В спальне Мак, не более вежливо чем до того, свалил ношу на кровать, выпрямился и раздраженно фыркнул:
— До обеда будешь сидеть в тишине. Хватит с тебя развлечений.
— Но я всего лишь хотела позвонить!
— Кому?
— Подруге!
— Зачем?
— Чтобы дать знать, что со мной все в порядке.
— Так я тебе и поверил. Адрес дома ты выясняла за тем же?
Пленница капризно скуксилась и поджала губы.
Значит, видел.
— Отвечай, когда я задаю вопросы!
На несколько секунд в комнате воцарилась напряженная тишина.
— Да, я выясняла его затем, чтобы она за мной приехала. Чтобы забрала меня отсюда и отвезла в нормальную больницу. Тебе разве было бы хуже? Баба с возу — кобыле легче. У тебя появилось бы время на что-то еще, помимо возни с неходячим пациентом.
Какое-то время Мак, нахмурив брови, молчал. Затем бросил короткое "дура" и вышел из комнаты. Громко хлопнула дверь; закачался на серванте край кружевной салфетки.
Лайза шумно втянула воздух и набычилась.
— Ну вот, я же еще и дура. — Перед глазами снова висела картина с ненавистными абстрактными линиями. — Сожгу! Выкуплю, тебя увезу и сожгу, поганое творение абстракциониста!
Где-то сбоку тикали часы. Голова не поворачивалась.
Сколько времени осталось до обеда?
В этот раз он кормил ее молча и быстро, как в армии: прожевала кусок, будь добра открой рот и дай засунуть новый. Звякала о край тарелки обеденная ложка, постепенно уменьшалось, перекочевывая в желудок, тушеное мясо.
— А что будет на ужин?
Тишина.
— А ты придешь мне до ужина почитать?
Тишина.
— Поставь мне в комнату радиоприемник.
Все так же тишина.
— Ну, хоть книжку мне принеси и открой! Я буду носом страницы переворачивать.
Нет ответа.
Лайза вздохнула.
Зеленовато-коричневые глаза на нее не смотрели принципиально — вокруг, видимо, существовала комната, окно, дверь, миска и ложка, которую время от времени надо было куда-то подносить, но никак не лежащая на кровати девушка. Призрак. Пустое место. Напроказничавшая шкодница. Более не человек, а дырка вместо рта, куда следует запихивать еду.
— Ну и ладно, — надулась Лайза, — буду сама. Все сама.
Сложив в пустую тарелку ложку и салфетку, которой протер ей губы, Чейзер покинул комнату, так и не проронив ни слова.
* * *Десять минут спустя Аллертон достал из кармана телефон и выбрал из списка нужный номер.
— Рен? Привет. Можешь говорить? Слушай, тут такая ситуация… Если вдруг к тебе придет Элли и попросит помочь ее подруге, не приезжай. Куда приезжай? Ко мне. Да, тут странная ситуация, эта подруга у меня, с ней все в порядке. Просто она не знает, где находится, и не знает, что с ней все в порядке. Я сам обо всем позабочусь, главное, не реагируй. Нет, что говорить своей даме, придумай сам, это не в моей компетенции.
Выслушав саркастичный ответ, Мак хмыкнул и покачал головой.
— Знаю. Всякое бывает. Сам разберусь. Ты только не ломись ко мне с пушками. Угу. Спасибо, друг.
* * *Если долго мучиться, что-нибудь получится; главное — упорный и непрерывный труд. Ведь надо тренировать конечности? А как развивать их моторику, если ни стараться ими двигать?
Вот уже полчаса Лайза с упорством бульдозера пыталась перевернуться на бок. То напрягала мышцы пресса и старалась свернуться в кокон, то силилась упереться в матрас пяткой, то переносила вес на вялую и непослушную ладонь — тщетно. Тело чуть раскачивалось в сторону, но переворачиваться не спешило. Пятка оставалась все-таки самым действенным методом.
Истекая потом, Лайза не сдавалась и еще через несколько минут, к собственной радости, сумела перевернуться на живот. А затем снова на спину. А затем, не рассчитав расстояние и совершив еще один поворот, упала с края постели.
* * *Он нашел ее не на кровати, а на полу, лицом вниз. Заливающуюся слезами.
Осторожно поднял, уложил на подушки и вытер мокрые дорожки на щеках подушечками больших пальцев. Удивительно, но капризная, с мокрыми ясными синими глазами, она нравилась ему еще больше. Ее лицо не портила ни краснота, ни распухшие губы, ни текущий нос. А это умильное выражение, что проступало в периоды "куксинья", всякий раз вызывало у Мака в груди непонятное щекочущее чувство.
— Тебе пока нельзя двигаться — рано.
— Я всего лишь хотела перевернуться, думала, смогу сесть…
— Рано.
— Я так старалась! Так пыжилась! Я вся вспотела…
— Помою.
Лайза икнула и на мгновенье притихла. А потом вдруг вновь разрыдалась.
Чейзер напрягся.
— Ты ударилась? Где-то больно?
— Не-е-ет…
— А чего рыдаешь?
Она смотрела на него со смесью страха и растерянности.
— Что такое?
— Из-за того, что я двигалась и напрягала живот…
Слова то и дело прерывались всхлипами.
— Что?
— Я шевелилась, и вся эта еда…
— Что с ней?
— Теперь я… — Лайза притихла, выпучила полные паники глаза и замолчала. Потом кое-как преодолев внутреннее сопротивление, выдавила: — Теперь я хочу какать.
Он смеялся так громко и раскатисто, что она не знала, то ли хихикать вместе с ним, то ли вновь разреветься от унижения.
Отсмеявшись, Мак провел по своей щеке тыльной стороной ладони и произнес:
— Что ж, леди, вовремя. Я как раз успел переоборудовать один из туалетов, где ты сможешь справлять нужду без моей помощи.
— Правда?
— Правда.
— Спасибо.
— Тогда забирайся на руки, и поехали.
Уже по пути Лайза неуверенно спросила:
— А как же…
— Что?
— Как я буду мыться? Снова… ты?
Он в ответ лишь усмехнулся.
— Ты все увидишь, чудище.
До ужина Лайза провела время в полном комфорте: с успокоившимся кишечником (новый туалет позволял не только сидеть, не сползая, но и подмывал "пациента", используя систему фонтанчиков и циркуляции теплой воды) и слушая звуки музыки, что лились из небольшого радиоприемника, настроенного на "Мелодию вечернего города". Помогший справить нужду услужливый "нянь" все-таки смилостивился и оставил его возле постели, предупредив, что подключение к интернету в данном гаджете отсутствует.
— Позубоскалил, тоже мне… — проворчала Лайза, шевеля пальцами в такт проигрываемой песне. Касаться покрывала было приятно — подушечки понемногу восстанавливали чувствительность. Руки все еще не двигались, но уже и не ощущались бревнами; внутри — то здесь, то там — покалывало, щекотало и иногда чесалось. Прогресс налицо. Так еще чуть-чуть — и свобода, главное — терпение.
В какой-то момент, слушая голос ди-джея и размышляя о хозяине дома, она провалилась в полудрему, а когда звуки по какой-то причине плавно стихли, заснула глубоким спокойным сном.
* * *Начальник в этот день не буйствовал, не отправлял на задания, не устраивал внеплановых тестов и учений, поэтому Мак, сидя в собственном кабинете, просматривал бумаги и наслаждался тишиной. Изредка он отвлекался, чтобы взглянуть на изображение, транслируемое из спальни, и вносил небольшие коррективы: дистанционно приглушал свет, звук, следил за температурой в комнате.
Заснула. Эта маленькая черноволосая бестия наконец успокоилась и предалась покою.
Он улыбнулся, глядя на экран.
Как же все-таки… Неугомонная, пытливая, хитрая. То дерзит ему так, что впору рот с мылом мыть, то бесконечно мучает свои конечности, пытаясь заставить их работать, хотя тем еще отдыхать и отдыхать, то находит во всем возможности и тут же использует их — вот же где изворотливый ум. То падает с кровати, то хнычет про "почитай", то превозмогает стеснение и признается, что хочет в туалет, то вновь принимается дерзить, а после умильно краснеет, получив отпор.
Хороший характер. Дерзкий, боевой, вредный. А при такой внешности: больших глазах, мягких губах и красивой груди — вредный характер — это, скорее, плюс. Если она останется такой же дерзкой в постели…
Нет, он думает не о том.
Хотя, о чем еще должен думать здоровый мужчина, глядя на приятную глазу даму? Особенно если эта дама постоянно бросает ему вызов, который хочется принять. Интересно, она осознает, с каким зверем играет или же затрагивает его ненамеренно?
Наверное, не осознает. Не знает, что чем больше женщина строптивится, тем сильнее ее хочется подчинить.
От подобных размышлений внутри вновь начал пробуждаться хищник: лениво открыл глаза, зевнул, выпустил когти, просто так, чтобы полюбоваться ими, а после застыл и прищурился, мол, ну что, может, разомнем кости и начнем развлекаться?
Аллертон мысленно утихомирил зверя.
Рано. Еще для многих вещей слишком рано, хотя сегодняшний вечер определенно станет интересным.
* * *— Не надо иглы! Нет!!!
Мак, не обращая внимания на заложившие от визга уши, спокойно поставил металлический поднос на тумбу, открыл пластиковую бутылочку и принялся заливать содержимое чаши дезинфицирующим раствором.
— Изверг! Не приближайся ко мне с этим! Даже не думай!
— Будет не страшно. И не так больно, как ты думаешь.
— Нет!
— Да.
— Нет, пожалуйста! Не надо меня колоть!
— Надо.
Залив иглы антисептиком, Мак сел на кровать и посмотрел на Лайзу, которая была готова вылезти вон из собственной кожи, лишь бы избежать предстоящей процедуры — другое дело, тело не позволяло ей этого.
— Ты ведь хочешь начать шевелиться?
— Я и без этого начинаю!
— Процесс можно пойти не так, его надо стимулировать на энергетическом уровне.
"Жертва" закусила губу и принялась поскуливать; глаза наполнились страхом.
— Пусть процесс идет сам собой. Я боюсь! Не надо колоть…
— Тут всего восемь игл. Потерпеть придется всего чуть-чуть.
— Пожалуйста, выбери другой метод! Ну, должны же быть какие-то другие методы!
— Именно этот — самый эффективный. И ни в одной "нормальной" больнице, куда ты так стремилась попасть, никто не знает, как его практиковать. Каждая игла используется для того, чтобы стимулировать точки твоей канальной системы, улучшить циркуляцию энергии, повысить активность иммунной и восстановительной систем. Поверь, после этой процедуры ты начнешь поправляться гораздо быстрее.
— Я все понимаю, но, пожалуйста, не надо…
— А после будет ужин.
— Не надо ужина…
— Лайза, это недолго.
— Не надо в меня тыкать!
Она вдруг принялась плакать; Чейзер сжал зубы. Стоило в этих глазах мелькнуть слезам, как он, словно идиот, размягчался.
— Потом снова отнесу тебя смотреть фильм.
— Не хочу.
— Почитаю книгу.
— Не надо.
— Возьму кататься на машине. Вечерняя прогулка.
Секундный интерес, мелькнувший во взгляде, смыло новым потоком слез.
— Боюсь игл! Не хочу, чтобы их в меня втыкали!
Мак разозлился.
— Если не иглы, тогда будет точечный массаж! Потому что только он может дать хоть сколько-то похожий эффект. Хотя и не такой очевидный.
Ее голова закачалась вверх-вниз, как на веревочке.
— Хорошо. Массаж. Пусть будет массаж.
Ах ты какая покладистая!
— И делать его придется не один раз, как иглоукалывание, а несколько. Здесь бы только один раз пришлось потерпеть.
— Массаж-массаж-массаж.
Чейзер шумно втянул воздух, поднялся с кровати и принялся складывать антисептик и вату, что держал все это время в руках, обратно в полиэтиленовый пакет.
Какого черта он идет у нее на поводу?
Хотя…
Может, вечер станет еще более интересным?
Началось все довольно невинно — с лица. Теплые пальцы давили на точку на лбу, мягко массировали места под глазами, затем под носом и под нижней губой. Лайза расслабилась и даже прикрыла веки. Движения успокаивали.
Выключенное радио молчало; покачивались от ветерка занавески на окне, в тишину вплетались дыхание и тихий шорох одежды при смене положения рук. Знакомый аромат мужского парфюма неуловимо дразнил ноздри, заставляя их трепетать, когда мужское тело чуть подавалось вперед.
Хорошая ситуация, приятная. Да, некоторые надавливания отдавались болью, но не настолько сильной, чтобы прервать релаксацию.
После лица наступил черед шеи. Крепкие пальцы забрались под кромку волос и теперь исследовали впадинки на позвоночнике и сбоку от него. Дискомфорт от надавливаний усилился, но Лайза была рада терпеть и не такое — лишь бы избежать уколов.
Она напряглась только тогда, когда Мак принялся снимать с нее майку.
— Что ты делаешь? Зачем?
— А как я, по-твоему, должен искать точки на груди и спине? Через ткань?
— Да.
— Ну, уж нет. Прости, но и для игл, и для массажа, требуется пациент без одежды.
— Эй-эй-эй! Штаны-то оставь! Их ведь можно и позже!
— А это тебе в отместку за капризы. Полежишь голая, ничего тебе не сделается. Порадуешь дядю красотой.
Лайза в момент сделалась пунцовой.
Он издевается. Издевается за крики, за выкрутасы и за истерики. Вот извращенец!
Его руки тем временем принялись методично и мягко продавливать точки над ключицами. Увидев, насколько близко мужские ладони лежат к обнаженной груди и торчащим вверх соскам, она зажмурилась. Оставшуюся без одежды промежность холодил воздух — пришлось усилием сжать ноги.
Какое-то время, занимаясь своим делом, Мак молча. Затем спросил:
— Ты всегда такая скромница? Смущаешься, когда кто-то заглядывает в вырез твоей маечки?
Молчание — лучший отпор. Не хватало еще комментариев. Массажиста, впрочем, от продолжения монолога это не остановило.
— Это ведь всего лишь сеанс релаксации. Представляй, что я незаинтересованный работник салона, который помогает твоим мышцам расслабиться…
Лайза поджала губы; его руки теперь надавливали на точки слишком близко от ее груди.
— …а не странный мужчина, который сидит рядом с тобой на постели и любуется твоими сосками.
Щеки и шея начали гореть.
— Не тот, кому хотелось бы сжать их между большим и указательным пальцами…
— Я тебя убью! — прошипела она, чувствуя, как обсуждаемого места ненароком коснулась мужская ладонь. Конечно, ненароком. А как же еще?
— Ой, какая грозная девочка! Я ведь ничего не делаю. Не наклоняюсь к тебе, не трогаю тебя за неположенные места, не целую, не покусываю…
— Еще бы ты это делал!
— И что тогда? — голос насмехался. — Ты поставила бы меня лицом к стене и отшлепала по попе?
Она представила его голым, стоящим лицом к стене с раздвинутыми ногами и почувствовала, как низ живота запульсировал. Черт! Не хватало еще поддаваться на провокации! Вот ведь дьявол во плоти, не может не превратить любую медицинскую процедуру в балаган из бушующих феромонов.
— Скажи, что бы еще ты со мной сделала?
Медово-сладкий голос продолжал мягко по-паучьи вплетаться в бурлящее непристойностями воображение.
Слова вывалились сами собой — Лайза не сумела сдержаться.
— Я бы тебя выпорола! Ремнем прямо по волосатой заднице!
— О да! По волосатой, крепкой, сильной заднице. А ты знаешь, что в этот момент мой член бы стоял до пупа?
Она не могла поверить, что он это сказал! Что втянул ее в этот монолог, что заставил представлять взрывающие мозг картины. До пупа? Прямо до пупа? А почему не упирался бы в стену? О нет! О чем, во имя Создателя, ОНА ДУМАЕТ?
К этому моменту, казалось, красным стало все ее тело. Или нежно-розовым от прилившей ко всем неположенным местам крови. В ушах шумело и грохотало от разогнавшегося пульса.
— Зачем ты это делаешь со мной? Мстишь за капризный характер?
— Мстишь? — В воздухе повисла усмешка. — О нет. Если бы я хотел отомстить, я бы снял с себя штаны, раздвинул бы тебе ноги и прижался к твоей малышке головкой. Входить бы не стал, просто дал бы почувствовать касание. Я бы вволю наслаждался посасыванием твоих сосков, смотрел бы как ты истекаешь влагой. Возможно, я придвинулся бы к твоему лицу и прикоснулся им к твоим губам, чтобы позволить почувствовать вкус, но не более того. Или же перевернул бы тебя на живот, смазал гелем и аккуратно взял в попку. Мягко, глубоко и очень настойчиво. Но это если бы уж совсем провинилась…
Она лежала ни жива, ни мертва.
Шквал эмоций драл на части; мысли слиплись в клубок из подтаявшей карамели, низ живота теперь полыхал огнем. Ей срочно нужно, чтобы он там коснулся… да, там…
Создатель! Да она совсем с ума сошла под его влиянием!
— А так я просто массирую тебя именно в тех местах, где нужно, и не более. Чувствуешь разницу?
Лайза чувствовала не только разницу, но и столько всего, что ее словарный запас попросту иссяк, выдохся под лавиной совершенно не тех чувств, которые в этот момент стоило испытывать.
— Ты — монстр. Хитрый, наглый, беспринципный монстр. Манипулятор!
— Сколько комплиментов. Ты забыла добавить, что я крепкий, высокий, сильный и крайне привлекательный манипулятор.
— Это мне помнить ни к чему! Ты — "нянь"!
— Угу, "нянь", который едва удерживается от того, чтобы трахнуть обездвиженную женщину.
Ее слова кончились. Как и способность связано мыслить.
Он ведь этого не сделает, нет? Если она не будет поддерживать эту опасную игру и провоцировать его, то не сделает? Не завладеет ей против воли?
Против чьей воли? Интересно, в этой комнате есть хоть один, кто этого не хочет?
Если бы могла, Лайза стукнула бы себя по лбу.
Она сдавалась. Пока еще только мысленно, но уже сдавалась, проседала под его напором, позволила разбуженной чувственности одержать верх, собственноручно отключила сигнализацию у логики и теперь наблюдала, как воображение захлебывается непристойными картинками, а мозг еще более непристойными желаниями.
Мужские руки к этому моменту от груди переместились к животу, а затем и на бедра.
Жизнь стала невыносимой.
Собственное дыхание жгло горло и казалось слишком шумным, соски продолжали стоять двумя вражескими солдатами на посту, выдавая все примитивные низменные инстинкты женщины, которая отчаянно хочет мужчину. Если так пойдет и дальше, под ней скоро окажется заметная глазу лужа, нагло вопрошающая массажиста: "Неужели ты сам не видишь? Плевать на то, что она говорит, посмотри, как она течет!"