— А мы здесь с Беллой путешествуем, — выдавливая из себя веселье, сказал он.
— Это как? — вымученно улыбнулась Женя, не без ревности глянув на Беллу.
В этот же момент в комнату вошел Адам, которого сюда никто не звал. Но ему было все равно, приглашали его или нет. Похоже, он везде привык чувствовать себя как дома. Он молча подошел к Жене, встал возле ее кресла, как страж подле своей собственности.
Никита попробовал определить его психологический тип. Похоже, темперамент у него флегматический. Среди знакомых он, скорее всего, активный и разговорчивый, но в чужой для него компании он предпочитает молчать и наблюдать. Но стеснительным человеком его никак не назовешь. Нехороший у него взгляд, и губы неприятно искривлены. Недобрые мысли бродят в его голове. Такой тип, как у него, характеризуется малой подвижностью нервных процессов. Но это вовсе не значит, что парень тяжел на подъем. И сами эти процессы отличаются постоянством и силой. Если Адам задумал какую-то подлость, он не отступится от своих планов, обязательно доведет их до конца… Неприятная личность. Не хотел бы Никита иметь в друзьях такого человека.
— На Земле кружимся, вокруг Солнца, — продолжал он. — Скорость, кстати сказать, приличная. Что-то около ста тысяч километров в час…
— На Земле? — хмыкнул Адам. — Вокруг Солнца?! Ну ты и клоун… Да мы с Женей лучше на «мерсе» поедем, на двести в час…
— Кого ты клоуном назвал? — не сразу, но слишком решительно отреагировал Никита.
Сам он был сангвиником. Подвижный, сильный и в обычной обстановке уравновешенный. Но в таких случаях, как сейчас, он не мог ничего с собой поделать. В данный момент он повел себя как типичный холерик, у которого процесс возбуждения преобладал над слабым торможением.
Не давая Адаму и рта раскрыть, он схватил его за грудки, с уходом в сторону резко потянул на себя. Парень с разгона влетел в противоположную стену, стукнулся о нее плечом, но равновесие удержал.
— Ты, удод!
Обозленный, он бросился на Никиту, но тот встретил его серией не очень сильных, но ошеломительных ударов. Он бил кулаками в лицо, пока Адам не схватил его за руки, затем за шею. Они упали, покатились по полу. В комнату вбежали Катины друзья, растащили их по углам.
— Мы с тобой еще поговорим, козел! — пригрозил Адам.
И убрался, не дожидаясь, когда Никита получит возможность снова дотянуться до его физиономии. Он пытался увести с собой и Женю, но девушка заупрямилась.
Вечеринка продолжалась, но уже вяло. И, как итог, гости разошлись раньше времени. Остались только Женя и Белла.
— Ну что, доволен? — остервенело спросила Катя. — Это ты всех разогнал! Сначала ходил с недовольной репой, а потом еще и подрался…
— А нам и без того хорошо. Правда, девчонки?
Никита не упустил возможность сесть на диван за накрытым столом между Женей и Беллой. Он обнял за плечи обеих, но первая отстранилась и отодвинулась.
— А пойдем на дискотеку в клуб, — предложил он. — Я плачу.
— Ты на себя в зеркало глянь, — съязвила Катя. — У тебя ж фингал на полвывески…
Никите не нужно было подходить к зеркалу, он и без того знал, что у него с лицом. Когда с Адамом на пол падал, об угол стола стукнулся. Шишку он разогнал куском замороженного мяса, но синева все равно под глазом разлилась. Действительно, куда ему в таком виде на дискотеку.
— Может, лучше ко мне пойдем? — спросила Белла тихонько, но Женя ее услышала.
— Все вместе?
— Нет, вдвоем…
— Да вы идите, идите… — презрительно усмехнувшись, сказала Женя. — Или лучше я пойду. У вас тут без меня хорошо получалось…
Поднялась со своего места, подошла к двери, немного постояла и вдруг резко повернулась к Никите. Он ожидал увидеть в ее глазах досаду, но нет, она улыбалась ему по-приятельски безмятежно. Она всего лишь подруга его сестры и на большее претендовать даже не хочет.
— Пока!
— Чао!
Никита не пошел ее провожать. В конце концов, у него есть гордость. Да и не в его это правилах бегать за женщинами. К тому же ничего такого и не произошло. Ушла, и скатертью дорога. Пусть катится к своему Адаму, а он найдет, с кем зажечь.
— Как говаривал старина Конфуций, баба с возу, китайцам легче…
Рука сама потянулась к бутылке. Никита наполнил рюмку до краев и торопливо выпил. Алкоголь — отличный растворитель, в нем хорошо топить дурные мысли…
* * *Адама не было два дня. Евгения уже надеялась, что больше не увидит его. Но нет, явился — не запылился. Белый, пушистый, навороченный от «аз» до «ять». Одеколон у него дорогой, но аромат… Лучше бы он огуречным лосьоном сбрызнулся, и то приятней бы пахло. А еще лучше, если бы он вообще не появлялся.
Он позвонил ей, назначил встречу. Она пришла к нему в летнее кафе неподалеку от дома. Адам сидел за столиком с кислой миной на физиономии.
— Ты чем-то недоволен? — спросила она, присаживаясь.
— Да кафе дерьмовое… — еще сильней сморщился он.
— Ну, какое есть…
— Ты что, обиделась? — удивился он. — Как будто это твое кафе… А хочешь, оно будет твоим?
— Зачем это мне?
— Ну, зачем, это дело десятое. Важен сам факт обладания… Представляешь, у тебя будет свое кафе.
— И что мне с ним делать? — недоумевала Евгения.
— Да какая разница, что? Ты лучше спроси, как оно может стать твоим!
— Как?
— Я его куплю. Для тебя.
И без объяснений было ясно, что у Адама богатый отец. Иномарка, квартира в престижном районе. Но парень был помешан на своей престижности и уже успел прожужжать ей все уши, что его предок работает не абы где, а в правительстве столицы. Правда, не уточнял, чем он конкретно занимается, видимо, источник его благополучия сложно было назвать законным. Но козырять своим финансовым благополучием Адам не уставал. Похоже, он свято верил, что за деньги можно купить любую девушку. А Евгения была не прочь доказать ему обратное. Не нравился ей этот самовлюбленный болван и не хотелось с ним встречаться.
И тем не менее она пришла с ним на день рождения к подруге. Правда, сделала это скорее для того, чтобы хоть немного позлить Никиту. Он так обидел ее накануне — распалил, но не сжег… Но позлиться пришлось ей самой. Никита набрался наглости уединиться с очередной красоткой в своей комнате, когда гости уже были в сборе. И так они там зажигали… Как это иногда случается, праздник закончился дракой. Никита сцепился с Адамом; тот, обидевшись, ушел. И лучше бы он пропал вовсе…
— Мне кафе ни к чему, — покачала головой Евгения. — Я актриса, если ты помнишь. Мое призвание — сцена.
— Или большой экран, — ехидно усмехнулся Адам.
Он не стеснялся выражать свое сомнение по поводу ее грядущих успехов на киноэкране.
— А почему нет? — недобро посмотрела на него Евгения.
— Кино сейчас в большом загоне. А если снимают, то какую-нибудь ересь…
— Кино, чтоб ты знал, призвано отражать реальную действительность. И если в стране у нас ересь, то на экранах то же самое…
— Я не о том. Молодой актрисе в кино так просто не пробиться. Или деньги нужны, или с режиссером переспать…
Евгения колко усмехнулась. Она знала, как уязвить Адама.
— Надо будет, пересплю…
— Что, правда?
Он возмутился и похотливо возбудился одновременно. На него противно было смотреть.
— Я еще не актриса, я только учусь. И рано говорить о том, чего не должно быть, — покачала она головой.
— А если предложат?
— Не доставай меня, не надо… Говори, что тебе нужно, и я пойду.
— Куда ты пойдешь? — насупился он.
— Разве я должна перед тобой отчитываться?
— К этому пойдешь? Никита его зовут, да?
— Почему я должна к нему идти? Он брат моей подруги, между нами ничего нет…
— Как будто я не видел, как ты на него смотрела.
— Как я на него смотрела?
— Да как на икону…
— Допустим, он мне нравится. И что?
— Да нравится, нравится…
— Не лезь в это дело, не надо. Один раз ты по морде получил. Получишь и еще раз.
— От кого? От него?! — презрительно скривился Адам. — Да одно только мое слово, и с ним знаешь, что сделают…
— Что? — пристально и с тревогой посмотрела на него Евгения.
— Ноги повыдергают. Вместе со всеми пальцами…
— Только попробуй!
— А поехали со мной, и ничего ему не будет! — возбужденно потребовал он.
— Ты что, шантажировать меня собрался? — оторопело спросила она.
— Нет… Шантаж — это когда вымогают. А я хочу тебе свою квартиру показать. Посмотришь, как у меня там классно, сразу расхочешь к этому бегать…
— Я к нему не бегаю… И к тебе не поеду.
— Почему?
— Страшный ты. И злой.
— В каком смысле страшный?
— Во всех…
— Ты хочешь, чтобы твоему Никите ноги переломали?
— Не надо меня шантажировать. Ты хоть и страшный, но я тебя не боюсь… И что с Никитой будет, мне наплевать. Достал ты меня!
Евгения очень надеялась, что это будет последний ее разговор с Адамом. Вдруг он одумается и поймет, что ему с ней ничего не светит. Должна же у него быть хоть какая-то гордость…
Евгения очень надеялась, что это будет последний ее разговор с Адамом. Вдруг он одумается и поймет, что ему с ней ничего не светит. Должна же у него быть хоть какая-то гордость…
Глава 3
Олег позвонил ровно через две недели после фотосессии.
— Могу тебя обрадовать, твои фото в наборе, для сентябрьского номера… Но уже поступило предложение, — торжественным голосом сообщил он.
— Какое предложение? — затаив дыхание, спросила Евгения.
— Как какое? Режиссер тобой заинтересовался. Помнишь, я же говорил, что так и будет. Считай, что это случилось.
— А какой режиссер?
— Пока только ассистент режиссера. Он через час будет у меня в студии. Успеешь?
— Постараюсь.
— Нет, стараться мало, надо успеть. Он ждать не будет…
В студию к Олегу она спешила, как на поезд в светлое будущее. Даже причесаться и накраситься толком не успела. Не опоздала, более того, прибыла раньше времени. Но ассистент режиссера был уже на месте.
Это был паренек лет двадцати с чересчур изящными для мужчины чертами лица и капризным ртом. Прилизанный, лощеный, нос напудрен, ресницы чуточку подкрашены. И одет аляписто — ядовито-зеленая рубашка, белые в тонкую черную полоску брюки. На груди на золотой цепи крупный кулон из темного серебра в форме паука. Если бы не серьезный взгляд и предельно сосредоточенное лицо, его можно было бы назвать клоуном. Звали его Геннадий.
Он внимательно осмотрел Евгению с видом купца, выбирающего рабыню для своих нужд.
— Хорошо, очень хорошо… Прочитать что-нибудь сможете?
— Что именно? — взволнованно спросила она.
— Ну, басню Крылова, например. Любую, на выбор… Или вы ничего не знаете?
— Почему же не знаю. Знаю!
Удивительно, но Евгения волновалась сейчас даже больше, чем на вступительных экзаменах в училище. Но басню «Ворон и Лисица» прочла на хорошем уровне, с вдохновением и без запинок.
— «Ворон и Лисица», «Ворон и Лисица» — в философском каком-то раздумье туманно проговорил Геннадий. — Хорошо. Очень хорошо… И главное, актуально. И роль для тебя, Женя, есть, но сможешь ли ты смахнуть ее с блюдца…
— Если клювом щелкать не будет, то сможет, — усмехнулся Олег и почему-то отвел в сторону взгляд.
— Не будет. Мне кажется, не будет… Молодой человек, мне кажется, мы вам мешаем работать, — спохватившись, деликатно предположил Геннадий.
— Да нет, нормально все…
— Но в любом случае нам уже пора… Женя, если вы не возражаете, мы проедемся с вами к режиссеру. К сожалению, у него ангина, он сейчас у себя на даче. Но поскольку вы будете пробоваться на главную роль, он обязательно вас примет…
Геннадий посадил ее в свою вишневую «девятку» и повез за город. Евгения была так возбуждена, что не обращала внимания на дорогу. Она будет сниматься в кино! В главной роли!!. Если, конечно, ее утвердят. Но она будет стараться, она покажет все, на что способна. Пусть у нее всего два курса театрального за плечами, но ее талант уже достаточно огранен для того, чтобы сверкать, как бриллиант на солнце.
Машина ехала по дачному поселку. Участки большие, дома старые, деревянные, но помпезные, с претензией на «совковый» аристократизм; садовые деревья вперемешку с лесными. Но Евгения не замечала этих красот приусадебной природы. И очнулась, лишь когда машина остановилась перед большим бревенчатым домом с широкой террасой на втором этаже. Двор запущен, трава в половину человеческого роста, яблони не ухожены, ветви разросшегося дерева опасно клонятся к потемневшей от времени крыше дома. Ясно, что хозяин — человек творческий, нет ему дела до каких-то там бытовых мелочей.
Евгения ожидала увидеть знакомое по телевизионным передачам лицо. Но в холле дома ее встретил очень молодой и совершенно неизвестный ей режиссер. Геннадий обратился к нему с почтением, по имени-отчеству. Алексей Владимирович.
— Ух ты ж какая красота! — Режиссер бесцеремонно взял Евгению за руки; ничуть не опасаясь причинить ей боль, крутанул вокруг себя, как неловкий кавалер свою партнершу по танцу.
— Что скажешь, Гена? — продолжая рассматривать ее, спросил он у своего ассистента.
— Как на духу? — нехорошо поморщился Геннадий.
— Да, мне очень важно знать твое мнение…
— Если честно, мне Маша больше нравится.
— Машка? — неожиданно вспылил Алексей Владимирович. — Да Машка и мизинца ее не стоит!
И, успокоившись, спросил:
— Ты спал с Машкой? Признайся, что спал?
Евгения не знала, кто такая Маша. Но поняла, что речь идет о ее конкурентке и об интимных казусах, с нею связанных.
— Это не имеет значения, — мотнул головой ассистент.
— Да нет, дорогой мой, имеет!.. Вот я сейчас возьму и пересплю с прекрасной Евгенией, и тогда твоя Маша близко к съемочной площадке не подойдет… Пошли, Женя, в спальню, оставим этих сластолюбцев с носом.
Евгению ошеломил столь четко расписанный по нотам фарс.
— Не надо в спальню, — возмущенно мотнула она головой.
— Ну как не надо? — удивился режиссер. — Наше кино начинается с постельной сцены, я обязан проверить тебя в деле… Пройдешь пробы, будет тебе роль. Нет — извини…
— И что за фильм вы снимаете? — в недобром предчувствии спросила она.
Надо же быть такой балдой, чтобы сунуться черт знает куда в то время, когда вокруг полно аферистов, маньяков и просто извращенцев. Хотя бы спросила, в каком фильме и на какую роль ее собираются утверждать.
— Любовный. «Ромео и Джульетта». По пьесе Шекспира. Знаешь такого?
— И Шекспира знаю, и пьесу его тоже. Но она не начинается с постельной сцены.
— В нашей интерпретации пьеса начинается именно так. «Ромео и Джульетта» на современный лад. У него белошвейка для души, у нее кучер для тела. Не зная, что такое любовь, они бессовестно предаются разврату, но потом влюбляются друг в друга, и уже больше не нужны им ни белошвейка, ни кучер. Но белошвейка Монтекки и кучер Капулетти против их любви, они строят козни. В этом и состоит интрига моего фильма… Ну а в конце еще круче. Ромео и Джульетта не выдерживают изнуряющего секса и умирают в объятиях друг друга…
— Это шутка такая или сценарий порнографического фильма? — холодея от страшной догадки, спросила Евгения.
— Зачем нужна порнография, если есть более прекрасный и возвышенный эротический жанр. «Ромео и Джульетта», мягкая эротика… Сниматься, детка, будешь без трусов, но ниже пояса тебя показывать не станут, — глумливо, с демоническим проблеском во взгляде улыбнулся «режиссер».
— Я не хочу сниматься. Я хочу домой!
Евгения повернулась к нему спиной, но «ассистент» преградил ей путь.
— Сначала съемки, а потом домой, — хищно усмехнулся он.
— Ты же актриса! А настоящей актрисе все равно, в каких фильмах сниматься!
Она узнала этот голос. Адам?! Он-то что здесь делает?
Он спускался по лестнице с важным и снисходительно-насмешливым видом третейского судьи, которому решать, быть унизительным съемкам или нет.
— Адам, что здесь происходит? — в надежде на помилование обратилась к нему Евгения.
— Как что? Сбывается твоя мечта, — измывательски хмынул он.
— Это ты все подстроил? — чуть не плача спросила она.
Сама должна была догадаться, что Адам не оставит ее в покое. И Олег Коготков мог подыграть ему, что, собственно, он и сделал. Это Адам вырыл для нее яму, а его дружки ее туда загнали. Их трое, и нет никого рядом, кто мог бы им помешать. Евгения остро осознавала, что она целиком во власти привыкших к безнаказанности мажоров.
— Не подстроил, а устроил. Ты же хотела сниматься в кино. И с режиссером хотела переспать… Я буду твоим режиссером…
— Но я не хочу сниматься.
— А ты уже снялась, сучка! — презрительно скривился он. — Ты что, думала, с лохом связалась? Козью морду мне делала. Думала, что я стерплю? Нет, прогадала ты, детка! Пора исправлять свои ошибки…
— Я ничего такого не делала. Я хочу домой…
— Сначала съемки, а потом домой… Гена, камеру!
«Ассистент» вышел из холла, но скоро вернулся с видеокамерой в руках.
— Не надо, — Евгения была близка к истерике.
— Раздевайся, — потребовал Адам.
— Я не могу!
— Перед Олежей раздевалась, а передо мной не можешь?
— Раздевалась, но для журнала…
— А это для кино!
— Это не кино, это порнография!
— Сама ты порнография!
Адам резко подался к ней, руками схватил за ворот кофты, сильным движением разорвал ее на две части. Евгения очень пожалела, что оставила бюстгальтер дома.
— Шлюха ты! — в бешенстве заорал на нее Адам. — И только попробуй сказать, что это не так!
— Пусть дальше раздевается, — дрожащим от возбуждения голосом попросил «ассистент».
— Какие же вы сволочи! — закрывшись руками, простонала Евгения.
Но это лишь еще больше распалило Адама.
— Заткнись!
Он наотмашь ударил ее раскрытой ладонью по лицу. Может, и не со всей силы, но Евгения не смогла удержаться на ногах.