Торопясь — был день, и, хотя окна общежития выходили на сквер и складские помещения, любой человек, случайно проходящий мимо, мог его заметить, — Ариэл поставил решетку на карниз и толкнул оконную раму, которая никогда не запиралась — он специально, на случай таких вот незапланированных визитов, позаботился выломать замки. И обычно было достаточно легкого толчка…
Но не сегодня.
Хмыкнув, Ариэл толкнул посильнее. Рама даже не дрогнула.
Прижавшись лицом к стеклу, он с удивлением разглядел новенький запор, а внутри…
Пустота.
Голые стены. Из комнаты вынесли все — даже казенную общежитскую кровать, не говоря уж о личных вещах.
Еще несколько секунд Ариэл смотрел на опустевшую комнату, чувствуя в душе такую же пустоту.
Торчать тут дальше не имело смысла. Поставив решетку на прежнее место и уложив камешки в гнезда, он покинул карниз и вернулся к входу. Вахтер уже несколько успокоился, но все равно вздрогнул, заметив что-то в глазах Ариэла.
— Где мои вещи? — поинтересовался тот.
— А… э-э-э… какие?
— Мои. — Ариэл был терпелив. — Одежда, сапоги… все остальное…
Все его личные вещи легко могли уместиться в туго набитом мешке — жизнь просто не дала ему возможности обзавестись нормальным домом, где каждый предмет был его собственностью. С двенадцати лет он жил только в общежитиях, казармах, снятом на время жилье — и сейчас переживал даже за пару портянок.
— Их унесли.
— Куда?
— Почем я знаю? Наверное, в ночлежный дом.
Ну да, логично. Только туда. В ночлежный дом со всего города собирали ненужные вещи для тех, у кого не было даже своей крыши над головой. Мелькнула мысль, что, если поторопиться, можно присоединиться к его обитателям и даже получить шанс увидеть свой камзол на ком-то из бродяг. Тем более, судя по всему, ему вскоре действительно предстояло переселиться туда.
— А по чьему приказу это сделано?
— Распоряжение свыше. Я — человек маленький. Мне приказали — я исполнил.
Не было смысла спрашивать, кто приказал. Весь город небось уже прочел в газетах о том, что он убил Фила Годвина. И мастера университета озаботились избавиться от всего, что могло как-то связывать их с убийцей.
Но убийца на свободе, и от ответственности им не уйти.
Легкая улыбка сама собой появилась на губах, когда он направлялся к одному из лабораторных корпусов — если они считают его убийцей, значит, так тому и быть.
Лабораторный корпус представлял собой массивное здание в старом готическом стиле. Ряды узких окошек почти терялись среди лепнины, декоративных колонн и карнизов. Он имел три входа — большое главное крыльцо и два боковых. Ариэл свернул направо. Дверь оказалась незаперта.
В алфизической лаборатории мастера Молоса проводился какой-то эксперимент. Два подмастерья, стиснув зубы от натуги, вращали рукояти, приводя в движение внушительных размеров вертушки. Сам мастер суетился возле подсоединенных к ним на проволоках металлических шариков.
— Еще быстрее! Еще! — покрикивал он. — Сейчас должно сработать! Сейчас они среагируют…
Подмастерья, стиснув зубы, изо всех сил вращали рукоятки. Ариэл, остановившийся в дверях, даже посочувствовал парням. Они уже взмокли, их лица раскраснелись. Два колеса вращались все быстрее и быстрее, закрепленные на стержнях под шариками полоски промасленной бумаги стали подниматься, но ничего не происходило. Ариэл ждал, не спеша привлекать к себе внимание. При всех недостатках тут было довольно тепло, а он намерзся вчера под дождем и сегодня на ветру. И еще неизвестно, где предстоит провести ночь. Хорошо если отыщет комнатку, а то придется топать в ночлежный дом.
— Быстрее! — подначивал подмастерьев мастер Молос. — Сейчас будет искра! Где банка? Банка где?
Желая быть полезным — и понимая, что это отличный повод заявить о себе, — Ариэл сделал шаг, подхватил металлический цилиндр, запаянный с одного конца, и ловко подал.
— Вот она, пожалуйста!
Мастер Молос машинально протянул руку, взял банку и только после этого обернулся.
— Ты?
От резкого крика подмастерья вздрогнули, сбиваясь с ритма. У одного из них сорвалась рука. Пытаясь поймать рукоять, он задел колесо, еще больше тормозя его вращение, и заорал от боли, когда отскочившая ручка ударила его по пальцам. Полоски бумаги на стержне опали.
— Ну, видишь, что ты наделал? — всплеснул руками мастер Молос. — Еще немного — и мы получили бы искру! Ну что ты тут делаешь? Кто тебе разрешил тут находиться?
— Я пришел на свое рабочее место, — ответил Ариэл. — Немного опоздал, но…
— Ты здесь больше не работаешь, — отрезал мастер и кивнул подмастерьям: — Пять минут отдыхаете, пока я выпроваживаю этого, — последовал небрежный взмах руки, — а потом повторим.
Чего-то подобного Ариэл, если честно, ожидал, но все равно поразился.
— Не работаю? — переспросил он. — С каких это пор?
— С таких! В университете нет места преступникам и убийцам.
— Вы прочли в газете? Но это ошибка. Меня отпустили…
— Ошибка! То, что тебя отпустили, вот что ошибка! И то, что ты явился сюда! Убежден, что тебя уже ищут. Если ты уедешь немедленно, то я, так и быть, промолчу о том, что тебя видел. И парни будут молчать! Правда?
Подмастерья энергично закивали. Они сидели на лавке возле машины, глядя на рукояти, которые им сейчас снова предстояло вращать. Один из них тряс ушибленной рукой и время от времени дул на пальцы.
— Мне кажется, можно облегчить работу, если придвинуть обе части чуть ближе друг к другу, — поделился соображениями Ариэл. — Тогда для добычи искры понадобится меньше времени и усилий.
— Самый умный, да? Без тебя разберемся! — отмахнулся мастер. — И вообще, шел бы ты отсюда! Ты же одни несчастья приносишь…
— Не уйду, — уперся Ариэл. — Мне некуда идти.
— Знаешь, меня это совершенно не волнует, — огрызнулся мастер, на всякий случай отходя подальше. — Тебя выгнали из университета и уже вряд ли восстановят. В первый раз за тебя просил Марек Боуди — дескать, ему в лабораторию нужен будет свой человек. Теперь за тебя просить некому. И ты все равно так мало смыслишь в алфизике, механике и алхимии, что это даже к лучшему. Тебя бы в любом случае выгнали, не сейчас, так позже.
— У меня больше ничего нет…
Конечно, он врал. При освобождении ему вернули все вещи, и он сберег немного денег, пистолеты, запас пороха и пуль в кошеле. Вместе с кисетом к нему вернулись обмылок и бритва, завернутая в суконку, а также огниво и кремень — сказалась привычка солдата самое нужное постоянно держать при себе. На имеющиеся деньги он мог прожить в столице недели две, а если решить вопрос с бесплатным ночлегом, то и целый месяц. Но через два месяца похолодает. А от камзола остались лохмотья, да и те — в доме Агнии.
— Понятно. Ну, так бы сразу и сказал, что деньги нужны!
Мастер Молос кинулся в подсобное помещение, где хранил свои вещи, и вскоре выскочил с зажатыми в кулаке монетами — несколько золотых империалов и горсть серебра и медяков. Все это он высыпал в подставленную ладонь.
— Бери и проваливай на все четыре стороны. А если попытаешься вернуться, я уже не буду столь лоялен!
В другой руке мастер сжимал старинный пистолет с широким дулом. Если стрелять в упор — опасное оружие. А свои пистолеты Ариэл, как назло, забыл зарядить, решив, что порох и пули стоит экономить. И стоял он слишком близко. И подмастерья, если он решится на что-то, не станут сидеть и считать ворон, а поднимут тревогу.
— Боитесь. — Ариэл внезапно развеселился. — Правильно боитесь. Я еще вернусь!
Сейчас он не готов сражаться. Сейчас надо отступить, собраться с силами, проанализировать данные, полученные в результате этой «разведки боем». Конечно, жаль, что приходится отступать — это признак слабости, но ничего. Пусть. Сейчас он и впрямь не готов.
Проходя через переднюю комнату, заметил висящие на крюках камзолы, плащи, верхние кафтаны. Без труда отыскал черную шерстяную мантию мастера Молоса, накидки покороче из серого простого сукна принадлежали подмастерьям. Не особо церемонясь, сорвал с гвоздя висевший с краю камзол, показавшийся подходящим по размеру и достаточно теплым. Мелькнула веселая мысль о том, что напоследок он обокрал кого-то из бывших коллег. А пусть! Хуже уже не будет! Подумаешь — воровство против убийства!
Задержался на выходе только для того, чтобы накинуть краденый камзол и прикрыть его сверху плащом. После чего покинул университет. Конечно, как и обещал, он еще сюда вернется, и, наверное, не раз. Но сейчас навалились другие дела. И перво-наперво стоит нанести визит герцогине Ларисе Ольторн.
Агния злилась на Ариэла еще несколько часов, распаляя себя снова и снова. Подумаешь, обиделся! На правду не обижаются. Лично она не верит в его невиновность, и если та женщина столь легкомысленна, что повела себя по-другому, значит, она просто не знает Ариэла Боуди так хорошо. Наверняка он заморочил ей голову своими романтическими бреднями — Марек рассказывал, что он сирота. История о несчастном младенце, которого воспитывали чужие люди, обделив лаской и любовью… Всеми брошенный, непонятный и покинутый, мечтающий о капельке любви и ласки, — в романах, которые Агния раньше любила читать, именно это скрывалось за брутальной внешностью и мужественным характером главных героев. И лишь героиня — во всех книгах ей было восемнадцать лет, она была нежна, невинна и прекрасна — могла разгадать за этой маской столь же чистую и ранимую душу и получала в награду неземную любовь. Наверное, та дамочка перечитала романов и убеждена, что внутри Ариэл Боуди не такой, как снаружи. Что ж, ее ждет горькое разочарование. А Агния уже разочаровалась. И — если уж на то пошло! — ему нельзя на нее обижаться. Ведь он сам говорил, что любит. Вот пусть и прощает предмету своей страсти подобные маленькие грешки!
Задержался на выходе только для того, чтобы накинуть краденый камзол и прикрыть его сверху плащом. После чего покинул университет. Конечно, как и обещал, он еще сюда вернется, и, наверное, не раз. Но сейчас навалились другие дела. И перво-наперво стоит нанести визит герцогине Ларисе Ольторн.
Агния злилась на Ариэла еще несколько часов, распаляя себя снова и снова. Подумаешь, обиделся! На правду не обижаются. Лично она не верит в его невиновность, и если та женщина столь легкомысленна, что повела себя по-другому, значит, она просто не знает Ариэла Боуди так хорошо. Наверняка он заморочил ей голову своими романтическими бреднями — Марек рассказывал, что он сирота. История о несчастном младенце, которого воспитывали чужие люди, обделив лаской и любовью… Всеми брошенный, непонятный и покинутый, мечтающий о капельке любви и ласки, — в романах, которые Агния раньше любила читать, именно это скрывалось за брутальной внешностью и мужественным характером главных героев. И лишь героиня — во всех книгах ей было восемнадцать лет, она была нежна, невинна и прекрасна — могла разгадать за этой маской столь же чистую и ранимую душу и получала в награду неземную любовь. Наверное, та дамочка перечитала романов и убеждена, что внутри Ариэл Боуди не такой, как снаружи. Что ж, ее ждет горькое разочарование. А Агния уже разочаровалась. И — если уж на то пошло! — ему нельзя на нее обижаться. Ведь он сам говорил, что любит. Вот пусть и прощает предмету своей страсти подобные маленькие грешки!
Размышления прервало появление Лимании.
— Госпожа, — сатирра переминалась с копытца на копытце, — а как быть с камзолом?
— С каким?
— Господин Ариэ-э-эл оставил. Я его постирала, он высох, и тепе-э-эрь…
— А что с ним не так?
— Но он же рваный! Може-э-эт быть, зашить?
— Принеси, — вздохнула Агния.
Когда горничная разложила перед нею на спинке дивана то, что осталось от камзола, молодая женщина чуть не скомандовала выбросить это на помойку. Уцелели только спинка и полы. Все остальное — рукава и грудь — было изодрано когтями ликантропа.
Две женщины — человек и сатирра — несколько минут смотрели на изуродованную одежду.
— Принеси мою корзинку для рукоделия, — со вздохом, злясь на себя за проявленную слабость, приказала Агния. Ну, если Ариэл вернется, она заставит его рассчитаться за каждый стежок!
Он не вернулся.
И с камзолом дело не ладилось. Агния умела шить — в пансионе, кроме грамоты и счета девушкам преподавали в обязательном порядке музыку, обучая пению и игре на клавесине даже тех, кто не имел ни голоса, ни слуха, танцы, домоводство и рукоделие. Ибо что это за женщина, которая не умеет вести хозяйство, планировать доходы и расходы, готовить, шить, вязать и вышивать? Музыку Агния ненавидела и дальше самых простеньких мелодий не продвинулась, для пения ее голос был слишком слаб и невыразителен, а вот шить и вышивать она обожала. Но через два часа борьбы сдалась совершенно, ибо собрать камзол из обрывков ткани ей не удавалось, как ни старайся.
Было два выхода — либо выкинуть бесполезную тряпку и махнуть рукой на загубленный день, либо пожертвовать для Ариэла один из старых камзолов Марека. Она не выкидывала ничего из вещей покойного мужа, все они находились в целости и сохранности, но расстаться хоть с чем-то? Если только с тем, какой он так ни разу и не надевал? Такой, если поискать, отыщется. Другой вопрос, что Ариэл был на полголовы выше и шире в плечах. Значит, из двух камзолов придется делать один. Ну, Ариэл! Он никогда не сможет рассчитаться за жертвы, на которые она пошла ради него!
За этим занятием — распарывать, раскладывать клочки, подгоняя друг под друга, и сшивать снова, перекраивая на ходу, — Агния засиделась до поздней ночи. И опомнилась только, когда резкий порыв ветра задул свечу, погрузив комнату во мрак.
Вздрогнув от неожиданности, она уколола себе палец до крови. И когда только успела наступить ночь? Камин давно погас, в комнате было холодно. Распахнутые окна — ставни на ночь она тоже забыла закрыть — серыми прямоугольниками выделялись во мраке. Судя по слабым отблескам, фонари уже зажгли. Вот она засиделась! Интересно, заперла ли Лимания дверь?
Агния тихо встала, отложив недоделанную работу. Сама мысль о том, что надо спуститься вниз по темной лестнице, неожиданно напугала ее так сильно, что женщина вцепилась в спинку стула обеими руками. А что, если снаружи ее уже поджидают? Что, если там опять ликантроп? И Ариэла нет. Где его дьяволы носят?
Решившись, она сделала осторожный шаг. Половица под ногой предательски скрипнула, и Агния вскрикнула от неожиданности. Изо рта вырвалось облачко пара. Неужели так резко похолодало. Или…
«А-а-агния, — отозвалась темнота глубоким вздохом. — Моя Агния!»
Нет, она определенно не спала! Невозможно уснуть за работой! Тем более что вот недошитый камзол, выделяется темным пятном на светлой обивке дивана. Она полностью одета и не помнит, чтобы шла в постель. И в комнате еще пахнет свечным воском. Это не сон. Это явь или…
— Марек?
«Я».
Опять тяжкий вздох, и новый порыв холода, пробирающий до костей. Молодая женщина обхватила себя руками. В спальне на кресле осталась шаль, теплая, из козьего пуха. Но до нее сейчас так далеко…
«Тебе холодно?» — догадалась тьма. Из мрака соткалась тень. Ростом и сложением силуэт напоминал Марека, но черты лица пропадали. Только голос был его — ошибиться невозможно.
— Д-да.
«Мне тоже холодно. Тут такой холод… От него замерзает душа, и память становится хрупкой, как льдинка. Только живое человеческое тепло способно согреть меня. Иди ко мне, Агния!»
Тень протягивала руки. Всем существом Агния тоже тянулась навстречу, но что-то останавливало.
— Погоди! — Мысль пришла, как озарение. — Если ты — Марек, скажи, кто тебя убил?
От этого зависит сейчас очень многое. Пусть он назовет хотя бы одно имя. Не важно чье!
«Ты знаешь его».
Ариэл? Быть того не может! То есть очень даже может, она всегда это знала…
— Но почему? Это из-за меня?
«Отсюда все видится иначе. Ты — моя, Агния. И должна остаться моей! Иди ко мне!»
Тень приблизилась. От холода у Агнии потемнело в глазах. Дыхание перехватило. Сознание помутилось. Смутно, как сквозь сон, она чувствовала, как ее обнимают чьи-то руки, как знакомый голос шепчет на ухо ласковые слова, как ледяные губы касаются ее губ. Она, кажется, сама целовала их в ответ, но, когда холодные пальцы дотронулись до ее груди, вскрикнула, как от боли. Ей показалось, что к нежной коже приложили раскаленное железо!
— Нет!
«Агния?» — Тень отпрянула, но по-прежнему была рядом. И цепенеющее тело отказывалось повиноваться.
— Я… мне холодно.
«Мне тоже. Иди ко мне, и мы согреемся в объятиях друг друга! Если бы ты знала, как тут пусто, холодно и одиноко! Как мне не хватает тебя! Как я тоскую по тебе…»
— Я тоже по тебе тоскую, Марек, — призналась она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Если бы я могла…
«Помочь мне, — тень без труда угадала невысказанные мысли, — освободить меня… Спасти меня! И тогда наградой для нас станет вечное слияние. Только ты и я… Любовь… Счастье… Вечное блаженство…»
— Я не знаю, что мне делать. — Агния залилась слезами. — Я уже ходила к дознавателю, заявляла, что Ариэл тебя убил. Мне не поверили! Его отпустили, ты знаешь? Он на свободе! Какая-то дура внесла за него залог! И что мне теперь делать?
«Искать… Спрашивать… Ты сильная! Ты справишься! Ты все сделаешь. А я… я верю в тебя! Ибо только тебе под силу вырвать из плена мою душу. Спаси меня, Агния! И мы вечно будем вместе!»
Такой тоской повеяло от этих слов, что Агния как подкошенная рухнула на диван, пряча лицо в ладонях и сотрясаясь от слез.
Проснулась она поздним утром от того, что ее испуганно трясла за плечи Лимания. Сатирра была напугана до полусмерти — оказывается, она будила хозяйку уже полчаса. И трясла, и щипала, и кричала, и даже перышко под носом жгла. Уже хотела бежать за доктором, но испугалась оставить ее совсем одну. И потом — доктор был человеком, он мог и не послушать испуганную горничную-нелюдя.
Агния пошевелилась, с трудом садясь на диване. Все тело ломило, грудь горела, а кожа в том месте, где к ней прикасались пальцы призрака, покраснела и чесалась. Видимо, во сне она замерзла и закуталась в недошитый камзол. Сейчас Агния отбросила его на пол, как тряпку.
— Что случилось, госпожа? — Лимания тревожно заглядывала в глаза. — Вы такая бле-э-эдная!
— Он был здесь. — Таиться не хотелось.
— Кто?
— Марек. Его призрак. Он…
— Он к вам приходил? — Сатирру затрясло.
— Да. Он меня…
— Трогал? — Лимания отшатнулась, забегала по комнате, ломая руки. — Бе-бе-беда! Траге-э-эдия! Надо звать свяще-э-энника! Или того, кто уме-ме-меет укрощать призраков!