— Сегодня знаменательный и важный день в истории королевства Оэр…
Все-таки жаль, что не хватило замаха снести этому придурку голову. Моя Ева выглядела растерянной. Я смотрел внимательно, но толпа придворных заволновалась, потекла к трону, закрывая от меня Еву. А потом и меня дернули в сторону.
— Идем, арманец.
Сделал шаг и понял, что меня опутали магией так, что даже идти больно. И наложили печать молчания.
Чего так боялся Первородный? Каких моих слов? Про Еву? Или про Стену? Какую правду не хотел слышать?
А впрочем, неважно.
Смотрел лишь на дикарку, пытаясь понять, что она чувствует. Лицо спокойное, отрешенное, лишь глаза горят зеленым пламенем. Но отчего этот огонь?
— Порадует вас такой дар, Ваше Высочество?
— Несомненно…
Несомненно…
Что ж, она вправе меня ненавидеть — есть за что. И желать мне смерти.
Посмотрел на ее руку в ладони Первородного. Ревную… Дико ревную, даже сейчас.
Хлыщ еще что-то говорил, кажется, собирается казнить меня. Окружающие нервничают, хоть я и стою скованный так, что не пошевелиться. И все равно вокруг меня все пахнут страхом, этот запах не скрыть от моей звериной сути. Все, кроме Евы… И тех, что стоят рядом с ней: темноволосый молодой мужчина и пожилая женщина.
Женщину помню. Когда-то она показала мне весьма качественную иллюзию- воспоминание… Мужчина смотрит с откровенной ненавистью, он неуловимо похож на мою дикарку. Не лицом или мастью, а чем-то другим, чем бывают похожи люди, выросшие вместе или долго живущие рядом. Брат. Наверняка брат.
Первородный тоже не боится, он пылает под своей ледяной маской. Его сжигает огонь ревности, в его глазах — приговор. Два месяца я точно не проживу…
Уходил, не оглядываясь. За дверью почувствовал, как с меня сняли печать молчания.
— Бал окончен, — мрачно объявил страж.
— А как же последний танец, красотка? — хмыкнул я.
Крылатый ударил под дых, а потом усмехнулся.
— Я сегодня занят, красавчик.
Тоже хмыкнул, пытаясь отдышаться. С чувством юмора попался…
* * *У дверей за моей спиной встали Виар и Диос, а выйдя в коридор я почти побежала, так, что мои стражи припустили следом, придерживая оружие. Но меня порадовало, что делали они это молча, не задавая вопросов.
Туфли на каблуках я просто скинула по дороге и помчалась, перепрыгивая через ступеньки. Да, наверное, я действительно дикарка…
Ворвалась в свои комнаты и захлопнула дверь. И сразу кинулась к шкафам, залезла в дальний угол, доставая стержень, зажала его в руке и перевела дыхание. В этих платьях Первородных совершенно ничего нельзя было спрятать, так что брать стержень на бал я побоялась. Но теперь он был мне нужен. Я решительно опустила его за корсаж и снова метнулась к двери. Но выйти не успела, потому что створка стукнула, впуская Арвиэля. И его взгляд мне совсем не понравился.
— Кажется, вы совсем забыли о правилах приличия, Ваше Величество? — холодно спросила я.
— А ты куда-то собралась? — так же холодно осведомился он. — Уж не к арманцу ли?
Я замерла, уже не скрывая ненависти к нему. Он тоже остановился, оттянул ворот своего парчового одеяния, словно он душил его.
— Что с ним будет?
— То, что я сказал. Его казнят. И за дело, Ева. Ты так не считаешь? Ты ненавидишь меня, но разве это я убил твоего отца? Или ваших подданных? Взял тебя в плен? — Арвиэль скривился, снова потянул ворот. — Ева, послушай меня, мне жаль, что так получилось. Жаль, что ты узнала о свадьбе таким образом… Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела, но ты меня просто вынудила так поступить! Я… я люблю тебя. Много лет люблю…
— Правда? Любишь? Тогда оставь меня в покое, Арвиэль! — обозлилась я.
— Нет, — он убрал руку от ворота, и лицо снова стало застывшим, как у ледяной скульптуры. — Мне жаль, Ева, что тебе это не нравится. Жаль, что ты так относишься ко мне. Но ты станешь моей женой, и это решение не изменится. Я и так слишком долго мирился с твоими отказами, Ева.
— Ах, так все дело в этом? — вскинула я голову. — Уязвленное самолюбие, Ваше Величество? Решили доказать всему миру, что все-таки получите ту, что отказала вам… сколько раз? Я уже и не помню!
— Зато я помню, — без эмоций отозвался он. — Понимай, как хочешь, Ева. И теперь послушай меня, — он отошел к окну, заложил руки за спину, не глядя в мою сторону. — Сейчас ты злишься и ненавидишь меня, ненавидишь Люка, считаешь нас обоих предателями. Но после ты поймешь, что мы правы. И давай начистоту. Мне совсем не хочется тащить к храму упирающуюся или ругающуюся невесту. Я хочу, чтобы ты шла с улыбкой, демонстрируя счастье и покорность своему будущему мужу. И ты будешь делать именно это, Ева.
— Первый вариант мне нравится больше, — огрызнулась я.
— Ты будешь улыбаться, — повторил он холодно. — Будешь вести себя, как и подобает моей королеве — достойно и покорно. Потому что у тебя нет выбора.
— Арвиэль. Ты мне сейчас угрожаешь?
— Я сейчас обрисовываю ситуацию, Ева.
— Люк расторгнет помолвку. Он обещал…
Арвиэль подошел ближе.
— Тогда вместо союзника Идегоррия получит врага. И довольно сильного, Ева. На сторону Первородных встанут ледяные перии — они зависят от наших рудников, а также все побережье до самой Марены. Ты ведь умная девушка, наследница, должна понимать. — он остановился совсем рядом, напряженно всматриваясь в мое лицо. — Ты ненавидишь меня и считаешь это подлостью? Но я всего лишь борюсь за то, что мне дорого. Только и всего…
— Менее подлым оно от этого не становится, — бросила я и отошла. — Мне не интересны твои мотивы, Арвиэль, мне непонятно другое. Неужели ты хочешь получить такую жену? Не любящую тебя, более того — презирающую за подлость и шантаж? Жену, к которой будет страшно повернуться спиной? Я никогда не смогу относиться к тебе по-другому, никогда не полюблю. Ты хочешь такой жизни?
Если я хотела достучаться до Первородного, то у меня не получилось: он лишь пожал плечами.
— Зато я получу то, что хочу. А насчет любви… Разве кто-то из нас имеет на нее право? Я получу тебя, и этого достаточно.
— Не дождешься, — сквозь зубы прошипела я.
— Дождусь. И получу, — с нажимом повторил он. — Как ты смогла уже убедиться, я очень терпелив. Я ждал тебя пять лет. Пока ты повзрослеешь, пока поймешь, пока оценишь и примешь меня. Я ошибался в этом… Насколько я понял, ты предпочитаешь грубые действия, правда?
Он резко дернул меня на себя, сжал руки и смял мне губы поцелуем. Холодный, словно камень, покрытый инеем. Тара говорила, что у Первородных температура тела немного ниже, чем у людей, и их кожа всегда кажется нам прохладной. И его поцелуй был таким же — размеренным, жестким и ледяным. Черно-белым, без других оттенков и красок, словно не поцелуй вовсе, а лишь его набросок углем. Правда, таким он был лишь для меня, потому что Арвиэль прижимал меня все сильнее, и его язык почти душил, не давая вздохнуть. Дыхание Первородного стало тяжелым, рваным, а руки сжимали меня, гладили спину, зарывались в мои волосы. Я попыталась вырваться, и удивилась, насколько Арвиэль сильный. Глядя на его худую фигуру, я не подозревала в нем этого. И поэтому осталось лишь одно: глотнуть воздуха и изо всех сил укусить его за губу.
Он придушенно вскрикнул и отпрянул. Хотел что-то сказать, но за дверью раздался шум и грохот, кто-то заорал, и дверь отлетела в сторону, являя нам разъяренного Люка.
— Какого демона ты делаешь, Арвиэль? — заорал он на друга.
— Люк, хватит орать, — Первородный взмахнул рукой, и дверь с громким стуком захлопнулась, чуть не прищемив нос одному из стражей.
— Ева, что он с тобой сделал? У тебя кровь? Арвиэль, ах ты сволочь…
— Да все с твоей сестрой в порядке! — раздраженно дернул плечом властитель и упал в кресло, не глядя на нас. На светлом наряде появились капли крови из прокушенной губы, и он поморщился недовольно. — Мы всего лишь пообщались.
— Не трогай ее, — прошипел Люк, а я развернулась к брату, окинула его хмурым взглядом.
— Почему ты не сказал, что Линтар отправился за мной в портал? Зачем соврал? Я что, не могу доверять даже тебе, брат?
— Ева, зачем ты так? Я не хотел тебя беспокоить.
— Светлый Дух! — я сжала виски ладонями, а потом решительно выпрямилась. — Убирайтесь из моей комнаты! Оба.
— Ева, зачем ты так? Я не хотел тебя беспокоить.
— Светлый Дух! — я сжала виски ладонями, а потом решительно выпрямилась. — Убирайтесь из моей комнаты! Оба.
— Ева…
— Убирайтесь! — прошипела я сквозь зубы.
Арвиэль дернул плечом, поднялся и вышел, не посмотрев больше на нас. Люк вздохнул, попытался что-то сказать, но наткнулся на мой злой взгляд и тоже ушел.
Дверь за ними захлопнулась, и я прижалась ухом к створке, прислушиваясь к шагам, но было тихо. Осмотрелась, раздумывая, чем бы подпереть дверь, но вся мебель была слишком тяжелой. Выглянула в коридор.
— Ваше Высочество? — обеспокоенно подошел Диос. — С вами все в порядке?
— Диос, не пускайте ко мне никого! — приказала я. — Даже… моего брата. Я устала на приеме и хочу отдохнуть.
— Конечно, Ваше Высочество.
Закрыла дверь и остановилась у стены, где в прошлый раз нащупала точку ослабления линии силы. Замерла на миг, раздумывая над тем, что хочу сделать.
«Делая выбор, ты берешь на себя ответственность за все последствия своего поступка» — вспомнились слова мудрого Ао, вздохнула и вытащила свой грифель.
Если бы это был обычный стержень для рисования, думаю, у меня ничего бы не получилось. Замок Арвиэля был надежно защищен и от магии созидающих тоже. А над моей комнатой и вовсе установили сдерживающий барьер — видимо, опасаясь, что добрая Кармели все-таки притащит мне краски. Но в моих руках был не обычный грифель. Это был застывший огонь Первого Дракона. Я провела линию прямо на двери, поверх уже существующей, рисуя новую. Но эта призрачная дверь откроется туда, где сейчас Линтар. Я так ясно представляла себе его: желтые глаза, сильное тело, белые волосы… короткие, теперь короткие…
Вздохнула еще раз, схватила со стола лампу и потянула нарисованную дверную ручку.
* * *Мне казалось, что я готова к тому, что увижу, но оказалась, что я сильно ошибалась. Вид арманца, подвешенного на цепях, растянутого так, что он не мог пошевелить даже пальцем, окровавленного и избитого, заставил меня задохнуться от ужаса и дикой боли, что скрутила нутро. Его голова была опущена и глаза закрыты. Я сделала бесшумный шаг, порадовавшись, что догадалась захватить лампу. Конечно, куда кроме подземелья мог заточить Арвиэль арманца? Туфли я так и не обула, так что по холодным камням пришлось идти в тонких чулочках, но сейчас меня это мало волновало.
«Глупая, какая же я глупая, надо было взять хотя бы воды… или еды… — думала я, чтобы не расплакаться, — или каких-то лекарств… Он же умирает… кажется…?»
Арманец чуть шевельнулся, не открывая глаз, повернул голову в мою сторону, жадно втягивая воздух.
— Кажется, у меня бред… — пробормотал он. Разбитые губы чуть изогнулись в усмешке. — Хорошо…
Я промолчала, опасаясь открывать рот. Иначе могу не сдержаться, и весь мой план обернется крахом. А я не могу этого допустить, никак…
Постояла, раздумывая. Единственное, что я могу — рисовать. Только вот на чем? Стены влажные, в кусках плесени, неровные и из грубых камней. Пол— земляной, но такой твердый, что мой грифель сломается об него. Что же придумать?
— Ева… — я вздрогнула и повернулась, встретившись с ним взглядом.
— Тише, — прошептала я. — Не знаю, как далеко стража.
Он смотрел несколько мгновений, не мигая, а потом встрепенулся, потряс головой.
— Ева, что ты здесь делаешь?
— Танцую, что, не видно? — не удержалась я. — Отличное место для увеселения.
— А что, еще не натанцевалась сегодня? — усмехнулся он. — Или пришла полюбоваться? А где же твой жених, этот Первородный хлыщ, что так нежно тебя сегодня обнимал?
— Заткнись, арманец. Думать мешаешь, — огрызнулась я, обходя каменную темницу и не находя ничего пригодного для рисования. Пнула пучок соломы с досады. Линтар покосился на мои ступни.
— Почему ты опять босая?
— Туфли потеряла, — буркнула я. Он хмыкнул, прикрыл глаза.
— Туфли потеряла… — протянул он и посмотрел остро. — Зачем пришла?
— Вернуть то, что ты мне отдал, — не глядя на него, сказала я. Он вскинул бровь таким привычным движением, что мне снова захотелось расплакаться.
Создатель всего сущего, да почему же так трудно?
— Ты спас меня, когда Арвиэль замкнул на меня портал, я знаю. Верну долг, не хочу быть обязанной. Тем более, тебе.
— Вот как… — он смотрел в упор, я чувствовала этот взгляд, но не поворачивала голову. Проклятая темница, ничего тут нет! А я чего ожидала, глупая, мольберт с красками и натянутым холстом? — Ничего, что я не стану поздравлять тебя с помолвкой, Ева? Мне не понравился твой выбор жениха.
— Да что ты! — я обернулась гневно. — Почему, интересно? Арвиэль добивается меня пять лет, он заботливый…
— Он чуть не убил тебя.
— … терпеливый…
— Замороженный самодовольный хлыщ.
— Красивый…
— У тебя дурной вкус.
— И он не убивал моего отца!
Линтар замолчал, но взгляд не отвел.
— Да, — медленно протянул он. — Достойный кандидат.
— Вот именно! — бросила я.
Я снова пнула солому и перевела взгляд на арманца. Рисовать мне было не на чем. Разве только… я обошла его по кругу, придирчиво рассматривая. Что ж, видимо, ничего другого не остается.
— Ева, что ты делаешь? — напрягся он, когда я провела рукой по его спине. Заставляла себя отвлечься и не думать, что размазываю по израненной коже кровь. Это холст, просто холст… он дернулся, когда я случайно царапнула его ногтем.
— Прости, дикарка, я сейчас слегка не готов к играм, — насмешливо протянул он.
— Болван, — прошипела я. Слеза все-таки упала на его спину горячей каплей, и арманец попытался вывернуться, чтобы увидеть меня.
— Ева, ты что, плачешь? — с подозрением спросил он.
— С чего бы мне это делать, арманец? — сипло спросила я. — Хорошо тебя… разукрасили.
— У меня мгновенная регенерация… — глухо отозвался он. — Все заживет… Как на драконе…
Ну да, конечно. Особенно когда казнить будут…
— Что-то твоя регенерация уснула крепким сном, — пробурчала я и нарисовала на его спине первый завиток.
Все рисунки Линтара я знала наизусть и могла повторить. А могла нарисовать новый…
— Дикарка, ты решила добить меня? Мне щекотно! — чуть слышно прохрипел арманец.
Я беспокойно посмотрела на его опущенную голову. Даже без знаний по целительству было понятно, что Линтару плохо. Очень плохо. Надо торопиться.
Еще одна линия… Завиток. Росчерк. Короткие штрихи. Длинные спирали. Перекрестные линии, точки. Мазки пальцами, капли моих слез, скольжение грифелем. Реальность под ладонями, тело, словно холст, и чувства — бесконечным переливом цвета. Черный грифель на коже, красная кровь на пальцах, желтый свет лампы, как маяк в бесконечности созидания и вечности воплощения. Моя боль — новой техникой живописи, его боль — квинтэссенцией огня… Тонкий эфир чувств разбавлен жидкостью наших тел, солеными каплями крови и слез. Последняя линия… и точка.
Я выдохнула и отодвинулась. Посмотрела на грифель — сточился наполовину. Обошла Линтара, приподняла его голову. Он дышал тяжело, мощное тело вздрагивало.
— Мне пора, — тихо сказала я. Он смотрел на меня, не мигая, хоть и дышал тяжело, с хрипами.
— Ты меня не простишь? — выдавил он. Я замерла, всматриваясь в желтую глубину, словно в воду дорххама. На самом донышке уже зарождался новый огонь. И покачала головой.
— Не могу, Линтар.
— Тогда зачем… сделала это?
— Я ведь сказала — вернуть долг. Ты не позволил мне умереть. Я — тебе. На этом все, арманец.
— Все? Ты три раза спасала мне жизнь. Зачем, Ева?
— В Ранххаре я просто понимала, что без тебя мне не выжить.
— Я без тебя не уйду.
— А я не пойду с тобой. Я не прощу, Линтар, никогда, пойми это, — я смотрела в его глаза, в которых уже дрожало пламя. И раны на теле арманца стали медленно уменьшаться, затягиваться. — И выйду замуж за Арвиэля, потому что хочу быть с ним, потому что так хотел мой отец, так хочет мой брат. Я выйду за него, и, глядя на мужа, не буду вспоминать тот день, когда ты разрушил все, что я любила…
— Ты врешь.
— Ты просто хочешь в это верить.