое имеет право… Кто она ей?
Аня слушала внимательно, но отстранённо. Светлана смутно понимала, какой отклик оставляют её слова в сердце девочки — притихшей, жалкой, которая зачем–то встретилась ей в душном переполненном аэропорту по дороге домой. Оставляют ли? Не очень–то дети слушают бред старших…
Вежливая девочка, воспитанная, изображает добродушие, может, от скуки слушает?
— Знаете, Аня, чем вы уже отличаетесь от своих хихикающих подруг? — Мальвина напряжённо смотрела. — Вы на правильном пути. Любовь — это Бог. Это путь к Богу… Шляпу снимаю. — Света театрально поклонилась.
Аня пожала плечами, запустила руки в волосы, спутав золотистые пряди. Раскрыла книгу. Беспорядочно листала страницы, пыталась читать.
— «Любовь — это великое безумие мужчины и женщины», — громко произнесла вслух.
Светлана подняла голову.
— Вы согласны? И у вас так было? — сморщив лоб, спросила Аня.
— Согласна с вашим писателем — было, про меня. Башню сносило… Вы представляете, Анечка, я даже хотела подарить своему другу обезьяну…
— Что? — не поверила ей Мальвина.
— Да, да! Обезьяну! — Светлана весело засмеялась, откинувшись на стуле. — Ужас, правда?
Аня вопросительно смотрела, ожидая продолжения рассказа:
— Вы шутили?
— Нет, не шутила. Я даже купила в Детском мире — страшную, облезлую, с чёрными пуговицами вместо глаз.
— Ах, игрушечную… Я‑то думала… — разочарованно выдохнула Аня.
— Я бы и настоящую подарила. Но где найти? В Москве? Не в зоопарке же…
— И что? С обезьяной?
— Запаковала в коробку из–под башмаков…
— Отправили?
— Нет, мужества не хватило…
— А зачем это вам?
— Не знаю… От отчаянья… Или чтобы привлечь внимание… На себя обратить…
— Думаю, обратили бы… — Аня тоже засмеялась.
— Да уж… Ужас…
Светлана повернулась к табло, прищурилась, вглядываясь в жёлтые мигающие буквы.
— Да нет там ничего нового, — подсказала Мальвина. От рассказа она немного повеселела.
— А однажды я пришла в гости — без приглашения, — продолжила Света.
— Как это?
— Позвонила, а Игоря дома не оказалось. А может, просто не захотел меня слышать. Трубку взяла мама, строгим голосом ответила, что его дома нет.
— Игоря?
— Так звали моего друга.
— И мой папа Игорь. А где он был?
— Не знаю. Я спросила — могу ли прийти к ним сейчас. Сказала, очень нужно, очень.
— Мама согласилась?
— Не было времени подумать. Когда тебя в лоб спрашивают: я приду? Сейчас, вот за порогом стою… Трудно отказать, нет времени для размышлений. Первая реакция — не подумав — всегда вежливая.
— И что?
— Помню, как по лестнице поднималась, серые ступеньки считала, за крест на груди держалась. Долго стояла около двери, не решалась позвонить. Слышала суету в доме. Женский голос просил кого–то надеть чистую рубашку. В общем, внесла оживление в тихий семейный вечер. — Света смущённо улыбнулась.
— Зачем это вам? — спросила Аня, удивленно разглядывая Светлану.
— Хотела пройтись по улице, по которой Игорь домой возвращается — интересно же: что видит. Вдохнуть воздух — он им дышит. Поймать запах — чувствует. Посмотреть, что в окне? Что вокруг? Письменный стол, цвет обоев, шторки… Зубная щётка…
— Но зубную щётку он выбросит, а обои переклеит. Какой смысл?
— Смысл? — Светлана покачала головой. — Смысла нет. Чувствовать…
Она вспомнила, как Антошка, прилетая на несколько дней из Европы в Москву, мчался к любимой девушке и несколько часов дожидался её в грязном подъезде, сидя на подоконнике, вглядываясь в мутное стекло лестничной клетки. Из чистенькой Европы — в грязный подъезд. К любимой…
— Для чего? — продолжила пытку Мальвина.
— Анют, ни для чего… Просто так. Без последствий… Чтобы жить.
Аня пожала плечами, недоумевая. Криво улыбнулась:
— Но вы не думали, что этим вы можете Игоря оттолкнуть? Или что это не понравится родителям — сочтут вас невоспитанной, невежливой. Вы знаете, в Европе считается дурным тоном, если…
— Да ничего не думала, — прервала Светлана. — Говорю же, дура была, — сказала жестко. — И любила сильно… — прошептала.
— Нелогично…
Света закусила губу и отвернулась.
Они замолчали.
— Пойду, пройдусь… — Света встала, подхватила курку. Кружок по залу сделаю, размяться хочу. Засиделась, застыла.