Набив массу синяков, я наконец добрался до двери и на удивление быстро ее открыл. В коридоре было не так темно: в дальнем его конце горела тусклая лампочка аварийного освещения.
И в этом слабом свете я увидел здоровенную фигуру, в которой трудно было не узнать Севу-Жеребца. Сева вразвалочку шел мне навстречу, и расстояние между нами было уже таким небольшим, что удирать поздно. Сева, надо отдать ему должное, с ходу сориентировался в ситуации, не стал удивляться, задавать мне идиотские вопросы или угрожать. Он мгновенно бросился мне навстречу и взял в обыкновенный классический захват. Оно и понятно, и совершенно правильно: он большой, здоровый, руки длинные, из хорошего захвата фиг вырвешься… Но я успел высвободить руки и большими пальцами надавил ему на болевые точки за ушами. Прием простенький, не очень опасный, но боль вызывает жуткую.
Сева выругался и расцепил захват. Что и требовалось.
Я рванулся назад, но Жеребец, сволочь, моментально очухался, шагнул за мной и снова схватил в охапку, но теперь уже сзади, и захватил локтем мое горло. Все понятно: парень занимался дзюдо, хочет провести старый, как мир, и надежный, как грабли, удушающий прием. Только я-то с таким подходом сталкивался неоднократно и проделал убийственный тройной удар: локтем правой руки в живот, продолжая движение той же рукой – кулаком в пах, и напоследок – головой в подбородок. При таком ударе у малорослого бойца вроде меня преимущество, потому что моя голова как раз оказалась на уровне его подбородка.
Удар действительно зверский. Сева отлетел назад, выпустил меня из рук и хрипло дышал, выпучив глаза. Надо было развивать успех. Я мгновенно развернулся и с ходу ударил его ногой в колено. Сева все-таки парень тренированный и, даже получив мой тройной удар, стоял в нормальной боевой стойке, полусогнув ноги и выставив левую чуть вперед, ну, я и ударил его в колено опорной правой ноги – ее не уберешь, на ней весь вес. Такой удар в колено окончательно лишил его преимуществ роста, да и вообще после такого быстро не соберешься. А я, не останавливаясь на достигнутом, снова пошел в атаку и, воспользовавшись тем, что он раскрылся, нанес ему хороший удар прямой ладонью в кадык.
При ударе важна не сила, а резкость – все равно мне с моим петушиным весом мощного удара не нанести, а вот резкий – это запросто. А чтобы удар был резким, нужно бить расслабленной мягкой рукой, на выдохе, и только в самый последний момент, когда рука соприкасается с телом противника, надо ее напрячь. Тогда удар получается страшным.
Вот именно такой у меня и получился: выбросил вперед на резком выдохе расслабленную руку, напряг ее в последний момент, чтобы стала, как железная, и воткнул Жеребцу в кадык.
Сева отлетел к стене, сполз по ней на пол и затих, не подавая признаков жизни. Честно говоря, мне его даже стало жалко. Он же просто выполнял свои служебные обязанности. Работа у него такая.
Однако размышлять на все эти темы мне было некогда, надо было срочно смываться. Я бросился прочь по коридору, пока на помощь Севе не подоспели его коллеги-братки. Лифтом пользоваться не хотел по причинам, которые уже перечислял, и добежал до лестницы. По этой лестнице кто-то уже с грохотом мчался мне навстречу. Дело шло на секунды.
В любом единоборстве, хоть восточном, хоть западном, главный принцип – это использовать движение противника: если он бежит вниз – надо ему помочь. И еще один принцип – превращать достоинства противника в недостатки, а свои недостатки – в достоинства. Я снова воспользовался своим малым ростом, присел, сгруппировался и, как мячик, подкатился противнику под ноги. Он не успел затормозить, перелетел через меня и загремел вниз по лестнице, пересчитывая головой все ступеньки. Для усиления эффекта я в последний момент разогнулся и подтолкнул его в спину.
Разглядывать результат своих действий мне было некогда: я взлетел на первый этаж, потом, вспомнив разговор Жеребца с Ахметом, – на второй. Бросился было по коридору, но навстречу мне, громко топая, бежали уже двое здоровенных «быков». Я развернулся на ходу и снова побежал вверх по лестнице.
Следом за мной лестница гремела от топота ног. По-моему, меня догоняли уже не двое, а человека три-четыре, но я не оглядывался – во-первых, некогда, а во-вторых, не хотел расстраиваться.
Промелькнул третий этаж, четвертый, пятый… Вот и шестой, как я помнил, последний. Лестница кончилась, я снова припустил по коридору. Преследователи немного отстали: я все-таки нахожусь в хорошей форме, а маленький вес при беге на средние и большие дистанции – большое преимущество.
Вдруг в нескольких метрах передо мной распахнулись дверцы лифта, и из него, как чертик из табакерки, выскочил Толян собственной персоной. Увидев меня, он встал посреди коридора, перегородив дорогу – расставил ноги, как шериф в вестерне, и вытащил пушку. Я нырнул под его руку и как следует врезал каблуком по ноге. Толян, видно, засиделся на кабинетной работе, утратил живость реакций. Взвыл от боли, махнул ногой, нацелившись мне в подбородок, но я снова поднырнул под удар и с размаху пнул его между ног. Грубо, но действенно.
Толян привалился к стене, ловя ртом воздух, а я побежал дальше по коридору. Сам не знаю, на что я рассчитывал, но дуракам везет: в дальнем конце коридора обнаружилась еще одна лестничная площадка, и с нее железная пожарная лесенка вела наверх.
Я полез по этой лесенке, как матрос по трапу, а по коридору уже неслись преследователи. Одним духом преодолев трап и толкнув головой железную дверцу, я оказался на крыше здания. Пейзаж был унылый: спрятаться некуда, путей отхода – никаких. Пара технических надстроек, вентиляционных или лифтовых блоков – и это все.
Я лихорадочно оглядывался, а снизу уже раздавались звуки погони.
Добежав до края крыши, я увидел, что рядом с шестиэтажным домом, который мне уже, можно сказать, сделался родным, стоял другой, пониже – наверное, пятиэтажный, отделенный от моего не очень широким проездом. То есть этот проезд показался бы не очень широким внизу, если в него нужно было бы въехать на машине, а здесь, наверху, он был здорово широкий и перепрыгнуть через него – а именно такая мысль у меня возникла – казалось почти невозможным.
Взглянув с края крыши вниз, я присвистнул: если отсюда грохнуться, костей точно не соберешь. Ну, зато все проблемы разом кончатся…
Я отошел подальше от края, сконцентрировался… Сзади хлопнула крышка люка, раздались злые голоса и топот преследователей. Раздумывать было некогда. Я разбежался, оттолкнулся что было сил… Подо мной промелькнула головокружительная глубина… и я приземлился почти на самый край соседней крыши. Не удержавшись на ногах, упал на колени, вцепившись руками в надежное устойчивое кровельное железо. Тут же вскочил на ноги и побежал вперед, гремя жестяной кровлей.
Добежав до кирпичной надстройки, завернул за нее и выглянул, чтобы оценить обстановку. На самом краю крыши соседней шестиэтажки стояли двое «быков», растерянно чесали затылки и в тоске глядели в мою сторону. Повторить мой прыжок они не решались, да оно и понятно: толстые, здоровенные, мордатые, драться они еще кое-как умели, бегали гораздо хуже меня, в чем я уже успел убедиться, а уж прыгать явно ни одному из них давно не приходилось, и сверзиться с двадцатиметровой высоты им явно не улыбалось.
Один достал было пистолет, но второй выразительно повертел пальцем у виска.
Не дожидаясь завершения их раздумий, я короткими перебежками, стараясь не выходить на открытые места, пересек крышу, перебрался на соседнюю – к счастью, прыгать больше не пришлось. Так, по крышам, я ушел подальше, наконец нашел открытое чердачное окно и вскоре уже был в тихом дворике, неподалеку от места действий. Выглянув из подворотни, я увидел неподалеку машину Околевича. Вовка, конечно, не уехал, как я велел, и ждал меня. Вроде никаких подозрительных личностей вокруг не было.
Надежда Николаевна проскочила на свое рабочее место, сделав вид, что не заметила укоризненного взгляда начальника. Ну, опоздала на работу, так не каждый же день! Теперь с дисциплиной начальство так не пристает, как раньше, – лишь бы люди работали, хотя за такую зарплату… Надежда решила не задерживаться на грустных мыслях, а лучше заняться делом.
Она еще раз проглядела свои записи. С содержанием факса, кажется, разобрались, а вот с записью, сделанной от руки на обороте, еще неясно. «Гороховая, дом 8, офис 318, 324-28-39».
Племянник Александры Михайловны записал координаты фирмы, где он находился, которая приняла факс? Записал, чтобы не забыть? Возможно, но это мы сейчас проверим.
Надежда набрала тот самый номер, и когда на том конце взяли трубку, услышала:
– Фирма «Аккорд».
Она быстро проговорила:
– Здравствуйте, вас приветствует фирма «Карандаш». Мы торгуем канцелярскими товарами. Вам бумага для факса не нужна?
– Да у нас факса и вовсе нет! – протянули на том конце.
Она еще раз проглядела свои записи. С содержанием факса, кажется, разобрались, а вот с записью, сделанной от руки на обороте, еще неясно. «Гороховая, дом 8, офис 318, 324-28-39».
Племянник Александры Михайловны записал координаты фирмы, где он находился, которая приняла факс? Записал, чтобы не забыть? Возможно, но это мы сейчас проверим.
Надежда набрала тот самый номер, и когда на том конце взяли трубку, услышала:
– Фирма «Аккорд».
Она быстро проговорила:
– Здравствуйте, вас приветствует фирма «Карандаш». Мы торгуем канцелярскими товарами. Вам бумага для факса не нужна?
– Да у нас факса и вовсе нет! – протянули на том конце.
– Как – факса нет? – растерялась даже Надежда.
– А вот так – все вопросы по телефону или по электронке решаем.
Надежда поскорее повесила трубку и ненадолго задумалась. Значит, телефон, записанный на бумажке, принадлежит не той фирме, откуда пришел факс.
Она снова представила, как разворачивает письмо, которое получила Александра Михайловна. Текст от руки был записан на обороте, наспех, видно, что человек торопился. Надежда посидела еще немного на рабочем месте, раздумывая, напрягла все свои извилины и вспомнила, как на прошлой неделе к ней приходил сантехник Иван Степаныч. В доме Лебедевых сантехник был редким гостем, потому что все мелкие неполадки Надеждин муж Сан Саныч ликвидировал самостоятельно, у него, по твердому убеждению всех соседей и даже самой Надежды, руки росли из нужного места. Этому ни в коей мере не мешало то, что Сан Саныч был человеком интеллигентной профессии – преподавал в вузе, а также разбирался в компьютерах, чем неоднократно пользовались все его знакомые и родственники, а также знакомые родственников и родственники знакомых.
Но в тот раз пришлось вызвать сантехника, потому что в процессе работы требовалось отключить на время воду по всему стояку, а этого Сан Саныч, естественно, сделать никак не мог – к общему крану в подвале попасть было потруднее, чем в знаменитый форт Нокс.
Иван Степаныч был не в духе, вообще, по наблюдению Надежды, все сантехники обладают отвратительными манерами и скверным характером, должно быть, это у них профессиональное. Сантехник, ворча, отключил воду, потом быстро подкрутил что-то гаечным ключом, при этом уронил его и чуть не разбил кафельную плитку в ванной. Не подобрел он и когда Надежда, сама не зная зачем, сунула ему в руки сотку. Деньги Иван Степаныч взял, буркнул что-то неразборчивое и без разрешения прошел в комнату к телефону, причем здорово наследил на полу. Не обращая ни малейшего внимания на укоризненный взгляд Надежды, он позвонил диспетчеру, доложился и записал на бумажке адрес следующей квартиры, где его с нетерпением ждали.
Так-так, мысленно оживилась Надежда. Значит, мастер починил факс, позвонил в свою фирму, узнал следующий адрес и записал его на первой попавшейся бумажке. Попробуем выяснить поточнее.
Она снова набрала тот же номер и заговорила, по возможности изменив голос:
– Это фирма «Аккорд»? С вами говорят из Фонда социального страхования.
Она с удовлетворением выслушала почтительную паузу. Расчет оказался верен: звонки из официальных организаций всегда вызывают опасения. Надежда выбрала Фонд социального страхования, потому что голос своего налогового инспектора в фирме хорошо знают.
– Что же это, никак к вам дозвониться не могу! – громко пожаловалась она в трубку. – Срочно нужны сведения… У вас что, некого на телефон посадить?
– Почему же – всегда кто-то есть, вот разве что телефон тут несколько дней не работал, – отозвалась девушка.
– Да? Когда не работал? Я двенадцатого звонила.
– Вот как раз двенадцатого и починили! – обрадовалась девушка. – С тех пор все в порядке.
– Ну не знаю… – ворчала Надежда, – ладно, перейдем к де…
Она нарочно прервала разговор на полуслове. Пусть девушка подумает, что разъединили. Дела-то у Надежды к ней никакого не было, вернее, было, но она уже все выяснила.
Значит, соседкин племянник чинил факс в какой-то фирме, закончил и позвонил своему диспетчеру насчет следующего вызова. Ему сказали координаты, он записал их на первом попавшемся листочке и ушел. А уже потом, когда услышал про пожар в Сертолове, заподозрил неладное. Логично! Однако Надежда так и не выяснила, кто же послал факс и кто его должен был принять. Она решила отложить эти вопросы до вечера и сосредоточилась на работе.
Следователь Громова была подчеркнуто вежлива, но смотрела на меня с легким подозрением. Она задавала дежурные вопросы о происшествии с ограбленной старухой, а сама, видно, ждала, что я начну скандалить и жаловаться на произвол, который устроили менты позапрошлой ночью. Но я решил молчать про ту ночь, хоть и очень злился на всех полицейских и следователей. Выдержки мне не занимать, так что я спокойно отвечал на ее вопросы, спокойно расписался в протоколе и спокойно вышел, так и не сообразив, зачем Громова меня вызывала. Может, ей делать нечего? Если бы не те давешние менты, правый и левый, возможно, и стоило бы рассказать следователю про фирму «Поллукс», про ее директора, про Пал Палыча и про мои приключения, но я представил, как вцепится дотошная тетка в меня и как потребует доказательств. А возможно, она просто отмахнется и скажет, что к убийству девушки, которое она в данный момент расследует, все, что произошло со мной, не имеет ни малейшего отношения. Тогда я буду иметь бледный вид, потому что очень даже может быть, что Ахмет от поражения электрическим током совсем скопытился. Потеря небольшая, но как бы не нажить мне неприятностей… Так что я посмотрел на следователя Громову спокойно и грустно, вежливо с ней простился и пошел себе.
Совершенно другой разговор получился у меня с Надеждой Николаевной, которая ждала меня в скверике напротив.
– Ты что это себе думаешь? – сразу напустилась она на меня. – Ты что это себе позволяешь? Ведь давал мне вчера слово, что не полезешь к черту в пекло, а сам тут же побежал следить за этими бандитами! Ты хоть понимаешь, чем это для тебя могло кончиться?
Вот интересно, разве я произвожу впечатление полного идиота? Разумеется, понимаю, что с бандитами всегда опасно связываться, но, по правде сказать, я не ожидал, что из случайной слежки может получиться такая катавасия.
– Ладно, – неожиданно успокоилась Надежда, – что сделано, то сделано, рассказывай-ка мне все подробно.
– С чего это я вам должен все рассказывать?
– А с того, – спокойно сказала Надежда, – должен же ты с кем-то поделиться? Следователю Громовой, я так понимаю, ты ничегошеньки не сказал, приятелям про такие дела трепаться не стоит, родственникам – боже упаси, их всех поголовно кондрашка хватит. Остаюсь только я. Не бойся, я в обморок не упаду, а глядишь, что и посоветую путного.
– Настырная вы женщина, – вздохнул я, – хватка у вас… как у акулы.
– Не хами попусту, мне некогда, – отмахнулась Надежда, – давай по делу говорить.
Я начал рассказывать. Хотел покороче, но Надежда все время перебивала и задавала вопросы, правда, везде по делу.
– Вот так история! – пробормотала она, когда я замолчал. – Что же это за фирма – «Поллукс»?
Вчера вечером, когда бабуля ушла надолго в ванную, я имел телефонный разговор с Вовкой Околевичем. Он просветил меня насчет фирмы «Поллукс», а также сообщил, что офис, откуда пришел факс, является офисом благотворительного фонда «Пеликан». Что характерно, оказалось, что и фирма «Поллукс», и благотворительный фонд «Пеликан» занимаются одинаковой деятельностью, а именно: они поставляют оборудование для детских больниц, санаториев и интернатов. Только «Пеликан» делает это, так сказать, безвозмездно, а «Поллукс» – за деньги.
Все это я сообщил Надежде Николаевне, а она прямо подпрыгнула на скамейке.
– Андриан, я все знаю! Отбросим предположения, пора подвести итоги. Слушай, значит, двенадцатого марта кто-то из фирмы «Пеликан» отправляет факс в фирму «Поллукс». Очевидно, этот кто-то был человек, купленный «Поллуксом». Две фирмы, занимающиеся одинаковой деятельностью, – естественно, они не могут не конкурировать. «Пеликаны» – благотворительные…
– Что за странное название для благотворительной фирмы?
– Что ты, как раз очень подходящее название! Пеликан – птица, которая еще со Средних веков считается символом родительской любви. Дело в том, что существует старинная легенда, будто бы пеликан выкармливает своих детей собственным мясом. Люди, видя, как пеликан достает рыбу из мешка у себя под клювом, думали, что он отрывает куски от себя. Итак, «Пеликаны» получают оборудование бесплатно и распространяют его также бесплатно. Разумеется, «Поллуксу» это невыгодно, вот они и наняли человека, который за деньги сообщил им, когда придет контейнер с медицинским оборудованием для благотворительной организации «Пеликан» и на каком таможенном складе этот контейнер будет ждать растаможки. А также он должен был сообщить все координаты этого контейнера. Что он и сделал, этот продажный тип, засланный казачок. Как только он выяснил нужную информацию, сразу же послал факс в «Поллукс», очевидно, никак не мог ждать, дело срочное было. И совершенно не предположил, что на факсе в это время будет сидеть посторонний человек, мастер, который его только что починил. Он берет ненужную бумажку и записывает на ней координаты следующей фирмы, которая ждет его визита – телефон у них сломался.