Искатель, 1997 № 09 - Журнал Искатель 17 стр.

«Тоже мне, деревенский детектив! Сказал же генерал — племянник приехал. Ну и расслабься в ожидании кофе. Генералам надо верить».

— Так что там с зеленой «тойотой» приключилось? — спросил Корнилов, когда они выпили по рюмке «Дипломатической».

— Пацаны меня озадачили. Подхожу к опорному пункту, а они у «тойоты» спорят почем зря. Ну, только что не дерутся. Гошка Боридин и Семен Филлипов. Окоротил я спорщиков, спрашиваю, по какому случаю несанкционированный митинг?

Оказывается у них игра придумана — садятся у шоссе и считают, сколько за час иномарок проедет. Один, например, ставит на «мерс», то есть на «мерседес», другой — на «вольво». И ставки ведь большие! На деньги играют! I

— На мороженое хватает? — поинтересовался Корнилов.

— Мороженое тоже не каждому по карману. Меньше двух тысяч и не сыщешь. А Сонька Пустельга в своей палатке какие-то кулечки по пять продает, блин! — Участковый покраснел. — Извините, товарищ генерал, со злобы вырвалось.

— Что они там выясняли, у машины?

— Парнишка Боридин эту «тойоту» запомнил. Дней десять назад они с Семеном у церкви машины считали. И в этой «тойоте» Василий Семенович Бабкин, наш бывший бухгалтер ехал.

— Боридин и номер запомнил?

— Запомнил.

— Уже интересно!

— Вот-вот! Очень интересно. Только дело в том, что у Бабкина и своя «тойота» имеется.

— «Тойота», «тойота»! — разочарованно протянул генерал. — Получается, что с «тойотой» полный ажур?

— Получается. Совсем другое получается! У Васьки Бабкина «той…» машина с правым рулем.

— Ничего не понимаю! Выпил я, что ли много? — пробормотал Корнилов.

— И, правда, непонятно? — Участковый обратился за поддержкой к Фризе, сидевшему с каменным лицом. Вид у Лысенко был растерянный.

— Все понятно! «Тойоты» разные, а Бабкин один. Правильно?

— В точку! Паренек этот, Боридин, потому и номер машины запомнил, что очень удивился — Васька Бабкин всегда справа рулит, а в этот раз рулил слева. Как все люди.

— Ну вот, теперь толково излагаешь, — похвалил генерал. — И до меня, не совсем трезвого и пожилого человека дошло — А этот главбух далеко отсюда живет? — поинтересовался Фризе.

— Не то, что б очень. На Церковной улице.

— Я тебе, Володя, как-то рассказывал про часовенку, что под землю провалилась. — Корнилов многозначительно посмотрел на Фризе. — Рядом с этим местом. У него там целое подворье.

— Точно, — подтвердил участковый. — А вы, Владимир Петрович, впервые в наших краях? Или уже довелось побывать?

— Бывал, бывал! — пришел на выручку Корнилов. — Да все на день, на два заглянет и поминай как звали!

— А где… — лейтенант хотел еще что-то спросить у Фризе, но генерал перебил его:

— Не отвлекайся, Виктор! Скажи лучше, чего это Бабкин на чужой машине разъезжал, если своя такая же?

Участковый пожал плечами.

— Ты хорошо запомнил убитого?

— А то! Как закрою глаза, так и стоит у меня перед глазами его лицо! Нет, нет! На главбуха он ни лицом, ни фигурой не походит.

— А глаза-то ты почему закрываешь? Задремал?

— Да что вы, Игорь Васильевич? На секунду не прикорнул. Это к слову. А глаза прикрыл, чтобы лучше представить себе того жмурика. Для наглядности.

— Если паренек не обознался, интересная картина вырисовывается.

— Божится парнишка. Наверное, все так и есть. Ребята — народец приметливый. Пожалуй, надо завтра с утречка госпоже следовательше отзвонить.

— Отзвони. Ты ее сильно порадуешь.

— Еще одна загадочка на ее красивую голову! — засмеялся Лысенко и поднялся с кресла — Спасибо за кофе. Потопаю домой. — Он попрощался за руку с Фризе и, уже подходя к двери, спросил у Корнилова: — Завтра после обеда будете дома? Приду стекла на веранде вставить.

— Толковый паренек, — сказал Игорь Васильевич, когда проводив участкового до калитки, вернулся в дом. — И дело знает, и шутки понимает. Главное — честный мужик.

Он на секунду вернулся в прихожую и принес вооружение Фризе. Повесил на прежнее место.

— А я промашку допустил, — сокрушенно сказал Владимир. — Размагнитился.

— Размагнитились? Прекрасно. Лучшего комплимента хозяину вы и придумать не могли. Значит почувствовали себя как дома! А участковый-то! Чутье, как у охотничьей собаки! Я по глазам видел — не признал в вас племянника. Наверное, решил, что после ночного происшествия ко мне охрану прислали.

— В подробности он не посвящен?

— Нет.

— Если толковый да честный, мог бы очень помочь.

— Мог бы. Но у него служба только начинается. Зачем его впутывать в дело, которое питерское начальство всеми силами хочет пустить под откос? У нас с вами начальство — один Господь Бог. Надо только под пулю не угодить, а лейтенанта, прояви он инициативу, в бараний рог согнут. Особенно, если наше дело удачно закончится. — Он вздохнул. — Вот жизнь наступила! «Здесь человека берегут, как на турецкой перестрелке!» Кстати, мы с вами и теленовости не посмотрели.

— А вы по ним соскучились?

— Her! — Корнилов улыбнулся, лицо у него разгладилось, и Фризе подивился — улыбка делала генерала лет на двадцать моложе. — Я вам уже рассказывал про Бориса Федоровича, моего главного консультанта по пещерам. Так он говорит: «Не верю на телевидении даже прогнозу погоды!» — Он внимательно посмотрел на Владимира: — Поскучнели? Хандрите?

— Игорь Васильевич, а у вас нет в запасе еще одной бутылки «Дипломатической»? После бессонной ночи меня тремя рюмками не возьмешь!

— Может, коньячку?

— Не будем разбрасываться.

— Хорошо. Чем закусим?

— Не сочтите за нахальство — а маслин не найдется?

— Где-то валялась банка. Сослуживец привез.

Через минуту на журнальном столике красовалась большая бутылка водки, вазочка с крупными бархатистыми маслинами, тарелка с малосольными огурцами и хлеб. И два граненых стакана.

— Не возражаете? — Генерал разлил водку по стаканам. Бутылку он держал уверенно, рука не дрожала. И глазомер у него был — позавидуешь.

— Прекрасно! — одобрил Фризе. — Эти стаканы напоминают мне студенческие годы. И стажировку в вашем Управлении.

— У нас на службе не пили.

Разуверять генерала Владимир не стал. Подумал, веселея: «Сейчас напьюсь и забуду всех этих немцев и воров в законе!»

Они с удовольствием выпили. Фризе закусил маслиной, Корнилов — корочкой черного хлеба.

— Маслины доктор запретил?

— Боюсь привыкнуть, — усмехнулся генерал, — к вкусной еде, как и к власти, привыкаешь моментально. А потом настанет вынужденный пост — напереживаешься.

После второго стакана Владимир сказал:

— Завтра разыщу главбуха и чуточку потрясу.

— Володя! Можно я буду вас называть по имени? Племянник все-таки?

— А я вас дядюшкой?

Корнилов не понял, пошутил его гость или дал понять, что называть его Володей срок еще не пришел. «Ну и ладно, перетерпит, — отмахнулся он от этой мысли. — Мужик, похоже, неплохой».

— Володя! И вы надеетесь на успех? В лучшем случае, этот тип пошлет вас по матушке, в худшем — засадит в тюрьму за хулиганство. Кстати, он уже давно не главбух. Предприниматель.

— Заговорит! Он у меня заплачет кровавыми слезам!

— Прикуете наручниками к машине и пригрозите поджечь? Как меня?

— С волками быть… — Фризе вспомнил, как разогревал паяльник у себя на даче в Николиной Горе, когда поймал незадачливого воришку. Вспомнил, с каким ужасом тот смотрел на раскаленный носик паяльника.

Вечер песни

Корнилову нравился молодой сыщик. Умен, энергичен, ловок. Как лихо управился с наручниками! И все же генерал не чувствовал себя с Фризе свободно, раскованно. Что-то, какая-то малость мешала этому. «Может быть, я боюсь показаться вышедшим в тираж, отставшим от жизни ворчуном?» — думал он и сердился на себя за такие мысли.

— А у вас в УГРО с убийцами и бандитами сильно миндальничали? Цирлих-манирлих разводили?

— Чего только у нас не бывало, — Корнилов вздохнул. — И в милицию садисты попадают. Скажу за себя — в моем Управлении они не задерживались. Но и преступность была другая. Таких отморозков, как сейчас — встречались единицы.

— А вы, лично, били преступников?

— Бил. Еще как. Если при задержании возникала драка. А в камере, в кабинете при дознании — никогда.

— Да-а?

— Не верите? Напрасно. Да тронь я хоть пальцем арестованного урку, он меня на весь мир ославил бы. «Корнилов руки распускает!» Рукоприкладства они за мной никогда не числили.

— А для вас это было очень важно? Мир-то блатной.

Генерал молча разлил водку. Отломил очередную корочку хлеба:

— Мне же с ними дальше работать. Попробуй расшевели вора на признанку, если он к тебе без доверия? Когда он сидит и ждет, что я его метелить начну.

— Какое доверие? Все равно обманет.

— Это в вас бывший следователь прокуратуры говорит. Прокурорам они только лапшу на уши вешают — знают, ничего, кроме лишнего года от них не дождешься. А к уголовному розыску отношение другое. Дескать, у каждого своя работа: один ворует, другой ловит.

— Ну-ну!

— Владимир Петрович, а вы когда-нибудь плакали? Хоть раз в жизни?

— Ничего себе вопросик! — Фризе опешил — таким неожиданным показался ему вопрос генерала. — В детстве…

— Не в детстве, не в детстве!

— Фу-у! Да. Плакал! И кровавыми слезами плакал. — Увидев, что Корнилов покачал головой, он добавил: — И простыми, горючими плакал. Теперь довольны?

— Вполне.

Они снова выпили.

— Вы романтик, — сказал Фризе. — Генерал — романтик. Наверное, в юности начитались Каверина. «Конец хазы». И прочее.

Веру Инбер: «Васька-Свист, хоть на вид и прост, но он понимал людей, он рака берет за алый хвост и как розу подносит ей — Я в детстве блатных песен наслушался. А «Конец хазы» прочитал, когда участковым оперуполномоченным служил.

— Наверное, и на гитаре играете?

— Нет музыкального слуха. А вы чего ершитесь? Из-за Кюна переживаете?

— Сейчас выпью еще и опять размякну. А какие песенки вы помните? «Каюр погоняет собак…»

— Это не блатная песня. Да и поздний репертуар. А в нашем детдоме пели про Колю Кучеренко:

Корнилов пропел негромким приятным баритоном, чуть-чуть заунывно. Как и полагается по законам жанра.

— Никогда не слышал! — Владимир удивился не столько тому, что генерал поет почти незнакомому человеку блатную песенку, а что помнит ее с далеких детских лет. — А еще?

— Могу и еще! — задорно ответил Игорь Васильевич — Могу на всю ночь вам концерт закатить:

Он резко оборвал песню.

— Ну как?

— Память у вас прекрасная. А вот с музыкальным слухом проблемы. Это вы правильно отметили.

— Очень заметно? А я-то надеялся по ресторанам выступать. Когда пенсию платить перестанут. Интеллигенция в Москве все еще поет блатные песни?

— Ей нынче не до песен. Их чиновники разучивают. — Владимир лукаво улыбнулся: — Игорь Васильевич, а если бы вы были не отставным генералом…

— При должности? При должности блатные песни я тоже пел Жене. Да и то высоко в горах. Вот бы сюда лейтенанта Лысенко! Но ничего, когда-нибудь я и ему спою.

— Жаль, что ученые дяди, пишущие учебники по судебной психологии ничего не знают о душе преступника, — посетовал Фризе — Их бы послать к вам на стажировку!

— Они, Володя, душу в расчет не берут. — Корнилов разлил остатки водки. Кивнул на стаканы: — Закроем тему?

Срочно требуется братва

Утром они проснулись бодрые и веселые. Корнилов выкупался в Оредежи, а Фризе в это время варил кофе. Он уже не мучился, как прошлым вечером, оттого, что дал себя провести. Чувствовал только хорошую спортивную злость — как боксер перед выходом на ринг — и уверенность в удаче. Лишь где-то глубоко-глубоко в запределье души пульсировал крошечный родничок: «Лиза, Лиза, Лизавета».

За кофе Корнилов поинтересовался:

— Не появились светлые мысли?

— Светлые мысли в моей голове присутствуют постоянно. Нынешнее утро — не исключение. — Он вытащил фото Кюна — Ошибки быть не может? Федя Кавалер?

— Сто процентов.

— Тогда одну из своих светлых мыслей я постараюсь осуществить я в ближайшие полчаса.

Корнилов молчал, ожидая продолжения.

— Все очень просто, Игорь Васильевич. Меня для чего наняли? Отыскать этого благородного мужчину. — Он бросил фотографию на стол с такой гримасой, как будто смахнул с себя таракана — Правильно?

— Как скажете.

— Правильно! За мной пустили хвост, от которого я мгновенно избавился. Из Бологого отправил в обратный путь. Это, так, между прочим. Голос за кадром. В Питере пытались опять прицепиться. Не получилось.

— Классная работа.

— Не иронизируйте! В Павловске я сам наскочил на одного из этой банды. И сдал ментам. А зря! Так вот — сейчас я поеду на почту. Позвоню в Москву. Скажу своему клиенту, что господин Кюн, он же вор в законе Федя Кавалер, найден в селе Рождествено Ленинградской области. Как вам моя идея?

— Он же не найден?

— Это мелкие подробности. Мой клиент через пару часов нашлет в окрестности вашего милого поселка энергичных братков.

Братки достанут Кюна из-под земли. Он же им позарез нужен со своими секретами. А ведь и, правда, из-под земли достанут. — Фризе усмехнулся неожиданно пришедшему каламбуру. — Что тут начнется!

— Чего в этом хорошего?! — Корнилов помрачнел. — Могут пострадать местные жители. А сколько сейчас дачников понаехало! Детей! По-моему, вы плохо выспались.

— Хорошо я выспался. Хо-ро-шо! Наверное, у вас тут воздух особенный. Обычно сплю до десяти — одиннадцати и с трудом глаза продираю.

— Сибарит.

— Не сердитесь. Мы поищем для их теплой встречи безопасное местечко. Крутая предстоит разборка! А нам прямая выгода: Фонд Эль Ренессанс вынужден будет отложить вывоз ценностей. У нас появится время принять меры.

«Уж не полагает ли он, что местом разборки будет моя дача? — с тревогой подумал Игорь Васильевич. — Нет уж, дудки! Хватит разбитой веранды». Генерал осторожно спросил:

— Где же они, по-вашему, должны встретиться?

— Хороший вопрос — как любят говорить наши политики.

— И никогда на него не умеют толком ответить.

— Товарищ генерал, а вы, по-моему, не любите нынешние власти? — весело спросил Фризе. — Вы не из партии Лебедя?

— Я и генералов не люблю, — в глазах Корнилова зажглись веселые искорки. — Я сам по себе. А вы чего радуетесь? Тоже не можете на хороший вопрос ответить?

— Подворье бывшего бухгалтера, а ныне предпринимателя Бабкина — самое подходящее место. Он наверняка связан с жульем из Ренессанса. Его подворье на Церковной улице?

— Да.

— Дежурная из «Астории» Лена тоже упоминала Церковную улицу. Ее Жоржик там обретается. Вместе с Кюном.

Говоря о Елене Петровне, Фризе подумал, неужели Кавалер не проговорился ей, что он русский? Даже в постели? Даже во сне? Это ж какой надо иметь характер вору в законе, чтобы ни разу не пустить матерком!

— Дом Бабкина — самое подходящее место. Там можно роту спрятать. Стоит на отшибе, забор двухметровый.

— Хорошо бы запустить туда мальчишек. Проверить, какие машины в гараже?

— И не думайте про мальчишек! — рассердился генерал. — Это вам не Лондон времен Шерлока Холмса. Наши отморозки не пощадят и годовалого ребенка!

— Хорошо, — согласился Владимир. — А в дом Рукавишникова не надо заглянуть?

— Незачем, — отрезал генерал. — Там идут реставрационные работы после пожара. Руководит серьезный мужик — директор музея. Если бы выявил что-то подозрительное — забил во все колокола. Надо подальше от этого дома держаться, не дай бог опять какое-нибудь несчастье.

— А сам пожар не подозрителен? Может быть, вашего серьезного и честного директора хотели оттуда выкурить? Чтобы освободить доступ в пещеры?

— Черт его ведает! Теперь, когда знаешь о запрятанных ценностях — все выглядит подозрительным! — Корнилов ненадолго задумался. Потом сказал: — А не дать ли вашим нанимателям наводку поточнее? Прямо на дом Бабкина.

— Сообщить адрес?

— Знаете, деревенский адрес — понятие относительное. Это вам не Москва с табличкой на каждом доме. Помогать так помогать. Поставим возле объекта зеленую «тойоту». И ваш «жигуль». Чтобы господа не сомневались, где искать.

— Подходит. Но участковый собирался звонить следователю. Сообщить о «тойоте».

— У нас связь работает отвратительно. Сами убедитесь, когда будете с Сиверской звонить своему клиенту. А с Лысенко мы переморгнемся.

Почту Фризе нашел рядом с унылой и пыльной станцией Сиверская. Крохотное деревянное здание старого вокзала сохранилось, наверное, еще с начала века. А новое, бетонный приземистый уродец, наводило тоску. Похожее чувство вызвал у Фризе и заплеванный, с въедливым запахом немытых человеческих тел, зальчик телефонного переговорного пункта. «А мне то нахваливали эту Сиверскую! — разочарованно подумал Владимир, присматриваясь к хмурым озабоченным людям, ожидающим своей очереди. — Шишкин, передвижники, царские вельможи! Может быть, подальше от вокзала все прекрасно, но визитная карточка подкачала».