— Прекрасно! Как тебя зовут?
— Олепесаи.
Очень хорошо, Олепесаи. С чего мы с тобой начнем?
— Что начнем?
— Наколдовывать бога.
— Я не сказал: умею колдовать. Я сказал, это можно.
— Но разве ты не видел таких обрядов?
— А, видел, но…
— Вот и славно. Мы должны сделать это без лайбона, и только.
— Прошло много очень времени, — возразил Олепесаи. — Наверное, не сумею помнить всех слов, или правильных напевов, или…
— Нет времени беспокоиться о таких деталях. Полковник требует бога к четырем часам пополудни. — Уилкокс посмотрел на часы. — У нас осталось примерно девяносто минут. Что тебе понадобится?
— Лайбон.
— Не будет. Что еще?
— Понадобится… — масаи потер подбородок. — Последний обряд, что я видел, был как будто костер, лайбон пел хвалу богам, потом принес в жертву трех мышей и ящерицу.
— И только?
— Если верно помню, — сказал Олепесаи.
— Ну, это проще, чем я предполагал… — Уилкокс высунул голову из палатки и распорядился: — Капрал! Поймать трех мышей и ящерицу и доставить их сюда в коробке или клетке! Он посмотрел на масаи, и тот спросил:
— Но что будет, если получится нет?
— Мы сделаем все, что сумеем, и я доложу об этом полковнику. Пойдем собирать хворост.
Дрова они собрали за каких-то пять минут, но пришлось ждать еще тридцать, прежде чем капрал вернулся с добычей и отрапортовал:
— Вот они, сэр.
— Благодарю. Теперь можете идти, — приказал Уилкокс.
— Ну, — промолвил Уилкокс, когда они остались без свидетелей, — ты готов?
— Наверное, готов.
— Хорошо. Поджигаю.
Сержант чиркнул спичкой и попытался разжечь огонь, но ветер немедленно задул пламя. Две последующих попытки также не принесли успеха.
— Может, знак, чтобы вы оставил свою затею, — заметил масаи.
— Э, чепуха! День сегодня ветреный, и все, — ответил Уилкокс.
Он достал брошюру о норвежских фиордах, полученную от Гермеса, поджег ее спичкой и подсунул под хворост. Через секунду костер загорелся.
— Вы действительно хочет через это пройти? — с сомнением спросил Олепесаи.
— Приказ есть приказ.
Масаи пожал плечами и монотонно затянул хвалу богам, а Уилкокс стоял неподалеку и размышлял — не перегрелся ли он действительно под полуденным солнцем. Наконец Олепесаи умолк и одним движением прикончил мышей и ящерицу.
Сержант, собственно говоря, не знал, чего он ждет — но уж точно не бестелесного голоса, продекламировавшего:
Для команды Мадвилла явно не в масть
Сложилась эта игра:
Одна подача осталась всего
При счете «четыре — два».
(Перев. Дм. Раевского.)
— Это ты? — осведомился Уилкокс.
— Не-ет, — ответил масаи и попятился от костра.
— И наверняка не я.
— Это я, — заявил голос.
Теперь он исходил из тела: у костра стоял высокий блондин в меховой одежде и металлическом шлеме.
— Кто вы такой? — спросил Уилкокс.
— Браги, кто же еще?
— Кто-кто?
— Норвежский бог поэзии Браги к вам снизошел, дабы смягчить ваши свирепые души.
Горланит ватага ребят в кабаке
Под вывеской «Черный мастиф».
И парень терзает шарманку свою,
Извлекая рваный мотив.
(Перев. Дм. Раевского.)
Уилкокс долго и напряженно разглядывал белокурого бога и наконец воскликнул:
— Но почему именно вы?!
— Ибо ваш слуга настойчиво призывал именно бога поэзии. Но поелику нет ни одного поэта-масаи — не обижайся, мой друг, — необходимы были хоть примерные указания, дабы определить нужного вам бога поэзии. Поймите, нас очень мало.
— Это брошюра… — тупо промолвил Уилкокс.
— Для первого раза сойдет, — сказал Браги и тяжелой своей рукой обхватил плечи Уилкокса. — Предвижу, мы станем большими друзьями.
— Друзьями?
— Женщины ваши разделают пару телят, приготовят жаркое, а затем мы получим десерт — я же прочту вам стихи. — Браги помолчал задумчиво. — Я вызубрил все эти новые вирши. Вот послушайте.
Будет вздернут Дэнни Дивер ранним-рано, на заре,
Похоронный марш играют, полк построился в каре,
С плеч у Дэнни рвут нашивки — на казарменном дворе
Будет вздернут Дэнни Дивер рано утром.
(Перев. Р. Киплинга, И. Грингольца.)
— Ну да, все это прекрасно, но мы вас призвали, чтобы вы выполнили для нас одно дело, — сказал Уилкокс.
— Дела — назначенье богов вроде Меркурия, Атласа и им подобных. Я только по части поэзии.
— Но идет война; наши враги воззвали к своему богу!
— И что мне в том?
— Мы надеялись выставить вас против него.
Браги внезапно заинтересовался этой перспективой и спросил:
— А он силен в пятистопном ямбе?
— Не знаю, — честно ответил сержант.
— Это одна из моих сильных сторон, — сообщил Браги с откровенной гордостью. — Хотя сонеты я умею декламировать еще лучше. Удается ли моему противнику нежнейше понижать голос, читая двустишья? Может ли он извлечь слезы из ваших очей? Каков он в свободном стихе?
— Одну вещь он делает замечательно — заставляет дезертировать солдат, — проворчал Уилкокс.
— Что? Он даже не умеет удержать при себе слушателей?! — возопил Браги и захохотал. — Веди меня к нему!
— По-моему, вы меня не поняли.
— О, конечно, понял. Вы учиняете состязание между мной и этим обманщиком.
— И да, и нет, — сказал сержант.
— Объяснись, пожалуйста.
— Нам бы очень, очень хотелось устроить состязание, но не такое, какое вы предлагаете.
— Сгодится любое. Я уничтожу этого бездельника. «В Долину смерти поскакали шесть сотен»…
— Что-то в этом роде мы и имели в виду. — Уилкокс улыбнулся.
— Теннисона? — спросил Браги. — О, это один из моих любимцев!
— Нет, чтобы уничтожить бездельника.
— Не сомневайтесь, я ваших людей наполню духом таким, что станут они сильны и непобедимы.
— Действительно станут?
— Практически, — сказал Браги.
— Что в данном случае означает «практически»?
— Они будут отменно хороши по крайней мере пять минут после того, как я закончу декламацию. Уилкокс покачал головой.
— Боюсь, этого недостаточно.
— Но постаравшись, я могу столь их воодушевить, что глянут они смерти в глаза и в смятенье ее приведут, — пообещал Браги. — Здесь пригодится «Тело Джона Брауна».[5]
— И что хорошего в том, что приведут? Они, наверное, сами будут как мертвые, так?
— Но умирать они будут со счастьем! И некоторые сумеют воодушевленно повторить слова отваги, которые услышали из моих бессмертных уст.
— Бесполезно все это, — ответил Уилкокс. Посмотрел на воина, который молча слушал их беседу, и приказал: — Олепесаи, отошли его обратно.
— Но я только что прибыл сюда!
— Ты понял, Олепесаи? Отошли его обратно, и мы призовем другого бога.
— Я протестую! — воскликнул скандинав.
— Протестуй сколько хочешь, — отрезал Уилкокс. — Мы напрасно теряем время.
— Обождите! — возопил Браги так отчаянно, что англичанин и масаи вздрогнули. — Нет, о нет, вы не можете меня отослать! Там, наверху, боги давно меня не слушают. — На глазах его выступили слезы. — Они уже слышали все мои стихи. Они начинают хихикать, едва я приступаю к декламации, и уходят, прежде чем я заканчиваю. Хуже всех — Локи, но и сам Один покидает зал, стоит лишь мне войти. О, позвольте мне попробовать уничтожить того бога! И тогда я сочиню великолепную новую оду самому себе, на три часа чтения, преисполненную столь яркой выразительности, что товарищи мои будут слушать ее с почтением.
Уилкоксу показалось сомнительным, чтобы любое существо, будь оно человеком или богом, согласилось три часа слушать оду, сочиненную Браги в свою честь. Но и его положение было достаточно отчаянным, и он решил позволить плачущему богу попытать счастья.
— Хорошо. Поскольку вы все равно здесь, попробуем это использовать. — Он подумал. — Думаю, что прежде всего нужно найти того, другого бога.
— Да хоть сейчас! Уилкокс так и вскинулся:
— Где он?
— В пещере, что наверху в горах.
— У вас поразительно хорошее зрение.
— Боги способны видеть тех, кто им близок по крови.
— Правда?
— Нас не слишком много в мире, — объяснил Браги, — и мы воистину ощущаем свое родство и взаимную приязнь. Скажу вам со всем уважением, что вы оба мне отчаянно наскучили.
— Тогда пошли наверх, в горы, — предложил Уилкокс, который испытывал примерно те же чувства к норвежскому богу поэзии. Но тот возразил:
— Известен мне путь много более легкий, смертный.
— Двадцать семь! — взвизгнул Питер Ньоро. — Вокруг нас десятки тысяч британских солдат, а тебе удалось подбить на дезертирство только двадцать семь!
— Время года неудачное, — оправдывался Гермес. — В Эспене еще мало снега, а в Майами идут дожди. — Он пригорюнился. — И еще «Канард» поставил «Куин Мэри» на переоборудование в сухой док…[6]
— Двадцать семь! — повторил Питер.
— Но есть еще одна блестящая возможность, — объявил Гермес.
— Ну?
— Есть. Начиная со следующей недели, «Пан-Ам» предлагает тридцатипроцентную скидку на кругосветные полеты. Питер в сердцах повернулся к Матениве.
— Говоришь, две тысячи коров и быков? Старый мундумугу покивал в ответ.
— Я делаю все, что могу! — захныкал Гермес.
— И твое «все» — меньше, чем ничего! — гулко ответил кто-то из глубины пещеры.
Питер выхватил пистолет и навел его на высокого белокурого человека в мехах, возникшего неизвестно откуда.
— Кто ты такой? — спросил Гермес.
— Я тот, пред кем вы должны упасть на колени. Слушайте и рыдайте!
Много разных тайн знает дальний край,
Где старатель долбит гранит,
У предела земли вы услышать могли б
То, что в жилах кровь леденит.
Этот мерзлый гранит тьму историй хранит
Под покровом ночной пурги.
Но никто не видал, как у диких скал
Я прикончил Сэма Макги.
(Перевод Дм. Раевского.)
Закончив чтение, человек в мехах воскликнул:
— Ну вот! Что вы об этом скажете?
Ответом ему было ошеломленное молчание. Наконец Гермес промолвил:
— Если серьезно, то мне это понравилось.
— Понравилось? — взволнованно переспросил Браги.
— Несомненно, — ответствовал Гермес. — Ненавижу я все эти новомодные штуки. Не понимаю, почему некоторые называют их поэзией — там даже рифмы нет.
— Точнейше те же чувства, что и у меня! — отозвался Браги.
— Между прочим, у вас на голове изумительный шлем. Не пожелаете ли поменять этот шлем на мой котелок?
— Пожалуй, нет, — сказал Браги после некоторого раздумья.
— Даю в придачу свой зонт. Здесь, в горах, дождь может начаться в любую секунду.
— Решено! — воскликнул Браги и снял шлем. Получив взамен зонтик и шляпу греческого бога, сказал благожелательно: — Вижу, ты парень совсем неплохой.
— Но и ты неплох, — ответил Гермес. — А стихи, если они настоящие, я могу хоть всю ночь слушать.
— Только не в моей пещере, — с неудовольствием сказал Матенива. — Здесь нельзя.
— Мы можем вернуться назад и заняться стихами за линией английских окопов, — продекламировал Браги, которому явно не терпелось выступить перед восприимчивой аудиторией.
— Нелепая затея, — откликнулся Гермес. — Для нас открыт весь мир!
— Неужели?
Гермес расстегнул свой портфель.
— Не далее, чем сегодня, я видел… Где же это?.. А, вот оно! — Он вынул проспектик. — Чего ради нам торчать в этих холодных и сырых горах, если мы можем отправиться в пятинедельный круиз на Таити, а оттуда перебраться в роскошный охотничий домик на Бора-Бора?[7] Круглосуточное обслуживание прямо в номере, собственная ванна, электрический потолочный вентилятор и шесть километров чистейших бело-песчаных пляжей!
— О, сколь восхитительная перспектива! — сказал Браги. — Но поведай мне и о судне.
— Ну, мы поплывем в первом классе, разумеется. Там будет бассейн, танцевальный зал… — Гермес взял Браги под локоть и повел вниз с горы по тропе, извивающейся вдоль ручья. — Два ночных клуба, библиотека, игра в шафлборд…
— Ночные клубы? Там, возможно, пожелают услышать мою декламацию!
— Весьма вероятно… Ежеутренне — шведский стол с восьми часов до… Больше их не было слышно.
— И это — боги! — с горечью сказал Питер.
— Наверное, мы ждали от них слишком многого, — предположил Матенива. — Но может быть, и нет.
— Я не понял тебя.
— Если бы наши боги войны сошлись в битве с их богами, дело, наверное, кончилось бы вничью — как у этих двоих, — объяснил старик. — Но сейчас, по крайней мере, горы остались на месте, и это хорошо, ибо мы захотим жить в них, когда наша война прекратится.
Через три месяца после этих событий Дидан Кимаси был убит, и на этом неофициально закончился режим чрезвычайного положения.
Питер Ньоро, некоторое время пробыв вольным охотником, затем принял христианство и остаток жизни служил священником в Найроби.
Майкл Уилкокс вернулся в Англию и тоже сменил веру — стал анимистом. Он бросил учебу в колледже и открыл магазин плакатов в лондонском Сохо.
Что же касается Гермеса и Браги, то они первыми открыли агентство путешествий в Папеэте, что на Таити. Прибыль от этого предприятия позволила им основать «ГиБ театр», где Браги и поныне каждый вечер выступает перед верной ему аудиторией из полинезийцев, не приученных высоко ценить свободное стихосложение.
Перевел с английского
Александр МИРЕР
Примечания
1
Политическое и военное антиколониальное движение народности кикуйю, зародившееся в 50-х годах XX века и приведшее к независимости Кении. К ходе войны за освобождение погибло свыше 11000 повстанцев. Действие рассказа можно отнести к 1952 г. (Здесь и далее прим. перев.)
2
Народности Кении.
3
Гермес предлагает самые разные обмены. Микки Мэнтл (1931–1995) и Уилли Мэйс (1931) — знаменитые американские бейсболисты. «Бэтмэн» и «Капитан Марвел» — популярные серии американских комиксов; Джейн Остин (1775–1815) — известная английская писательница. «Фанни Хилл, или Воспоминания женщины для утех» — роман английского писателя Дж. Клиланда (1709–1789)
4
Курортный город на о. Ямайка.
5
Джон Браун (1800–1859) — Л/Ш.ИРНШЙЙШ борец за освобождение рабов в Америке. Здесь имеется в виду известная баллада американского поэта С. В. Кеннета (1898–1943).
6
Эспен — курортный городок на севере США; «Канард» — англо-американская корабельная компания; «Куин Мэри» — знаменитый некогда океанский лайнер.
7
Таити, Бора-Бора — острова в Полинезии.