– Простите. – Обернувшись, она увидела прямо перед собой тонувшее в полумраке лицо Майка.
– Ничего страшного, – ответил он. И почему-то продолжал держать Мэдди. – Скажите-ка мне вот что…
– Что именно? – насторожилась Мэдди.
И в тот же миг она услышала его тихий голос прямо над ухом:
– Если вы – такая завидная добыча, то почему же вас до сих пор никто не поймал? – Его теплое дыхание пощекотало ей висок, затем скользнуло вниз по шее.
– Вероятно, по той же самой причине, что и вас.
– Не понял.
– Ну, вы ведь тоже не хотите, чтобы вас поймали, верно?
– Дорогуша, все женщины мечтают быть пойманными. – Его ладони скользнули вниз, к ее локтям, затем снова вверх, по руке. – Все женщины мечтают о белом свадебном платье, заборе из штакетника и об отце для своих детей.
– Говорите, все? Вы что, знакомы со всеми женщинами на свете?
Ей показалось, что он улыбнулся.
– Я их повидал достаточно.
– Да, мне говорили.
– Не следует верить всему, что вам говорят.
– А вам не следует верить, что все женщины только и мечтают о том, чтобы завести личного самца-производителя.
– И вы не хотите, чтобы я стал вашим личным самцом-производителем?
– Нет, не хочу. И это вас шокирует, правда?
Он рассмеялся. И этот тихий рокочущий смех отдавался у нее в висках.
– От вас вкусно пахнет. – Она почувствовала, как он потянул носом воздух.
– «Немецкий шоколадный торт».
– Что?..
– «Немецкий шоколадный торт» – это для ванны.
– Сто лет не ел немецкого шоколадного торта. – Мэдди ошибалась, когда думала, будто прикосновение его пальцев было ее самым острым сексуальным переживанием за долгое время. Вот это – легкое дуновение в волосах, прикосновение рук к плечам – грозило довести до оргазма. Что делало ее в собственных глазах особенно жалкой. – Вы пробуждаете у меня аппетит, – прошептал он ей в ухо.
– Страсть к тортам? К десертам?
Его ладони легли ей на плечи, затем снова скользнули к локтям.
– Нет, к главным блюдам.
– Дядя Майк! – позвал Трэвис – Когда начнется городской салют?
Майк поднял голову. На мгновение его руки сжали ее еще крепче, а потом она оказалась на свободе.
– С минуты на минуту, – ответил он, отходя от Мэдди.
Секунду спустя земля вздрогнула от серии мощных залпов, и ночное небо вспыхнуло огромными шарами разноцветных огней. Софи Аллегрецца нажала кнопку стереосистемы, и ночь наполнилась звуками акустической гитары Джими Хендрикса, выводившей национальный гимн – «Звездно-полосатое знамя». Лесные обитатели попрятались кто куда, когда над озером десятками стали взрываться ракеты, запущенные со всех сторон, – они состязались с пиротехническими чудесами, которые устраивали городские власти.
Добро пожаловать в Трули! Шок и благоговение!
– Весело тебе было, Трэвис?
Из другого угла грузовика последовал затяжной зевок.
– Ага… Может быть, на следующий год я смогу запустить большой фейерверк.
– Может быть. Если будешь держаться подальше от неприятностей.
– Мама сказала, что если я буду хорошо себя вести, то смогу завести щенка.
Майк свернул в переулок и вскоре остановил машину возле дома Мэг, рядом с ее «фордом-таурус». Собака – это удачная мысль. Мальчику нужна собака.
– Какого щенка тебе бы хотелось?
– Мне нравятся черные с белыми пятнами.
В доме горел свет, и единственная лампа освещала веранду. Они вместе вышли из машины и направились к ступенькам. Близилась полночь, и Трэвис едва волочил ноги.
– И как долго тебе нужно продержаться?
– Один месяц.
Мальчишка и недели не мог прожить, чтобы у него не возникало проблем с матерью.
– Что ж, просто придержи язык. Тогда, возможно, все получится. – Майк распахнул дверь перед племянником.
Мэг сидела на кушетке в белой ночной рубашке и пушистом розовом халате. Слезы лились из ее зеленых глаз, когда она оторвала взгляд от того, что было зажато в ее руке. Вымученная улыбка заиграла у нее на губах, и страх тяжелой ношей лег на плечи Майка. Было ясно: сегодня – одна из «этих ночей».
– Ты видела салют? – Трэвис если и заметил слезы матери, то виду не подал.
– Нет, милый, я не выходила. Но я слышала. – Она встала, и Трэвис обхватил ее руками.
– Салют был такой огромный!..
– Ты хорошо себя вел? – Мэг положила ладонь на макушку сына и взглянула на брата.
– Да, хорошо, – ответил Трэвис, и Майк утвердительно кивнул.
– Замечательно. Ты послушный мальчик.
Трэвис поднял голову.
– Пит сказал, что я мог бы остаться у него на ночь, а его мама сказала: «Как-нибудь в другой раз».
– Посмотрим. – Как и их мать, Мэг была красавицей с гладкой белой кожей и длинными черными волосами. И, как у матери, ее настроение менялось самым непредсказуемым образом. – Надевай пижаму и иди спать. Через минуту я приду поцеловать тебя на ночь.
– Ладно, – сказал Трэвис, зевая. – Спокойной ночи, дядя Майк.
– Спокойной ночи, приятель. – Майк едва не поддался порыву – хотелось немедленно сбежать от сестры. Сбежать подальше от того, что сейчас неминуемо произойдет.
Мэг проводила сына взглядом, потом протянула к брату руку и разжала пальцы.
– Вот… Я нашла мамино обручальное кольцо.
– Мэг, дорогая…
– В тот вечер она сняла его и оставила на ночном столике, прежде чем пойти в бар. До этого она его никогда не снимала.
– Я думал, что ты никогда больше не будешь рыться в ее вещах.
– Я и не рылась. – Мэг зажала кольцо в кулаке и прикусила ноготь большого пальца. – Оно было среди украшений бабушки Лорейн. Я нашла его, когда искала ее ожерелье с четырехлистным клевером. То самое, которое она носила не снимая, потому что оно приносило удачу. Я хотела надеть его завтра на работу.
Боже, как он не любил, когда на сестру накатывало что-нибудь такое… Майк был пятью годами младше Мэг, но ему всегда казалось, что он – ее старший брат.
Ее большие зеленые глаза пристально посмотрели на него, а руки бессильно опустились.
– Майк, неужели папа действительно хотел нас бросить?
Черт, откуда ему знать? Этого не знал никто, кроме самого Лока, а он давно в могиле. Умер, похоронен и оставлен в прошлом. Почему Мэг никак не может все это забыть?
Ей тогда уже исполнилось десять. Исполнилось за несколько месяцев до того, как мать вечером зарядила короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра и всадила шесть пуль в их отца и юную официантку по имени Элис Джонс. Мэг помнила слишком много о том вечере двадцатидевятилетней давности, когда мать не просто убила Лока и его любовницу. Слишком много она помнила о том вечере, когда мать сунула ствол револьвера себе в рот и спустила курок, убив заодно и себя. Увы, Мэг так и не оправилась от этого кошмара.
– Я не знаю, Мэгги. Бабушка так не думала. – Но это не значило ровным счетом ничего. Лорейн всегда закрывала глаза и затыкала уши, если дело касалось многочисленных романов ее мужа и сына. А позже – и всего того, что вытворял сам Майк. Всю жизнь она прожила, отрицая очевидное. Ей легче было делать вид, что все прекрасно. Хотя ничего хорошего вокруг нее не было.
– Но ведь бабушка тогда с нами не жила. Она не знала, как все было. И ты не знал. Слишком был маленький. Ты не помнишь.
– Я помню достаточно. – Майк потер виски. Они с сестрой уже много раз говорили об этом, но безрезультатно. – Да и какая теперь разница?..
– Майк, неужели он больше не любил нас?
Он уронил руки, чувствуя, как нарастает тупая боль где-то в области затылка. «Пожалуйста, прекрати!» – мысленно кричал он сестре.
По ее щекам текли слезы.
– Если он по-прежнему нас любил, зачем же она его застрелила? – продолжала Мэг. – У него ведь и раньше были связи на стороне. Все в городе знали, что у него было множество романов.
Майк подошел к сестре и положил руки ей на плечи.
– Мэгги, забудь.
– Я пыталась. Я пыталась быть такой, как ты, и иногда у меня получается, но… Почему ее не похоронили с обручальным кольцом?
Главный вопрос заключался в том, зачем она зарядила револьвер. Неужели действительно хотела убить? Или просто решила напугать мужа и его юную любовницу? Ох, ломать над этим голову – значит потерять рассудок, вот и все.
– Теперь уже не важно. Наша жизнь не осталась в прошлом, Мэг.
Сестра тяжело вздохнула:
– Ты прав. Я спрячу кольцо и забуду о нем. – Она сокрушенно покачала головой. – Просто иногда случается, что никак не могу выбросить все это из головы.
Майк крепко обнял сестру и прижал к груди.
– Я знаю, Мэгги.
– И мне становится так страшно.
Ему тоже становилось страшно. Он боялся, что сестру увлечет та же адская воронка, которая засосала их мать и из которой бедняжка так и не выбралась. Майку не давала покоя мысль: неужели мать ни разу не вспомнила о них с Мэг? Думала ли она, какое опустошение, какие утраты повлечет за собой ее безрассудство? Когда мать в тот вечер заряжала револьвер, мелькнула ли у нее хоть тень мысли, что она оставит сиротами своих детей, что им придется жить изгоями? Когда она ехала к бару «Хеннесси», неужели ни разу не подумала о них и не пожалела?
– Ты принимаешь таблетки?
– От них я чувствую себя усталой.
– Ты должна их принимать. – Отстранившись, Майк взглянул сестре в лицо. – Ты нужна Трэвису. И мне тоже нужна.
Мэг вздохнула:
– Тебе я не нужна. И Трэвису, наверное, было бы без меня только лучше.
– Мэг, милая… – Он заглянул ей в глаза. – Ты лучше всех знаешь, что это неправда.
– Знаю. – Мэг убрала волосы со лба. – Я только хочу сказать, что очень нелегко воспитывать мальчика.
Он от всей души надеялся, что она не кривит душой.
– Для этого у тебя есть я. – Майк улыбнулся, хотя чувствовал себя на десять лет старше, чем до того, как вошел в этот дом. – И я никуда не денусь. Даже если ты и дальше будешь готовить отвратительнейшую мясную запеканку.
Мэг тоже улыбнулась, и настроение у нее сразу же изменилось. Будто кто-то сунул руку ей в голову и щелкнул переключателем.
– Но мне нравится моя мясная запеканка.
– Да, знаю. – Майк сунул руку в карман в поисках своих ключей. – Тебе нравится стариковская еда. – Мэг готовила так же, как готовила когда-то их бабушка. Наверное, точно так же готовили в домах для престарелых.
– Ты злюка! И плохо влияешь на Трэвиса. – Мэг рассмеялась, скрестив руки на груди. – Но ты всегда умеешь меня развеселить.
– Спокойной ночи, – сказал Майк, шагнув к двери.
Ночной воздух холодил лицо и шею, и он сделал глубокий вдох и медленный выдох, направляясь к своему грузовику. Майк всегда умел заставить сестру развеселиться, и ей становилось легче. Всегда. Зато ему потом было гадко. У Мэг часто случались припадки, но потом, когда все заканчивалось, она чувствовала себя прекрасно. Никогда, кажется, не замечала ни битой посуды, ни разгромленной мебели – всего того, что оставляла в результате непредсказуемого приступа дурного настроения.
Майк отсутствовал почти двенадцать лет и почти забыл, как выглядят перепады ее настроения. Иногда ему казалось, что зря он сюда вернулся.
Глава 5
Сидя за письменным столом, Мэдди взяла бутылку диетической колы и отвинтила крышечку. Сделала затяжной глоток и вернула крышечку на место. Сегодня утром, стоило ей только открыть глаза, она поняла, с чего должна начинаться ее книга. Раньше она всегда начинала каждую книгу с леденящих фактов прошлого.
На сей раз она села за стол и написала:
«– Обещаю, Бэби, что теперь все будет по-другому. – Элис Джонс взглянула на малышку-дочь, затем снова перевела задумчивый взгляд на дорогу. – Малышка, ты полюбишь Трули. Это маленький рай на земле, и будь я проклята, но давно пришла пора, чтобы Иисус кинул нам кусок получше.
Бэби ничего не ответила. Все это она уже слышала. Радостное волнение в голосе матери и обещание лучшей жизни. Но единственное, что менялось, – так это их адреса.
Бэби хотела верить маме – как всегда. Правда, хотела. Но ей только что исполнилось пять. Достаточно, чтобы понять: у них ничего не меняется к лучшему. И никогда не менялось.
– Мы будем жить в чудесном домике-трейлере, – сообщила мать, глядя в ветровое стекло автомобиля, за которым стремительно мелькали сосны.
Трейлер? Она, Бэби, никогда не жила в обычном доме.
– А во дворе будут качели, – продолжала мать.
Качели? У нее никогда не было качелей. Она посмотрела на мать. Солнечные лучи играли в ее светлых волосах. Мама казалась ей ангелом на рождественской открытке. Она могла бы стоять на макушке рождественской елки. И Бэби решила поверить маме. Разрешила себе поверить в мечту о земном рае. Разрешила себе поверить в лучшую жизнь, и целых пять месяцев дело шло на лад – вплоть до того вечера, когда пули тридцать восьмого калибра, выпущенные обезумевшей от ревности женой, понаделали дыр в молодом теле Элис Джонс и превратили мечту в кошмар».
Резко оттолкнув стул, Мэдди встала. Подняла руки над головой, потянулась, и рукава хлопчатобумажной пижамы соскользнули к локтям. Уже перевалило за полдень, а она еще не принимала душ. Ее подруга Клер каждый день садилась писать лишь после того, как принимала душ и накладывала макияж. Не то, что она, Мэдди. Разумеется, это означало, что время от времени посыльный из «Федерал Экспресс» заставал ее врасплох. Но ей в общем-то наплевать.
Забравшись под душ, Мэдди стала обдумывать планы на этот день. У нее был список имен и адресов людей, так или иначе причастных к делу. Первым в списке значился визит в аптеку сети «Райт Драг», где работала Карлин Доусон. Карлин была официанткой в «Хеннесси» одновременно с Элис Джонс. И Мэдди хотела расспросить эту женщину. Она предпочла встретиться с ней, а не расспрашивать по телефону.
Приняв душ, Мэдди увлажнила кожу миндальным кремом и надела облегающее черное платье, которое завязывалось сбоку, на талии. Зачесала назад черные волосы, нанесла на ресницы немного туши и накрасила губы темно-красной помадой. Надела красные сандалии и сунула блокнот в тонкий кожаный портфель. Она вовсе не собиралась пользоваться тем, что лежало в портфеле. Портфель был ей нужен, чтобы произвести правильное впечатление.
Аптека находилась в нескольких кварталах от Мэйн-стрит, рядом с «Парикмахерской Хелен». Горшки с геранью и желтые тенты оживляли фасад яркими цветовыми пятнами. Внутри аптека была набита всякой всячиной – от аспирина и пластырей до деревянных скульптур лося, кабана и медведя, которые вырезал кто-то из местных жителей. У продавца за стойкой Мэдди поинтересовалась, где можно найти Карлин, и ей указали на отдел с пищевыми товарами.
– Вы Карлин Доусон? – спросила она у невысокой женщины в белой блузе и фартуке в красную и синюю полоску.
Женщина склонилась над тележкой с пакетиками леденцов и коробками с низкокалорийным попкорном. Услышав вопрос Мэдди, она выпрямилась и взглянула на нее сквозь бифокальные очки.
– Да, – кивнула она.
– Здравствуйте. Меня зовут Маделин Дюпре, и я писательница. – Мэдди подала Карлин визитную карточку. – Надеюсь, вы уделите мне несколько минут.
– У меня сейчас не перерыв.
– Я знаю. – У Карлин были крашеные-перекрашенные волосы со следами неизменной «химии», и Мэдди на миг задумалась о том, что же творилось в местных парикмахерских. – Но я подумала, что мы сможем договориться на то время, когда вы будете свободны.
Карлин взглянула на черную с серебром визитную карточку и перевела взгляд снова на посетительницу.
– Правдивые истории преступлений? Вы пишете о преступлениях, которые случились на самом деле? Как Анна Рул?
Мэдди кивнула:
– Да, именно так.
– Не знаю, чем смогу вам помочь. В Трули не бывает серийных убийств. Но было одно дело в Бойсе несколько лет назад. Там была замешана женщина, между прочим. Можете в такое поверить?
Разумеется, Мэдди могла в такое поверить, поскольку подозреваемой была ее подружка Луси. С тех пор Мэдди планировала на будущее написать и об этом вопиющем случае.
– А здесь никогда ничего не происходит, – добавила Карлин и положила на полку пакет с леденцами.
– Сейчас я пишу не о серийном убийстве.
– Тогда о чем же?
Рука Мэдди, сжимавшая ручку портфеля, даже вспотела. Вторую руку она сунула в карман платья.
– Двадцать девять лет назад вы работали в баре «Хеннесси», когда Роуз Хеннесси застрелила наповал и своего мужа, и официантку по имени Элис Джонс. Потом застрелилась сама.
Карлин вздрогнула и замерла.
– Меня там не было.
– Я знаю. Вы тогда уже ушли домой, закончив смену.
– Но это было… целую вечность назад. Почему вы хотите об этом писать?
«Потому что это – моя жизнь», – подумала Мэдди.
– Потому что не все интересные истории убийств – это обязательно истории про серийных маньяков. Иногда самые замечательные истории выходят, когда пишешь про обычных людей. Нормальных людей, которых вдруг заклинивает, и они совершают преступление.
– Да, понимаю…
– Вы знали Элис Джонс?
– Да, знала. И Роуз тоже знала. Но думаю, мне не следует об этом рассказывать. Дело очень печальное, а людям надо жить дальше. – Она протянула Мэдди карточку. – Простите, я ничем не могу вам помочь.
Мэдди понимала, когда можно настаивать, а когда лучше отступить. На некоторое время.
– Что ж, подумайте. – Улыбнувшись, она держала одной рукой свой портфель, а другая ее рука по-прежнему была в кармане. – Позвоните мне, если передумаете.
Карлин сунула карточку в передний карман своего полосатого фартука.
– Я не передумаю. Некоторые вещи должны оставаться в прошлом.
Однако Карлин было невдомек, – но скоро она это узнает, – что Мэдди редко принимала «нет» в качестве ответа.
– Нет, я не могу вам помочь.
Мэдди стояла на облупившейся веранде Джуэл Финли, еще одной официантки, работавшей в «Хеннесси» в то время, когда убили Элис.
– Это займет всего несколько минут.
– Я занята. – Из волос Джуэл торчали розовые бигуди, и Мэдди показалось, будто на нее пахнуло дешевым гелем для укладки «Дипити-ду». Неужели здесь все еще продают этот гель? – Роуз была моей подругой, и я не собираюсь говорить о ней гадости, – заявила Джуэл. – С ней произошла трагедия, и я не хочу, чтобы кто-то наживался на ее несчастье.