Мои парни не любят высокопарности, но отлично понимают: от исправности и надежной работы всех перечисленных «мелочей» зависит жизнь боевого пловца.
Итак, все в порядке.
Я посмотрел на часы. С момента разговора с контр-адмиралом минуло пятьдесят пять минут. Уложились.
Георгий дружески похлопал меня по плечу и подал последний элемент – своеобразный символ власти командира группы – навигационно-поисковую панель. На ее экране, светящемся таинственным голубоватым светом, отображалась великолепная картинка со сканирующего гидролокатора кругового обзора.
Устюжанин вернулся на палубу и занял место у станции гидроакустической связи. Наш катер отчалил от борта и понесся к оранжевой точке – бую-маркеру, обозначающему точное место затопления траулера.
Приехали.
Надвинули на лица маски, открыли баллоны. Садимся на борт и по очереди опрокидываемся назад.
Глава шестая
Архипелаг Земля Франца-Иосифа,остров Земля АлександрыМарт – сентябрь 1945 годаНа протяжении Второй мировой войны германские подводники имели в Александровской «подскальной» базе все необходимое для нормальной и относительно комфортной жизни.
Используя бесценный опыт обустройства баз на Новой Земле, немецкое командование решило построить нечто похожее и здесь – вблизи северного пути в Японию, которым, из-за малоизученности и сложной ледовой обстановки, не осмеливался пользоваться никто, кроме немецких подводников. Во второй половине тридцатых годов на пустынный архипелаг прибыли три судна с оборудованием, инструментами, стройматериалами, продуктами, охраной, инженерами и несколькими сотнями военнопленных.
Некоторое время ушло на изыскательские работы, а спустя две недели на прибрежных скалах бухты Нагурского стояли четыре деревянные постройки, после чего закипела работа по возведению главного сооружения внутри высокой скалы. Вначале пробили наклонный шурф, расширили его до приемлемых размеров, установили рельсы с лебедкой, пустили пяток вагонеток. И приступили к горизонтальной выработке.
Тяжелая работа по расширению природного грота не прекращалась в течение восемнадцати месяцев: три смены круглосуточно вгрызались в твердую скальную породу. В итоге был построен глубокий искусственный водоем, сообщающийся с проливом Кембридж широким подводным тоннелем, влево от водоема внутрь скалы уходила обширная зона технического обслуживания субмарин, вправо вел коридор к жилым отсекам.
Готовую базу приезжал принимать генерал-адмирал – один из заместителей Дёница. И, говорят, остался весьма доволен. Еще бы – под скалой он увидел целый город! Каменные тротуары, казарменные отсеки, продовольственные, топливные, оружейные склады, небольшая ремонтная мастерская, пара цехов, погрузочно-разгрузочные механизмы, автономная электростанция, система вентиляции… И самое главное – стоянка во внутреннем водоеме, рассчитанная на прием и обслуживание сразу двух современных подводных лодок.
– Что прикажете делать с наклонным шурфом? – спросил у генерал-адмирала начальник строительства.
– А какие имеются варианты?
– Можем засыпать каменными обломками – я специально оставил наверху сотню кубов. Или залить бетоном – как вам будет угодно. Главное, выдержать требования маскировки…
– Знаете что, любезный, у меня другое предложение.
– Слушаю вас, – подобострастно взглянул на заказчика военный строитель.
– Я уверен в том, что обитателям этой базы иногда придется делать вылазки на остров. Поэтому оборудуйте шурф ступенями и самыми надежными дверьми – внешней и внутренней. Ну, и позаботьтесь о маскировке – тут вы абсолютно правы…
Так строители и поступили. А по окончании работ два специальных арктических танкера «Пелагос» и «Кернтерн» выполнили несколько рейсов из Германии в бухту Нагурского, завозя в склады новой базы дизельное топливо, консервированные, сушеные и замороженные продукты, грузоподъемные средства, инструменты и большое количество запасных торпед. В широкой подскальной гавани свободно умещались две небольшие подлодки «второй», «седьмой», «девятой» серии или же одна – «десятой», «четырнадцатой», а также новейшей «двадцать первой» серии. В начале сороковых годов наверху стояли два комфортабельных коттеджа вместимостью на двести человек. Оба «этажа» лагеря были прекрасно приспособлены для несения длительной вахты, все было рядом – в двух шагах.
О наклонном шурфе за бронированной дверью с хитрым замком Мор узнал через день после прибытия лодки на базу. Разбираясь с документаций, оставленной в сейфе командирского жилого отсека, он наткнулся на перечень инструкций, а также на подробные чертежи и схемы. На одной из схем и был изображен тоннель длиной почти в сотню метров. Помимо бумаг, на полках вмурованного в стену стального ящика обнаружилась связка ключей от всех основных помещений базы. Получив доступ к запасам, Хайнц прихватил Нойманна и отправился инспектировать хозяйство…
«Да, отныне наше благополучие зависит от количества этих банок и ящиков», – повторял он про себя, прохаживаясь с фонарем между высокими стеллажами одного из продовольственных складов. Следом беззвучной тенью ходил профессор. Он также с интересом изучал содержимое складов и будто намеревался сказать о чем-то важном, но пока молчал, дожидаясь окончания командирской инспекции.
Корветтен-капитан вертел в руках банку с тушеным мясом, пытаясь выяснить дату ее производства. Выяснив, поставил ее на место, вздохнул и зашагал дальше. Лицо Мора с самого начала инспекции было мрачным…
Сложность ситуации состояла в том, что никто не догадывался даже о приблизительных сроках заточения под гранитной скалой, соседствующей с толстой шапкой ледника. На первый взгляд, продуктов было предостаточно, но… сколько его команде придется прожить в этой норе, насквозь пропитанной запахами машинного масла, смолы и прелых морских водорослей?…
Оба продовольственных склада имели приблизительно равную площадь. Стеллажи первого были плотно заставлены разнокалиберными консервами: от пятидесятикилограммовых жестяных коробок с норвежской патокой, сгущенным молоком, чаем, кофе и шоколадом до полукилограммовых банок с венгерским яичным порошком, датской свининой, вареньями, мармеладом, пудингами, печеньем, сушеными фруктами и изюмом. Здесь же высились штабеля ящиков и коробок из толстого картона с восковым покрытием. В них хранились крупы, мука, сахар, макаронные изделия, галеты, стеклянные емкости с превосходным оливковым маслом, тысячи бутылок с разнообразным спиртным, сигареты, спички… Второй склад был устроен ближе к леднику и предназначался для хранения свежезамороженных продуктов – в основном мяса, рыбы, птицы и масла.
Разглядывая этикетки и читая маркировку на упаковочной таре, новоиспеченный корветтен-капитан предавался безрадостным рассуждениям: «Если нам суждено провести в заточении пару лет, то запасов хватит с избытком – мы ни в чем не будем себе отказывать. Если срок ссылки увеличится вдвое – рацион станет скудноват. Ну, а чтобы протянуть лет пять или шесть, придется здорово экономить и жить впроголодь…»
Внезапно висящие под потолком лампы весело моргнули и ожили желтоватым светом.
Мор выключил фонарь и удовлетворенно хмыкнул:
– Значит, кайзеровские генераторы в порядке. Хорошая новость.
– Кстати, о новостях, – вторил Нойманн из-за стеллажной полки. – Мне кажется, настала пора объяснить вам, Хайнц, для чего я и мои люди прибыли сюда на вашей замечательной субмарине.
– Разве у вас есть конкретная цель?
– А вы полагаете, мы просто спасали свои задницы?
Подводник усмехнулся, но промолчал, из чего можно было заключить, что он именно так и считал.
Появившись в том же проходе, доктор вытер перепачканные в масле руки.
– Напрасно вы так думаете, напрасно. У меня имеются четкие указания рейхсфюрера, и я обязан их выполнить.
– Какие еще указания, Карл?
– Продлить вам жизнь, Хайнц. Вам и всей вашей команде.
Команда обустраивалась и продолжала исследовать секретный бункер. В том, что все механизмы и агрегаты работали исправно, ничего удивительного не было – военная промышленность курировалась первыми лицами Рейха, а рабочие, допустившие брак, немедленно попадали в гестапо.
Несмотря на относительно свежие следы пребывания на базе коллег из Кригсмарине (вероятно, подскальное убежище регулярно использовалось для пополнения запасов субмарин и отдыха экипажей), склады были забиты провиантом, обмундированием, топливом и боеприпасами.
Члены экипажа и пассажиры U-3519 перенесли личные вещи из подлодки в казармы и офицерские отсеки. Хайнц Мор оставил на борту сменяемую стояночную вахту, в обязанности которой входило поддержание субмарины в боевой готовности. Вторая вахта занималась несением службы внутри базы, третья, состоящая из двух связистов, в назначенные часы крутила ручку выдвижной радиомачты и слушала эфир на волне Кригсмарине. Остальные занимались хозяйственными работами – сделать еще предстояло многое.
К примеру, инженера-механика Гюнтера здорово напрягал вопрос: куда уходит выхлоп от работающего дизель-генератора? В дальнем холодном закутке, где монотонно тарахтел дизель, здорово пахло выхлопными газами, однако дальше железной двери запах не распространялся. «Чудеса!» – подумал Мор и снарядил группу разведчиков. Те обрядились в специальные теплые маскировочные костюмы, прихватили бинокли, оружие. Корветтен-капитан отыскал на заветной связке нужный ключ, открыл сложный замок и дважды провернул круглую ручку. Разведчики помогли открыть невероятно тяжелую дверь и по очереди исчезли в темном жерле наклонного шурфа…
Вернулись они только к вечеру.
– Недалеко от края восточного ледника обнаружены блиндажи и заброшенный метеопост, – доложил обербоцман. – В блиндажах найдены пустые консервные банки с маркировкой на немецком языке.
– Здесь? – ткнул командир в карту.
– Так точно.
Мор задумался. Значит, и остальные метки, скрупулезно нанесенные на карту в штабе Кригсмарине, должны соответствовать имеющимся на острове объектам.
– Взлетную полосу на северо-восточной оконечности острова не заметили?
– Нет, судя по вашей карте, аэродром далековато.
– А насколько заметна выдвижная радиомачта?
– Телескопическая антенна поднимается на скалистом склоне и со стороны моря наверняка сливается со скалами.
– А из глубины острова?
– Оттуда ее не видно вообще.
– Это хорошо. Ну, а запах? Сверху чувствуется запах выхлопных газов?
Разведчики переглянулись.
– В чем дело? – насторожился Мор.
– Я не почувствовал, а Шлоссер вроде унюхал.
– Я же моторист, – пожал плечами Альберт Шлоссер. – Я этот запах из тысяч других узнаю.
– Покажи на карте, где воняло выхлопом?
– Здесь.
– Все верно. Спасибо. Отдыхайте…
Отпустив разведчиков, он вооружился фонарем и прошелся по стометровому шурфу до выхода на поверхность. Снаружи выход из скалы был великолепно замаскирован под каменную породу.
Хайнц удовлетворенно кивнул. Подышав свежим морозным воздухом, он возвратился вниз, тщательно запер массивную стальную дверь и… наткнулся на Нойманна.
– Мы останемся без электричества? – испуганно зашептал тот.
– Не останемся.
– Но моторист унюхал на поверхности выхлоп!
– Сегодня Гюнтер – мой инженер-механик – изучал техническую документацию, найденную в сейфе, и кое-что выяснил.
– Да? И что же?
– Вы заметили течение в нашем внутреннем водоеме?
Судя по выражению лица профессора, он вообще не понимал, о чем речь.
Хайнц улыбнулся невнимательности врача и пояснил:
– Впервые я обратил внимание на течение, бросив в воду окурок. Его довольно резво потащило от грота к тупику с резиновым отбойником.
– Простите, не понимаю, – лихорадочно потер высокий лоб Нойманн.
– Я тоже не сразу догадался, – засмеялся подводник. – Дело в том, что от тупиковой стенки к соседнему заливу пробита неширокая подводная протока, по которой постоянно движется вода.
– Почему она движется?
– Из-за общего течения или благодаря перепаду уровней – пока не знаю. Но дело не в этом. Главное состоит в том, что строители этого бункера установили в протоке подводную электростанцию – несколько гребных винтов с генераторами. Ее документацию сегодня и обнаружил инженер-механик…
Команда обживала неуютный, мрачный и холодный бункер. Увы, но поначалу холод оставался главным неудобством нового жилища. После первой же ночи, проведенной на кровати в одной из офицерских комнат, Мор понял, для чего интенданты в Ростоке выдали его команде большое количество комплектов альпийского обмундирования. Утром он еле заставил себя вылезти из-под вороха прихваченной с лодки одежды. И тут же распорядился раздать людям теплые вещи, присовокупив к комплектам по одному лишнему одеялу из местного вещевого склада. Правда, через несколько дней механики разобрались с электростанцией и запустили ее в работу, что позволило использовать дизель-генераторы для обогрева жилых отсеков тепловыми вентиляторами. Это немного улучшило ситуацию с ночным отдыхом, однако для нахождения в рабочих помещениях морякам все равно приходилось надевать толстые свитеры…
Минули первые месяцы длительной вахты.
Нойманн ежедневно занимался своими секретными делами. Одну из казарм профессор моментально нарек «лазаретом» и зарезервировал его за собой и коллегами-врачами. Они долго возились с привезенными на подлодке металлическими частями странного вида и в конце концов собрали несколько десятков стальных цилиндров.
– Зачем эти капсулы? – заглянул как-то к профессору Хайнц.
Мор и Нойманн по праву старших офицеров занимали отдельные отсеки, полтора десятка старших унтер-офицеров ютились в трех больших комнатах, в остальных, с относительным комфортом, размещались офицеры, врачи, инженеры.
В жилище профессора соблюдался идеальный порядок. Все вещи лежали строго на отведенных местах, исключением был рабочий стол – на нем царил невообразимый бардак.
– Заходите, дорогой Хайнц. Присаживайтесь, – оторвался на секунду от толстого фолианта Нойманн.
– Благодарю. Так для чего же вам капсулы? – повторил свой вопрос подводник.
– Ваша команда исполняет приказ Карла Дё– ница, а моя – Генриха Гиммлера.
– Вы действительно полагаете, что кто-то из моих людей поверит в ваши сказки о продлении жизни?
– Поверит. И вы, дорогой Хайнц, мне в этом поможете.
– Вы с ума сошли! Я не стану вам помогать засовывать моих людей в эти стальные гробы!
– Не зарекайтесь. Лучше скажите, что вы намерены предложить команде, когда продовольственные склады опустеют?
– Склады забиты продуктами, – возразил Мор. – И мы привезли с собой несколько тонн припасов.
– Не спорю – на пяток лет хватит. А дальше?
– Дальше?! Вы намерены прожить здесь дольше пяти лет?
– Никто не знает, сколько нам предстоит тут прожить, прежде чем дежурный радист услышит заветный сигнал на частоте Кригсмарине. Никто! – отчеканил Нойманн. – Поэтому меня и мучит любопытство: чем вы намерены кормить команду, когда иссякнут запасы? Ловить норвежскую сельдь? Лазать по скалам и собирать мох с лишайниками? Или охотиться на белых медведей?…
Издевательские намеки на ограниченность продуктового запаса врасплох не застали – Мор и сам сломал уже голову над нелегкой задачкой. Не то чтобы она не давала ему спать, однако проблема имелась и через определенное время на самом деле обещала стать вопросом жизни и смерти.
– Хорошо, – сказал корветтен-капитан, – я готов выслушать ваше предложение.
– Присаживайтесь. Наша беседа будет длинной – мне нужно многое вам объяснить…
Монолог Нойманна длился более часа и почти не прерывался. Ученый с увлечением повествовал об экспериментальной биологии, об успешных опытах по вводу испытуемых в искусственный гипобиоз – клинический аналог природного обратимого снижения интенсивности жизнедеятельности теплокровных организмов.
Дважды далекий от медицинских вопросов подводник переспрашивал о сути непонятных терминов, и еще дважды сам профессор замолкал, дабы налить в походные металлические рюмки хорошего темного рома.
– Что ж, меня вы почти убедили, – подпалил Мор сигарету.
Нойманн пристально посмотрел на собеседника:
– И вас не смущает тот факт, что испытуемые в моей секретной лаборатории усыплялись препаратом «бессмертия» лишь на короткий срок?
– У нас действительно нет выбора.
– Вы правы: если не уложить в капсулы и не усыпить ваших людей, провизии надолго не хватит.
– Есть одна проблема. – Затянувшись, Хайнц выпустил к потолку клуб дыма.
– Слушаю.
– Меня вы убедили, но главное – заставить поверить команду. Мы оказались в такой ситуации, в которой лучше действовать посредством убеждения, а не приказов.
– Согласен. Начните издалека, – провожая подводника до стальной двери, приговаривал врач. – Пригласите для ревизии складов кока и еще кого-нибудь. Сократите норму довольствия и прилюдно объявите причину. И постоянно напоминайте морякам о длительности нашего здесь пребывания…
С точки зрения профессора Нойманна, изоляция от внешнего мира была огромным благом для науки в целом и для любого конкретного опыта. Занимаясь медицинскими экспериментами в Дахау, он пользовался неограниченной свободой в выборе «материала» и научных методов, имел полную индульгенцию от рейхсфюрера СС. Однако близость высокого начальства, страх ошибиться или не успеть к назначенной дате висели над ним подобно остро отточенному двуручному рыцарскому мечу. Здесь же, под землей и на краю света, не довлели политические задачи и сжатые сроки, здесь не докучало начальство, и никто не мешал делать то, к чему профессор готовился долгие годы.
В беседе с командиром подлодки он рассказал далеко не все. «За кадром» остались летальные исходы, случавшиеся в секретной лаборатории Дахау с каждым третьим испытуемым при выходе из экспериментального сна.