– Сама узнаешь. Если согласишься подождать… – «соучастник» мельком взглянул на старенькие наручные часы (у них был треснут циферблат и потерт ремешок), – минут тридцать-сорок. Она должна к нам привыкнуть.
«Ага, принюхаться, заготовить столовые приборы и разжечь костерок, чтоб покушать вкусненький шашлычок», – язвительно пронеслось в мозгу Наташи.
Между тем она, скрестив ноги по-турецки, уселась на траву и уставилась на железные прутья в заборе.
– Тогда помолчим, – одобрил Кир, опускаясь рядом. – Надеюсь, больше никто нас не потревожит.
Глава 4
О чем плачет вытья?
Наташу клонило в сон. Она улеглась на влажную траву и прикрыла веки. Свернутую куртку подсунула под голову. Ветерок холодил лицо и шею и пробирался под ворот, стайкой мурашек разбегаясь по коже.
Текли минуты, а вытья не торопилась показаться. Уж не заснула ли? А может, в распорядке ее дня крик стоял сразу после поедания всяких безрассудных Наташек.
Стрелки на наручных часах, словно два ожиревших кота, неспешно передвигались по циферблату. За время ожидания в свете полной луны Наташа успела сосчитать количество прорех в кованой решетке, придумала, как начать новую запись в дневнике, оценила внешность нового знакомого по десятибалльной шкале. Он получил восьмерку с минусом: симпатичный, но излишне неухоженный. Кир молчал. Просто разглядывал звезды так, словно на небосклоне показывали замысловатое представление. Наташа скосила взгляд на мальчишку.
– Кир? – позвала она.
– Молчи, – коротко приказал тот.
Наташа обиженно надула губы.
Ситуация, не будь столь угнетающей, выглядела бы комично. Поздний вечер, пахнущий еловыми колючками. Блестящее серебром небесное полотно. Поскрипывание дверных петель забытой всеми больницы. Покрытая росой трава, на которой лежала рыжеволосая девочка и думала только о том, что она здесь забыла?
«Ребята, наверное, запекли на костре наловленную рыбку» – от этих мыслей рот разом наполнился слюной. Наташа стушевалась, прижав руки к урчащему животу. Хлеб она доела полчаса назад. Предложила Киру, но тот отказался.
– Ладно, – тут же смилостивился парень, – спрашивай. Только кратко.
– Допустим, ну… – Из головы мигом вылетели все вопросы. – Не знаю даже.
– Тогда пока-пока, – он демонстративно развернулся спиной.
– Подожди! – шепотом взмолилась Наташа, боясь сорваться на крик. – Мыслей много, но как их сформулировать? Например, странно, что никто из приходящих сюда компаний не слышал вытью. Почему?
– Я уже говорил: люди орут, топают. Она не станет отзываться, когда рядом суетно и шумно. Нужна тишина и время, чтобы позволить ей привыкнуть.
Как все просто. А в фильмах обычно требуются длительные обряды, жертвоприношения, кровь, магические амулеты. И прочее, прочее, прочее. Порою диву даешься, как герои не забывают трехстраничный список необходимых предметов, да еще умудряются наизусть зачитывать длиннющие заклинания.
– И больше ничего? Сразу возьмет и появится?
Кир пожал плечами, дескать, понимай как знаешь. А не знаешь – не понимай. Больно надо.
– Ладно, верю, – сдалась Наташа. – О, а ты встречал многих… ну… необычных созданий?
– Буду перечислять – уснешь на третьем десятке. Даже коряга у болота может оказаться спящей кикиморой, которая крайне не обрадуется, когда об нее ненароком споткнешься. А некоторых существ могла бы встретить и ты.
– Например? – В голосе появилось предвкушение.
– Из безобидных? – Кир дождался кивка. – Домового.
– Настоящего?
– Что ни на есть.
Соломенная фигурка бородатого старичка висела дома у бабушки перед входом в кухню. С детства Наташа считала его фермером из американских фильмов: он был одет в смешной джинсовый комбинезон и носил шляпу с широкими полями.
Интересно, если домовой существует, как он относится к курносой «копии»?
Наташа заулыбалась.
– Как мне его подманить?
– Расскажешь небольшой стишок для вызова, покормишь сметаной, похвалишь – домовые это любят.
На лице Кира появилось нечто хищное, издевательское. Пока Наташа доставала из рюкзака тетрадь, он довольно, словно сытый кот, сидящий у кринки с молоком, усмехался.
– Записываю.
Она щелкнула ручкой.
– «Домовой-домовой, приходи-ка на покой. Я тебя призываю. Тебе зла не желаю. Со стола угощаю», – напевно продиктовал Кир.
Наташа старательно записала фразы и поставила на полях три восклицательных знака, чтобы не забыть. Хотя очень сомневалась, что запамятует о деле практически мирового масштаба.
– А где его звать? – выпалила она.
– На кладбище, – с серьезным лицом оповестил Кир. – В четверг пятницы тринадцатого, лунной ночью. Желательно в полдень.
– Шутишь?
На лице девочки отразилось недоумение.
– Угу. Раз домовой, то дома и звать нужно.
– Мог бы сразу сказать, – насупилась Наташа.
Кир осклабился, а Наташа показательно надулась.
Луна освещала больницу, будто окаймляя золотистым ореолом. Под конец, когда ничегонеделание стало невыносимым, Наташа начала отсчитывать про себя секунды. Она дошла пятьсот тридцать восьми, трижды сбившись после двух сотен, а продолжить помешал…
Дикий вой. Вблизи он звучал куда истошнее, громче, пронзительнее. Вторгся в каждую клеточку, врезался в уши, от чего в тех звенело. Сердце билось так, словно готово было покинуть трусливое тело. Наташа очнулась лишь тогда, когда Кир, чьи плечи она сдавливала ногтями, негромко ойкнул. Как поднялась на ноги, подлетела к мальчишке и вцепилась в него – хоть убейте, не помнила.
А вытья продолжала незамысловатый концерт. Ноту брала высоченную – обзавидовалась бы любая оперная дива.
– Что теперь?! – силясь переорать духа, спросила Наташа.
– Вначале отцепись от меня. – Кир стряхнул девочку и направился к воротам. – Ты идешь?
– К ней?! Да ни за какие коврижки…
Наташа зажала уши. По ребрам молотило сердце.
– Как такое могут не слышать все вокруг? – со всхлипами бормотала она. – Кошмар… Нет-нет-нет. Я пойду… Мне надо домой… Уже поздно…
– Иди, – легко согласился Кир. – Только опять не заблудись. И учти, шанс познакомиться с настоящим духом ты прошляпила.
Наташа сощурила красные от слез глаза.
«Что, на «слабо» хочешь взять? Или решил, что от девчонки другого не стоило ожидать?! – горячилась она. – Не дождешься, не сбегу».
– Я передумала.
Она, с трудом сохраняя спокойствие – ноги подкашивались, – влезла на высокий забор. А затем перемахнула через него и спрыгнула на землю с невероятной легкостью, даже грацией. И глянула на Кира, насмешливо изогнув бровь, якобы говоря: «А ты так умеешь?»
Кир ухмыльнулся и вошел на территорию больницы… через открытые ворота.
– Кому что, а я предпочитаю главный ход, – съязвил он.
– Мы с Димой в прошлый раз перелезали…
– Ну и молодцы. Так, веди, храбрая, раз уж первой полезла.
Представлять бы еще – куда. Дух затих, что немного успокоило. А вдруг это и не дух вовсе, а аудиозапись, которую сообщник Кира врубил из колонок. Это объясняет, почему вытью никто не слышит – ее придумали мальчишки, обожающие издеваться над малышами и девчонками. Ей стало так обидно за себя, так неприятно. Ух, пусть только покажется его помощничек! Наверняка покрывало наденет, как Карлсон, и будет истошно завывать перед Наташей. Тут-то она и врежет «духу» со всей силы.
Замечтавшись, девочка ударилась плечом о косяк. Кир схватил ее под локоть и повел по лестнице на второй этаж. В здании было намного темнее, чем во дворе под звездами. Девочка спотыкалась о всякий хлам, разбросанный в проходах: обломки стульев, вынутые из столов ящики, осколки керамических плит. Даже порезалась о край торчащего металлического прута, но боли не заметила. Не до нее было.
– Куда ты меня тащишь? – пропыхтела Наташа, злая донельзя.
– Вперед, – ничуть не смутился Кир.
В помещениях давным-давно поселилась затхлость с верной подругой – сыростью. На стене коридора печально замер лунный лучик. По мере их продвижения воздух потяжелел, наполнился островатым привкусом пыли, от которого Наташа начала закашливаться.
– Нам сюда, – наконец, заявил Кир, толчком плеча открывая дверь с проржавевшей табличкой «Палата № 27».
Ага, значит, там и скрывается его друг. Сейчас как выскочит перед Наташей. Ну, она ему покажет!
Девочка храбро зашла внутрь и застыла на пороге. Крик, вырвавшийся у нее, дал бы фору любой вытье. Так громко и не жалея связок она завопила.
Перед ней покачивалась молодая женщина, одетая в длинную бордовую ветошь – очевидно, платье, но настолько продранное, что не сгодилось бы и на половую тряпку. Она выглядела осязаемой, почти живой: только неестественная бледность кожи да посиневшие губы ломали обманчивое впечатление. Глаза у вытьи, к Наташиной радости, были. Две засасывающие, черные бездны. Под ними словно густой краской намалеваны синяки. Спутанные волосы свисали неопрятными клочьями. Женщина вскинула правую ладонь и ткнула скрюченным пальцем на Наташу. После разинула беззубый рот, и этой зияющей дырой заорала в ответ.
Наташа, едва не оглохнув, поперхнулась на выдохе.
Вытья не разменивалась на излишние беседы; замолкнув, она медленно пошла в сторону Наташи, скрябая по полу длинными, изогнутые ногтями на ногах.
У Наташи пропал голос. Она смотрела на приближающееся привидение разинув рот и не могла сдвинуться с места.
Она не видела Кира и он ничего не предпринимал, будто исчез или – что логичнее – сбежал.
– Уйди, – плакала Наташа, когда дух подобрался на расстояние вытянутой руки. – Умоляю…
Рыжий отблеск луны осветил мертвую женщину. Каждая деталь лица, каждый застарелый шрам на коже, каждая вздутая вена – подробно различалось все.
– Кир, – тихонько стонала Наташа, – где ты? Пожалуйста… Кир…
Тот появился из ниоткуда и встал подле девочки. Он указал пальцем на себя, но по губам вытьи можно было прочесть всего одно, пусть и не высказанное вслух слово: «Она».
Убежать или сделать хотя бы шаг назад Наташа не успела – дух стремительно влетел в ее грудь, а после вырвался наружу – уже со спины. Тело будто окунуло в ледяную воду. Наташе стало неимоверно холодно, дыхание перехватило, но затем мороз сменился жаром. По лбу потек пот, спина взмокла.
– Она хочет показать свои кости тебе, – пояснил Кир так, будто духи ежедневно показывали ему кости.
– С чего ты взял? – просипела Наташа.
Кир не ответил.
Призрак из виду пропал, но кожей чувствовалось – он рядом. Наташа чувствовала его как саму себя. Девочка шла вперед, костеря себя за любопытство. Кир двигался поодаль и уверял, что ничего плохого не случится.
«Куда уж хуже», – билось в висках.
Вытья материализовалась перед ними, свернула направо, затем налево и вышла… через окно. Наташа с Киром вылезли и спустились по черной лестнице, обломанной в метре от земли. Женщина ждала их. Когда ребята спрыгнули на траву, она направилась к скособоченной пристройке, которая чудом не развалилась от ветхости. После дух, покачавшись на ветру, растворился. Как и не было!
– Может, она решила нам ничего не показывать? – с надеждой предположила Наташа.
Вместо ответа Кир выбил тоненькую фанеру пинком.
Внутри сарай был забит всякой рухлядью: повсюду валялись разбухшие от влаги деревяшки, прогнившие остовы кроватей, согнутые столовые приборы, тряпки, коробки. Мусор возвышался мертвыми кучами.
– Как тут найти чьи-то кости? – ужаснулась Наташа.
И услышала шелест ветра: «Помоги… Они там… Левее…»
Тело пронзила невидимая стрела. Пальцы сами потянулись к груде хлама. Кир хотел отстранить Наташу, но та намертво вцепилась в ржавый костыль, которым принялась ворошить вещи. После, забыв обо всем, разрывала кучу голыми руками. Кира она не слышала – его голос потонул в пустоте.
– Тут.
И она с натугой выудила наружу холщовый мешок. Тяжелый до невозможности. Наташу передернуло от мысли, что там находятся чьи-то останки.
– Уверена?
Кир был мрачнее тучи.
– Проверять не хочется. – Губы изогнулись в подобии улыбки. – Надо копать яму?
Наташу бы не удивило, если б Кир всучил ей лопату. С него станется.
– Уже выкопал, пока ждал тебя, – успокоил мальчик. – Таш, ты можешь не принимать в этом участия…
– И не стану. Лучше посижу… У входа… Ладно?
– Хорошо. – Кир с трудом забросил объемный мешок за спину. – Прости меня, я не думал, что… она выберет тебя.
– Угу.
Шатаясь от усталости, Наташа подошла к воротам, где плюхнулась прямо на песок и свернулась в клубок. В душе было пусто. Глубокие вздохи не помогали вырвать из легких засевшие там колючки. Губы пересохли, руки саднило. Ныла и прижатая к животу нога, и спина, и, что хуже, сердце. Образ вытьи прочно засел в памяти, ее крик звучал в ушах осязаемо и четко.
Духи – не выдумка. Они существуют. Они рядом.
– Никаких больше привидений, – подытожила Наташа, погружаясь в спасительный сон.
Глава 5
Домовой и прочая домашняя нечисть
Утро началось с целой палитры звуков. Справа, за окном, возилась малышня; сверху раздавался топот дедушки. Перекрикивались соседки. Лаяла собака, ей отзывалась другая, вдали. Щебетали птахи. Затарахтел старенький трактор (лет ему было больше, чем Наташе). В Камелево закипала жизнь.
Девочка, не разомкнув век, ворчливо фыркнула и перевернулась на другой бок.
Кар-кар.
Придавила голову подушкой.
Трых-трых. Чирик-чирик. Ур-мяу!
Заткнула уши пальцами. Безрезультатно.
– Шмотри, куды преш-шь! Понакупили дребезжалок! – ругалась баба Клава из соседнего дома. Старушка она была крайне ворчливая, и раздражало ее все вокруг. Она намеревалась догнать велосипед, чтобы накостылять его владельцу (о чем кричала во всеуслышание), но тот благополучно смылся. Вдали разносился лишь глумливый звук звонка.
Тын-тын-тын.
На кухне под бурчание радиопередачи гремела посудой бабушка.
«Встаю», – решилась Наташа, потирая глаза кулаками.
Что-то в привычном действии было иначе. Она уставилась на царапину, тянущуюся от ладони до самого локтя.
И она все вспомнила. Непроглядную чащу, звездную ночь, мрачные комнаты. Духа.
Пружины надсадно скрипнули, когда Наташа вскочила с кровати.
– Где же, где же, где же? – как заведенная повторяла девочка, вываливая на пол содержимое рюкзака, которое падало и раскатывалось во все стороны.
Тетрадь нашлась последней, а в уголке седьмого листка был криво нацарапан стишок для призыва домового. Не оставалось никаких сомнений. Все взаправду.
Наташа замерла. Быть такого не может. Ей почудилось! Она и проснулась не у больницы, а в родной постели. Правда, проснулась одетая…
Точно! Кир ее с трудом добудился – девочка недовольно мычала и пихалась всеми конечностями, – затем проводил до дому, а там она на автомате залезла под одеяло и утонула в долгожданных сновидениях.
И что делать с новыми знаниями? Куда их применить?
В комнату прокрался сладковатый аромат Наташиной любимой манной каши. Сдобренной малиновым вареньем, вкусной-вкусной – такую умела готовить только бабушка, потому что у мамы всегда получалась не каша, а сборище комочков. Желудок напомнил о себе урчанием. И не оставалось ничего, кроме как переодеться в рубашку с длинным рукавом, спрятать руки в карманы и шагать в кухню.
– Доброе утро.
Меж бровями Раисы Петровны залегла складка.
– Как спала? – В вопросе чувствовалась ирония.
– Как убитая… – ничуть не соврала усевшаяся на привычное место у окошка Наташа. – Чего с тобой, баб?
– Напомни-ка мне, с кем вчера гуляла? – в лоб спросила бабушка.
– С Димой.
Тут-то, по тому, как губы бабушки поджались в тонкую ниточку, Наташа и почуяла подвох.
– Наташ, – Раиса Петровна вздохнула, – Дима приходил вечером и справлялся о твоем самочувствии.
– И что ты ему сказала?!
– Что спишь. – Наташа не успела поблагодарить, потому как бабушка суровым тоном продолжила: – А теперь я хочу знать, где ты разгуливала этой ночью.
– Я действительно гуляла… С мальчиком.
– С каким?
– Вы незнакомы.
Бабушке эти слова не понравились настолько, что даже напугали. Дима – дело одно, они с Наташей дружат с пеленок. Совсем другое – незнакомый мальчишка, после общения с которым внучка юлит да обманывает. И пускай Наташа была исключительно примерным ребенком, но Раиса Петровна не понаслышке знала, как у подростков «срывает крышу». Возраст такой: если любовь, то непременно вечная, тут уж не до голоса разума. Набедокурит ее внучка из-за своей «любови», а потом страдать всю жизнь будет.
– Чем занимались? – допытывалась бабушка. Пальцы ее сжали кружку с чаем.
Наташа отломила от свежей булки кусочек, скомкала его в шарик и медленно прожевала.
– Ничего особенного, побродили по деревне. Туда-сюда…
– Царапина откуда? – Раиса Петровна цепко схватила внучку за запястье. – Он тебя бил?
– Баб, что за глупости? Мы выводок котят нашли, я полезла их гладить, а на меня кошка как набросится. Друг еле оттащил.
Бабушка вроде и поверила, но допрос не прекратила. Внешность, возраст, поведение, оценки в школе и наличие жилплощади – ее интересовало все. А как отвечать-то? Скажешь, что учится на «отлично» – значит, врешь, таких мальчиков не бывает; без особых успехов – разгильдяй, с такими нельзя общаться; средненько – нет понятия «средненького»: или хорошо, или плохо. И везде тупик. У Наташи и так кусок в горло не лез, несмотря на голод, а тут и жевать стало некогда – нужно было придумывать на ходу.
– Ну и зачем вы гуляли? – пошла по второму кругу Раиса Петровна.
– Бабуль, – возмутилась Наташа, – а зачем обычно гуляют люди? Хочется им так.
– Признайся честно, тебе нравится этот мальчик?
– Не-а. – Наташа поковыряла в тарелке ложкой. – Почему ты спрашиваешь?
– Тогда объясни, для чего общаться с несимпатичным человеком? – тут же подловила бабушка.
Наташа зарделась, ход беседы ей совсем не нравился.
– По-моему, мы говорим о разных вещах. Как приятель он симпатичен. Я думала, ты спрашиваешь о… ну… о любви. Но я его точно не люблю! Клянусь!