— Вы имеете в виду, исчезновение вашего брата?
— И всю его суету с этими пещерами.
— Вы можете мне рассказать?
— Конечно. Сказала «а»… Может быть, это поможет выяснить судьбу Олега? Как вы считаете?
— Рассказывайте.
— Сестра уже доложила кем он работал. А еще у него появилось хобби — выяснение судьбы увезенных немцами из наших пригородов произведений искусства. Эго совпадало с его служебными обязанностями в Павловске. Потом Олег взялся за Гатчинский дворец. Сидел в архивах, подсчитывал каждую вазу и картину. Даже мебелью интересовался. Основные ценности так и не вернулись к нам. — Женщина внимательно взглянула на Корнилова: — Вы ничего не записываете? — Хотя записывать пока было нечего. — Наверное, прячете в пиджаке магнитофон? Смотрите, я баба наглая, могу вас и ощупать.
— Еще чего! — буркнул Корнилов. И подумал: «С нее станет».
— Да не бойтесь вы! Не укушу. Трусите, а еще генерал! У вас, наверное, и внуки есть? — озорно блеснув глазами, спросила Галина. — Не буду я вас щупать. Записывайте на здоровье!
Так о чем же я? Ах, да! Ценности не вернулись. Олег решил проследить по архивам немецкой армии, как их вывозили. Наверное, это уже сто раз делали другие, но у него имелись свои резоны. У нас в архивах разжиться сведениями не удалось. Он дважды съездил в Германию. Завязал знакомства. Это и помогло ему осесть в Мюнхене.
— И в рождественские пещеры Олег Витальевич отправился не случайно?
— Точно. Не наобум Святого Лазаря! Я во всю эту ерундистику не очень-то верила. И не вникала в его рассказы. Думала — у каждого свой шизоидный пунктик. У сестры…
— Да, да. Вы уже говорили о сестре.
— Ха! Тоже мне целка-невидимка! — сердито выпалила Галина, но глаза смотрели на Корнилова с симпатией. — Олег рассказал мне о своих поисках только тогда, когда собрался в Германию. Мани — мани… Понимаете? Музейные работники — беднее бомжей. Брат попросил разрешение продать кое-что из маминых побрякушек. Мама умерла восемь лет назад.
— Вы польских кровей? — спросил Корнилов, вспомнив «Матку Боску». Когда он выслушивал рассказ кого-нибудь из свидетелей или подозреваемых, у него была привычка внезапно перебивать собеседника неожиданным вопросом. Стройное повествование разрушалось, человек сбивался с ритма, ему приходилось напрягаться. Иногда выскакивали любопытные подробности.
— С чего это? A-а… Матка Боска Ченстоховска?! Так у меня был любовник поляк. Вацек. От каждого чему-нибудь научишься.
— Так, так. Дальше!
— Мы продали мамин гарнитур — колечко и серьги с маленькими бриллиантиками. Хватило на поездку и на прощальный ужин. Когда он поехал вторично, то денег не просил. И даже нам с сестрой привез кое-какие тряпки. По мелочи, правда. Но привез, не забыл. Да он был добрый мальчик, наш Олежек.
— Вернемся к нашим пещерам.
— Олег отыскал в немецких архивах рапорты командира какой-то там спецкоманды, вывозившей груз из Гатчинского дворца. Немцы уже начали отступать и когда везли груз, возникла угроза прорыва наших, что ли? Или угроза десанта? Вы, генерал, должны знать. Короче — фрицы все заховали а пещеры и засыпали.
— Маловероятно. Село большое, кто-нибудь наверняка бы увидел.
— А вот и нет! Олежек дотошный, он все выяснил. За несколько дней до операции жителей угнали в Германию. Да их же всех угоняли! Не только из Рождествена. Но главное — Олег что-то там нашел. В этих пещерах. И даже нам с сестрой не сказал, что. Увез в Германию.
— Когда он пытался попасть в пещеры, его сопровождал один местный житель.
— Да, я помню. Он даже писал Олегу. Борис Федорович.
— Так вот, Борис Федорович утверждает, что Олег Витальевич не слишком преуспел. В глубь пещеры не забирался. Даже ваш бобик выскочил из нее как ошпаренный.
— Бобик! — возмутилась Галина. — Сразу видно, что вы животных не любите! Его звали Ярд! Ярлик!
— Животных я люблю, — возразил Игорь Васильевич. — Не только собак, но и колючих ежиков.
— Ну, ладно. Я вас прощаю. Ту чертову пещеру Олег посетил позже. Без краеведа-любителя. Не мог же он первому встречному свои секреты выкладывать?
— Что же он нашел?
— Не знаю. Сказала уже! Только находка оказалась не слабая! На какие бы шиши Олег там жил? В Германии даже квартиру купил. Вот я вам все и выложила. Как на духу!
Но Корнилов чувствовал — по тому, как неожиданно на полтона, нет, на едва заметную четвертушку, стал громче голос его собеседницы — что-то она скрывает, не договаривает. Он знал, что с женщинами такое случается: убавляют правду и искренность — непроизвольно прибавляют громкость. Только нажимать на Галину Витальевну он не собирался. Не допрос! Спасибо, что на дверь не у казала, разговорилась. Но еще один вопрос он не мог не задать.
— Брат не оставил каких-то своих записок, копий документов, обнаруженных в архивах?
— Нет. Все забрал с собой. — Галина непроизвольно метнула взгляд на огромный письменный стол. — А что-то, наверное, сжег. Или выбросил.
Игорь Васильевич тоже посмотрел на стол.
— Да, это его монстр. Теперь пустой. Не хотите купить?
— Генеральской пенсии на него не хватит.
— Да мы и не продадим. Вдруг Олежек найдется?
Корнилов прикинул, куда могли обратиться сестры в поисках пропавшего? В Германское консульство? Наверное, обращались.
Только на Западе в каждом русском видят потенциального мафиози. И вряд ли предприняли серьезные поиски. Интерпол этим не занимается. В милицию, которая нас бережет? Он догадывался, что ответит ему Галина, но тем не менее, спросил:
— Не пробовали объясниться начистоту в милиции? У них был бы повод обратиться в Интерпол.
— Обижаете, господин генерал. О чем бы я им сказала? О???ках и экивоках? Что мой пропавший брат пошел туда, не знаю куда? И чего-то нашел — не знаю чего? Неужели я похожа на воскресного придурка?
— На какого придурка?
— Не берите в голову! Это у меня присказка такая — воскресный придурок. Сама не знаю от кого подцепила.
— Нет, — улыбнулся Игорь Васильевич. — На воскресного придурка вы не похожи. Гарантирую. — И подумал: «Что-то я слишком часто улыбаюсь?»
— Спасибо вам, Галя за то, что не пожалели на меня время.
Он поднялся с дивана, подошел к женщине, протянул руку. Рукопожатие у нее было сильным, мужским. Ладошка крепкая.
— Заглядывайте. Может, сходим как-нибудь в ресторан?
— Я же старенький генерал.
— Хотела бы я с таким седым бобром потанцевать в «Невском палас-отеле»!
— А свадьба?
— Не берите в голову! У сестры бзик — хочет меня на одном из своих любовников женить. Свадебный генерал требуется.
— К вам в последнее время никто из Германии не заглядывал? Не интересовался братом?
— Нет. С чего бы? Он же там, в немцах, пропал.
Когда Корнилов приехал домой, на Петроградскую, жена заканчивала приготовления к ужину. На столе красовался хрустальный штоф с настоянной на апельсиновых корочках водкой и бутылка рейнского вина. И любимая закуска Игоря Васильевича — малосольная сосьвинская селедка в подсолнечном масле, украшенная фиолетовыми кружками сладкого лука и веточками петрушки. С горячей рассыпчатой картошкой под эту закуску можно выпить литр. И не заметить.
— Прекрасно! Прекрасно! — восхитился Корнилов с вожделением огладывая стол. — Ты, Ольга, кудесница! Такой сюрприз!
— Мы уже давно в городе не пировали. Все на даче, на даче. — Жена посмотрела на него внимательно: — Ты сегодня какой-то взволнованный. В приподнятом настроении. Это Вася Алабин виноват? Пристроил к делу?
— Вася! — подтвердил Игорь Васильевич. — Того и глади уговорит в Совет ветеранов записаться.
Человек в джипе
Фризе припарковал «жигуленок» в переулке, выходившем на улицу Широкую:
— Поторопись, ладно?
— А ты? — Она смотрела на него разочарованно.
— У нас еще все впереди.
— Какая же я дура! — Елена Петровна выбралась из машины, вытащила с сиденья новенькую, набитую гостинцами для сына сумку. — Потороплюсь, только пирожки захвачу.
При упоминании о пирожках Владимир почувствовал, как засосало в пустом желудке. «Дойду до главной улицы, — подумал он, — да сникерс дурацкий куплю».
Он вышел из переулка на шумную улицу. По противоположной стороне Елена Петровна уже подходила к своему дому. Глядя вслед шагавшей статной женщине, Фризе подумал, почему она окрестила себя дурой? Боялась зайти в дом одна? Или… Он не успел прийти к окончательному заключению потому, что увидел, как здоровенный, наголо обритый бугай не спеша выбрался из черного, с темными стеклами джипа, и двинулся через дорогу вслед за Еленой.
Даже если бы Владимир побежал, бугай успел бы ворваться вслед за женщиной в подъезд. Или нажал бы на курок — Фризе не знал его намерений. Но в том, что это именно тот мафиози, который грозил Елене Петровне и ее свекру, Владимир не сомневался.
Даже если бы Владимир побежал, бугай успел бы ворваться вслед за женщиной в подъезд. Или нажал бы на курок — Фризе не знал его намерений. Но в том, что это именно тот мафиози, который грозил Елене Петровне и ее свекру, Владимир не сомневался.
Джип был к нему ближе, чем бугай. За темными стеклами автомобиля могли скрываться сообщники. Но Владимир слышал характерные звуки, блокируемого с пульта, секретного замка, когда парень отошел от машины. Не упуская из виду братка, Фризе подошел к тускло поблескивающей под уличным фонарем громадине и прислонился к дверце. По улице понеслись резкие, воющие звуки тревожной сигнализации.
Мафиози застыл на месте. Наверное, у него была замедленная реакция, потому что прежде чем он обернулся, прошло несколько секунд. Обнаружив у своего автомобиля незнакомого человека, бритоголовый вдохнул полной грудью и прорычал:
— Ты! Сука! — И тяжелой рысцой кинулся к Фризе.
Реакция у Елены Петровны оказалась мгновенной. Услышав подвывание сирены, она повернула голову и увидела мафиози. Наверное, она узнала его. Не доходя десяти шагов до своего подъезда, она свернула в подворотню. Судя по тому, как уверенно она это сделала, двор не заканчивался тупиком.
— Ты, сука! — рычал парень, разгоняясь все быстрее и быстрее. — Ты…
Фризе с трудом подавил желание присесть — споткнувшись, мафиози врезался бы в пыльную витрину небольшого винного магазинчика и наделал много шума. А Владимир не хотел привлекать излишнее внимание прохожих. Поэтому он слегка пригнулся и обхватил руками живот. И не сопротивлялся, когда парень, дыша перегаром, схватил его за пиджак.
— Ты, сука! — словесный запас у братка оказался на удивление скудным.
— Прости, мужик, — сдавленным голосом прошептал Владимир. — Язва прихватила. Приступ.
— Я сча тебя вылечу, сука! — Не отпуская пиджак, парень прижал Фризе к машине еще и коленом, достал ручной пульт, выключил продолжавшую подвывать сигнализацию. — Сча вылечу!
Опустив в карман пульт, он выгреб из кармана необъятных штанов пистолет с глушителем. Владимир подумал о том, что этот пистолет должен был решить судьбу несговорчивой Елены Петровне!
Распрямляясь, он коротким, резким ударом всадил локоть в солнечное сплетение амбала. И почувствовал, как локоть утонул в жирном и дряблом, теплом животе. «Хозяин жизни» широко раскрыл рот, сильно стукнулся бритой головой о машину и молча осел на асфальт.
Фризе быстро поднял пистолет, открыл заднюю дверцу, с трудом засунул братика на пол салона.
Усевшись на водительское сиденье, оглянулся. Улица была пустынна, никто не глазел из окон ближайших домов. Обыватели улиц привыкли к завыванию автосигнализаций, включающихся даже от севшего на крышу машины голубя.
Не видно было и Елены Петровны.
Владимир открыл вместительный бардачок джипа: большая бутылка «Смирновской», нунчаки, две противотанковые гранаты, две пары наручников. «То, что нужно», — усмехнулся Фризе и надел наручники на братка.
Тот даже не пошевелился, не застонал. «Уж не умер ли? — Фризе приложил палец к шее. Кровь пульсировала часто и упруго. — Небось не просыхает?! Неужели и на дело ездит под газом?»
Он понимал, что задает себе смешные вопросы.
Фризе нашел в кармане парня ключи, вставил в замок зажигания и задумался. Он еще не решил как поступить. Попытаться вытрясти из братка информацию? Вряд ли удастся. А даже если удастся? Что с ним делать потом? Отпустить? Все равно что сунуть голову в петлю! Не начинать же сейчас войну с неизвестной ему питерской группировкой. А просто так взять и всадить этому Демосфену пулю в затылок Фризе не мог.
«Я не Боженька, — остерегал он себя в таких ситуациях, — и не суд присяжных. Не мне судить и миловать. Я хочу спать спокойно».
Правда, последний аргумент Владимир мог бы и не приводить. Он ему никогда не следовал.
Кто-то тихонько постучал в заднюю дверцу. Фризе вздрогнул и, ругая себя за потерю бдительности, оглянулся. У машины стояла Елена Петровна.
Он подумал: «Только вас мне и не хватало, мадам». До сих пор он еще не решил, что делать с бандитом.
Фризе вышел из машины. Спросил тихо:
— Зачем пришла?
— Свекра до сих пор нет дома.
— Тратит «капусту».
— У него «куриная слепота». В темное время из дому носа не высовывает.
— Искала бы ты своего деда подальше от этой фуры. — Если бы он только знал тогда, как ошибается!
— А этот? — шепотом спросила Елена и со страхом посмотрела ни джип. — Ты его…
— Дышит.
Володя! — Елена на секунду прислонилась к Фризе. Потом выпрямилась и, глядя прямо перед собой, сказала деревянным голосом: — Я тебе не все сказала.
— У твоего Жоржика есть гараж? — никак не среагировав на при знание, спросил Фризе.
— Нет.
— Здесь стоять опасно Не знаешь укромного дворика поблизости? Чтобы на ГАИ не напороться.
— Сверни в переулок, где свой «жигуль» припарковал. Через два дома забор — частник хотел строиться, да сел. Стройку не начали, а забор остался.
Они въехали на захламленный, огороженный высоким забором пятачок. С двух сторон возвышались мрачные брандмауэры старых домов. Через дорогу стояла пятиэтажка, в которой не светилось ни одно окно.
— Проектный институт, — шепнула Елена. — Год зарплату не платят. На лето всех распустили в отпуск.
Мафиози вдруг застонал. Потом несколько раз шумно вздохнул и спросил:
— Где я?
Преодолевая чувство брезгливости, Владимир пошарил у него в карманах, нашел носовой платок и засунул бритоголовому вместо кляпа. Во время этой операции он наткнулся на висевший на ремне пейджер. Прочитал текст: «Прежде чем примешь на грудь, позвони».
«Наверное, сообщение пришло раньше, чем мы с ним встретились», — подумал Фризе. Теперь он знал, как поступит.
Он вышел из машины, молча пригласил за собой Елену. Отведя подальше от джипа, сказал шепотом:
— У нас пять минут, девушка. Рассказывай!
— По Киевскому шоссе есть село Рождествено. Там в пещерах спрятаны какие-то сокровища. С военных лет. Кюн, мой Жора. — Все-таки «мой Жора», отметил про себя Фризе новый поворот. — И еще какие-то люди из Фонда Ренессанс, по-моему большие шишки, собираются все это вывезти в Германию. Я не знаю — может и законно. Только с чего бы так скрытничать!
— Они сейчас в этом селе?
— Не знаю! Слышала, что снимают дом на какой-то Церковной улице. И больше ничего не знаю. Честно! Все тайны, тайны, а с мафией я отдувайся!
— Эти ублюдки тоже участвуют? — Фризе кивнул на темнеющий у забора джип. Машина сейчас напоминала похоронный лимузин.
— Нет. Пронюхали, что дело прибыльное, и бомбят. Сначала взялись за Кондратия.
— За какого Кондратия?
— За Конрада Потта. По-моему, они его…
— Еще что?
— Ничего. Мужики попрятались. Мафиози нас с дедом трясут. Сегодня последний срок истекает.
— Истек. Ты где свои гостинцы оставила?
— Во дворе в сарай сунула.
— Хочешь остаться в живых — ни за гостинцами в сарай, ни домой не заходи. И к сыну носа не показывай. Есть родственники, у которых можно недельки две переждать?
— Есть. В Новгороде.
— Туда и поезжай. Прямо сейчас. — Он достал стодолларовую бумажку и положил Елене за вырез кофточки.
— Меня же с работы уволят, Володечка!
— Хочешь, чтобы тебе на работе общественные похороны устроили?! — сказал он жестко. — Давай, милая, двигай отсюда побыстрее. Хорошо бы тебе на какой-нибудь ночной поезд успеть.
Она опять на секунду припала к Фризе, словно набиралась от него сил.
— Милиция у вас тут далеко? — спросил Владимир.
— Выедешь на Широкую, второй перекресток налево. Чуть-чуть под горку.
— Ладушки! — шепнул Фризе и легонько подтолкнул Елену к проему в заборе — И запомни — о наших приключениях — ни гу-гу.
— Что ж я, сама себе враг? — с вызовом сказала она. А Владимир уловил в ее голосе обреченность, которая иногда толкает человека на рискованные, отчаянные поступки. «Не наделала бы девушка глупостей», — подумал он, наблюдая как Елена, не оглядываясь, пошла прочь.
Патрульная машина милиции возвращалась в горотдел с вызова на квартирную кражу. Хозяин ограбленной квартиры был в стельку пьян и не мог даже толком объяснить, что унесли воры. Он особенно упирал на то, что пропал дорогой китайский ковер.
— Ручной работы! — трагически вещал он, держась за стенку и тряся патлатой головой. — Китайский! Шелковый! Жена его так любила.
Капитан, крупный мужчина с пышными усами и солидным брюшком сочувственно слушал потерпевшего и думал о том, что все неприятности бедолаги еще впереди, когда вернется из отпуска жена. Капитан никогда не видел шелкового китайского ковра, но знал, что пропажа дорогой сердцу женщины веши сулит большие неприятности.