Мэгги и так сегодня много плакала, поэтому я не хотел ее снова расстраивать. Но она потянулась и обхватила меня за шею, зажав между нами гитару.
– Спасибо.
– Не за что. – Я откинулся на стуле, отложил гитару в сторону, а потом встал и за локти притянул Мэгги к себе. – Я люблю тебя.
– А я тебя, – ответила она шепотом.
Обняв Мэгги, я взял ее за одну руку, а вторую положил себе на плечо. Я коснулся ладонью ее талии, прижал к себе. Тело мое гудело, велело дотронуться до каждого сантиметра ее кожи. Я пытался отвлечься, пытался удержать свои руки, но они гуляли по ее спине, гладили ее смуглые обнаженные плечи, переплетали пальцы с ее пальцами, – и от этих прикосновений ее кожа трепетала от волнения.
Когда в теплом вечернем воздухе Мэгги бросило в дрожь, я понял, что пора остановиться. Дрожала она не от холода, и я знал, что если не буду держать себя в руках, то попаду в глупое положение.
Пришлось сосредоточиться на том, что происходило вокруг, и отдаться во власть мыслей Мэгги. Она смотрела на своего папу и Фиону и кусала губу, пытаясь опять не расплакаться. Кайл стукнул меня по плечу. Он сжимал в объятиях Линн, которую облепил точно кокон. Он понимающе на меня глянул, будто говоря: «Все образуется».
На Мэгги Кайл посмотрел точно так же, и этот взгляд многое рассказал об их прошлом; о том, как Кайл за ней гонялся, но она ему не поддавалась. И о том, как жизнь расставила все по своим местам, и Кайл отпустил Мэгги.
Я не удивился, когда она оставила меня, чтобы его обнять. Он крепко сжал ее в объятиях, и я услышал его мысли, – услышал, как он благодарен за то, что его молитвы были услышаны. Любить Мэгги он не перестал, но теперь любил ее по-другому. Раньше я завидовал ему за то, что он так много о ней знает, ведь у них было совместное прошлое, но теперь зависть исчезла. Мэгги заслуживала такого друга, как Кайл. Он отличный парень, и муж из него выйдет замечательный.
Когда они отпустили друг друга, Кайл обнял и меня и по-братски похлопал по спине.
– Жаль, что с нами нет Родни, – шепнул он мне на ухо.
Мое сердце сжалось. Боже, как тяжело осознавать, что он не с нами, хотя должен быть…
– Да, – кивнул я. – Уж этот ковбой знал, как оседлать вечеринку.
Кайл улыбнулся:
– Ага.
Неудачная попытка приободриться, но ничего другого нам не оставалось.
Мы танцевали, и все остальные тоже танцевали: Биш с Мэгги, Мэгги со своим папой и с Хэддоком; с Джен. Воспользовавшись Даром любимой, я выяснил, что Джен до сих пор ничего не знает о доме. Молодец Биш – сохранил секрет, за что ему большая уважуха. Я прекрасно знал, насколько это сложно.
Я огляделся вокруг. В следующий раз, когда здесь, во дворике, пройдет свадьба, вести ее буду я как новый глава клана. Но хорошо, что в этот раз церемонию вел папа. Он заслужил.
Потом мы по традиции ели торт и кормили им друг друга. У нас на свадьбах, как правило, так не поступают, но мы решили сделать исключение ради Мэгги, Линн и Джима. Потом мы танцевали традиционный танец Виртуозов.
Начинается он так: невеста (а в нашем случае – невесты) встает в середину круга, а все мужчины, кроме жениха (женихов), ее окружают, берутся за руки, словно защищают. Жених тем временем двигает ногами – сначала левую закидывает на правую, затем возвращает ее в исходное положение, бьет ступней о землю и повторяет… Это старый народный танец наших предков, в котором понемножку от самых разных культур.
Мужчины по очереди выходят из круга – к невесте, танцуют с ней и уступают место следующему. Мне, если честно, эти танцы казались такими же глупыми, как и те, что устраивают на церемонии Воссоединения, когда все меняются женами. Я ведь только женился – и делиться, хоть убей, не хотел.
Но пока я наблюдал, как Мэгги танцует со всеми моими дядюшками, досада рассеялась. Особенно забавно было, когда дядя Майк заставил стебли плюща подползти к Мэгги, обхватить ее за руку и привязать к нему самому. Она хохотала так громко, что ее смех заглушал музыку.
А я только и мог, что стоять и смотреть на свою любимую.
Когда пришла папина очередь танцевать с Мэгги, он поднял в воздух солонки со всех столов и опрокинул их высоко над головами девушек. Соляные песчинки медленно падали в воздухе, будто снег или песок. Слащавенько, да, но Мэгги и остальных девчонок это зрелище заворожило.
Как только мы поужинали и покончили с тортом, гости засобирались, но тут я огорошил всех своими новостями. Как и обещал Мэгги, я рассказал остальным про Маркуса и забронированные для нас домики.
Я велел всем взять свои вещи, подготовленные для медового месяца, и вернуться через час. Заворчал в ответ один только Кайл, но и он нас послушался.
Биш приуныл. Ему не терпелось поскорее рассказать Джен о доме, но он понимал: безопасность прежде всего.
Остальные Джейкобсоны по моему приказу должны были остаться у папы дома. Там они наверняка будут в безопасности: нет места надежнее папиного дома. Никто не стал со мной спорить: Джейкобсоны всегда рады провести время вместе. А мама так вообще пришла в восторг: наконец-то можно для кого-нибудь поготовить.
Мы попрощались. Мама плакала и суетилась – сначала надо мной, а потом и над Мэгги. Никто не швырял в нас рисом, не дарил подарков; и переодеваться мы не стали, только напялили туфли.
Биш и Джен поехали в машине с Джимом и Фионой, а мы с Мэгги взяли с собой Кайла и Линн. Радио пришлось включить на полную, чтобы заглушить их причмокивания, доносившиеся с заднего сиденья. Мэгги это жутко развеселило, и она полдороги хихикала, уткнувшись в мое предплечье.
Я ждал, что Мэгги заснет, но она гладила меня пальцами по руке и кисти. Само спокойствие. Черт, она была даже спокойнее меня! Я слегка опешил, пытаясь понять, отчего же она так невозмутима, и почему-то не радовался, а тревожился.
У маяка недалеко от коттеджей я притормозил. Мэгги коснулась ладонью моей щеки и повернула лицом к себе. Она молчала, но слов и не было нужно. Слабая, открытая улыбка, тронувшая ее губы, сказала мне, что она счастлива… и готова.
Я сообщил хозяину о нашем приезде и раздал всем ключи. Отдавая Джиму его связку, я старался держаться непринужденно. Однако сам Джим предпочел не смотреть мне в глаза. Я едва не вздохнул от невыносимой неловкости: все мы притворялись, будто не понимаем очевидного и не разойдемся сейчас по коттеджам объявлять медовый месяц открытым…
Мы встали возле машин.
– Что теперь будем делать? – спросил Биш.
Джим хмыкнул, а Кайл засмеялся над двусмысленностью этих слов.
– Я не о том… теперь – в смысле завтра, а не сейчас… – смущенно забормотал Биш.
Но сдержать смех было уже невозможно. Сначала захохотал Биш, а потом и все остальные. Успокоившись, я взял Мэгги за руку и сказал:
– Какое-то время переждем здесь. Кредитку отследить нельзя – она папина, как раз на такой вот непредвиденный случай. Сидим тише воды ниже травы, пока не решим, как быть с Маркусом.
– То есть торчать нам здесь с неделю? – поинтересовалась Линн.
Я кивнул:
– Может, и дольше.
– Отпад!
– Ну что ж. Я считаю, нужно время от времени друг друга проведывать – на всякий пожарный. Так что давайте встретимся завтра на ланче? – с небрежным спокойствием предложил я, хотя все прекрасно всё понимали.
– Ага, на ланче, – ухмыльнулся Кайл. – Времени у нас предостаточно.
– Заткнись, Кайл.
Повисла тишина. Неловкость была столь ощутима, что, казалось, ее можно потрогать. Я соображал, что сказать, но казалось, что бы я в тот миг ни делал, во всем папа и брат Мэгги прочтут слова: «Как же мне не терпится уединиться с Мэгги». Поэтому я молчал. Лучше уж неловкая тишина.
Но Кайл, конечно, за словом в карман не полезет…
– Тогда спокойной всем ночки и крепких снов! – пожелал он весело и потащил захихикавшую Линн прочь.
– Увидимся завтра, пап, – сказала Мэгги мягко и обняла отца за талию. – Я очень за тебя счастлива.
– Я тоже счастлив, – ответил он и перевел взгляд на Фиону.
Они друг другу улыбнулись. Фиона стояла в своем красном платье, с сумочкой в руке и, как и Мэгги, не казалась особенно взволнованной.
Я глубоко вздохнул. Не чтобы успокоиться, а просто так.
Чуть раньше, после церемонии, папа отвел меня в сторонку и сказал, что хочет поговорить о Мэгги… и нашей первой брачной ночи.
– Сынок, я просто хочу, чтобы ты был готов. Понимаю, разговаривать со мной о таком неловко…
– Неловко… – задумался я. – Типа того, ага.
Он усмехнулся:
– Послушай, я знаю – твое запечатлевшееся тело само поймет, как… и что надо делать. Тем более, в общих чертах ты знаешь. И поговорить я хочу не о том.
– Не о том? – повторил я.
– А о том, что наши тела не позволяют причинить боль своему нареченному. – Отец многозначительно на меня взглянул. – И если причинить боль мы им не можем вообще, то не сможем и в брачную ночь. Ты об этом задумывался?
– Сынок, я просто хочу, чтобы ты был готов. Понимаю, разговаривать со мной о таком неловко…
– Неловко… – задумался я. – Типа того, ага.
Он усмехнулся:
– Послушай, я знаю – твое запечатлевшееся тело само поймет, как… и что надо делать. Тем более, в общих чертах ты знаешь. И поговорить я хочу не о том.
– Не о том? – повторил я.
– А о том, что наши тела не позволяют причинить боль своему нареченному. – Отец многозначительно на меня взглянул. – И если причинить боль мы им не можем вообще, то не сможем и в брачную ночь. Ты об этом задумывался?
Ой-ойушки. Об этом я и правда не задумывался.
– И что это значит? Что мне делать?
– Ну, твое тело само о ней позаботится. Она почувствует лишь толику боли – на одно мгновение, а потом твое тело ее исцелит. Я просто хочу, чтобы ты понял: разговоры о пестиках и тычинках – это все, конечно, правда, но для Асов все равно чуть по-другому.
Все-таки хорошо, что мы об этом поговорили, подумал я с облегчением. А то заволновался бы ночью и все испортил.
– Это все?
– Ну, я в курсе, что о Взаимообладании ты знаешь не понаслышке. – Папа на несколько секунд уставился в пол. – Но если делать все… как полагается, будет немного по-другому.
Так мы и поговорили. Я был благодарен отцу. Нам с Мэгги в этом смысле очень повезло с семьями: что бы ни случилось, отец – даже если сомневался в моих решениях – всегда оставался моим отцом и всячески мне помогал. Я надеялся, что однажды стану хотя бы вполовину таким же достойным человеком, как он.
Мэгги отпустила Джима; он кивнул мне и взял Фиону за руку. Они держались непринужденнее всех. Когда Джим и Фиона неторопливо пошли прочь, Биш и Джен тоже попрощались с Мэгги и отправились в свой коттедж.
Мэгги, слабо улыбнувшись, повернулась ко мне. Она потерла руку, и ее звездный браслет зазвенел в тишине. Ветер, дувший с океана, был теплым, но сильным и напористым.
Я протянул руку, и Мэгги с удовольствием за нее ухватилась. Я достал из пикапа нашу сумку и пошел к коттеджу. Это был закрытый коттеджный городок, где домики располагались прямо на пляже. В нашем положении – самое оно: безопасно, уединенно и в то же время романтично. Лучшее из того, что можно снять в последнюю минуту.
Дверь со щелчком отворилась, и Мэгги зажгла свет в маленькой гостиной. Я бросил сумку в прихожей. Спальня была одна – с призывно распахнутой дверью. Я закрыл входную дверь, пытаясь понять, сколько времени мы будем мяться, прежде чем неловко зайти в эту комнату.
Но я недооценивал Мэгги. Она меня до чертиков удивила, потому что даже не глянула в сторону спальни. Она скинула на пороге кеды (свои конверсы), и я, глядя на них, улыбнулся. Она прижалась к моей груди, взяла за ладонь и приложила к собственной щеке.
Я наклонился и поцеловал ее – медленно и нежно. Я обдумывал, как поступить. Пускай Мэгги и спокойна, но действовать нужно осторожно, чтобы ее не спугнуть. Если струсит она – струшу и я. И при одной мысли о том, что она может струсить, я становился сам не свой. Мое запечатленное тело говорило мне, что я должен о ней позаботиться, убедиться, что чувствует она себя прекрасно…
Мэгги коснулась ладонью моего лица и внимательно взглянула в глаза.
– Хватит.
Потом встала на цыпочки и поцеловала меня в губы; я почти беззвучно засмеялся. Да, это я веду себя как настоящая девчонка. Мэгги улыбнулась, не отрываясь от моих губ, и я чуть отстранился, чтобы сказать:
– Я люблю тебя.
Она по-прежнему касалась моего лица. Я сжал ладонями ее бедра. Вечер только начинался…
– Знаю, ты и так все это понимаешь, но если вдруг захочешь, чтобы я что-нибудь сделал или делать перестал – только скажи…
Мэгги кивнула, и я снова стремительно ее поцеловал. Ее ладони у меня на щеках казались холодными. Когда же она под моим натиском раскрыла губы, все мои сомнения сменились решительностью.
Я мягко подтолкнул ее спиной в сторону спальни. Свет мы зажигать не стали, поэтому понятия не имели, какого цвета стены или кровать, – нам было все равно. Когда мы остановились в ногах кровати, я задумался, как лучше снять с Мэгги платье. Я подался вперед и поцеловал ее нагое плечо. Мои руки приняли решение за меня и, подняв подол платья, смяли его пальцами. Я на секунду замер, желая убедиться, не против ли Мэгги. Она подняла руки, и из моего горла вырвался рык. Я не видел в темноте ее лица, но знал, что она улыбается.
Я осторожно стянул ее платье через голову и бросил за спину. Схватив Мэгги за талию, я снова прижался к ее губам. Она опередила меня и принялась расстегивать мою рубашку – я не стал мешать. Я вынул из кармана штанов предмет нашего клана – шестеренку, которую всегда носил с собой, и положил на тумбу у кровати. А потом Мэгги потянулась к пуговице моих черных брюк, и у меня перехватило дыхание. Они упали на пол. Я переступил через них и шагнул к Мэгги.
Я перестал думать и позволил телу, которое знало ее и хотело, действовать по наитию. У меня в груди, рядом с собственным сердцем, уверенно билось и ее. Счастье и наслаждение наполнили все мое существо. Я тонул, умирал, я готов был задохнуться, только бы не отпускать ее губ!..
Мои пальцы двинулись дорожкой от ее живота до спины, мои губы прильнули к ее шее. Мэгги откинула голову, уступая мне свою кожу, и пальцами впилась в мои плечи. Я скользнул губами к ее шее, а потом еще ниже и поцеловал местечко над лифчиком. Если можно судить по дыханию Мэгги, ей невероятно нравилось то, что я делал.
Мы едва начали – а этот день уже стал лучшим в моей жизни.
Пальцы Мэгги подцепили пояс моих боксеров, а мои губы, как магнит, вновь потянулись к ее губам. Поцелуй был глубоким и долгим, и я хотел целовать ее вечно. Почувствовав, как Мэгги сантиметр за сантиметром опускает мои боксеры, я ощутил волну самодовольства: она хочет меня так же отчаянно, как я ее.
Прижав Мэгги к себе, я попытался расстегнуть лифчик, но застежки за ее спиной не обнаружил.
– Спереди, – шепнула Мэгги.
Я сглотнул, мысленно благодаря того, кто надоумил ее надеть этот лифчик. Застежка спереди почему-то показалась мне в сотню раз соблазнительнее.
Глаза мои привыкли к темноте, и теперь я мог различить не только ее силуэт, но и лицо. Снаружи доносился шум волн, и в комнату вместо света фонарей проникал лишь яркий лунный свет. Я поцеловал Мэгги в нос, поцеловал ее невидимые в темноте веснушки.
Я не отрывал от нее взгляда, пока мои умелые пальцы не нащупали застежку, которой предстояло перевернуть мой мир. Глаза любимой пронзали меня насквозь. Щелкнула застежка – но Мэгги даже не дрогнула.
И с этой минуты поцелуи стали особенно значимыми, прикосновения – иными, а ощущения, от которых трепетала и зудела от удовольствия кожа, – еще более томительными.
Я знал, что Мэгги рядом и хочет того же, что и я, – и чувствует то же самое.
– Я люблю тебя всей душой, – услышал я собственный голос, осторожно опуская Мэгги на кровать и следуя за ней.
– И я люблю тебя, Калеб. – Мэгги выдохнула мое имя. – Как же… – Она охнула, когда мой язык коснулся ее ключицы.
– Помнишь, как-то раз я просил тебя не произносить так мое имя – это слишком отвлекает. – Я засмеялся. – Но теперь я тебя очень прошу… произнеси его еще раз.
Любимая притянула меня к себе и прижалась губами к моему уху.
– Калеб, – шепнула она, куснув меня за мочку.
Я застонал.
– Да… – пробормотал я. – Вот так…
Пока я не ощущал, что она пытается проникнуть в мое сознание, но я этого и не хотел.
– Детка, послушай. Я хочу, чтобы в первый раз мы сделали это в одиночку… – Я поймал ее недоуменный взгляд. – В смысле, давай пока без Взаимообладания. Просто… сейчас я хочу чувствовать тебя, и только тебя.
Мэгги кивнула и ответила:
– Я люблю тебя. Я так тебя люблю…
– Ох, ну а я-то тебя как, детка, – прорычал я.
А потом перестал болтать.
Глава 17. Мэгги
Сердце Калеба застучало у меня в груди в унисон с моим собственным. Никогда я не была так сосредоточена на чьих-либо движениях и мыслях… Все существо Калеба было обращено ко мне, все его устремления. Я цеплялась за него, а он пытался меня успокоить, хотя его сердце отчаянно громыхало.
Его губы, казалось, жили собственной жизнью: они двигались, скользили по моей шее… сводили меня с ума.
– Калеб, – вновь прошептала я, в силах лишь повторять его имя.
Калеб замер и поднял голову. Он ничего не сказал, но взглядом спросил, готова ли я. Между нами не осталось барьеров; мы не могли больше «стоять на границе», как раньше. Да, я была готова.
Я притянула Калеба к себе и ответила на вопрос поцелуем. Его губы коснулись моей щеки и носа, и он прижался своим лбом к моему.
– Ты моя, – ласково сказал он. – А я твой.