Щупп был вынужден, улыбнутся на приветствие. Хотя это совсем ему не хотелось
- А-а-а, старина! Коллега! Я рад, рад видеть вас.... Вот видите, обход произвожу...
- Обход? Так рано? Странно....
Щуппа насторожил вопрос и сомнение Сикоры:
- Что же в этом странного это же моя прямая обязанность...
- Да. Конечно, но просто странно, с третьего отделения начали. Обычно с первого или что-то произошло?
- Да нет, ничего, я уже первое, и второе обошел, - соврал Щупп, а про себя подумал "Господи! Неужели он все знает! Вот сволочь! Наверное, уже успел ночные кассеты слежения прослушать! Чертовы "жучки"! Понаставил паук своих сетей! Нет, надо как-то выкручиваться!"
- Ничего не случилось? - переспросил Лаврентий Васильевич.
Щупп посуровел и ответил:
- Вы знаете, дорогой Лаврентий Васильевич, мне нужно кое о чем с вами посоветоваться!
Сикора изобразил на своем лице удивление:
- Посоветоваться? Со мной? Что-то случилось? Пожалуйста.... Просто вроде как-то...
- Да, я сейчас схожу в кабинет.... к себе.... вы у себя будете? - совсем тихо спросил Щупп.
- Конечно, конечно... я просто вниз, в буфет хотел сходить... сигареты закончились, - ответил Сикора.
Щупп прекрасно знал, что Лаврентий Васильевич не курил, а лишь делал вид, покупая сигареты. Зачем, он так поступал, не знал никто. Михаил Альфредович поспешил к себе в кабинет. Зайдя в приемную, он пригласил к себе Лизу. Она, зайдя в кабинет, вопросительно встала возле стола.
- Так .... Лизочка... нужно срочно напечатать доклад... один секретный... срочно! Садись за мой компьютер! - приказал ей Щупп.
- Что писать и кому? На чье имя? - с готовностью спросила Палкина, усевшись за клавиатурой.
- Пиши: довожу до вашего сведения, что сегодня.... тридцатого июня NNN года, во вверенном мне в управление, диагностическом центре имени Топорыжкина... нет, исправь... Государственном диагностическом центре...Секретный субъект медицинского контроля и исследования под литером ноль девяносто восемь, в шесть тридцать, проявил признаки жизни и подачу жизненной энергии... написала?! - Щупп мимолетно взглянул на стройные ноги Лизы и ее упругую большую грудь и подумал - "Да, девочка хороша, если не скурвится, далеко пойдет, черт, неужели я такой старый?!".
Не желая дальше продолжать эту мысль, Михаил Альфредович перевел взгляд в открытое окно. Там, вдалеке, внизу текла широкая красивая река, вода которой играла множеством солнечных зайчиков, которые, искрясь, исчезали в голубых водах...
- Дальше, что писать?! - вернула Щуппа на землю Палкина.
- Ах, да-да, - встрепенувшись, Михаил Альфредович продолжил. - Пиши дальше: прогнозируется нормализация физического состояния и вступление в контакт с окружающими. Весь обслуживающий персонал проинструктирован. Об ответственности за распространение сведений, предупреждены. Секретность повышена до третьего уровня. Жду дальнейших указаний. Связь в установленном инструкции порядке. Начальник Государственного диагностического центра имени Константина Топорыжкина, заслуженный народный врач первой категории, Щупп эм, а, сколько сейчас? - Щупп посмотрел на часы. - Э-э-э, десять сорок две. Написала?! Распечатывай!
Лиза, распечатав докладную на принтере, протянула ее Михаилу Альфредовичу. Щупп внимательно прочитав, подписал бумагу. Палкина посмотрела на шефа и спросила:
- А дальше, что? Кому вы это?
- Кому-кому, - Щупп покосился сначала на телефоны, затем на динамик радиоточке и хотел, было сказать "Этому козлу Сикоре!", но осекся, и лишь добавил:
- Важным людям, нужным, тебе не надо знать!
Палкина, все поняла и молча, кивнула головой. Михаил Альфредович поманил ее пальцем и шепнул очень тихо на ухо:
- В обед, в сквере. Надо поговорить. Там нет прослушки, сделаешь вид, что пошла прогуляться.
Девушка, улыбнувшись, кивнула ему в согласие. Щупп тяжело вздохнул и еще раз, прочитав документ, уже громко спросил:
- В мое отсутствие, какие ни будь звонки, поступали?
- Да, сейчас доложу, - Лиза, выйдя из кабинета, вернулась с записной книгой и прочитала:
- Первый секретарь министра медицины Егоркин в девять сорок, глава партии доверия и лидер поддержки лучезарного Гуськов в девять пятьдесят, зам народного прокурора Епишев в девять пятьдесят пять и какой-то Артеменко...
Щупп выслушав, вопросительно уставился на девушку. Обычно все звонившие говорили свою должность.
- Он не представился?!
- Не представился, странно, а, что надо-то было?
- Сказал дело государственной важности...
- Во как! А те товарищи, что хотели?
- Те, интересовались ноль девяносто восьмым.
- Что?! Вот дела! Спали, спали и на тебе! Ладно, если будут звонить, я к Сикоре пошел, - сказал Щупп и кивнул на динамик.
Лиза улыбнулась и высунула язык, скорчив смешную гримасу радиоточке. Михаил Альфредович погрозил ей пальцем и вышел из кабинета.
***
То, что четвертое отделение никакого отношения к медицине не имеет, понимал всякий, преступая границу этого помещения. Еще на входе, висевшая табличка:
"Посторонним вход запрещен! Отделение повышенной государственной важности"
намекала, что за дверью никто никого не лечит и лечить не собирается. Правда, в это крыло медцентра, вообще мало кто заходил из персонала, не говоря уже о пациентах. Четвертое отделение было обычным спецподразделением ФМБ и простых смертных даже близко сюда не допускали. Кабинеты секретного объекта были напичканы различной радио и теле аппаратурой, позволявшей вести неусыпный круглосуточный контроль, за всеми помещениями центра имени Топорыжкина. Причем, все разговоры записывались на аудио носители и лазерные диски. А особо важная информация предоставлялась заведующему Сикоре, который ее анализировал и передавал непосредственно в ФМБ.
Пристальное внимание фамибистов было приковано к палатам третьего спецкорпуса, в котором лечились госчиновники и партийные деятели. Ведь человек находящийся под наркозом и тем более отходящий от него мог болтать всякую чушь, среди которой могла проскочить запрещенная информация, неприличные высказывания в адрес руководства страны, верховного руководителя и крамольные планы пациентов.
Сорокапятилетний Лаврентий Васильевич Сикора возглавлял все это хозяйство. Коренастый маленький толстячек, с взглядом черных узеньких глаз, большем похожем на рентген. Сикора был седой и лысый, поэтому даже в помещении носил медицинский колпак, отчего смотрелся очень смешно. Эдакий, гномик, с лицом серийного убийцы. Говорил Лаврентий Васильевич очень тихо и никогда не повышал голос. Лучезарная улыбка никогда не покидала его лица, но все-таки, она больше походила на гримасу палача перед казнью.
А свою работу Лаврентий Васильевич выполнял хорошо, а иногда даже с излишним рвением. Причем некоторые чрезмерные усилия Сикоры работали против него самого. Так его инициатива с внедрением так называемых "урн доверия" чуть не стоили ему вообще карьеры.
Некоторое время назад Лаврентий Васильевич распорядился установить во всех палатах, коридорах, пищеблоках центра, ящики для "жалоб трудящихся". Причем "жаловаться" Сикора призывал на всех и всё, рассчитывая таким образом поставить под контроль общественную и хозяйственную жизнь коллектива и нравственный микроклимат пациентов. С начало, это сработало и сотни сигналов: о недовесах еды в столовых, нехватки мыла в туалетах, стали поступать в "урны доверия". Но в дальнейшем затея стала работать совсем не так, как было задумано.
В ящиках по утрам Сикора и его помощники находили столько нелепых и абсурдных жалоб и кляуз, что разбирать их не было, ни времени, ни смысла. Фимобщикам жаловались врачи на руководство центра, медсестры на врачей, санитары на медсестер и слесари на санитаров. Каждый чем-то недовольный, старался поскорей настрочить кляузу-анонимку. Писали: про служебные, любовные романы, про покупку дефицитных товаров на стихийных, запрещенных рынках, про порно журналы, про распитие спиртного на рабочем месте и даже про хищение туалетной бумаги (которая была дефицитом в республике) из кабинок сортиров медцентра. Сил на "аналитику и фильтрацию" этих сообщений не хватало. Сикора понял, что переборщил и приказал убрать проклятые "урны доверия". Но зловещий маховик людской зависти и злости друг к другу был запущен.
Не обнаружив "заветных информационных ящиков" в одно прекрасное утро, пациенты, врачи и медсетры стали носить свои кляузы прямо к четвертому отделению. Причем сваливали свою писанину у дверей в секретный объект. Каждое вечер Сикора с помощниками, матерясь, носили мешки с накопившимися анонимками на задний двор и сжигали их там кучами. Лаврентий Васильевич начал понимать, что выпустил ситуацию из-под контроля. А апогеем провала неудачной затеи стало попадание очередной партии письменных сигналов "бдительных граждан" в руки одного партийного функционера, отвечающего за работу с жалобами от населения. Важный "дядька" лечился в закрытой спец палате и как, на зло, случайно зашел утром в секретное крыло четвертого отделения, что бы увидеть Сикору. Лаврентия Васильевича спец пациент не застал, зато обнаружил на полу целый ворох анонимок. Бдительный вельможа решил сам втихоря проследить, куда Сикора отдает данные послания. Каково же было его удивления, когда важный клиент, на заднем дворе, увидел настоящий погребальный костер из "народных сигналов".
Разразился жуткий скандал. В центр приехала партийная комиссия с представителем руководства фимобщиков. И быть бы Сикоре снятым с работы. Если бы не Щупп. Именно Михаил Альфредович заступился за Лаврентия Васильевича, сказав, что он сам лично дал приказ сжечь бумаги, которые якобы уже рассмотрены им лично. Но, Щупп, сделал это, вовсе не из-за любви к Лаврентию Васильевичу, а из тактического расчета. Михаил Альфредович понимал, что, во-первых: вместо Сикоры могли прислать человека гораздо опаснее и коварнее, а во-вторых: таким поступком он обязал быть должным себе самого Сикору. И это сработало! Скандал удалось замять, Лаврентия Васильевича оставили на должности. После этого случая, Сикора стал более лоялен к Щуппу, хотя и затаил на него злобу, прекрасно понимая, что находится "на крючке". Ведь в любой момент Михаил Васильевич мог рассказать правду.
Сегодня Сикора находился в прекрасном расположении духа. После прослушивания записей переговоров и просмотра параметров, снятых с приборов из палаты 098 литерного, он понял, что настал день, когда Лаврентий Васильевич, наконец-то сможет отыграться на Щуппе и сделать карьерный рост. Шутка ли! Секретный пациент пришел в себя! Человек, который многие десятилетия был засекречен и охранялся, как зеница ока, может дать какую-то супер секретную информацию. Ведь недаром им интересовались прямо из администрации верховного правителя. В такой ситуации Щупп наверняка должен допустить ошибку.
Такие рассуждения Сикоры подтверждались его личными наблюдениями и исследованиями личности Михаила Альфредовича. Главврач центра, по заключению Сикоры, был человеком не благонадежным политически. С виду правильное поведение и взвешенное высказывание, было лишь маской. Сикора подозревал, что Щупп давно симпатизирует либеральной заграничной идеологической заразе, образу жизни там, за железным занавесом. Сикора даже знал, что Михаил Альфредович имел два выхода во всемирную компьютерную сеть интернета, а это было одно из самых опасных преступлений против государственного строя Народной федеративной республики. Интернет был запрещен на всей территории государства, как разлагающее и чуждое явление заграницы, а все интернет-каналы поставлены под госконтроль.
И вот сегодня можно ждать ошибки Щуппа...
Лаврентий Васильевич сделал вид, что оторвался от важного документа, когда в его кабинет вошел Михаил Васильевич.
На самом деле, он решал обычный кроссворд.
- Ничего что без стука? - спросил Щупп.
- А-а-а Михаил Альфредович! Да что вы! Какой стук?! Здесь для вас всегда двери открыты! Пожалуйста, присаживайтесь! - Сикора растянулся в улыбке и указал на кресло.
- Видите ли, Лаврентий Васильевич, я к вам принес очень важный документ и информацию вместе с ним.
- Да! А, что такое?! Что случилось?!
Михаил Альфредович положил на стол Сикоре рапорт. Лаврентий Васильевич хмыкнул и принялся читать. Ознакомившись с документом, он снял белый колпак с головы и, медленно почесав лысину, молвил:
- Да, дела, надо же! Случилось!
- Что думаете?
- Ну, не знаю это очень серьезно, - натянуто сказал Сикора, подумав: "Хитрый лис" на меня свешивает, ну посмотрим, посмотрим!"
- Так что, правильно я написал? - невинным голоском произнес Щупп.
- Написали-то правильно, а куда сею бумагу, отправить хотите?!
- Так я... к вам и пришел... посоветоваться. Что скажите?
Воцарилась тишина.
Сикора понял, что Щупп его переиграл. Выбора теперь у него нет. Если он скажет не правильное решение, Михаил Альфредович сошлется на него, если верное Щупп останется на коне.
"Нет, раз так уж лучше самому первому сообщить руководству, а то вообще глядишь, вне игры останусь" - подумал он.
- Так что, что делать? Куда? Партийным или в эф-эм-бэ? - прервал молчание Щупп.
- Я думаю, что все-таки в эф-эм-бэ. Там знают, как быть в этой ситуации. Кстати мне буквально вчера звонили, интересовались, если хотите, я немедленно сам займусь и, ваш рапорт уйдет в нужные руки?
- Конечно, конечно! Я за этим и пришел. Дел куча, а вы уж на этом поприще - дока. Будьте добры!
"Вот сволочь! Скотина!" - обозвал про себя Щуппа Сикора, а вслух добавил:
- Ну, что ж так и быть!
- Вот и ладненько, не буду вас отвлекать! - Михаил Альфредович резко поднялся из кресла и направился к двери.
Когда она закрылась за его спиной, Сикора снял трубку экстренной связи с центром и сказал в нее:
- Алло! Товарищ генерал?! Это майор Сикора, я по экстренной. Случилось! Да, сегодня утром. Знают только шесть человек. Да принес. Подстраховался сволочь! Что будем делать? Понял! Понял! Есть! Есть, будет сделано!
После этого разговора Сикора снял трубку обычного телефона и, набрав номер, произнес:
- Алло!!! Третье отделение? Мне Турнову! Светлана?! Узнала? Я! Нужно срочно увидеться! Приходи прямо сейчас!
***
У нее такое красивое лицо! Он никогда не видел такого красивого лица! Правильные черты и мягкие тона... Белый почти невидимый свет. Белые одежды, тишина и покой, звуки не слышны.
Тихо, Боже как тихо!!!
"Я живой? Я живой или, или я уже там, вернее тут? Там или тут? Какая глупость? Это что, рай! Или, как там назвать! Рай или, или чистилище, всего лишь чистилище?! Боже! У нее такое красивое лицо! Она смотрит, так внимательно смотрит, этот добрый взгляд, какие у нее губы? Из-под маски не видно. Наверняка красивые губы, она как совершенство, слишком красива..."
Девушка медленно подошла к кровати аккуратно, словно боясь повредить, дотронулась Кириллу до запястья правой руки. Внимательно посмотрела в полуоткрытые глаза Лучинского и сжала руку. Она напряглась, это успел заметить Кирилл, он тяжело вздохнул и зажмурился.
- Вы меня слышите?! - позвучал где-то вдалеке ее голос.
Тембр был приятным и каким-то успокаивающим. Кирилл слегка улыбнулся и вновь тяжело вздохнул, и тихо молвил:
- Да, я вас слышу, вас невозможно не услышать...
- Как вы себя чувствуете? У вас кружится голова, тошнит? Что сейчас вы ощущаете?
- Хм, а что может ощущать человек, который отравился какой-то дрянью, очень хочется пить. Пить, я хочу пить....
Девушка отпустила его руку и, привстав, потянулась к нижней полочке возле прикроватного столика. Достав оттуда стакан с какой-то желтой жидкостью, она поднесла его к губам Кирилла. Тот напрягся и, приподняв голову, сделал несколько глотков. Жидкость была немного сладкой на вкус, при этом какой-то необычный привкус остался во рту. Кирилл благодарно кивнул головой и откинулся на подушку. Девушка поставил стакан наместо, и вновь взяла Кирилла за запястье.
- Вам нужно еще поспать. Еще как можно больше поспать. Вы слишком слабы.
- Господи?! Где я? В токсикологическом отделении? Чем я отравился? Я отравился? - Кирилл внимательно посмотрел на медичку, та вздохнула и тихо ответила.
- Нет, вы не отравились. Нет. Вы не в токсикологическом отделении. Вы в другом месте.
- В другом?! Где?! Я ведь выпил, этот чертов бальзам! Я траванулся! Куда меня отвезли? Я хочу позвонить, сделать звонок, это возможно?
Девушка как-то недобро посмотрела на Лучинского, но затем улыбнулась и ласково ответила:
- Вы можете потом позвонить. Потом. А сейчас, сейчас вам нужен покой. Просто покой. Поспите еще часов восемь девять. И там поговорим....
- Как, восемь-девять?! Вам, что трудно дать мне возможность позвонить?! Моя родня уж наверное ищет меня! Да и на работе переполох... Господи я не пошел на работу, мне конец!
- Успокойтесь, все предупреждены. Все знают, что вы тут находитесь, не надо ни о чем беспокоится, - настоятельно и как показалось Кириллу, даже в форме приказа, сказала красотка.
Лучинский внимательно посмотрел на нее. И тут... У девушки в руках блеснул шприц. Еще мгновение и в предплечье воткнулась иголка. Инъекцию, красотка поставила быстро и умело. Кирилл хотел, что-то возразить, но пелена заволокла его взор и он отключился.
***
- Лаврентий! Ты хоть знаешь, что сегодня произошло?! - толстый человек в генеральском мундире лениво ходил из угла в угол кабинета.
Он был возбужден, но двигаться быстрее из-за огромного веса своего тела попросту не мог. Толстая красная шея напряглась и вся покрылась капельками пота. Сикора видел это, и его немного подташнивало, когда он представлял, как пахнет этот самый генеральский пот...
- Лаврентий! Да ты не понимаешь, что произошло! - генерал подпрыгнул и тяжело дыша, впился взглядом в майора.
Сикора немного поежился и, ухмыльнувшись, втянул голову в плечи, слабеньким голоском прожужжал:
- Я все понимаю. Вес понимаю товарищ генерал...
- Да не все ты понимаешь! Это же история! Это наш счастливый билет! Это окно в бессмертие! Дурак ты Лаврентий! Дурак!
- Никак нет, товарищ генерал, не дурак!
- А если не дурак, что не рад-то ты? А? Вот смотрю, нос повесил? Что не так? Ты-то в списке, в списке будешь! Дурак! Ты в списке! И я в списке, и мы оба в списке! А это значит...