Перед глазами у Никиты пронеслась вся его жизнь… с Ириной Б., которую он любил очень долго, целых три дня кряду. Он ходил к ней в малосемейку, где она жила с мужем, рискуя нарваться на неприятности. А ведь знал он, что муж у нее таксист с уголовным прошлым… Давно закончился этот роман, но, похоже, возмездие свершится только сейчас.
— Ну, наконец-то я тебя, урода, нашел! — заорал детина и, не останавливаясь, пнул его ногой в живот.
Но Никита успел отпрыгнуть назад.
— Ты мужик или козел? — заорал на него Толик; так, кажется, называла его Ирина Б. — Че ты прыгаешь, как раненый?
Он снова ударил, но Никита снова отскочил. И только с третьего раза он сумел достать его, костяшками кулака рассек бровь. Никита разозлился, ударил в ответ. Попал кулаком в скулу, но детина этого, казалось, даже не заметил.
— Убью! — взвыл он и снова бросился в атаку.
Он бы похоронил его под градом ударов, если бы вдруг не появились люди в черных масках и с бейсбольными битами в руках. Их было двое. Никита и опомниться не успел, как стоявший у них на пути Толик оказался на земле с разбитой головой.
Второй удар битой предназначался самому Никите. Он видел ярость в глазах человека под маской. И бита в его руках уже занесена над головой. Длинная дубинка, от нее не отпрыгнешь.
— Ты его убил! — крикнул второй налетчик, глядя на окровавленного и бьющегося в конвульсиях детину. — Сваливаем!
Они бегом бросились в глубь парковой зоны, оставив Никиту наедине с умирающим человеком.
Он бросился к аттракционам, где мог быть телефон, чтобы вызвать «Скорую помощь». К счастью, он смог позвонить. И Толик был еще жив к тому моменту, как прибыли врачи. Его забрали, увезли, а Никитой занялся прибывший наряд милиции.
Он рассказал, как все было. Нашлись и свидетели, которые подтвердили его слова о двух громилах в масках. Капитан-оперативник на месте запротоколировал его показания, выписал Никите повестку на завтра и отправил его домой.
Не думал он, отправляясь в милицию, что ему придется там заночевать. Занимавшийся им оперуполномоченный уже не был так милостив к нему, как вчера.
— Я из-за тебя, Сонцев, всю ночь, считай, убил… Женой покойного…
Вид у капитана Кипелова был помятый, и запах перегара угадывался хорошо. Но Никита только мог строить предположения, как долго и в каких позах он допрашивал Ирину Б. «Жену покойного»… Оказывается, Толик все-таки умер, обреченно подумал Никита.
— Признавайся, у тебя был с ней роман? — Нехорошо глянув на него из-под низких кустистых бровей, оперуполномоченный поднялся, взял графин, налил воды в ладонь, смочил плешивую голову, а затем сделал несколько глотков прямо из горлышка.
Графин остался у него в руках. С ним он подошел к Никите, встал у него за спиной.
— Ну, я жду ответа!
Казалось, он вот-вот опустит графин ему на голову.
— С кем роман?
— С Иркой, твою мать!
— А-а, ну, был…
— Ну, вот и ладненько…
Кипелов снова смочил себе плешь, поставил графин на место и вернулся за свой стол. Взял из папки бланк протокола и, не обращая внимания на Никиту, молча принялся что-то писать.
Прошло не меньше часа, прежде чем он протянул Никите заполненный бланк.
— Ознакомься и распишись.
Нелегко было разобрать почерк оперативника, но все же Никита осилил текст. От возмущения у него запылали щеки.
— Это что за ересь?
Оказывается, у него был роман с Ириной Б., он хотел на ней жениться, а чтобы избавиться от ее мужа, нанял двух амбалов, которые в конечном итоге организовали драку «между двумя парковыми аллеями» и «нанесли один побой по голове» гражданину Б. Но не только Никиту обвинял грамотей из уголовного розыска. «Гражданка Б. все время производила нарушение семейной жизни путем непонимания мужа и понимания своего любовника гражданина Сонцева»…
— Это не ересь, это убийство! — непоколебимо уверенный в своем судьбоносном величии, важно изрек офицер.
Никита обреченно вжал голову в плечи. Он не хотел отвечать за убийство человека.
— Но я никого не нанимал.
— Да, но роман с гражданкой Б. у тебя был.
— Был.
— И ты хотел избавиться от ее мужа! — наседал Кипелов.
— Нет. Это было мимолетное увлечение. Я уже и забыл об Ире, но вчера появился Толик и напомнил, на мою голову…
— Да нет, напомнили на его голову. Его убили, а не тебя… Убили, Сонцев. Убили!!! И в этом убийстве виноват ты!
— Вы не понимаете или не хотите понять. Толик узнал о нашем романе, нашел меня, набросился на меня с кулаками. Вот, бровь разбил…
— Ну, разбил, и что?.. Вы позвали его в парк, чтобы свести его с вашими наемниками. Они немного задержались, между вами и гражданином Б. завязалась драка, в результате чего вы получили незначительную травму. А потом появились нанятые вами люди, ударили его по голове… Это ваши люди убили гражданина Б. И вам за это отвечать.
— Никого я не нанимал.
— А я говорю, нанимал! — рыкнул Кипелов.
— Бред.
— Протокол подпиши.
— Нет.
— Ты дурак или чего-то не понимаешь? — зло, но вместе с тем увещевательно глянул на Никиту капитан. — Сейчас ты подпишешь протокол допроса, затем я возьму с тебя подписку о невыезде и отправлю домой. Суда будешь дожидаться дома. Дома!.. А не подпишешь, я тебя задержу, отправлю в КПЗ, затем в следственный изолятор. Суда будешь дожидаться в душной камере, до отказа забитой уголовниками. Ты же и дня там не проживешь, тебя там опустят, заставят жить на параше…
На параше среди уголовников жить не хотелось. А ужас, описанный Кипеловым коротко, но емко, оказался настолько осязаемым, что Никита невольно потянулся за авторучкой.
— Давай, давай подписывай. Тебе же лучше будет.
Но мелькнувшая в голове здравая мысль пресекла его малодушный порыв.
— Вам что, главное — меня виноватым сделать или убийц найти? — спросил Никита.
Капитан валил вину на него и на мифических наемников, но их личности установить даже не пытался. А ведь он должен был спросить про них.
— Убийца — ты! — раздраженно выпалил Кипелов.
— Если судить по вашей версии, то я организатор преступления. А кто исполнитель?
— Вот это ты и скажешь. Когда подпишешь протокол.
— То есть вы будете допрашивать меня дальше.
— Угадал.
— И домой не отпустите.
— Ну почему же? Если назовешь имена своих подельников, отпущу.
Кипелов невольно отвел взгляд в сторону, чем выдал коварство своих замыслов. Никита окончательно убедился в том, что его здесь держат за дурака.
— Но я не смогу их назвать. Я их не знаю и знать не могу…
— Я бы на твоем месте, Сонцев, хорошенько подумал, прежде чем ломать комедию. Подпиши протокол и дыши свободно. Нет, будешь дышать отбитой грудью, это я тебе обещаю…
— Это угроза? — холодея от ужасного предчувствия, спросил Никита.
Он слышал, что в милиции хватает садистов, силой выбивающих показания из подследственных.
— Угроза?! — пренебрежительно хмыкнул Кипелов. — Что ты знаешь об угрозах, пацан?.. Лично я пальцем тебя не трону, но и гарантий твоей безопасности не дам. Тюрьма тебя сломает, поверь мне. Там тебе не только грудь отобьют, но и все остальное, на чем сидят. Рано или поздно ты сам напросишься ко мне, чтобы я тебе помог. А я тебе помогу. Но прежде чем перевести тебя в нормальную камеру, где не бьют и не насилуют, я повешу на тебя еще пару убийств. Будет суд, тебя осудят лет на пятнадцать особого режима, а то и к смертной казни приговорят. А ты как думал?.. Мой тебе совет, Сонцев, подпиши протокол. Пойдешь как организатор убийства, получишь свои законные десять лет, отсидишь их на строгом режиме, вернешься домой… Сколько тебе сейчас лет? Двадцать один год? В тридцать один год выйдешь, и то — если раньше не выпустят. Будешь хорошо себя вести, раньше срока выйдешь, по условно-досрочному… А ты будешь себя хорошо вести. Ты человек умный, тебе уголовная романтика ни к чему. В двадцать семь лет выйдешь. Как раз призывной возраст закончится. В двадцать семь лет человек только жить начинает. А ты сейчас, через годик-другой, жизнь свою закончишь. Приговорят тебя к расстрелу, и умоешься кровью под стенкой… Думай, думай, Сонцев. Или уже подумал? Что ж, вот тебе ручка, вот протокол…
Никита прекрасно понимал, что Кипелов давит на психику, чтобы сломить его упрямство. Но все равно было жуть как страшно. Ведь он действительно мог оказаться в камере с лютыми уголовниками, которые могут сделать с ним все, что угодно. Он целиком был во власти этого оперуполномоченного… Но все же протокол он подписывать не стал.
— Ну что ж, если решил подумать до утра, мешать тебе не стану. Отправляйся в камеру, покукуй там ночку, а завтра мы с тобой поговорим…
Ядовитая усмешка на губах Кипелова не предвещала ничего хорошего.
* * *Телохранитель отца посматривал на него чуточку свысока. Как будто он имел какую-то власть над Адамом… Ну да, конечно, он достаточно силен для того, чтобы стереть его в порошок прямо сейчас. Но ведь он не сделает этого, потому что знает, какая кара за этим последует. Он должен понимать, что Адам для него священная корова. К тому же еще и дойная… Он все понимает, но снисходительная ухмылка не сходит с его губ.
— Менты все устроили, — сказал Колян. — Закрыли пацана, завтра-послезавтра отправят его в «Петры» или сразу в «Бутырку». Только это, им денег мало. Еще по три штуки просят…
— А не обксерятся? — высокомерно усмехнулся Адам.
Деньги у него имелись, и он был совсем не прочь потратить их на то, чтобы отомстить Никите по полной программе. Но ведь он учился в экономическом институте, ему априори следовало торговаться. К тому же он понимал, что телохранитель Колян прикарманит штуку-другую.
— Пять штук им хватит, — решил он.
— Пять штук вместо шести? — с каверзой во взгляде протянул Колян. — Ну, они бабки возьмут, не вопрос. Но если обидятся, то ничего не сделают. Никита твой на свободу выйдет, а деньги они нам уже не вернут. Тут лучше не скупиться, чтобы потом ни о чем не жалеть…
— Ну, шесть так шесть, — махнул рукой Адам.
И без того все складывалось как нельзя лучше.
Колян со своим дружком собирались отоварить Никиту бейсбольными битами, но под руку им попался орогаченный им мужик. Не надо было его трогать, но… В общем, мужик находился сейчас в реанимации в тяжелом и опасном для жизни состоянии, а Никиту арестовали за организацию преступления. Это Колян вовремя сообразил прощупать ситуацию, вышел на уголовный розыск. Еще вчера он предложил Адаму заплатить ментам, чтобы те утопили Никиту. И он не мог не согласиться…
В ближайшее время он расправится еще и с Женей, и тогда можно будет спать спокойно…
Глава 5
Евгения шла в прокуратуру. Следователь позвонил вчера, назначил встречу на сегодня. Опаздывать не хотелось.
Она уже выходила из дома, когда нос к носу столкнулась с Катей. На подруге лица не было, и глаза красные от слез.
— Никита в тюрьме! — с ходу выпалила она.
И с укоризной посмотрела на Евгению. Как будто она была в чем-то виновата.
— За что?
— Официальная версия — организация убийства. И это при том, что потерпевший жив. В Склифе лежит, в коме… Ты куда-то торопишься?
— Да, в прокуратуру.
— Зачем ты с этой гнидой связалась? — с упреком спросила Катя.
— Я тебя не понимаю…
— Сейчас поймешь. Никита сам пострадавший. Какой-то мужик на него набросился, ударил несколько раз, а потом двое из ларца появились, в масках и с дубинами. Мужику проломили череп, а его даже не тронули. Почему?.. Подставили Никиту. Он теперь виноват. Потому что он этих двоих якобы нанял… А кто его подставил?
— Кто?
— Адам!.. Ты, может, не знаешь, но Никита морду ему набил. Из-за тебя! Когда узнал, что этот гад с тобой сделал…
— Я не знала, — покачала головой Евгения.
Ей, конечно, было приятно узнать, что хоть кто-то за нее заступился. Но какая могла быть радость, если Никита после этого оказался в тюрьме?
— Ты думаешь, Адам ему отомстил? — встревоженно спросила она.
— Не думаю, а знаю… Странно, как он до тебя еще не добрался… Или добрался?
— Нет… Но его отец со мной разговаривал. Предлагал деньги…
— А ты?
— Я не согласилась…
— Зря. Надо было соглашаться… Ты должна помочь Никите! — заявила Катя.
— Да, конечно, все, что в моих силах…
— Адама я найду сама, поговорю с ним. Думаю, он поможет Никите выкрутиться. Вернее, не будет ставить палки ему в колеса. Но ты должна забрать заявление…
— Хорошо, я сделаю это. Я сейчас как раз в прокуратуру иду… Я, конечно, заберу заявление. Но ты уверена, что это поможет Никите?
— Не знаю, — честно призналась Катя. — Не уверена.
— Но я все равно заберу заявление, — решилась Евгения. — А там будь что будет… Может, деньги нужны, чтобы Никите помочь?
— У тебя есть деньги? — горько усмехнулась Катя.
— Нет. Но я спрошу у родителей.
— И много они тебе могут дать?
— Не думаю, что много…
Отец у Евгении работал обыкновенным инженером на убыточном заводе, зарплата курам на смех. Мама трудилась медсестрой в поликлинике, оклад маленький… В общем, с деньгами в семье было туго.
— У нас тоже не фонтан, — призналась Катя. — Но предки дачу продавать собираются… Если деньги нужны будут, как-нибудь выкрутимся. Лишь бы Адам не помешал… Сволочь, а не человек. Если папа богатый, то все можно?
— Мне это уже пытались объяснить, — невесело улыбнулась Евгения. — Сначала в милиции, затем в прокуратуре… Никто не верит, что я доведу дело до конца… А я и не доведу, если с Никитой такая беда…
— Но хоть ублюдков этих мажорных попугала, и то хорошо…
— Ничего хорошего в том нет. Как и в том, что случилось…
Почти две недели прошло с тех пор, как над ней надругались, но Евгения до сих пор переживала так остро, как будто беда случилаь только что. И никогда не забыть ей ту грязь, в которую ее окунули. И не отмыться от мерзкой мужской похоти… Иногда ее подмывало взять в руки нож, вызвать Адама на разговор и убить его ударом в низ живота… Убить. Не покалечить, а убить… Возможно, когда-нибудь она сделает это. Скорей всего, это и случится. Ведь как только она заберет заявление, надежда на торжество правосудия иссякнет. И тогда только она сама сможет свершить возмездие…
Следователь Рыбин встретил ее с прохладцей во взгляде. Одной рукой пригладив непослушные волосы на голове, другой он показал на стул по другую сторону стола.
Рыбина можно было бы назвать интересным мужчиной. Среднего роста, правильные черты лица; нос, правда, несколько длинноватый, но хорошо сбалансированный с глазами, ртом и подбородком. Но глаза… Не самые большие, но выпученные; зрачки бесцветные, а белки желтоватые с красными прожилками; и веки слишком низко провисшие. И взгляд у него такой же неприятный и холодный, как щупальца у кальмара. Лицо непроницаемо спокойное, а в уголках губ притаившееся коварство…
— Виталий Николаевич, у меня к вам большая просьба, — с искательными интонациями в голосе обратилась к нему Евгения. — Я бы хотела забрать заявление.
— Почему? — ничуть не изменившись в лице, хлестко спросил он.
— Мне надоело все это.
— Что это?
— Ну, все эти хождения по мукам… Я устала.
— А чего вы добивались, Евгения Павловна? — холодно спросил Рыбин.
— Справедливости… Я хотела, чтобы преступники понесли наказание.
— А сейчас вы этого не хотите?
— Нет, хочу… Бог их все равно накажет.
— Бог накажет?.. Сейчас вы думаете о Боге. А о чем вы думали раньше, когда затеяли все это безобразие?
— Безобразие? Какое безобразие я затеяла?
— Не прикидывайся бедной овечкой, Володарцева. Я все про тебя знаю.
— Что — все? — напряглась Евгения.
— Знаю, что ты снимаешься в порнографических фильмах, — ошарашил ее Рыбин.
— Что?!
— Я же просил, не надо прикидываться бедной овечкой, — скривился следователь.
Он достал из ящика стола стопку фотографий, бросил их на стол так, что они раскрылись веером. Она узнала эти снимки. Творчество подлеца Коготкова.
— Но это же даже не эротика, — возмущенно сказала она. — О какой порнографии вы говорите?
— Надеюсь, вам известен гражданин Коготков?
— Да, конечно…
— Так вот, он дал показания, что вы, гражданка Володарцева, упрашивали его снять вас на видео в обнаженном виде…
— Что?! — схватилась за голову Евгения. — Да как он мог такое сказать?
— Он не просто сказал, он дал показания, под протокол. Он раскрыл твою порочную суть, Володарцева… Мало того, он утверждает, что с гражданином Быковым вы отправились на дачу к его родителям для того, чтобы сняться в любительском фильме порнографического содержания…
— Бред!
— Боюсь, что у следствия есть неоспоримые доказательства. Половой акт с участием гражданина Быкова был снят на видеопленку…
— Этого не может быть! — ужаснулась девушка.
Она была в полубессознательном состоянии, когда на нее навалился «режиссер» Леша. И не могла видеть, снимал их кто на видеокамеру или нет. Но камера была, и на порядочность Адама и его дружков рассчитывать не приходилось.
— Все было, Володарцева. И вы это знаете.
— Но меня насиловали.
— Не знаю, не знаю, — уничижительно хмыкнул Рыбин. — Я просмотрел пленку и не заметил, чтобы вы сопротивлялись…
— Я была без сознания. Они опоили меня снотворным…
— Вы утверждаете, что были без сознания, и при этом говорите, что вас опоили снотворным. Если бы вас опоили снотворным, вы бы просто спали, а вы говорите, что были без сознания. Неувязочка получается…
— Я не знаю, чем они меня опоили. Может, это было не снотворное.
— Вы употребляете наркотики?
— Я?! Наркотики?! Вы с ума сошли?
— С ума сошла ты, Володарцева. Сама совратила молодых людей, сама устроила порнографию, а потом написала на них заявление. На что ты рассчитывала? Чтобы кто-нибудь из них женился на тебе? А ты не подумала, что никому из них такая шлюха, как ты, в жены не нужна.
— Шлюха?! Да как вы смеете! — взбеленилась Евгения.
И даже вскочила со своего места, едва удержав себя от того, чтобы не вцепиться негодяю в его сальные патлы.