Марек дарил ей много духов — жасмин, лаванда, мята, туберозы, нарциссы с ванилью, фиалки и сирень… всего не перечислить. Самые любимые стояли в спальне на туалетном столике. Остальные ждали своего часа в шкатулке, в особых отделениях. А этот с чем?
Пузырек из темного непрозрачного стекла оказался неожиданно тяжелым, словно это было не стекло, а свинец. Или… Нет, не может быть, чтобы серебро!
Агния торопливо зажгла свечу, поднося странный пузырек к свету. Пробка притерта… даже замазана чем-то, затвердевшим от времени. Внутри… нет, даже если потрясти, ничего не бултыхается. Но что-то там наверняка есть. Что там такое?
Агния сжала пузырек в кулаке и внезапно поняла, что не хочет этого знать. Но как он туда попал? Случайно закатился? Откуда? Или его засунули нарочно? Но это значит, что все правда. Что грабители действительно знали, что в доме что-то есть! О Кровь Первопредка, что же происходит?
Внизу хлопнула дверь. Послышался голосок Лимании. Она что-то говорила… объясняла. Затопали шаги. Двое или трое мужчин. Мебельщики или…
Агния сорвалась с места и кинулась прятаться в свою комнату, крепко зажав странный пузырек в кулаке.
Несмотря на позднее время, в одном из просторных лабораторных залов университета собралось много народа. Разместившись на стульях и креслах, десятка два зрителей, затаив дыхание, следили за профессором алфизики и тремя его подмастерьями, хлопотавшими над сложным прибором. Их коллеги-алхимики могли принять его за установку для добычи философского камня. А парфюмеры решили бы, что тут извлекают некие эфирные соединения, долженствующие служить основой для новой разновидности духов.
Лунный луч, проходя через встроенную в окно линзу, распадался на небольшую радугу, которая отражалась на колбе из освинцованного стекла. Внизу, под колбой, кипел, исходя паром, котел. В бурлящей воде плавали какие-то листики и тонкие пряди мха и паутины. Попадая в колбу, водяные пары оседали на стенках тончайшей изморосью, собираясь крупными каплями, в которых свет лунного луча странным образом густел и становился плотным, осязаемым.
— Где камертон? — не сводя глаз с содержимого колбы, прошипел алфизик. — Скорее камертон! Нужен звук… Один чистый нежный звук — и…
Дзи-и-инь…
Внутри колбы вспыхнул огонек.
— Пробку!
Чья-то рука протянулась вперед, и разогретая в пальцах сургучная нашлепка легла на горлышко таким точным и легким движением, что не только содержимое колбы, но и, кажется, лунный луч не дрогнул.
— Есть! Готово! Что стоите? Огня! Живо! И воды! Надо охладить, чтоб осел конденсат!
Трое подмастерьев засуетились — один кинулся к бочке за водой, где плавали, постепенно тая, куски льда из погреба. Другой поспешил к мехам, чтобы раздуть огонь побольше, третий подал мастеру большие щипцы, которыми тот осторожно стиснул бока колбы.
— Всем не дышать! Где вода?
— Вот она, мастер!
Ведро грохнулось на пол так, что алфизик едва не разжал руки. Припал на колено, стиснув зубы, медленно наклонил щипцы, погружая колбу в воду…
— Есть!
От холодной воды содержимое колбы мигом разделилось на фракции — темная вязкая жидкость сгустилась на дне, а над нею засверкала сквозь запотевшие и закопченные бока крошечная капелька, словно клубок золотых ниток висел в воздухе.
— Готово! — Алфизик поставил колбу на подставку и выпрямился, продолжая крепко сжимать в руках щипцы. — Поздравляю вас, господа! Впервые в истории мы только что синтезировали душу — сиречь эфирную нематериальную субстанцию, призванную служить источником неисчерпаемых возможностей.
Двое подмастерьев зааплодировали учителю. Третий не спешил бурно выражать свой восторг.
— Вы все отменно потрудились, господа, — продолжал алфизик, разворачиваясь к зрителям и продолжая вещать в большей степени для них. — Сегодняшний опыт был финальным в череде долгих и упорных поисков. Наш путь еще не окончен, но эта маленькая победа — залог будущих свершений! Вы подумайте только — много веков люди пытались придать обычным предметам необычные свойства. Они накладывали на них чары, превращая простые в общем-то безделушки, в могущественные артефакты. Напитывали их силой, способной созидать и разрушать. Редко, очень редко на свет появлялись и природные артефакты — так сказать, вещи, наделенные душой. И сегодня впервые нам удалось синтезировать душу, которую теперь можно поместить в любую вещь.
Подмастерья заозирались по сторонам. Зрители тоже насторожились.
— Вы уверены, учитель? — поинтересовался один. — Практически в любой предмет?
— Да, юноша, — нахмурился тот. — Любой неодушевленный предмет отныне может обзавестись собственной душой. Разве это справедливо, что не только люди, но и звери наделены душами. Души — или, вернее, природные духи! — есть даже у воды, лесов, полей, воздуха, огня. Но у творений рук человеческих, многие из которых достойны соперничать с творениями природы, души нет! Достаточно вспомнить уникальные произведения искусства. Про них говорят, что они сделаны с душой. Но во всех ли них есть душа как таковая? Или, к примеру, легендарные мечи?
— Многие из них обладали душами, — подал голос другой подмастерье. — Достаточно вспомнить Рассекающий короля Дрозодера Первого. Или Ревущую Ярость императора Бальдуга.
— Не буду спорить, — помотал головой алфизик и осторожно поместил колбу на специальную подставку. Огонек качнулся, взмывая к самой пробке, словно пытался убраться подальше от темного месива на дне. — Это были великие клинки. Они могли разговаривать и давать советы. А меч Голос Бури короля Шарамы пел, когда его обнажали, и для каждой битвы у него была своя песня. Но знаете ли вы, как эти мечи получили свои души? Чтобы родился один такой клинок, должна была умереть одна женщина. В Рассекающем жила душа жены короля Дрозодера. Ревущей Ярости свою душу отдала несостоявшаяся невеста императора. Она была воительницей и нарочно в бою бросилась на этот меч, ибо убить императора было выше ее сил, а признать поражение означало перестать быть воином и стать просто женщиной. Она предпочла смерть — и ее душа перешла в меч, чтобы вечно сражаться. А Голосу Бури отдала свою душу и голос любимая дочь короля Шарамы, пожертвовавшая собой, чтобы ее отец мог вернуть себе трон и отомстить захватчикам. Но, господа, согласитесь, что это слишком жестоко — использовать женщин и приносить их в жертву. Грядет новый век, он принесет большие перемены. Все больше и быстрее в нашу жизнь входит техника. То, что еще недавно было простенькими механизмами, служащими в основном для развлечения детей и скучающей публики, теперь завоевывает место в нашей жизни. Уже никого не удивляют часы и музыкальные шкатулки. Мы можем наблюдать звезды с помощью выдвижных телескопов. Кое-где опробованы новые ткацкие и прядильные станки. Недалек тот день, когда для передвижения по городу нам не нужно будет запрягать в повозку лошадь — фиакр или ландо смогут ехать сами, повинуясь только разуму человека и заключенной в них энергии…
— Ну, — раздался голос среди слушателей, — это, простите, ересь…
— Не ересь, ваше сиятельство! — тут же кинулся в бой один из зрителей в первом ряду. — Осмелюсь напомнить, что вы находитесь на кафедре алфизики, которая почти полвека назад создана при нашем Всеобщем университете науки и искусства. В этих стенах было сделано множество открытий, и одно из них вы сейчас имеете возможность лицезреть!
— Благодарю, господин ректор, — поклонился докладчик. — Если позволите, я продолжу…
Он смотрел при этом не на спорщика, а на его соседа, который и бровью не повел из-за этой перепалки и лишь кивнул головой.
— Так вот. Нам удалось путем наблюдений, серии опытов и теоретических расчетов выяснить одну вещь. Для того чтобы технический прогресс оказался на деле, а не на словах, необходимо в каждый механизм вдохнуть живую душу. Без этого они просто не будут работать…
— Но позвольте, — снова вылез спорщик, — а как же часы и все эти развлекательные штуки?
— Часы и игрушки — суть примитивные приспособления, сиятельный герцог. Их легко сломать, еще легче заменить на другие. Мы же говорим о настоящих механизмах, способных работать на благо человека, служить ему. Создатель вдохнул живую душу в Первопредка и оживил его, а мы хотим вдохнуть душу в машину и сделать ее способной выполнять возложенные на нее задачи. Но, как я уже сказал, рисковать чужими жизнями — жизнями людей! — мы не имеем права…
— А если — нелюдей? — раздался голос из рядов зрителей.
Алфизик насторожился, выискивая взглядом говоруна.
— Нелюдей? — переспросил он. — Да, в империи живут многие нечеловеческие расы, являющиеся ее верными подданными. Достаточно вспомнить сатиров, рогачей, шезрулов… Но, насколько я знаю наши законы, они являются такими же подданными и имеют практически те же права, что и люди. Отличным выходом из положения станет синтез искусственной души — наилучший вариант для творения рук человеческих. Только что вы были свидетелями, как мы создали искусственную душу. И сейчас на ваших глазах в качестве эксперимента мы попытаемся поместить ее в один из предметов… — Алфизик потер руки и внимательно посмотрел на колбу, внутри которой сверкал крошечный огонек. — Для чистоты эксперимента мне нужна любая вещь искусственного происхождения, способная выполнять строго определенные функции.
Он обвел собравшихся внимательным взглядом, но все только переглядывались и перешептывались.
— Кхм… — Третий подмастерье, державшийся за спинами двух других, шагнул вперед. — А вот это подойдет?
Подойдя к кафедре, он ловким движением выхватил из-за пояса короткий широкий офицерский кортик.
Аудитория ахнула. Кто-то из первых рядов подался вперед. Кто-то попятился. Лишь несколько человек застыли, во все глаза глядя на сцену.
— Откуда это у вас? — поинтересовался алфизик.
— Нашел, — коротко ответил подмастерье.
— Где?
— Зря интересуетесь. Другого там уже нет. Так берете?
Острый кончик смотрел прямо в живот ученому. Тот сглотнул, не сводя глаз с полосы металла. Он не любил своего младшего подмастерья и побаивался его. И именно этот страх — хотя чего бояться-то? — и заставлял давить в себе остальные эмоции.
— Если все получится, мы будем иметь оружие, всегда разящее без промаха и не способное причинить значительный ущерб своему владельцу, — негромко произнес тот. — Оружие, которое всегда будет лежать в руке как влитое и при любом раскладе сможет нанести врагу рану опаснее, чем другой такой же кортик. Правда, вряд ли кортик будет способен петь и разговаривать… Если же нет… Думаю, несколько капель жидкости не причинят ему особого вреда. Только вот… Зачем вам это надо, Ариэл? — Алфизик предпочитал не обращаться к своему подмастерью по фамилии.
— Это уж мое дело, — спокойно ответил тот.
— Прошу вас, — промолвил сидевший в первом ряду ректор. — Мы ждем результатов! Первая часть произвела на нас должный эффект, но что будет со второй?
Алфизик поджал губы. Этот малый его просто подставляет, притом что среди зрителей находятся высокие гости — его заранее предупредили об этом, да и стража у дверей что-то да означает! Если на глазах у десятков людей удастся подсадить искусственную душу в оружие, станет ясно, что подобное возможно и в массовых масштабах. Подумать только! Огромное количество разумных механизмов. А что, если, обретя душу, эти приборы захотят власти над человечеством? И так уже идут жаркие споры о том, нужны ли вообще станки и машины и не грозит ли это концом света? А машины, способные думать и чувствовать? Экспериментаторы стояли сейчас на пороге если не великого открытия, то поворотного момента в истории.
«Неподобающие мысли в голову лезут!» — оборвал сам себя ученый и кивнул:
— Давайте сюда ваше оружие.
Кортик лег на кафедру. Сам Ариэл встал рядом, касаясь руками столешницы.
— Действовать будем классическим методом, многократно описанным в литературе, — заговорил алфизик, обращаясь преимущественно к аудитории. — Все знают, что нужна капля крови. Предполагается, что оружие — личное, значит, и владелец должен либо предоставить собственную кровь, либо кровь кого-то, кого принесут в жертву…
— А без этого нельзя? — опять вылез тот, кого недавно поименовали сиятельным герцогом. — Что за дикость и варварство? Мы, кажется, в храме науки, а не на сборище сектантов?
— Кровь, ваше сиятельство, несет в себе эманации жизни. — На сей раз ученого сбить было не так-то просто. — Душа — тоже проявление и признак живого существа. Подобное тянется к подобному. Капля крови сообщит на время клинку свойства живого организма, и душа сможет занять надлежащее место. Извольте немного поцарапать руку и…
Он еще не договорил, как Ариэл взял кортик и спокойно провел лезвием по ладони, разрезая кожу.
— Мм… вполне достаточно. Теперь верните образец на прежнее место и извольте отойти и не мешать!.. Господа, прошу заметить, что ритуал не отработан до конца. И вполне возможно, что результат тоже окажется… как бы… э-э-э… не таким. Так что заранее прошу у вас извинения…
Присутствующие невольно затаили дыхание, хотя мастер пока еще ничего особенного не сделал.
По его знаку два подмастерья осторожно придвинули тиски. Стараясь действовать медленно и не спеша, зажали в них кортик рукоятью вверх.
— А почему не острием? — поинтересовался один из зрителей. — Ведь удар наносят им!
— Совершенно верное наблюдение. — Мастер встал над кортиком, крепко держа склянку с образцом души. — Однако если вы обратитесь к истории, то можете заметить, что испокон веков именно в рукоять вставляли различные украшения, помещали мощи святых, магические артефакты, драгоценные камни. Именно рукоять отделывали золотом и серебром, слоновой костью или чеканкой. Крайне редко так поступали с самим клинком — максимум на основание наносили клеймо мастера и несколько оберегающих рун. Еще реже эти руны складывались в слова…
— На мече одного из моих предков было вытравлено: «Я пью кровь, как хозяин — вино», — вспомнил собеседник, важно кивая головой.
— Совершенно верный пример, ваше сиятельство! И, несмотря на все позднейшие легенды и учения, принято считать, что именно в рукояти помещается субстанция, которую можно поименовать душой, — продолжал алфизик. — И поэтому мы наш образец подсадим именно сюда… А теперь внимание…
Аудитория затаила дыхание. Алфизик протянул руку — и в этот момент чужие пальцы крепко обхватили его запястье:
— Разрешите все-таки мне! Как-никак это мой кортик.
И прежде чем ошеломленный такой наглостью мастер вымолвил хоть слово, Ариэл выхватил у него склянку. Поднес к самой рукояти и быстро перевернул вверх тормашками, откупорив сосуд.
Высвобожденная из плена темного стекла искорка вспыхнула так ярко, что все невольно ахнули. Какой-то миг она висела в воздухе, а потом упала — словно крошечная капелька эликсира — попав точно на яблоко кортика. В аудитории резко запахло улицей — сырой мостовой, дождевой водой, свежей землей. К этому аромату примешался пряный запах травы — и растаял, растекся по воздуху, смешавшись с дорогими духами высоких гостей и вонью реактивов.
— Вот и все. — Владелец кортика поставил пустой пузырек на стол.
— Вы понимаете, что сейчас натворили, Ариэл? — прошипел мастер-алфизик.
— Понимаю, — так же тихо ответил тот и осторожно высвободил из тисков свой кортик.
— И это все? — с ноткой разочарования в голосе воскликнул ректор.
— Вам нужна была колдовская мистерия? Книги заклинаний, алтарь древнего божества в зачарованном храме, жертвенная кровь девственницы? Книги заклинаний вот, — он кивнул на несколько учебников, лежавших на полках, — этот стол вполне мог заменить собой алтарь в храме науки, университете. Даже кровь в наличии. — Ариэл продемонстрировал порезанную ладонь.
— Но эксперимент должен был проводить ваш мастер! Вы только младший подмастерье…
— Да, но это — мое оружие. И я не хочу, чтобы оно подчинялось кому-то еще, вне зависимости от того, как закончится эксперимент, — парировал Ариэл, убирая кортик в ножны.
— Кстати, надо же еще и проверить, удался ли эксперимент! — вмешался лорд-попечитель, единственный из высоких гостей, на кого мастера, профессора и ректор не боялись посматривать время от времени. Он сидел чуть в отдалении, словно пытался отмежеваться от происходящего. — Как вы собираетесь это проверить?
— Проще простого. — Ариэл шагнул вперед, и прежде чем его успели остановить, обнажил кортик. — Возьмите его в руки и ударьте любого из присутствующих. Если эксперимент удался, то клинок затупится еще в момент нанесения удара и выбранный вами подопытный образец отделается только синяком и порванным камзолом. Если же нет — в ваших руках окажется орудие убийства.
Уже протянувшийся, чтобы встать и подойти, лорд-попечитель поспешил убрать руки за спину.
— Может быть, вы сами?
— Сам — что? В моих руках это в любом случае будет орудие убийства, вне зависимости от того, удался эксперимент или нет. Ибо я — владелец и моя кровь испачкала кортик… Так что? Есть желающие?
Он обвел ученых и высоких гостей пристальным взглядом. Одни таращились на него с нездоровым любопытством, другие озирались по сторонам, выискивая смельчаков. Мастер и ректор скрипели зубами. Положение надо было спасать.
— Нет смелых? Что ж, тогда я сделаю вот что…
И Ариэл быстро ударил себя в живот.
Послышался треск рвущейся ткани. Зрители повскакивали с мест. Мастер отпрянул в сторону. Ректор подался вперед. Ариэл наклонился, несколько секунд продолжая держать кортик двумя руками, а потом медленно разжал руки. Загорелое лицо его слегка посерело. Но только стоявший ближе всех мастер заметил расширившиеся зрачки и нервную складку у рта.
— Что и требовалось доказать, — произнес он в напряженной тишине.
Не спеша, рисуясь, Ариэл поднял совершенно чистый кортик, показал лезвие без следов крови. После чего продемонстрировал распоротый кожаный передник подмастерья и разрез на рубашке.
— Подойдите-ка сюда, молодой человек.
Этот спокойный, лишенный эмоций и каких-либо примет в виде акцента или особой манеры растягивать гласные голос прозвучал в аудитории впервые. Но все как-то сразу застыли, задерживая дыхание. И только возмутитель спокойствия сделал шаг вперед.