Хотя, конечно, заманчиво было б уйти хоть ненамного туда, где время течёт быстро, в Обетованном — день, а там — целый год…
— Вернёмся к карте, — кашлянула Сигрлинн, поправляя волосы. Ей ничего не стоило заставить их принять любой облик одной лишь магией, но какие-то жесты, наверное, вплавлены глубже, чем любое заклятие.
— Вернёмся, — вздохнул Познавший Тьму и повёл рукой вдоль вздымающейся и опадающей, словно грудь тяжело дышащего исполина, серой границы. — Неназываемый наступает. Его логово пухнет, увеличивается, растёт. Медленно, но растёт.
— А где этот его Путь? — Сигрлинн медленно шла среди плавающих в воздухе огоньков, касаясь их кончиками пальцев. — Его ведь нельзя начертать, верно?
— На этой карте — нет, нельзя, — покачал головой Хедин. — Как нельзя начертить русло Реки Времени. И, конечно, эти огоньки — лишь малая толика миров, близких к границе. Я показал лишь важное. Путь пролегает частенько сквозь складки Межреальности, те самые, где, как говорится, «пространство сходит с ума» и где даже мы, Боги Равновесия, бессильны. Там, правда, никого и ничего нет, кроме искажённого, изломанного сущего.
— Ой ли? — сощурилась она. — Вот так всегда думаешь, мол, никого там нет — ан кто-нибудь да найдётся!
— Не найдётся, — покачал головой Хедин. — Мы пытались. Во всяком случае, Путь у Неназываемого выходит рваный и ломаный.
— Но всё-таки часть его нам доступна? — настаивала Сигрлинн. — Что если по нему ударить?
— Мы думали об этом. Но дело в том, что сам по себе Путь никому вреда не причиняет. Причиняли и причиняют козлоногие, возводя его. Поскольку им, как оказалось, требуется нечто вроде Магии Крови, то есть колоссальные жертвоприношения, разрушение целых миров, высасывание их досуха, чтобы возвести очередную лигу.
— А если ты разрушишь уже ими отстроенное? Возвращаться тогда придётся, а миров-то подходящих поблизости уже не сыскать!
— И об этом мы думали. Впрочем, не только думали, но и делали. Мы вообще старались выводить смертных из тех миров, где точно не смогли бы удержаться — и куда успевали им на помощь, — Хедин совсем помрачнел и отвернулся. — Но ты даже не спросила, что такое сам Путь.
— Я догадываюсь, — Сигрлинн неожиданно зябко обхватила себя за плечи. — Западная Тьма, как ты помнишь, состояла не только из меня и брандейцев.
— И об этом мне тоже надо тебя спросить, Си.
— Спросишь, — посулила она. — Но докончим сперва с войной. Что вот это там такое, горящее? Где пламя?
— Три мира. Ничем друг с другом не соединены, они даже не рядом. Два мира совершенно обычны, третий — с особым сродством к магии.
Сигрлинн кивнула.
— Это где без чародейства нельзя даже дышать? Где выжили одни лишь природные волшебники?
Хедин кивнул.
— Твои подмастерья, наверное, все оттуда? Я имею в виду — из подобных миров?
— Нет. Выросшие там не способны научиться ничему новому. Для них магия и в самом деле — как дыхание. Обычный человек сможет дышать чаще или глубже, может затаить дыхание — но огонь он не выдохнет, как бы ни старался. Так и здесь. Преподавать тамошним какие-то иные заклятия — вообще любые заклятия! — нет никакого смысла.
— Вижу, ты пытался, и не раз, — проницательно заметила Сигрлинн. — У тебя взгляд разочарованный до сих пор, стоило тебе об этом вспомнить.
— Именно что… Пытался. Потом бросил.
— Так что же, там сейчас война, в этих трёх мирах?
— Война, Си. Козлоногие напирают. Через лжепророков создаются жуткие предсказания, которые потом оправдываются.
— Но что же твои подмастерья?
Хедин досадливо потупился.
— Не люблю это их прозвище. Сам когда-то придумал, казалось, мол, чего тут такого, подмастерья — они подмастерья и есть. А вот потом как-то стало коробить. Словно не могу дать им всего, чего они достойны.
Сигрлинн легонько вздохнула.
— Понимаю. Ученики, которые не Ученики. Без Зерна Судьбы. Но это едва ли справедливо, мой Хедин. Они пошли за тобой, и они счастливы. Ведь верно?
Он кивнул.
— Да. Они — те, кто пошёл за мной, кто поверил в меня, кто помогает мне. Соратники, но… не Ученики.
— Чем они отличаются от тех, кто создавал Ночную Империю? От тех, кто управлял ею? Кроме Зерна Судьбы?
— Тебе ли спрашивать такое? — удивился Познавший Тьму. — Тебе ли, имевшей многих настоящих учениц, не знать, какую связь меж Истинным Магом и его Учеником рождает принятие такого Зерна?
— Я знаю, Хедин, милый мой. Я знаю. Но кроме этого? Что ещё?
— Их много, — отвернулся он. — Полки. Настоящее воинство. Ученики… их чувствуешь. Они часть тебя, как был частью меня Хаген.
— Прости, — тихонько сказала Сигрлинн. — Я знаю, ты их любишь. И страдаешь, что не можешь дать им того, что давал тому же Хагену и другим, до него. Ох, мы опять о чём-то другом…
— Да, они сражаются во всех трёх мирах, — мрачно сказал Познавший Тьму. — Почти все. Кроме Гелерры, Ульвейна с Аррисом и Арбаза. Эти со своими защищают Хьёрвард. Туда прорываются быкоглавцы, а за ними мне чудятся Дальние.
— Чем я могу помочь? — в лоб спросила Сигрлинн. — Отправлюсь куда скажешь. Могу возглавить…
— Стой, стой, стой, — Хедин поднял руку. На висках его проступил пот. — Зачем тебе туда? Зачем в бой?
— Разве ты забыл? Я буду горда и счастлива, если мне удастся сразиться плечом к плечу с тобой.
— Закон Равновесия… — начал было Познавший Тьму, но Сигрлинн только поморщилась.
— Закон — это для вас с Ракотом. Вы Боги, и Сущее надело на вас эти вериги. А я? Я никто. Или, вернее, я невесть кто, мы это уже обсуждали.
— Неважно, — покачал он головой. — Для Весов твой статус вторичен. Если в рядах моих… моих полков появится некто с твоей силой, равновесие пошатнётся.
— И что тогда?
— Что тогда? Откуда ни возьмись вынырнет какой-нибудь адепт Хаоса, или слуга Неназываемого, или просто безумный маг — если не местный божок — поистине ужасающей силы. Чтобы справиться с ним, нужно или вмешательство нас с Ракотом, или целый полк моих… моих… детей, — наконец нашёлся он.
— Детей… — с непонятной горькой улыбкой покачала головой Сигрлинн. — Ну, пусть детей. То есть маятник начнёт раскачиваться, придётся прибегать ко всё большей и большей силе… верно?
Он кивнул.
— Поэтому проще, лучше… милосерднее оказалось подобное побеждать подобным. Было у нас такое — мятеж, большой мятеж, его в разных хрониках прозвали «восстанием Безумных Богов». Подавлять его пришлось магам, обычным магам из смертных. Они справились. А вот когда мы с Ракотом вмешивались напрямую… хорошо, когда дело заканчивалось только открытием порталов из гибнущих миров.
— Ого, — Сигрлинн задумалась, чуть прикусила губу, словно девчонка-школьница.
— Ты была права со своим Орденом. Нам лучше всего действовать именно так. Руками других, как бы постыдно это ни звучало.
— Вот потому-то Ракот так и любит оборачиваться варваром, сознательно отказываясь от громадной части собственных сил?
Хедин вновь кивнул.
— Говорит, что не в силах сидеть сиднем, пока другие умирают. Берёт меч, оборачивает плечи шкурой и…
— Его непременно следует познакомить с какой-нибудь из Огненных Дев, — с невинно-озабоченным видом бросила Сигрлинн. — Почему он до сих пор один? И что же, он так и оставался одинок всё это время?
— Предлагаешь посплетничать? — усмехнулся Познавший Тьму.
— В своё время Поколение только этим и занималось, — хохотнула она.
— Я не спрашивал, как ты понимаешь. А сам он не рассказывал.
— Потому что небось голубоглазый и черноволосый великан-варвар заводил себе по целому сонму возлюбленных в каждом мире, где только его угораздило очутиться.
— Ну и что, Сигрлинн?
— Это его слабость, милый. А любую нашу слабость может использовать враг. Поверь женщине… Так, значит, мне на войну решительно нельзя?
— Я и сам сижу тут, как ты видишь, — развёл он руками. — Хотя больше всего хотел бы оказаться именно там. И совсем недавно пришлось… нарвавшись в итоге на Игнациуса.
— Богам Равновесия приходится встречать подобное подобным… — задумчиво проговорила Сигрлинн, осторожно касаясь охваченного холодным пламенем огонька, изображавшего подвергшийся нашествию мир. — Посылать в бой армии, самим сидя в укрытии, в безопасном месте… Как-то это не по-твоему, Хедин, друг мой.
— Это справедливо, — сказал он. Получившаяся улыбка вышла очень невесёлой. — Боги не могут по мановению руки установить царство всеобщего добра и изобилия. Наверное, будь я Творцом, я постарался бы…
— Не говори так, — она вдруг с испугом подалась к нему, прижимая ладонь к его губам. — Не сравнивай себя с несравнимым.
— Что ты? — удивился Хедин. — Фигура речи, не более того…
— Я не верю в «фигуры», — заупрямилась Сигрлинн. — Обещай, что больше так не будешь! Пожалуйста. Ради меня. Ну, видишь, я использовала все несокрушимые женские аргументы. Обещай, а?
— Не говори так, — она вдруг с испугом подалась к нему, прижимая ладонь к его губам. — Не сравнивай себя с несравнимым.
— Что ты? — удивился Хедин. — Фигура речи, не более того…
— Я не верю в «фигуры», — заупрямилась Сигрлинн. — Обещай, что больше так не будешь! Пожалуйста. Ради меня. Ну, видишь, я использовала все несокрушимые женские аргументы. Обещай, а?
— Обещаю. — Он взял её руки в свои. — А ты обещай беречь себя и не лезть на рожон. Обещай не геройствовать. Пожалуйста. Ради меня.
— Обещаю, — она улыбнулась. — Это нетрудно будет сделать, если мы засядем с тобой в этом замке, словно пленники…
— Мы не засядем, — посулил Хедин. — Во-первых, покажу тебе моих… — он чуть запнулся, совсем-совсем чуть-чуть.
— Моих последователей, — тотчас подсказала Сигрлинн. — Моих сторонников. «Детей» — это всё-таки слишком уж сильное слово.
— Да, — кивнул Хедин. — Посмотришь, как они тут устроились. Потом — если не случится ничего срочного в тех трёх мирах или во Хьёрварде — отправимся к Источникам. Сперва, наверное, к Урду, он ведь ближе всего?
Она кивнула.
— Урд… давненько я там не бывала. И на твоих подопечных тоже погляжу. Небось ты им даже города не построил?
— Они обосновались в Обетованном. Ну и я с ними.
— И прекрасно. Твоё пристрастие к летающим крепостям… — она засмеялась.
— Что с ним не так?
— Оно на самом деле мне очень нравится. Серьёзно! Но лучше всего, наверное, всё-таки оставаться там, среди тех, кто верит тебе и идёт за тобой. У тебя ведь есть где преклонить голову в Обетованном? Это нужно твоим соратникам, не тебе, я понимаю. Позволь мне взглянуть, быть может, смогу им чем-то помочь.
Он кивнул.
— И не забудь о своём Ордене также.
Сигрлинн тяжело и виновато вздохнула.
— Не забуду… хотя ума не приложу, как говорить с оставшимися.
— Честно, как и всегда.
— …Сказал хитроумный Хедин, — поддела она. — Значит, заканчивая со всем этим, — она обвела рукой многочисленные огоньки, — кроме вторгшихся козлоногих, а в Хьёрварде ещё и быкоглавцев, повсюду тишь, гладь и сплошная благодать?
— Не сказал бы, что благодать, но по сравнению с теми мирами, куда прорвались козлоногие…
— Погоди, — вдруг остановила она его. — Козлоногие. Что останавливает вас с Ракотом от того, чтобы смести их с лица Упорядоченного? Разве Закон Равновесия распространяется на них?
— Он распространяется на всё, Сигрлинн.
— Это несправедливо! — возмутилась она. — Эти твари — не от нашего Упорядоченного. Творец не создавал их. Наши уложения — не про них!
— Твоими б устами да мёд пить, — досадливо бросил Хедин. — Мы тоже так думали. Оказалось, что ошибаемся. Всё в Упорядоченном подчинено Закону Равновесия, Сигрлинн. Великие Весы всеобщи. И получается, что вся божественность наша, — губы Познавшего Тьму скривились горькой усмешкой, — вся наша божественность годится лишь командовать из задних рядов, направлять усилия других, подсказывать, учить, лечить…
— А ты предпочёл бы по старинке кидаться огнешарами?
— Ну почему же так сразу и огнешарами? Есть масса куда более элегантных заклятий. Как сейчас помню, струны Арфы Ночи…
— Постой, — Сигрлинн вскинула ладонь, словно кинжал. — Но разве не в этом истинная божественность? Чем занимались Древние Боги, пока не настал день Боргильдовой Битвы?
— Старый Хрофт так очень даже сражался… — отвернулся Хедин.
Сигрлинн осторожно обошла его кругом, положила обе ладони ему на грудь, приблизила лицо.
— Тебе кажется, ты делаешь недостаточно. Верно, милый? Я же помню этот твой взгляд ещё по Голубому Городу.
— Недостаточно, — он накрыл её пальцы своими. — Если бы мы с Ракотом делали достаточно, обитатели Упорядоченного жили бы куда спокойнее. Мне не потребовались бы, — он вновь сделал усилие, — мне не потребовались бы сторонники. Спокойно занимался бы теоретической магией…
— Не хитри, — сощурилась Сигрлинн, высвобождаясь и грозя ему пальцем. — Никакая теоретическая магия не удержала бы тебя надолго. Препятствие, Хедин! Преграда! Вот что тебе нужно, и чем неодолимее, тем лучше. Ты бы не усидел.
— Какая разница, — вздохнул Познавший Тьму. — Усидел бы, не усидел… и рад бы сейчас корпеть над книгами, да куда там! Потому что кроме козлоногих, кроме всяких спятивших чародеев или божков, кроме всяких бед обычных — есть ещё Спаситель.
Наступило молчание. Прикусив губу, безмолвствовала и Сигрлинн, и даже огоньки засвеченной Хедином карты стали гореть как-то тусклее, словно подёрнувшись дымкой.
— Спаситель… — наконец прошептала она. — Я ещё спрошу тебя о нём. Но не сейчас, милый. Пойдём, пожалуйста. Надо ж ещё добраться, а я хочу как следует разглядеть Обетованное. И постоять возле Урда.
Хедин молча обнял её за плечи, одним движением заставив огоньки погаснуть. Последними исчезли три самых ярких, окутанных пламенем — там, где подмастерья Познавшего Тьму удерживали армады козлоногих.
Глава II
Клара Хюммель-Стайн, Сфайрат, Ирма
Небо ярко и дивно, опрокинутая чаша бездонного хрусталя. Светило в зените, лишь слегка подёрнуто белейшим лебединым пухом облаков, что пригнал ветер, вечный пастух воздушных стад. Внизу, средь смарагдовых холмов и густо-зелёных лесов прихотливые руки неведомых богов прочертили аквамариновую полоску реки, щедро разбросали по лугам множество цветов, наполнили заводи камышом и водяными лилиями, закружили над многоцветьем венчиков бесчисленную пчелиную армию.
А выше, за хрустальным сводом небес — бездонная чернота. Пространство и нечто большее, Межреальность, то, что больше пространства и пустоты.
Межреальность, разделяющая и соединяющая миры Упорядоченного. Межреальность, где прокладывают свои тропы в равной степени маги, чудовища и боги. Межреальность, где свободно текут иные, незримые реки, реки первородной, животворящей силы, иными называемой «магия».
На берегах реки, где сходились дороги, водная с сухопутной, раскинулся городок. Вольно разбросал бревенчатые дома, ни стен, ни рвов, ни башен, словно никого не боясь.
В городке имелся храм, имелось и торжище, и два вполне приличных трактира, равно как и питейный дом со всеми полагающимися подобному заведению радостями; но приезжему скорее всего показали бы не это, а совсем иное.
Просторные новые хоромы на окраине городка, с прихотливыми наличниками и резными ставнями, с высокой трубой и заботливо ухоженным садом, где росло такое, что обойди весь свет — не сыщешь похожего.
А пуще всего указали бы — тайком, разумеется, — на хозяйку. Высокую и статную женщину, что, несмотря на четверых детей, по-прежнему носила длинную, ниже пояса, косу. Щёки и лоб её покрывал загар, в уголках глаз едва заметны только-только проступившие морщинки, но высокие скулы оставались чисты и гладки, словно у шестнадцатилетней, как и грудь, предмет жгучей зависти всех кумушек городка. Женщине можно было дать тридцать или тридцать два, но ни днём больше.
Её знали все. И все звали не иначе как «госпожа Клара», и кланялись ей куда ниже, чем благородным или священникам.
Потому что госпожа Клара была чародейкой. Но при этом совсем не похожей на чванливых магов из далёкой столицы, что щеголяли в голубом и золотом, носили массивные перстни и огромные, выше человеческого роста, посохи с вычурными набалдашниками.
Госпожу Клару любили и побаивались. Потому что она слыла, как говорится, «строгой, но справедливой». Она не отбивала хлеб у местных знахарей, и те, поняв, что им не стоит опасаться новоприбывшей, сами бежали к ней, если случай оказывался слишком трудным или надо было спасать роженицу с, как объясняла госпожа Клара, «поперечным предлежанием плода»…
Но занималась госпожа Клара и зарабатывала на хлеб совсем другим.
Правда, нашлись и такие, кто госпожу Клару, скажем так, недолюбливал. Например, молочница Хильда, вечно косившаяся на Клару и шипевшая себе под нос какую-то гнусь; но даже она, первейшая сплетница во всём Поколе, «языком что помелом» мести не отваживалась.
* * *Клара Хюммель-Стайн любила свою мастерскую. Вообще-то она любила весь свой дом, нынешний, настоящий, где бегали, смеялись, шалили, ссорились и тотчас мирились дети — и её собственные, и соседские; дом, где ночами на подушке рядом похрапывал Сфайрат; дом, где Клара знала каждую половицу, каждую дверную петлю и каждый шесток.
Своё былое обиталище в Долине Магов она почти не вспоминала. Только когда зажигала лампадку перед маленькими портретами родителей, единственной вещью «оттуда», оставшейся на виду.
Разумеется, сама Клара в Долину не ходила, отправился Сфайрат. Вернулся он тяжело нагруженный — после некоторых размышлений Клара решила, что оставлять накопленные несколькими поколениями её родичей артефакты будет не слишком умно.