— Что? Послушайте…
— Нет, это вы послушайте. А мне уже тошно! Выходит, я все же просчитался. Я-то поверил, что вы ни при чем, несмотря на все улики. А теперь вы сами себя выдали с головой и с ногами. И все почему? Не могли сидеть тихо.
Он распалялся все больше:
— Когда человек на подозрении, он может затаиться и ждать, что будет, авось полиция не найдет доказательств. Это, пожалуй, самая правильная политика, но, конечно, самая тяжелая. Вам она не под силу. У вас же воображение! Вам нравится придумывать всякие страхи да трепать себе нервы. Другой путь — смыться, замести следы. Тоже неглупо. Но это не для вас. У вас семья, положение. Состряпать разные лжедоказательства и выгородить себя. Но для такого дела надо твердо верить, что вы куда смекалистей полиции. Профессору это нетрудно. Ведь потому вы и профессор, что у вас голова хорошо варит. Верно?
Брейд решительно прервал его:
— Уверяю вас, ко мне ваши доводы не имеют никакого отношения.
— Ладно, профессор. Это я уже слышал. Дайте мне кончить. Чаще всего лжедоказательства подстроены так, чтобы виновный выглядел жертвой. Если, к примеру, где-нибудь грабят и мы считаем, что воры живут по соседству, бывает, что их дома тоже оказываются обчищенными. Вор пострадал, значит к нему не придерешься. Не может же он сам себя обобрать! Понятно?
— Значит, я сам повредил баллон и вызвал вас?
— Слушайте, профессор, вы мне нравитесь, но, по-моему, вы именно так и сделали.
Брейд поднял редуктор и спокойно спросил:
— Как вещественное доказательство он вас не интересует?
— Он же ничего не доказывает.
Брейд кивнул.
Мягкой тряпкой, смоченной в спирте, он промыл резьбу на редукторе и баллоне, затем протер ее эфиром и продул сжатым воздухом.
— Как следует обработаю потом. — Резким поворотом гаечного ключа он закрепил редуктор на баллона.
Положив ключ на место, Брейд повернулся к Доэ-ни, который внимательно наблюдал за ним.
— Вы применяете ко мне психологический нажим, но я вижу ваши приемы насквозь, — сказал он. — Вы пытаетесь внушить мне, будто запутали меня в паутину логических доводов, и воображаете, что я не выдержу, вы вырвете у меня признание, и у вас в руках окажутся ваши драгоценные доказательства для присяжных. Ничего не выйдет!
— Отчего же?
— Потому что это может получиться только с виновным, а я не виноват. Больше того, я даже знаю убийцу.
Доэни широко улыбнулся:
— Теперь вы взялись за психологический нажим?
— Я не знаю, как это делается.
— Ладно. Кто же убийца?
Брейд почувствовал, что приходит в исступление, — уж больно покровительственно, словно с неразумным ребенком, обращается с ним Доэни. Он сказал:
— Мне тоже нужны доказательства. И я вам их представлю. Вы только сидите и наблюдайте.
Он быстро взглянул на часы, подошел к телефону, набрал внутренний номер:
— А, это вы. Очень хорошо. Говорит профессор Брейд. Второй час лабораторных уже кончается, правда? Не зайдете ли сразу ко мне в кабинет? Хорошо.
Он повесил трубку.
— Еще несколько секунд, мистер Доэни.
В дверь тихо постучались, и Брейд впустил Роберту. Ее лицо казалось померкшим, словно жизнь в ней едва тлела. Взгляд блуждал.
«Бедняга!» — невольно подумал Брейд.
Он сказал:
— Роберта, этот джентльмен — мистер Джек Доэни.
Глаза ее на секунду обратились к Доэни. Она пробормотала:
— Здравствуйте.
Брейд продолжал:
— Это инспектор, ведущий дело Ральфа.
Веки девушки дрогнули, и в глазах загорелся интерес:
— Значит, случай с Ральфом расследуется?
— Мистер Доэни полагает, что смерть Ральфа не была несчастным случаем. Я с ним согласен. Ральф убит.
Роберта вся вспыхнула:
— Что вы говорите!
Теперь она уже не отрывала взгляда от Доэни:
— Я знала, что он не мог так глупо ошибиться! Но кто его убил? Кто?
Брейд подумал — как быстро она приняла эту версию! Даже не усомнилась.
Он ответил:
— Вот это мы и пытаемся узнать. А пока хотелось бы выяснить еще одно обстоятельство. Должен сказать, что мистеру Доэни известно о вашей дружбе с Ральфом.
Роберта сказала с презрительным безразличием:
— Это меня не удивляет.
— Вот как!
— Миссис Нейфилд, мать Ральфа, говорила, что полиция ее расспрашивала. — Она повернулась к Доэни: — Вы могли спросить прямо у меня. Я бы вам все сказала.
Доэни улыбнулся и ласково объяснил:
— Не хотелось, мисс, беспокоить вас без надобности. Я думаю, вам и без нас не сладко.
— Еще бы!
— Мистер Доэни выяснил, что вы с Ральфом ссорились, — сказал Брейд.
— Когда? — удивилась Роберта.
Брейд попросил:
— Сядьте, Роберта. Я хочу кое-что уточнить, и вы можете помочь мне. Пожалуйста, сядьте.
Роберта поколебалась и медленно села на стул у самой двери.
— О какой ссоре идет речь, профессор Брейд?
— О вашей ссоре в кондитерской.
На лице ее выразилось изумление, на лице Доэни тоже — правда, в меньше степени.
Брейд пояснил:
— Вы спорили из-за того, какой сорт мороженого вам следует заказать.
Роберта покачала головой:
— Не помню ничего подобного. Кто вам сказал? — Она переводила взгляд с одного на другого, затаившаяся и настороженная.
Доэни не пришел ей на помощь. Брейд подумал: «Он протягивает мне спасительную веревку, отпускает дюйм за дюймом и ждет, что я вот-вот сорвусь и закачаюсь с петлей на шее».
Он сказал:
— Я слышал, что вы хотели заказать мороженое с кремом, из-за этого вы и поссорились.
— Нет.
— Во всяком случае продавец слышал, как вы спорили шепотом, и ясно различил слова «взбитый крем», а потом вы заказали себе порцию мороженого со взбитым кремом.
Брейд сделал паузу. Роберта молчала, но лицо ее побледнело, глаза заволоклись слезами и казались огромными.
Брейд продолжал:
— Прошу вас, Роберта, объясните мистеру Доэни, что продавец, по-видимому, превратно понял услышанное. Объясните, пожалуйста, что вы имели в виду, говоря о взбитом креме.
Роберта молчала.
Брейд сказал:
— В каком значении употребляют это слово студенты?
Роберта молчала.
Брейд настаивал:
— Роберта, правильно ли я считаю, что «взбитый крем» означает у студента подделку? Вы спорили не о сорте мороженого, а о подтасованных данных?
— Нет, — выдохнула она.
— Вчера я застал вас в лаборатории Ральфа. Вы просматривали его записи. Вы действительно выбирали, что взять себе на память, или искали подтасованные результаты? Вероятно, вы хотели уничтожить подделку и спасти его доброе имя?
Роберта смогла лишь отрицательно покачать головой.
— Роберта, скрывать бесполезно, — сказал Брейд. — Я тоже просмотрел вчера его записи и обнаружил подлог.
— Нет! — в отчаянии выкрикнула Роберта. — Я хочу сказать, вы не понимаете! Все совсем не так, как вы говорите! Ральф был в отчаянии. Он сам не знал, что делает!
Брейд нахмурился:
— Боже мой, Роберта, конечно он прекрасно знал, что делает. Его махинации тянулись несколько месяцев. Не оправдывайте его. Для такого поступка оправдания нет.
— Я же говорю вам, он не способен был рассуждать нормально. Ему нужна была степень! Во что бы то ни стало! Он так верил в свою теорию — он был убежден, что со временем получит точные данные, и тогда…
— А пока он их подделывал, чтобы иметь что-нибудь про запас, если точных данных так и не будет. Да?
— Профессор Брейд, я могу поклясться, что он никогда бы не воспользовался этими данными. Я хочу сказать… — Она беспомощно вытянула вперед руки, словно стараясь найти слова. Судорожно глотнув, она продолжала: — Он рассказал бы вам. Он бы все вам рассказал, прежде чем решиться на защиту.
— Он сам так говорил? — спросил Брейд. Жалость к ней одолевала его, он никак не мог с этим справиться.
— Я уверена, что он поступил бы так.
Наконец вмешался Доэни. Он облокотился на стол:
— Позвольте, профессор, я на минуту прерву вас. Мисс, скажите мне только одно: откуда вы узнали про этот мухлеж? Не может же быть, чтобы ваш друг пришел и все вам выложил?
— Нет, нет. — С минуту она невидящим взором смотрела, на сыщика. Потом произнесла: — У меня есть ключ от его лаборатории. Иногда я заходила, когда он меня не ждал. Один раз я подошла к нему сзади на цыпочках. Ну, понимаете…
Доэни кивнул:
— Понятно, понятно. Хотели напугать его, закрыть глаза ладонями, подшутить как-нибудь. Ясно, продолжайте.
— Он сидел над записями. Я увидела, чем он занимается. Он брал цифры прямо с потолка и подгонял их под уравнение. Я вскрикнула: «Что ты делаешь?» Она закрыла глаза, вспоминая.
Доэни спросил:
— И он вам сказал?
Она покачала головой:
— Нет. Он меня ударил. В первый раз. Единственный. Он вскочил со стула, ударил меня и вообще как будто сошел с ума. А потом тут же раскаялся и стал меня обнимать, но…
Доэни спросил:
— И он вам сказал?
Она покачала головой:
— Нет. Он меня ударил. В первый раз. Единственный. Он вскочил со стула, ударил меня и вообще как будто сошел с ума. А потом тут же раскаялся и стал меня обнимать, но…
— Но вы уже поняли, чем он занимается.
— Да.
— Когда это было?
— Недели три назад, кажется.
— Об этом вы и спорили в кондитерской? Вы хотели заставить его бросить это дело и начать все заново?
— Да.
Доэни снова откинулся назад и поднял брови. Он сказал Брейду:
— Этот раунд выиграли вы, проф. Вы, я смотрю, не зеваете. — Казалось, он немного повеселел. — Ну что, припасли еще что-нибудь?
— Я не совсем уверен, — начал было Брейд, но Дверь в лабораторию отворилась.
Брейд поднял глаза.
На пороге, держа в одной руке ключ, в другой трость, стоял Кэп Энсон.
Старый ученый с явным неудовольствием оглядел присутствующих и, не удостоив их даже кивком, сказал:
— Мы с вами договаривались встретиться, Брейд.
— Господи, верно! — воскликнул Брейд и покаянно взглянул на часы. Было ровно пять. — Кэп, слушайте, разрешите задержать вас еще на десять минут? А? Посидите чуть-чуть, мы сейчас кончим.
Он поднялся, обошел Энсона, запер дверь и, ласково взяв своего старого учителя за плечо, усадил его.
— Мы быстро.
Кэп Энсон многозначительно посмотрел на часы:
— У нас много вопросов.
Брейд кивнул и повернулся к Роберте:
— Я вот что еще хотел узнать, Роберта. Как это все отразилось на ваших отношениях с Ральфом? После того, как вы узнали, что он подгоняет данные?
Энсон подался вперед и вмешался:
— Что еще за подгонка данных?
Брейд объяснил ему:
— По всей видимости, Ральф подтасовывал результаты своих опытов, чтобы они соответствовали его теории. Кстати, познакомьтесь: это инспектор Доэни, ведущий наше дело. Профессор Энсон.
Энсон не обратил никакого внимания на представленного ему Доэни. Он гневно спросил:
— Тогда чего же ради вы толковали мне в субботу, что собираетесь продолжить работу этого мальчишки?
— Я обнаружил подделку только вчера, в воскресенье, — сказал Брейд. — Итак, Роберта, вы мне не ответили. Как это отразилось на ваших отношениях?
— Ну, мы спорили, вот и все. Я понимала, что с ним происходит. Я знала, что он не воспользуется подделкой, что он все исправит.
— Он обещал вам это?
Роберта молчала.
Брейд настаивал:
— Послушайте, Роберта. Вы же знали Ральфа. Он был так подозрителен! Всех готов был считать своими врагами. Не правда ли?
— Он прожил очень тяжелую жизнь.
— Я его не осуждаю. Я только хочу констатировать факт. Вы принадлежали к тем немногим, кого он признавал, кому пытался довериться. И вдруг вы его выследили, обвиняете его, надоедаете упреками. Вы превратились в его преследователя, во врага. Вы понимаете, к нему я это говорю?
Доэни снова вмешался:
— Знаете, проф, получается, будто вы хотите доказать, что ваш парень убил эту молодую леди. Но она-то жива-здорова.
— Я знаю, — быстро отозвался Брейд. — Но если Роберта стала казаться Ральфу врагом, он не обязательно должен был убивать ее. Однако он несомненно отдалился от нее и мог разорвать помолвку. У него на счету достаточно брошенных девушек — не так уж трудно предположить, что он собирался бросить и Роберту.
Роберта покачала головой:
— Нет.
Брейд жестко продолжал:
— И не так уж трудно предположить, что покинутая девушка может по-своему свести с ним счеты.
— Что вы хотите сказать? — воскликнула Роберта.
— Что убить Ральфа могли вы.
— Да вы с ума сошли!
— А вы полагаете, что его мог убить кто-нибудь другой? Из-за чего? Из-за подтасованных данных? — холодно спросил Брейд. — Кто, кроме вас, знал о них? Разве кто-нибудь мог вас подслушать?
Он поднялся и склонился над девушкой.
Она отшатнулась:
— Нет, то есть не знаю.
— Вы когда-нибудь спорили об этом громко у него в лаборатории? Вечером?
— Да… однажды.
— Мог вас кто-нибудь услышать? Кто был в коридоре? Кому был слышен ваш спор?
— Да никому! Я не знаю. Никому!
Кэп Энсон не выдержал:
— Послушайте, Брейд, зачем вы терзаете бедную девушку?
Брейд отмахнулся от него. Он настаивал:
— Кто мог вас слышать? Кто, Роберта?
— Но я же говорю вам, что никто! Откуда я знаю!
— А может быть, он? — и Брейд резко ткнул пальцем в сторону Кэпа Энсона.
Кэп Энсон гневно воскликнул:
— Это еще что?
И на секунду все замерли, словно живая картина: Брейд с вытянутым указательным пальцем, возмущенный Энсон с приподнятой тростью, Роберта, вот-вот готовая разрыдаться, и Доэни, бесстрастно наблюдающий за ними.
Брейду пришлось опустить руку. Он был в отчаянии. А как старательно он импровизировал! Зная, что Энсон придет ровно в пять, он пытался к этому моменту довести Роберту до нужного состояния, сбил с толку, запугал, запутал и только в самый напряженный момент переложил всю тяжесть вины с нее на Энсона.
Чего он ждал? Что Энсон не выдержит и признается? А он тем самым добудет необходимые доказательства для присяжных? Да, выходит, он ждал именно этого. Доэни сказал:
— Вас правильно спрашивают, проф: это еще что?
С тяжелым сердцем Брейд проговорил:
— Это сделал Кэп.
— Что сделал? — накинулся на него Энсон.
— Убил Ральфа. Это сделали вы, Кэп.
— Клевета! — возмутился Энсон.
— Это правда, — сокрушенно сказал Брейд. Что предпринять, чтобы в его слова поверили? — Вы услышали спор Ральфа и Роберты. Кто, кроме вас, бродит вечерами по коридорам? Это ваша давняя привычка. Вы узнали, что Ральф подделывает результаты своих опытов.
— Ваши слова ничего не доказывают, Брейд! Но предположим, да, я узнал. Что из этого следует?
— Из этого следует, что Ральф был моим учеником, а я вашим, Кэп.
Брейд поднялся, встал напротив старого профессора и посмотрел на него в упор. На минуту они забыли обо всем — только они и их скрещенные взгляды имели значение.
— Поведение Ральфа бросало тень на меня, а это, в свою очередь бросало тень на вас. Ваша профессиональная честь оказалась под угрозой.
— Моя профессиональная честь, — звенящим голосом возразил Энсон, — здесь ни при чем. Ей ничто не может повредить.
— Я в этом не убежден. Мне кажется, вы всю жизнь судорожно цепляетесь за нее обеими руками. Вспомните, что сегодня утром рассказывал Кински. Вы любили сравнивать себя с капитаном корабля — корабля научных экспериментов. Вы капитан, ваши ученики — команда. А в открытом море капитан вправе распоряжаться жизнью своей команды. Не так ли, капитан?
— Я не понимаю, о чем вы.
— Вам всегда хотелось распоряжаться жизнью ваших учеников. Может быть, вы и сами этого не сознавали, но только почему же вы так дорожили прозвищем «Кэп»? И вдруг вы узнаете, что ваш ученик, то есть аспирант вашего ученика и, следовательно, все-таки ваш ученик, совершил тягчайший из грехов. Непростительный, смертельный грех. Нарушил основную заповедь науки. И вы приговорили его к смерти. Вы были вынуждены. Если бы он остался в живых и все открылось, ваша репутация…
Внезапно подал голос Доэни, и от неожиданности все вздрогнули:
— Вы считаете, проф, что этот старичок пробрался к вашему парню в лабораторию и подстроил номер со склянками?
— У него есть специальный ключ, — сказал Брейд.
— А откуда он знал, как ваш паренек надумал проводить опыт? Что ж, он регулярно лазил к нему и рылся в его записях?
— В этом не было необходимости. Энсон постоянно бывал в моей лаборатории. Заходил, например, в пятницу, когда я вернулся с лекции. Я застал его здесь и сегодня утром… Да он только что вошел сюда на ваших глазах. А копии записей Ральфа, со всеми его подтасовками, хранятся у меня. Ральф подробнейшим образом вел описания своих опытов, в них есть упоминание и о заготовленных заранее колбах. Кэп прекрасно знал, как ему поступить. Его собственная тщательность помогла ему использовать во зло тщательность Ральфа.
— Ваши обвинения не имеют под собой никакой основы, — заявил Энсон, — я не намерен отвечать вам.
Брейд исступленно продолжал:
— А когда вы узнали, что работу Ральфа собираюсь продолжать я, — он на секунду остановился передохнуть, вынул платок и обтер лоб, — вы пытались отговорить меня. Помните, в Зоологическом саду, в субботу? Вы надеялись заинтересовать меня сравнительной биохимией. Но у вас ничего не вышло, тогда вы приговорили к смерти и меня. Я мог опозорить вас, вот вы и решили..
Широкое лицо Доэни стало вдруг озабоченным, он встал.
— Спокойней, спокойней, профессор, — воззвал он к Брейду. — Не все разом. Закончим про вашего паренька.
Брейд еще раз провел платком по лицу.