Главным было вот что: сидеть на балконе ресторана и любоваться просыпающейся Гаваной. Огромным южным городом испанской архитектуры.
А потом подъехали дядя Андрей с Александром.
Дядя Андрей взял нам такси, уложил мой чемодан и рюкзак Александра в багажник, и мы понеслись в сторону Варадеро. Мчимся вдоль моря, вдоль моря, я все глядела, когда же будет подходящее место, где можно окунуться? Но берега были труднодоступны. Невысокие черные скалы, утесы и весь берег черный, каменный, изрытый уступами. Волны бились о них, и ни одна не уцелевала, разбивалась на мельчайшие брызги. Вот же остров, думала я, это же крепость какая-то, никакой враг ей не страшен. С другой стороны дороги, по которой мчалась наша старая, неизвестной марки машина, росли высоченные деревья, а на их верхушках гнездились огромные птицы. Я никогда не видела кондоров, но почему-то мне показалось, что это именно они и есть. Я знала из Интернета, что кондоры – птицы большие.
– Сань, что за птицы?
Санька сидел на заднем сиденье, за мной, молчаливый и грустный. Ой, да он был даже не грустный, а хмурый!
– Не знаю.
– Как так, не знаешь, ты же на Кубе живешь?
– Я не орнитолог.
– Ух, какие ты русские слова знаешь!
– Я русский хорошо знаю. Мы живем вместе с бабушкой и дедушкой в одной квартире. С ними я разговариваю по-русски.
– А сколько у вас комнат?
– Две.
– Ой, как у нас!
Но у них в двух комнатах – две семьи! У нас такое тоже случается, правда, все реже…
– А где работают твои бабушка-дедушка?
– Они на пенсии. Мама преподает русский. А отец инженер.
– Понятно. А чего ты такой грустный?
– Так. Настроения нет.
– Ну почему, почему?
– Так.
Некоторое время мы ехали молча. Но мне скучно молчать! Я болтушка по натуре. Когда мы вдвоем с Алишкой, я болтаю – она слушает. Мы сидим за одной партой, и учителя делают нам замечания – я даже на уроках поговорить люблю.
– А ты был в России?
– Не было таких возможностей.
– Так ты приезжай, Сань, – я в воодушевлении повернулась к нему, – у нас свободная комната есть! У нас будешь жить!
Это папа ее освободил. Лучше бы не освобождал. Лучше отец, чем миллион комнат! Почему так бывает, что отцы уходят к другим женщинам? Почему-то мамы так не поступают! У меня нет таких знакомых матерей, а ушедших отцов целых три – все сбежали из семей моих одноклассников.
– Спасибо. Денег накоплю, тогда приеду.
И снова молчим. Раза два он перебросился на испанском с водителем. И все. Да чего я буду из Саньки слова вытягивать! Не хочет разговаривать – ну и не надо. Мне и без него интересно! Другая страна, другая природа. По-прежнему с одной стороны море, с другой деревья с большими птицами. А может, это не кондоры, а стервятники?
И вот Варадеро. Саня сказал водителю название отеля и нас подвезли к парадному входу.
Не успели мы подойти к ресепшену, как высоченный бой преподнес нам бокалы с соком. Потом он схватил мой чемодан и поставил у входа на этаж, дав понять, что мне самой его трогать не надо – он понесет. Что касается Сани – у него лишь рюкзак за спиной.
В уютном холле диваны, кресла и растительность в керамических горшках расположены так, что они образуют укромные уголки для отдыхающих. Сядешь на диван – и никого не видишь. Просто суперпотряс! В центре холла красуется роскошная елка. Скоро Рождество, а еще через несколько дней после него – Новый год. Елка искусственная, смотрится отъявленной чужеземкой. Наверное, потому, что нет снега. Разве бывает Новый год без снега? Ой, а чего я удивляюсь? Он не только на Кубе, он такой даже в Москве бывает, в Северном полушарии.
Дядя Андрей был прав. Сложностей из-за того, что приехал не папа, а другой человек, у нас не было. Саня объяснял что-то по-своему, по-испански, на ресепшене, все понимающе кивали и выдавали ключи. Папину справку из больницы вообще никто не смотрел. Никому это было неинтересно. Главное, что у нас все номера были заранее оплачены.
– У меня комната на втором, – сообщил Саня, – а у тебя? – он поглядел на мой пластиковый ключ.
– Похоже, что на первом.
Чернокожий бой уже тащил куда-то мой чемодан и оглядывался, чтобы удостовериться, поспеваю ли я за ним.
Шикарная у меня комната! И такая же по размерам ванная! И такая же по размерам терраса! Суперпотряс!
Бой поставил чемодан на середину комнаты и встал у входа, чего-то ожидая.
– Спасибо! – поблагодарила я по-английски.
Он стоит, не уходит. Хотя все понял прекрасно! И сверлит меня черными глазищами.
– Спасибо! – повторяю я и лучезарно улыбаюсь. Неужели непонятно: ты свободен, можешь идти!
И тут вдруг он почему-то рассердился. Такой был любезный, а сейчас нахмурился, щелкнул на стене каким-то выключателем, щелкнул каблуками на пороге и буквально вылетел из комнаты.
Я пожала плечами. Что это с ним? Ничего плохого я ему не сделала. Ну спасибо, хоть чемодан довез. Вон он стоит на колесиках. Да ничего и не спасибо! Что, я не могла его сама докатить? Псих какой-то! Я подкатила чемодан к столу и стала разбирать вещи – мы тут целых три дня.
Ночью я ужасно мерзла. В комнате просто ветер бушевал. Казалось, еще немного – и снег повалит. Отыскала в рюкзаке шапку – ее я забыла Алишке в аэропорту отдать, как и варежки. Сейчас я этому обрадовалась. Нахлобучила шапку, варежки надела, под одеяло залезла и все равно тряслась от холода. Когда Саня зашел за мной утром, чтобы идти в ресторан на завтрак, я так его и встретила на пороге в этой шапке и варежках.
Он глаза распахнул:
– Что это? У вас так спят?.. В шапке и в этих… – он показывал на рукавицы и силился вспомнить слово.
– Это называется рукавицы. Или варежки. Нет, у нас, Александр, так ходят на лыжах. А вот на Кубе так спят. У меня очень холодно, Саша.
Он зашел в комнату, удивленно озираясь. Подошел к стене с выключателями и щелкнул одним из них.
И сразу зима кончилась.
– Ничего себе! Так это был кондиционер? Слушай, дурацкий бой вчера мне его включил. А я не просила! Чего он, зачем?
– Наверно, он ждал от тебя чаевые.
– Ой, точно! – я хлопнула себя по лбу.
Папа же мне говорил, что в отелях нужно за любую услугу давать доллар!
И все-таки подобное поведение боя было непонятно. Ну не дали тебе денежку, что ж, надо вредничать? А если человек заболеет?
На завтрак набрали мы с Саней всяких вкусностей. Он вроде веселый с самого утра был, а на завтраке опять поскучнел.
– Что опять случилось? – спросила я.
– Так.
– Что ты все: так да так. Когда настроение у кого-то плохое, другим тоже плохо.
– Не надо было мне с тобой ехать. Пусть бы дед сам ехал.
– Ага, мне очень интересно с твоим дедом, да?
– И со мной неинтересно.
– Не будешь букой, будет нормально!
Александр помолчал, покусал губу, за челку себя подергал, а потом выдал:
– Понимаешь, Дженя, – снова помолчал, повертел вилку в руках. – Здесь я вижу много-много разнообразной еды. И в то же время я знаю, что у тысяч кубинцев на завтрак нет ничего.
– Как это – ничего? Разве так бывает?
– Бывает. Как же не бывает, если у кубинцев нищенская зарплата.
– Это какая же?
– Двадцать долларов – не хочешь? И это средняя зарплата – заметь. Есть люди, которые получают меньше!
Я сразу вспомнила Хосе, вчерашний ресторан, официантку…
– Мне вчера говорил об этом один парень, я не поверила.
– Какой парень?
Я неохотно рассказала о Хосе и ресторане.
– Зачем тебе с незнакомцами по ресторанам ходить? Это у него уже такой промысел. У нас есть такие! С туристов денежки гребут.
– Да, Саня, было похоже на то. На культурный грабеж.
– Но он тебе не соврал насчет плотов и Америки. С Кубы бегут. И тонут. В Америке живут уже тысячи сбежавших кубинцев. И та женщина, официантка, правда получает шесть, ну, может, восемь долларов в месяц.
– И твои родители получают столько же? – в моем голосе пробился ужас.
– Они побольше. Ненамного побольше. А тут – у туристов, мамма миа! Чего только нет, ведь объесться можно!
– У нас это называется – обжираться. Обжорство – запомни новое слово.
– Об-джорство, – повторил Саня. – Зачем мне его запоминать? Мне оно не пригодится. Об-джорство только в отелях.
– Кто знает, пригодится – не пригодится… Значит, у тебя плохое настроение потому, что ты сердишься на туристов? В том числе и на меня?
– Я на них не сержусь. Тем более на тебя не сержусь. Как можно на вас сердиться? Туризм – основная часть кубинского дохода… За счет вас мы и живем. Так что успокойся. А тебе тот Хосе – как? Понравился? Он симпатичный?
Я помотала головой.
– Нет. Он же альфонс! Еще одно новое слово. Альфонс – мужчина, живущий за счет женщин. Запомни.
– Да знаю я это слово! Оно из испанского. Ты лучше не знакомься на улицах… с этими… альфонсами.
– А не с альфонсами можно? – Я смотрю на Рыжего, хитро прищурившись.
– Нельзя.
– Это почему?
– Так.
– Тебя надо прозвать – человек-так.
– Ты же со мной поехала. Вот и не знакомься… Я этого не хочу.
«А я, может, хочу?» – подумала я, но вслух не сказала. Если он меня сопровождает в поездке, это не значит, что мне знакомиться ни с кем нельзя. Подумаешь, кабальеро… Это мое дело!
По аллее среди кокосовых пальм и роскошных кустов с розовыми цветами, вдыхая аромат тропиков и лета, торопимся к океану. У нас на запястьях синие браслеты, благодаря которым на территории отеля мы – хозяева жизни. Кафе, бары, рестораны, танцевальные площадки, корты, бассейны – все наше и все бесплатно. И пляж, конечно! Он широкий, чистый, с мелким желто-коричневым песком с растрепанными, озорными зонтиками под сухими пальмовыми листьями. Пока доходим до пляжа, Саня читает лекцию:
– Варадеро – самый знаменитый пляж в мире. Вот эта песчаная коса тянется на двадцать километров вдоль Атлантического океана. На всем ее протяжении – отели для вас, отдыхающих…
Расположились на белых лежаках у самой воды. За пляжем пальмы бесшумно выращивают кокосы, а перед ним – масса океанской воды. Как же ее много! Земля на семьдесят процентов состоит из воды – вспоминается хрестоматийное. Справа какой-то японец сидит по-турецки. Медитирует. Замер, словно он Будда. На лице такое же блаженное выражение, как у восточного бога. Хоть поклоны перед ним отбивай. Слева семья из Канады – услышала это из их разговора, двое мальчишек-подростков и мама. Днем народу на пляже много, но он не кажется переполненным. Тут же, в тени пальм, кафе. Слышится испанская, итальянская, английская, французская речь. Русского говора что-то не слышу. Куда же подевался целый самолет россиян? Он просто бесследно растворился на Кубе… Дети, так похожие на русских малышей, строят из песка замки. Они говорят на разных языках, но понимают друг друга и отлично ладят. Ни писка, ни визга! Какие молодцы! И взрослые ведут себя спокойно, музыки нет, тишина. И мусора никакого не видно. Ни одной вообще бумажки и окурочка!
Смотрю на океан. Любуюсь. У себя, в России, где летний купальный сезон тянется два, от силы три месяца, я буду долго вспоминать и удивляться: на Новый год вода бывает такой теплой, что из Атлантического океана просто вылезать не хочется. И до того она прозрачная, что на дне можно пересчитывать песчинки.
Скоро Саня перебрался под зонт, под крышу из сухих пальмовых веток. Похоже, ничего у пальмы не пропадает. Все идет в ход! А у Сани здорово покраснела шея. Перезагорал, бедный блондин. Предлагала ему защитный крем от солнца – отказался: «Не привык я ими пользоваться. Я не девчонка!» А я намазалась и не боюсь. А он пусть прячется под растрепанной крышей.
Океан выбрасывает на берег сувениры для Алишки и других моих друзей – ракушки, веточки кораллов, камешки, источенные какими-то океанскими червями. Я все это собираю в целлофановый пакет и отношу на Санин лежак под зонт. Противный кабальеро опять все портит.
– Ты не сможешь ничего увезти. Это запрещено! – равнодушно говорит он и переворачивается на спину.
– Даже вот эту маленькую ракушку, да?
Я показываю ему обломок белой ракушки с многочисленными точками, образующими на ней замысловатый узор.
– Даже на память нельзя увезти, да?
Саня мотает головой.
– Нельзя.
– Ничего себе у вас в раю порядочки!
Я поглядела на Саню свысока и потом сунула кусок ракушки в карман рюкзака. А потом к ракушке добавила отросток коралла. Не обеднеет Куба от этих малюсеньких подачек океана. А Санька пусть не воображает! Тоже мне, таможня!
Вот что мне на этом пляже не нравится – много женщин загорает топлес. Одна какая-то крупная тетя прошествовала мимо меня без лифчика и ухнула в океан, подняв волну. В этом отношении в России мне больше по душе. Но зато в России мусорят. Нет в мире совершенства, сказал Лис из «Маленького принца». А ведь и правда нет. И с этим, увы, приходится мириться.
По границе песка и моря, где легко катятся колеса, проходят обнаженные по пояс, загорелые парни, ведущие за руль «крылатые» велосипеды. Продавцы сувениров. Их велики представляют собой странные сооружения с приваренной рамой, похожей на квадратное крыло. Она выше велика в два или даже три раза. По всей высоте рама разделена на равные отрезки легкими планками. На планках набиты гвоздики и уже на этих малюсеньких гвоздичках висят сотни сувениров: какие-то колокольчики, изделия из дерева, кости, бусы и кулоны из черного коралла… Я купила себе трех маленьких слоников из кубинского дерева. Продавец – веселый белозубый парень – сказал, как называется это дерево, но я тут же забыла, все же слова незнакомые… А Санька не знал.
– Я не ботаник, – буркнул он.
Понятно. Не только не орнитолог, но и не ботаник… Математик, наверное.
…Один слоник будет маме на счастье, другой – папе, третий – Алишке.
Среди продавцов сувениров Саня увидел своего приятеля из Гаваны. Сорвался с лежака, подбежал к велосипедисту, заговорил. Какой у них быстрый, энергичный язык!
– Что, знакомый? – спрашиваю, когда он вернулся под зонт.
– Да. Зарабатывает тут время от времени, – говорит Саня и подает мне колокольчик. Он деревянный, а язычок у него из черного коралла, он не звенит, а шуршит, как волна, растекающаяся по песку. – Это тебе от Родриго.
– Спасибо!
Это все, что мы сказали друг другу за целый день. Мы почти не разговариваем. Мы друг к другу все еще присматриваемся. Ой, это я присматриваюсь. Он же кажется мне совсем равнодушным. Зачем согласился поехать со мной?
Завтрак – океан с пляжем, обед – пляж с океаном… Мы вместе, хотя и молчим. Мы вместе молчим. Он перебрался под зонт, а я – поближе к воде. Атлантический океан плещется в двух сантиметрах от меня. Я могу его погладить, как кошку. Я приподнимаю голову и вижу, что Саня прикрывает плечи футболкой. А на нос он приклеил бумажку. Плохо быть рыжим.
И таким молчаливым.
А вот от этого плохо мне.
Целый день мы провалялись на пляже. После обеда футболку Саня снимал только перед тем, как заходить в воду. А уж накупались-наплавались мы вдоволь. В Атлантическом океане! Суперпотрясно!
Красиво затухал день. Огромное ясное солнце опустилось в волны, как поплавок рыбака, – быстро, но беззвучно. Вот оно еще высоко над горизонтом и вдруг – нет его. Мощная зеркальная масса воды блеснула золотом и почернела – наступил тропический вечер.
Пляж охватила темнота. Мгновенно! Потому что экватор близко. Мы до последнего тут валялись. Ничего не стало видно, ни зги. Я на каждом шагу спотыкаюсь, когда мы возвращаемся в отель.
– Дай руку, – вдруг раздается Санькин голос. Где он вообще? Взять его маленькую беззащитную лапку…
– Не нужно, я все вижу, – гордо отказываюсь я.
И ничего я не видела. И продолжала спотыкаться. Внезапно передо мной возник еле различимый силуэт высокого человека. Саня тоже высокий, но он тоненько высокий, а этот силуэт был мощным. Я даже скорее не увидела его, а почувствовала по массе, по теплу, излучаемому его большим телом. На Кубе люди вообще высокие, я еще ни разу не встречала малорослого. А я – тепловизор, как любой человек.
– Могу я помочь вам? – раздалось, казалось, прямо из воздуха. Спрашивали по-английски. Вопрос был по содержанию вежливый, но так как он исходил от крупного мужчины в полнейшей темноте и был неожиданный и громкий, я испугалась. И поскорее схватилась в темноте за Санькину руку.
– No, grasias [4], – ответил Саня силуэту. Он сжал мою ладонь. Оп! Да рука-то у него вовсе не маленькая и не беззащитная! Рука была плотной, твердой и даже с бугорками мозолей на ладони! Откуда у него мозоли? Идти, держась за Санькину руку, оказалось несравнимо легче.
Почему она показалась мне маленькой в первый день знакомства? Наверно, потому что Саня стеснялся и руку подал вяло, несмело. У него крепкая, нормальная «парнячья» рука.
Раза четыре или пять раздавался рядом с нами этот вопрос:
– Can I help you? [5]
Помогать нам предлагали вплоть до освещенной аллеи. Спрашивал не один человек – несколько чернокожих помощников. Последний дядя в широкополой соломенной шляпе спросил об этом уже под самыми пальмами, куда достигал свет фонарей. Кубинцев можно было понять! Они искали любого случая, чтобы подзаработать доллар-другой… При зарплате-то в двадцать долларов… Какой же я испытала шок, когда Саня сказал мне об этом!