— Есть. За это я ручаюсь, — серьезно сказал Борис Федорович. — Что еще?
— Опять у иностранцев пробудился интерес к этим пещерам.
Интересно, каким они медом помазаны?
— Наши места знаменитые! Рылеев, Набоков.
— Знаю, знаю. Рукавишников, Шишкин, Фридерикс и Витгенштейн. Интерес туристов понятен. Но если гражданин Германии приезжает сюда с единственной целью — познакомиться с пещерами… С пещерами, которых по-сути и не существует.
— Как же не существует! — горячо запротестовал Борис Федорович. — Есть они, есть! Были! И наш питерский спелеолог приезжал — Вот, вот! Вы правильно сказали — были пещеры. А теперь нет.
А люди едут. Кстати, про питерского спелеолога вы мне не расскажете?
— Расскажу. Пороюсь в дневниках за девяноста третий год, разыщу.
— Буду вам благодарен. И хорошо бы — не откладывая на завтра.
— Сейчас и посмотрю. — Борис Федорович поднялся, подошел к изящному угловому шкафчику красного дерева. Шкафчик этот, среди видавшей виды старой советской мебели, выглядел случайно заглянувшим в комнату франтом. И посуда на верхних полках была ему подстать — изящные фарфоровые тарелочки и блюдца.
Корнилову особенно понравился синий молочник с портретом Бонапарта. Такой молочник когда-то украшал кофейный сервиз в богатой дворянской усадьбе или даже княжеском дворце.
Хозяин вытащил из шкафчика пачку толстенных тетрадей и, вернувшись к столу, начал их не спеша листать.
— Не хочется волну поднимать, — сказал Корнилов. — Но кое-что еще я вам расскажу. Строго между нами.
— Я так и подумал — не зря расспрашиваете. — Не отрываясь от тетрадей, отозвался Борис Федорович. — Вчера послушал вас, понял — и расспросить хотите и боитесь. Извините за грубость: и на елку влезть охота, и ободраться страшно.
— А вы психолог. — Игорь Васильевич рассмеялся. — Преподавали в школе?
— Для школы — мордой не вышел. Высшего образования не получил. Война. Потом лесником работал, телефонистом на линии, пожарником. А последние годы — здесь, в Батове, кочегаром на птицефабрике.
— Богатая биография.
— Лучше бы я был богатый, а не биография! — с сожалением сказал хозяин. — А дело с тем убитым заглохло. Покопались мужики в пещере пару дней и врассыпную. Кому охота под обвал угодить? Через месяц об этом ЧП никто и не вспоминал. Ага, вот, кажется нашел Сушу. Так, так… июль, август… Семнадцатое августа. Температура, погода… «Приехал спелеолог Олег Витальевич Суша. Водил его к рождественским пещерам. Пускали терьера Топа.» Я вам об этом и рассказывал.
— Адреса Суши нет?
— Записал! И телефон. Он у меня два дня прожил. Можно сказать, подружились. Греческий проспект, дом четыре.
— Не ездили к нему? — спросил Игорь Васильевич, записав координаты спелеолога.
— Не выбрался. Не люблю я город. Сплошная бестолочь, шум, пыль. Все куда-то несутся. Что ни магазин — обязательно с замахом. Дом тканей, Дом мебели, Дом паркета, Дом привета.
— Что-то я «Домов привета» не встречал.
— Это я так «Дом правительства» называю. Там же у нас все «с приветом».
Корнилов покашлял, стараясь скрыть улыбку.
— Понятно. Теперь, Борис Федорович, расскажу о чем обещал.
Один из немцев, интересующихся рождественскими пещерами — пропал. Как сквозь землю провалился. Может, в эти пещеры?
— А второй немец?
«Да-а, с этим орнитологом зевать не приходится, — подумал Корнилов. — Ему бы в прокуратуру».
— А второго убили.
— Опять у нас?
— В Питере.
— Вы, товарищ генерал, не беспокойтесь, — Борис Федорович насупился, покачал головой. — Я соображаю, о чем болтать можно, о чем нельзя.
— Это я сразу понял, старший сержант, — в тон ему ответил Корнилов. — Надо бы выбрать время, да прогуляться в Рождествено. Взглянуть на пещеры. На то, что от них осталось. Вдруг этот бедолага туда сунулся?
— Хорошо. Я вечерком туда и прогуляюсь. У меня двоюродный брат радом с пещерой живет. Заодно навещу его. А если вы туда пойдете — население сразу приметит: чегой-то генерал по пещерам шастает?
— Что я, и шагу не могу ступить не привлекая внимания? Столько лет тут обитаю!
— На особицу живете. В стороне от населения. Люди поэтому и замечают больше, чем нужно.
— Ладно! — согласился Корнилов. — Сегодня сходите на разведку один, а потом отправимся вместе. Денек походим по Оредежи, осмотрим дворец Рукавишникова, кладбище. Как будто бы вы меня просвещаете. Рыбку половим. Балуетесь?
— Еще как!
— Прекрасно. А потом, ненароком, и пещерами поинтересуемся. А народ пусть судачит. Это у нас пока можно делать бесплатно. Разговоры налогом не облагаются.
Наколка
Вечером, увидев Фризе с чемоданом, дежурная по этажу удивленно воскликнула:
— Уже вернули багаж из Киева?
— Люфтганза печется о своих пассажирах! — гордо изрек Владимир. — Я правильно употребил слово «печется»? Так говорят по-русски?
— Печется? — в голосе молодой женщины чувствовалось сомнение. — Печется пирог в духовке — это да. А Люфтганза? Может быть, раньше так писали в книгах?
От опасной темы порядков в германской авиакомпании они ушли к проблемам языка. И попутно Владимир выяснил, что женщину зовут Маргарита.
В половине первого ночи он сидел на удобном диване рядом со столом дежурной и вполголоса беседовал о насущных проблемах гостиничного бизнеса. Мельком взглянув на график дежурств, Фризе выяснил, что в день убийства Потта и пропажи Вильгельма Кюна, вахту несла Е.П.Семенова. Его особенно заинтересовала организация дежурств, замены в случае внезапной болезни кого-то из горничных и коридорных.
— Какая система? — удивлялась Маргарита. — У меня записаны телефоны и адреса моих коллег и горничных. — Она достала из стола большую, с синей обложкой книгу, раскрыла на первой странице: — Видите? Тут все про все, как говорится. Домашний адрес, телефончик. Иногда и два. Знаете, девушка может отлучиться из дому, милого дружка посетить. Если не замужем, — добавила она и улыбнулась.
— А замужним милого дружка нельзя завести? — Фризе пробежал глазами колонку фамилий. Некоторые были вычеркнуты. Но Семенова Е.П значилась в составе действующих. Звали ее Елена Петровна. Здесь же были записаны адрес и телефон.
— Ни в коем случае! — Маргарита озорно блеснула глазами.
Они поговорили еще минут пятнадцать. Потом Фризе спросил:
— А как вы смотрите на бокал Мозельского?
— Я бы с удовольствием, — шепнула дежурная. — Но у нас сейчас служба безопасности свирепствует. Засекут, что я вошла в номер гостя, — верное увольнение.
Владимир и не собирался приглашать Маргариту в свою комнату — намеревался принести бутылку в холл. Но предпочел об этом умолчать.
— Будет желание — можно сделать это в свободное время. — Женщине удалось произнести фразу почти равнодушно, однако Фризе почувствовал, что она не прочь продолжить дискуссии о гостиничном бизнесе в другой, менее официальной обстановке. — Я живу совсем недалеко. На улице Морской. Рядом с Невским.
— Прекрасно. Завтра?
— Нет, нет! Не завтра. Послезавтра. Я вам позвоню утречком.
— А телефон… — Он засмеялся. Наверное, дежурной не надо заглядывать даже в телефонник. Она назовет номер телефона любой комнаты на этаже, разбуди ее среди ночи.
— А какие духи предпочитают молодые и привлекательные сотрудницы «Астории»?
В правом кармане его брюк лежал флакон «Мажи», в левом — «Шанель № 5». Он надеялся, что у этой простоватой, несмотря на вполне современный и ухоженный вид, молодой женщины не слишком богатое воображение. Но ошибся. Маргарита назвала «Аллу».
— «Алла» за мной, — бодро шепнул Фризе, скрывая разочарование. Он поднялся. — Жду сигнала.
В номере он записал адрес и телефон дежурившей в день убийства Потта и исчезновения Вильгельма Кюна Елены Петровны Семеновой.
Жила она в пригороде — в Павловске. И второго телефона у нее не было.
Утром, прикинув по времени, что Маргарита уже должна была смениться, Фризе набрал номер дежурной.
— Пятый этаж, — отозвался приятный, но очень ленивый голос.
— Это не Елена Петровна?
— Нет. Елена Петровна будет через неделю.
— Уж не заболела ли?
— А кто ее спрашивает? — лень из голоса дежурной как ветром сдуло. Осталось одно любопытство.
— Секрет.
— Нет, правда! Кто это? Миша? Я голос узнала!
— Сначала скажите, что с ней случилось.
— Ребенок заболел. Это вы, Миша?
— Да, Миша, — сообщил Фризе, чтобы не огорчать догадливую женщину. Но не удержался и добавил: — Жванецкий.
От старого — не дворцового — жилого Павловска осталось немного. Но и это немногое порадовало Фризе. А старинный дом на Широкой улице, в котором обитала Елена Семеновна, напомнил ему Карловы Вары. Три высоких этажа, эркеры в бельэтаже, чудом сохранившаяся лепка по фронтону. По тому, что в бельэтаже были вставлены пакетные, как их нынче называют, окна, чуть затененные, а может быть и пуленепробиваемые, можно было судить, что там нашел приют человек не бедный. Похоже, от его щедрот кое-что перепало и остальным жильцам — вход в подъезд преграждали мощные дубовые двери. И красовался современный «сезам» — хромированный домофон.
Владимир дважды проехал мимо старинного дома и не смог заметить никаких признаков жизни. Никто не вышел из подъезда, не открыл окно или форточку. Не отдернул даже занавеску там, где они имелись.
«Как на кладбище, — подумал Фризе. — Можно понять почему нет шевеления в бельэтаже. Хозяин кует монету, хозяйка купается на Багамах. А другие жильцы? Елена Петровна из «Астории», у которой неожиданно заболел ребенок?»
Он поставил старенький «жигуленок» на платной стоянке для туристов и отправился на Широкую улицу пешком.
Оказалось, что в интересующем Фризе доме, жизнь все же теплится: в полуподвальном этаже открылось одно из окон. Там слышались женские голоса, характерное прерывистое гудение стиральной машины. А дубовые двери подъезда растворились и выпустили плотную даму лет пятидесяти, в блестящей, похожей на кольчугу, кофточке. Лицо у дамы было очень решительное и злое. Сочетание непреклонности и почти рыцарской экипировки создавало впечатление, что женщина отправилась на войну. Конечно, дама могла оказаться и Еленой Петровной, но Фризе успел заметить, что в «Астории» при подборе женского персонала всерьез относились к внешнему облику дам.
Он все же решил пойти на риск и окликнуть женщину. И если она не отзовется на Елену Петровну, отпустить ее с Богом. Пускай шагает в свой крестовый поход и воюет с продавцами. На обратном пути будет посговорчивее. Но пока в его голове прокручивались все эти мысли, произошло непредвиденное событие: к даме под ноги с ласковым мяуканьем бросилась пушистая рыжая кошка. И тут же была отброшена в сторону сильным ударом ноги.
Фризе с сочувствием посмотрел на кошку: «Получила? На войне, как на войне». И не стал окликать обидчицу. Не может быть такой жестокой женщина, которой приходится постоянно иметь дело с людьми, быть вежливой и покладистой.
Минут десять он бродил по улице, пока, наконец, из подъезда не выплыл высокий сутулый старик. У старика под мышкой была зажата пачка газет и складной зонт. Дедушка постоял минуты две в глубокой задумчивости — наверное, определял в какую сторону ему отправиться и не вернуться ли домой?
Погода стояла солнечная, безветренная и старик решился: медленно побрел в сторону парка.
«Он-то мне и нужен! — подумал Владимир. — От хорошего собеседника на парковой скамеечке многое можно узнать».
Прикинув, что дедушка далеко от него не убежит, Фризе прошел мимо дома, на секунду задержавшись у домофона. Седьмая квартира, в которой обитала Елена Петровна, располагалась на последнем этаже.
Через несколько домов, таких же старинных и ухоженных, он свернул направо, потом еще раз направо и тихой улочкой добрался до парка. Старик не углублялся далеко в рощу и устроился на скамейке под могучим вязом. Газеты лежали рядом с ним, а сам он смотрел отрешенным взглядом то ли в далекое прошлое, то ли в ближайшее будущее.
— Не возражаете? — Фризе показал на скамейку.
— Если вам так хочется… — Старик пожал острыми плечами. Даже не взглянул на Фризе. Судя по его безразличию, по рассеянному виду, он и не вспомнил, что четверть часа назад встретил этого молодого мужчину рядом со своим домом.
Фризе надеялся, что старик заговорит первым. Но дед не проявлял желания обсудить последние политические новости. Минут пять прошли в полном молчании. Неожиданно дед повернул голову к Фризе и показал на маленький приемничек, висевший на тонком ремешке у него через плечо:
— Не возражаете?
— Пожалуйста.
Старик включил приемник. Обозреватель радио станции «Свобода», вещал о том, как большевики разорили крестьянские хозяйства. Послушав не более минуты, дед нажал кнопку:
— Не выношу тошнотворный голос Анатолия Стрельного.
«А дедушка мыслит еще вполне разумно, — внутренне усмехнулся Владимир. — Тошнотворный голос! Это же надо так припечатать!» Сам он с интересом слушал информационные передачи «Свободы», а заунывные, до предела политизированные передачи комментатора Стрельного выключал сразу.
— Почему вы меня ни о чем не расспрашиваете? — поинтересовался дед, по-прежнему рассматривая какие-то, ведомые лишь ему одному, пределы.
— О чем я должен вас расспрашивать? — вежливо поинтересовался Фризе.
— О Жоржике Семенове.
У дежурной с пятого этажа «Астории» Елены Петровны тоже была фамилия Семенова. Старик жил с ней в одном доме, так что ошибка исключалась.
— А можно мне — для начала — узнать как зовут вас?
На этот раз старик соизволил взглянуть на Владимира. Темные его глаза слегка слезились, но смотрели с вызовом. И с недоверием:
— Так-таки и не знаете? И встретились мы случайно?
— Честное пионерское, случайно. А вот вопросы у меня не случайные.
— Я иногда на сон грядущий детективы почитываю. Те, которые сумею в библиотеке взять. И все удивляюсь — там, коли сыщик выуживает из человека информацию, всегда на кон зеленую бумажку ставит. У нас нынче все в товар превратили. Даже совесть. А за информацию платить не хотят. До вас меня уже два шпика расспрашивали. И намека на магарыч не сделали. Даже чванливый немчик. — Он засмеялся, заливисто, как ребенок. Но и с ехидцей. Фризе подумал о том, что ни одному из шпиков, дед не исповедовался.
Отсмеявшись, он соблаговолил по-старомодному поклонившись представиться:
— Роман Андреевич.
— Владимир Петрович. — Фризе решил не ударить в грязь лицом и тоже чинно склонил голову. — Я частный сыщик. И мои клиенты платят за информацию. Так что…
— Частный сыщик? Не слабо, как говорит мой внук. А щедрые у вас клиенты?
— Щедрые.
— Это хорошо. Вот получу от вас чаевые…
— Гонорар. Если заработаете.
— Гонорар? Как благородно звучит. Коль заработаю — прямиком отсюда в супермаркет. Есть у нас тут забегаловка с таким названием. Куплю кило докторской колбасы. Нет! Докторскую я двенадцатого покупаю, в пенсионный день. Куплю сыра французского грамм сто. Бри. Когда-то едал в Париже. Куплю бананов — как раз по моим зубам. Куплю… Вы чего молчите? Спрашивайте!
— У Елены Семеновой заболел ребенок?
— Вчера здоровенький был. Ребенок-хаменок. Уехал вместе с матерью. В деревню, к бабушке.
— Адрес знаете?
— Знаю. А вы не обманете? — Старик потер друг о друга большой и указательный пальцы. Пальцы у него были длинные и загорелые. С распухшими костяшками.
Фризе достал из кармана пятидесятидолларовую купюру. Протянул старику:
— Да что вы! Слишком много.
— Берите. На сыр бри.
— Спасибо. — Дед сложил ассигнацию вдвое и положил в нагрудный карман ветхой от частых стирок голубой рубашки. Потом отцепил из-под лацкана пиджака булавку и зашпилил ею карман.
И только после этого выдал первую информацию — В Саблино они уехали. Есть такое местечко под Питером. Советская улица, номер дома не знаю. Где-то недалеко от станции.
Владимир вспомнил, что совсем недавно на газетном развале ему бросился в глаза аршинный заголовок в одном из еженедельников: «Тайны Саблинских пещер». О том ли Саблине говорил дед, Фризе не знал. Он и не подозревал о том, что существует это Саблино, а в нем — таинственные пещеры. Расспрашивать деда Владимир не стал — любой водитель по дороге подскажет как туда добраться.
— Роман Андреевич, а сам Жоржик Семенов тоже в Саблино?
— Этого я не знаю. Дома его нет уже дней десять. А куда подевался — мне не доложил. Жоржика-то все и разыскивали. До вас.
— А кто конкретно?
Старик задумался. Потом сказал с сомнением:
— Не знаю, как вам объяснить… Достоверными сведениями не располагаю. Никто из них удостоверений мне не показывал. А у вас, кстати, есть документ?
Фризе достал свою лицензию, протянул деду:
— Берите, берите!
Но Роман Андреевич лицензию в руки не взял. Чуть отстранившись, посмотрел внимательно и взмахом руки показал, что можно убрать.
— Хорошо-хорошо! Поделюсь наблюдениями. Первый шпик был из новых русских. Приехал на шикарном лимузине, остановился на противоположной стороне улицы, и часа два наблюдал за домом.
По фигуре — вылитый Василий Алексеев. — Старик сделал паузу, покосился на фризе. — Вы, наверное, и не слышали о таком?
— Слышал. Штангист, чемпион.
— Правильно. Вот и этот молодец — чемпион. По еде. Стрижка короткая, живот — во! Сидел на том же месте, где и вы сейчас сидите. Спросил, нс знаю ли я Жоржика? Ну, как не знать! В одном доме живем. А где он? Тут уж я молчок. Когда сопляк ко мне на «ты», да дедом величает, на сотрудничество нечего рассчитывать
Он в конце разговора так рассердился, что пообещал вернуться и душу из меня вытрясти. Тоже, испугал!
Дед излагал интересные сведения, но уж очень подробно, а времени у Фризе было в обрез. Он еще раз убедился в том, узнав, что до него здесь уже побывали другие заинтересованные лица, хорошо знавшие чего ищут.