Лиза дернулась и резко встал. Она ударила кулаком в стенку. Она разозлилась. Кирилл даже немного испугался. Он не ожидал такой реакции девушки.
- Все! Все плохо! Вот и все! Все понятно! Но зачем так?
- Вы о чем это? Вы что вообще тут говорите? - возмутился Кирилл.
Лиза повернулась к нему, и грустно улыбнувшись, неожиданно спросила:
- Вы заметили, какие ни будь необычные желания в последние сутки? С вашим организмом что ни будь, происходит?
Кирилл смутился и, покраснев, пожал плечами:
- Ну, не знаю..., как-то вот, выпить охота и еще там...
- У вас есть еще, какие ни будь неожиданные желания? - настоятельным тоном, сурово спросила Лиза, - Говорите без стеснения, мне, как доктору!
- Хм, вы уж больно того..., на доктора не похожи..., на медсестру из нашей вон порнухи похожи...
- На кого? На кого? - не поняла его Палкина.
- Ну, у нас там, в прошлом, фильмы были, это эротика, ну про любовь, в общем, так вот там, очень сексуально считалась, если вот девушка в костюме медсестры была, ну вот в короткой юбке и все такое... ну, в общем, сексуально очень. Вот называлась это порно фильмом.
- Вы, что там смотрели, как происходят половые акты? - ахнула Палкина.
- Происходят..., слово-то какое придумали. Половые акты..., прямо: назад в эс-эс-эс-эр, там тоже, мать их, коммунистов сраных, у них секса не было! У вас, что тут тоже секса, что ли нет? - ухмыльнулся Лучинский.
- Секс есть, но это очень закрыто и интимно. И нечего его смотреть на публике! - отрезала Лиза. - Так, что у вас за проблема? Эрекция, как я подозреваю?
Лучинский вздохнул и, опустив голову, виновато буркнул:
- Вы, что, поп что ли? Что бы я перед вами исповедовался, стоит у меня или нет. Мое дело! Может и стоит! Тут вот, без бабы девяносто лет! Рекорд мать его, у кого такое воздержание было? А? Может, меня, как рекордсмена наградят?! - грустно пошутил он.
- Какой еще поп?! Вы, что там меня опять оскорбляете, вашими старыми понятиями? Что за извращенец этот поп у вас был? - раздраженно пропищала Лиза.
- Да какой там извращенец?! Священник это у нас был! Исповедовались ему люди! У вас, что, нет церквей?
- Церквей? Что такое церквей?
- Мать твою! Вы, что еще и в Бога не верите?
- В Бога мы верим! Бог это другое, Бог это государственное дело, а вот церквей..., что такое церквей?
- О, Господи! Вы больные... я уж думал, коль попал в будущее, так тут у вас все лучше, чем у нас-то было. Прогресс, мать его, никто не отменял! А тут! Ладно... не все сразу! Позже объясню, если время будет.
Лиза поправила прическу на голове, словно она от ее раздражения должна была обязательно сбиться. Но это была чистая женская формальность. Инстинкт любой женщины, руки сами тянуться к голове. Поправить волосы.
Палкина, немного успокоившись, все же как-то неуверенно и сбивчиво сказала:
- Да. Конечно. Отвлеклись..., значит, у вас есть эрекция, и есть желание выпить. Понятно все значит...
- Что значит?!!! Мужик, что выпить не может хотеть? - возмутился Лучинский.
Он с подозрением смотрел на девушку. Та, немного виновато, пояснила:
- Нет, может..., но не так. И с женщинами у вас... не так. Вы даже пугаетесь, как я подозреваю.
Лучинский пожал плечами и непроизвольно взглянул на свой живот:
- Ну да, есть немного...
Лиза кивнула головой и, вздохнув, тихо добавила:
- Они, пичкают вас препаратами специальными стимулирующими эрекцию и все такое! Препараты добавляют в еду. В каши и в напиток.
Кирилл отскочил на шаг назад:
- Меня?!!! Пичкают?! Зачем?! - обомлел Кирилл. - Зачем им мое желание?!
Палкина, вновь вздохнула и, окинув Лучинского с ног до головы, пристальным взглядом, печально молвила:
- Пока не знаю. Но вот насчет выпивки... вам хотят печень немного прочистить. Стереть код, как говорится, выветрить все с мочой! Вот уроды! - Лиза вновь стукнула по стене кулаком. - Как же я сразу не догадалась?!!!
Лучинский сначала медленно присел вновь на крышку унитаза, а затем какое-то время, поразмыслив, вдруг резко подскочил и, встав у Палкиной за спиной, словно надзиратель в тюрьме.
- Мне что не жрать ничего теперь что ли? - спросил Кирилл. - От голода помереть? Отравят аспиды! Замуровали демоны! - грустно пошутил Лучинский и тихо рассмеялся.
- Демоны? Вы о чем? - Лиза тревожно посмотрела на него.
- Не обращайте внимание. Это так, цитата из фильма одного смешного, - хмыкнул Лучинский. - Так что мне делать? А? Доктор?
Лиза тяжело вздохнула и загадочно сказала:
- Даже и не знаю. Не есть, вы точно не можете. Подозрение вызовет. И вам я еду носить не могу. Значит, придется поесть. Но, есть одно но, и вы должны мне дать ответ сейчас. Я вам сейчас что-то скажу, а вы, подумаете несколько минут, просто времени больше нет. И решите, как поступите!
Лучинский покачал головой и промолчал.
Лиза поняла это, как знак его согласия:
- Вот, что Кирилл, вы попали уж..., как говорится. И другого пути у вас нет. Вас все равно используют они, как говорится, по назначению. Но, есть вариант помочь и нам. Людям, которые не хотят, что бы секрет препарата, который заставил вас спать девяносто лет и не стареть, попал в руки таких людей, как эта вот Турнова. Поэтому у вас есть шанс помочь нормальным людям и пойти на сотрудничество с нами. Но главное, выполнить основное условие. Вы пока слушайте и не перебивайте. Вас готовят к транспортировке в Москву, скорее всего завтра, а может, крайний срок послезавтра, вас отправят самолетом в столицу и тогда... тогда вами займутся совсем другие специалисты, люди которые выжмут из вас все, что захотят. Но прежде с вами еще могу поработать я и мой шеф - главврач больницы и очень порядочный человек. Вы можете мне и ему помочь, а главное помочь и остальным простым людям!
Лучинский махнул рукой и нервно перебил девушку:
- Что вы все абстракцией и несуразицей какой-то говорите?! Я ничего не пойму! Плохие люди..., хорошие..., кому все это надо?! И главное, что все надо-то? Что надо, я не пойму, вокруг чего сыр бор-то?!
Лиза вновь присела на корточки рядом с Кириллом и, оглянувшись на дверь, тихо продолжила:
- Понимаете, в нашем государстве, есть одна, самая, как я понимаю, главная на этот момент, государственная тайна. И вот, под эту тайну, а вернее в эту тайну, вы и попали. Вы стали жертвой очень важных государственных интересов. Не по своей вине конечно. Вы стали главным ключом и главной козырной картой этой вот самой государственной тайны. Дело в том, что несколько лет назад, а может даже десятков лет назад, никто точно не знает, в нашей стране начались секретные эксперименты с продлением человеческой жизни. Это государственная программа высших руководителей нашей республики. Так вот, существует секретная программа, по которой, в случае получения препарата и метода продления жизни, всем кто заслужил и доказал преданность нашему государству и его идеям, будет позволено этот препарат принять и как говорится..., получить путь к бессмертию. Но, даже если не к бессмертию, то к нескольким векам жизни. Но, пока результаты не очень хороши и препарата этого, как проверенного и надежного, нет. А есть, конечно, кое-какие достижения, но они все блекнут перед вот вашим уникальным случаем. Вы не старели в течении девяносто лет. Вы сейчас на данный момент практически образец будущего вечного человека! Вот почему вокруг вас и идет эта мышиная война. Так вот, у моего шефа, главврача, есть и свой метод, - Лиза вновь обернулась и посмотрела на дверь.
Девушка была явно напряжена, даже можно сказать напугана. Она тяжело дышала, словно поднималась с огромным рюкзаком в гору.
Палкина посмотрела в глаза Кирилла и словно, увидев в них огонек поддержки, тихо продолжила:
- Но этот метод будет еще более эффективный, если объединить его с препаратом, который приняли вы! Вот так. Но для этого нужно знать точную формулу этого самого препарата, который вы выпили тогда, давно, у себя дома! Вот и все! А для этого нужно взять у вас, кое-какие анализы! Но делать это нужно как можно быстрее потому, как у вас, вы уже знаете, увезут в Москву и тогда... Тогда все это действительно станет государственной тайной и будет доступны сведения лишь узкому кругу лиц... - Лиза еще раз тяжело вздохнула и стала совсем грустной.
Лучинский откинулся на своем необычном седалище и закрыл глаза. Какая-то внутренняя пустота и безразличие ко всему услышанному сейчас обволокла его разум. Он совсем не удивился тому, что услышал. Он вдруг понял, что уже просто устал от всех этих странных и страшных новостей. Он устал от этой правды будущего и правды его дальнейшей жизни. Но ему, почему-то стало жаль сейчас эту девушку, которая, как утопающий хватается за соломинку, хваталась за него. Она так наделялась! Он это видел. Он, почему-то безоговорочно верил ей! Почему он не знал. Кирилл, вдруг, почему-то понял, что он просто не хочет ее расстраивать, разбивать ее веру.
- А, что для этого от меня-то надо? - молвил Лучинский.
- Согласие! Согласие! И все! Ну и немножко потерпеть. Придется сделать вам кое-какую операцию, маленькую...
- Операцию? Надеюсь, пол мне тут не сменят? - грустно пошутил Кирилл.
- Нет-нет! - вскрикнула Лиза и неожиданно, наклонившись вперед, чмокнула Кирилла в щеку.
Лучинский чуть не упал с унитаза от этого поцелуя. Пораженный он посмотрел на девушку. А та как счастливая десятиклассница поднялась в полный рост и, улыбнувшись, направилась к двери. Остановившись, она оглянулась и, кивнув, ласково сказала:
- Вы Кирилл настоящий мужик. Я знала, что вы согласитесь. Ждите! Через полчаса мы придем. И постарайтесь не ходить в туалет пока.
Кирилл рассмеялся.
Он махнул рукой и буркнул себе под нос:
- Вот дела, мало того что меня по сути дела уже нет так еще и в туалет нельзя. Ну, нет, так нет. Что тут поделаешь...
***
Генерал выглядел немного испуганным. Он сидел в своем кресле, словно потерявший корону император. Как-то отрешенно смотрел в окно и дымил толстой сигарой. Временами, поднося коричневый цилиндрик к губам, он затягивался и попыхивал, пуская едкий густой дым вверх.
Сикора ждал. Он понимал, что у его начальника, что тот случилось и случилось очень серьезное и трагичное. Лаврентий Васильевич не решался нарушить это тягостное молчание, по опыту зная, что генерал должен сам начать первым говорить, тогда напряжение можно будет снять.
- Ты понимаешь Лаврик, понимаешь, как они со мной поступают. Вот так они оценили мою работу, - грустно выдохнул вместе с дымом генерал свою обиду.
Сикора непроизвольно покосился на его жирную шею. На этот раз на удивление она не была красной и традиционная капля пота, по слониной генеральской коже, не текла.
- А, что случилось? - осторожно спросил Лаврентий Васильевич.
Генерал внимательно посмотрел на своего подчиненного и, помолчав, ответил:
- Они изменили свое решение. В списках понимаешь, они поменяли на меня квоту.
- Как это?
Генерал вновь вздохнул, как старый бегемот, и пробасил:
- А, вот так, мать их! Вот так! Сегодня мне спецсообщение пришло, ответ. Я заявку делал на четырех человек! А они...
- Подождите. Вы же свою жену включили. Все вроде нормально? - удивился Сикора.
- Включил-то, я включил! Нормально! А вот дочь и ее муж?! А вот они-то как?! Я и их... - сокрушался генерал.
Сикора с удивлением смотрел на шефа. Как-то недоуменно и растерянно. Он видел перед собой эту тушу в генеральском мундире и не мог выдавить из себя ни слова. Генерал махнул рукой и продолжил свою исповедь.
- Почему они так лимитируют, этот чертов список? Ну, что им там не понятно, что весь федеральный резерв с собой хочет забрать и своих детей? Что за дискриминация? А? Небось, сами-то своих берут... Мать твою! Что я дочке-то скажу...
Сикора сглотнул слюну и как-то жалобно прошептал:
- Они же у вас еще совсем молодые люди...
Генерал посмотрел на Лаврентия в недоумении и переспросил:
- Не понял? Ты о чем?
Сикора пожал плечами и как то искренне громко и отчаянно сказал:
- Зачем они вам? Они же молодые люди? Они только поженились, только что университет закончили? У них вся жизнь впереди? Зачем вы их в список то? Они сами решат, что им нужно... когда повзрослеют...
Генерал побледнел, он в злости выбросил дымящуюся сигару в дальний угол кабинета. Она пролетела над головой Сикоры, как подбитый вражеским аэропланом дирижабль. Толстый шеф заурчал и как медведь вылезает из своей берлоги после спячки, так и генерал медленно поднялся из своего кресла
- Да ты что? Сикора? Я за свою дочь! Я, хоть что сделаю! Ты, что говоришь сукин сын?!
Лаврентий Васильевич медленно поднялся со стула тоже. И глядя в глаза начальнику, невольно улыбнулся - искренне и невинно.
- Понимаете товарищ генерал. Я думаю, что не стоит вашу дочь сейчас в списки включать. Нужно быть более мудрым. Вот, что она сейчас? Дурочка еще молодая. Ни опыта жизненного, ни мудрости бабьей. А вот пройдет лет сорок и к вашим, сейчас годам, она созреет. Вы же тогда будете, как и сейчас таким же по возрасту, что теряете? А к тому времени, может уже и для всех доступен препарат будет? А?! Для всех будет доступна возможность? А?! А пока ваша дочь пусть проживет нормальную человеческую жизнь, без всяких там экспериментов и инъекций. Без этих вот страстей по вечности! Дайте вы ей жизнью просто насладиться. А там, там все решите, когда время придет. Вернее сама она решит. Это лучше будет. А то вот сейчас за нее решение примете, а она потом вас корить будет...
Генерал загудел, как испорченный самовар и, налившись кровью, став цветом как пережженный кирпич, как-то дико и страшно закашлял. Он сотрясал стены силой своих больных и прокуренных легких, наверное, больше похожие на дряблые старые мешки от волынок.
Лаврентий немного испугался. Он представил, что вот сейчас, у генерала лопнут от напряжения вены, и эта ста пятидесяти килограммовая туша рухнет тут на пол, дергаясь от кровоизлияния в мозг. Но генерал схватил со стола графин с водой и залил внутренний пожар.
Он немного намочил свой галстук и, стряхнув с него капли, зло чмокнул:
- Мать твою. Ты Сикора болван! Но, как я вижу - хитрый болван! Ты какой-то, как угорь скользкий, вроде дурак, а вроде, как и хитрый идиот. Не поймешь! Сукин ты сын!
Генерал, даже изобразил на своем бугристом от жира лице, что-то наподобие улыбки и, сверкнув желтыми прокуренными зубами, вновь рухнул в кресло, которое словно от боли и унижения от его толстой задницы, не то, громко скрипнуло, не то, застонало.
- Да, Лаврентий, умеешь ты вовремя убедить, подкинуть, так сказать, козырного валета. Да, школа у тебя еще та... сейчас таких мало. Верно, ты как это вот мне сейчас пробубнил... и все - же. Все же мое решение есть мое решение! На этом наша система стоит, и стоять будет. А если решение будет отменять полковник или майор, то система в одно прекрасное мгновение рухнет. Вот и все.
- Да, но если решение не верно... - набрался наглости Сикора.
- А вот это уже не твое собачье дело! Ты винтик этой системы, вот и крутись головкой вверх. И все! А в решения не лезь!
Сикора вздохнул и виновато улыбнулся:
- Понял, так точно! Просто у меня...
- Ну, что еще? - недовольно проскрипел генерал.
- Просто у меня для вас докладная есть и шифровка в центр. Я, конечно, мог бы ее в виду особой важности и без вас отправить, но в виду уважения... вот вам показываю...
Сикора протянул генералу заранее подготовленную бумагу. Белый лист перекочевал в толстые начальничьи руки.
Генерал, молча, достал из нагрудного кармана очки и водрузив их на нос. Стал, усердно морща лоб, читать документ.
Сикора, молча ждал. Он невольно крутил головой разглядывая обстановку генеральского кабинета. Большие глубокие кресла в углу. Огромный мягкий кожаный диван у стены. Какая-то странная картина с людьми в форме стоящими у стола с картой. Кто были эти герои, Сикора не знал, но понимал, генерал почему-то дорожит именно этой картиной. Шкаф со стеклянными створками и книги внутри дополняли нелепость убранства этого огромного и немного не уютного кабинета. Сикора вздохнул и покосился на потолок. Странная бронзовая люстра с белыми плафонами.
"Интересно сколько тут стоит жучков? И где вообще, тут, в этом сраном сарае стоят жучки? А они стоят. И эта свинья точно знает, где они стоят, и у него наверняка есть какое-то средство подавление прослушки, если он так уверенно, говорит мне, кое-какие откровения, он либо дурак, что доверяет мне. Либо цепляет меня на наживку. Вот сучий боров!" - неласково подумал о начальнике Лаврентий.
- У-у-у, ну и мудак ты Лаврик! Я тебя суку в бараний рог согну! Стервец! Что за моей спиной делал?! Ты же скотина про этот метод этого засранца Щуппа давно знал, знал и молчал! Е... - далее генерал разродился отборной гнусной бранью.
Его мат, был каким-то, как казалось Сикоре, необузданным и пошлым. Он не был назидательным или осуждающим ругательством, а был лишь брезгливым шлепком самому генералу, по его репутации, потому как заставлял собеседника тупо презирать человека, так позволявшего самому себе выражаться.
- Вы, прежде чем так меня оскорблять, выслушайте, - обиженно заметил Лаврентий.
- Я тебе оскорблю... блю... твою мать! Ты, что ж, меня под монастырь подводишь?! - гудел генерал.
- Да какой там монастырь! Вы вообще должны спасибо мне сказать, что я эту информацию придержал! Уплыла бы она тогда в Москву. А она уплыла бы, я не сомневаюсь, потому, как вы бы ее сами туда запулили! Так вот уплыла бы она в Москву и все! Щуппа бы мы с вами давно не увидели! Он бы уже там был и не известно. Стал бы он свой метод продолжать разрабатывать. А так, так вот она информация эта, кстати, и мы ее подаем в нужное время, потому, как, теперь у Щуппа есть точные первые результаты и теперь мы его можем в Москву сами и отправить.