Мы с отцом переглянулись, и я явственно увидела золотой цвет смеха в его глазах. Все же отец слишком любил нас, чтобы долго сердиться. Но для вида он нахмурился и покачал головой.
— И это наследники королевства! Носитесь по коридорам, пугая слуг, и обзываете друг друга так, что уши вянут! Люк, ты наследный принц! Мне хотелось бы, чтобы ты не забывал об этом! Ева… — он окинул меня взглядом и снова вздохнул. — Я хотел поговорить с тобой.
Я присела перед королем в реверансе.
— Конечно, мой повелитель, — и не удержалась. — Что-то случилось?
— Принц Первородных просит позволения приехать, чтобы попросить твоей руки.
— Опять? — в один голос воскликнули мы с братом. Потом Люк начал смеяться, а я возмутилась:
— Папа, сколько можно? Я не выйду замуж за него! Когда… принц уже уяснит это! Я не выйду за него замуж, ни за что!
Люк уже ржал на весь коридор, так что я с трудом удержалась от желания треснуть его по башке. Впрочем, и у отца в глазах промелькнули смешинки. Конечно, историю любви наследника Первородных к принцессе Идегоррии знал уже весь мир! И хохотал над ней! Где это видано, чтобы принц делал предложение уже шесть раз! Получал отказ, но через пару месяцев возвращался снова!
— Ты его что, приворожила? — сквозь гогот выдавил из себя Люк. — Поделись секретом, сестричка, чем ты накормила Арвиэля, что он приезжает снова и снова твоим верным псом, и даже то, что уже стал посмешищем всех родов, его не останавливает!
Я зашипела сквозь зубы, словно рассерженная кошка. Даже отец улыбнулся, не удержавшись, мне же было совсем не смешно. Последний раз я уже объяснялась с Арвиэлем не как принцесса, а как дворовая девка, то есть с воплями, но этот истукан даже в лице не изменился, выслушав мою гневную тираду и почти не завуалированные оскорбления. И единственное, что сказал, когда я, наконец, выдохлась и замолчала:
— Надеюсь, за три месяца вы достаточно остынете, чтобы еще раз выслушать меня, Антарея, — любезно и совершенно спокойно сказал мне наследник Первородных.
И вот, прошло три месяца, и пожалуйста! Арвиэль снова приезжает во дворец!
— Я его убью… — выдохнула сквозь зубы. — Папа! Не пускай его, прошу!
— Милая, я не могу не принять принца Первородных, ты прекрасно это знаешь, — тщательно скрывая улыбку ответил король. — Возможно, ты все же рассмотришь его кандидатуру? Не понимаю, чем он тебе так не угодил… Арвиэль весьма достойный…
— Папа! — завопила я. — Еще одно слово об этом… зануде, и я сбегу к ведьме Миней! И буду жить в ее лачуге! Или обрежу волосы и запрусь в монастыре святителей! Я никогда, слышите, никогда не пойду к древу жизни с принцем! Да лучше умереть! Люк, прекрати ржать!
— Отец, давай отдадим Еву Первородному? — не унимался брат. — Они будут такой чудесной парой! Я даже сочиню оду в честь этой свадьбы! Да что там, все рода будут пить белый мед целый месяц, если наша недотрога все-таки скажет «да»!
— Дурак! Ненавижу тебя! — прошипела я и, не сдержав злые слезы, резко развернулась и бросила вниз по лестнице.
— Ева, девочка, ну куда же ты? — крикнул король. И тут же сверху раздался голос брата.
— Побежала прихорашиваться перед приездом Арвиэля!
— Люк, перестань…
Но дальнейшее я уже не слышала.
То, что так веселило окружающих, мне совсем не казалось смешным. И этот смех обижал меня. К тому же меня просто бесило, что все так симпатизируют Арвиэлю, а меня выставляют какой-то дикаркой! И когда уже этот зануда поймет и оставит меня в покое!
Я пронеслась через террасу и кинулась к беседке, занавешенной зарослями плетущихся лиан. Эту часть сада я любила больше всего, потому что садовник оставлял ее почти нетронутой, лишь слегка корректируя буйство природы. И вон ту беседку, скрытую плетущимися и дикорастущими растениями, даже нельзя было найти, если не знать, где она.
Конечно, и отец, и Люк были прекрасно осведомлены, где именно я порой прячусь. Так что я села на скамеечку, гордо выпрямила спину и надула губы, ожидая, когда меня найдут и придут мириться. Хотелось, чтобы нашел отец: обычно именно он так и поступал. Находил, щекотал меня, или просто смотрел своими золотыми глазами, и я уже не могла сердиться. И со вздохом облегчения вылезала из убежища.
Но почему-то никто не шел, и, заскучав, я присела на корточки, вытащила из-под скамеечки припрятанный мешочек с мелками, и принялась выводить на досках узоры. Как всегда, увлеклась, так что и не заметила, как пролетело время, только осознала, что проголодалась.
Я вылезла из зарослей и неторопливо пошла по дорожке, представляя, как буду сидеть за обедом с гордым и неприступным видом и, конечно, даже не улыбнусь на подначки Люка и смех отца. Вот еще!
Сад у нас не просто большой — огромный, а эта часть от дворца на значительном расстоянии. И все же… почему так тихо? Я приостановилась, задумавшись. Еще не понимая, что мне не нравится, и настороженно прислушиваясь, пытаясь уловить хоть какие-то звуки. Но дворец замолк, притаился, словно зверь перед прыжком. Странная ассоциация, что пришла мне в голову, заставила поморщиться. Полно, Ева, какой зверь? Полдень, самая жара, вот придворные и разбрелись по прохладным покоям, или сидят в гроте, омываемом хрустальным водопадом.
И все же мне было не по себе. Вспомнилось, как умолкли птицы возле Озера Жизни. В тот день, когда я увидела арманца. Сердце совершило в груди кульбит и затрепыхалось попавшей в силки пичугой. Я неуверенно оглянулась. Что за глупости лезут мне в голову?
И что за странный запах?
Я потянула носом воздух и скривилась. Чем так тошнотворно воняет?
Пошла вперед и вздохнула с облегчением, увидев бирюзовое платье за кустами.
— Мадлен! — позвала я. Любовь девушки к этому цвету уже стала байкой среди виа. Впрочем, голубоглазой брюнетке он действительно шел. Я обошла кусты, продолжая говорить: — Мадлен, представляешь, мне показалось, что наш дворец похож на…
И осеклась. Вскинула руку, прижала к губам. Все же я не зря так хорошо разбиралась в оттенках. И с первого взгляда поняла, что у живого человека просто не может быть такого цвета лица. Я называла его вощаный. Цвет воска. Желто-серый.
Как ни странно, но это первое, что я отметила в неподвижной фигуре девушки. И лишь потом увидела черно-красное пятно, расползающееся по ее платью. И догадалась наконец, чем столь неприятно пахло.
Тошнотворный запах страха и смерти, запах крови.
Я попятилась. Очень осторожно и медленно, словно боясь оступиться или споткнуться. А потом развернулась и бросилась к стенам дворца, чувствуя, как душат еле сдерживаемые слезы, как плывет все перед глазами, а внутри разрастается дикая, неконтролируемая паника и боль. Неестественная тишина, повисшая над садом, уже не казалась мне плодом воображения.
Случилась беда. Что-то страшное и непоправимое, ломающее и калечащее, убивающее. И единственная мысль, которая билась в моей голове — найти Люка. Найти отца.
Я добежала до стены и замерла, пытаясь отдышаться. Все мои инстинкты вопили, требовали спрятаться, убежать, скрыться! Залезть в самую глубокую нору и не высовывать носа до тех пор, пока беда не пройдет стороной, а моя жизнь не станет прежней…
Только где-то внутри себя я уже понимала, что прежней она не станет никогда.
Я выглянула из-за угла, осмотрела витые решетки и распахнутые окна, из которых не долетало ни звука. Притихшие садовые дорожки и белые мраморные ступени входа. Нет, не белые….
На светлом камне засыхали некрасивые кляксы, бурые и черные разводы. Кровь…
Я глубоко, со всхлипом вздохнула и сделала шаг. Но тут же меня прижали к твердому боку, зажали рот рукой. Недавнее воспоминание обожгло, и я взвилась, вцепилась в мужскую ладонь зубами, почти ничего не видя от слез.
— Ева, это я. Не кричи…
Удерживающие меня руки исчезли, и, развернувшись, я взглянула в лицо Люка. Облегчение было таким сильным, что я с трудом удержалась, чтобы не кинуться брату на шею. Но он на меня почти не смотрел. Темные глаза обшаривали пространство вокруг, он схватил меня за руку и потащил в сторону, в густые заросли.
— Люк! Там Мадлен! Она…. У нее кровь на платье… она не двигается… Люк! Мне страшно! Я не понимаю, что происходит… Мадлен, она…
— Тихо, — безжизненно приказал брат, словно и не слыша того, что я говорю о девушке, с которой он провел эту ночь. Люк затащил меня в нишу, скрытую плетущимися растениями, развернул к себе.
— Ева, ты должна нарисовать переход. Помнишь, нас учили?
Переход? Нарисовать?
Я смотрела на него с недоумением.
— Придется на земле, палкой… Ничего подходящего нет…
— У меня есть мелок, — непонимающе сказала я. Люк кивнул. В его застывших темных глазах ничего не отражалось — пустая тьма, без проблесков цветов, черная воронка пустоты. Он кивнул и стал торопливо освобождать от вьюнка стену.
— Рисуй, Ева. Поторопись… Влей эликсира… Больше…
— Люк, что происходит? — чувствуя, как подкатывает к горлу ужас, прошептала я. — Там Мадлен… И кровь… Зачем рисовать? Я не понимаю… Я не умею! Этому учили тебя…
— Рисуй! — сквозь зубы прошипел он. — Быстро!
Я не узнавала своего брата. Смотрела в знакомое лицо, и видела чужака. Словно в его теле поселился кто-то другой, пугающий и… мертвый. Он сжал мне плечи, встряхнул.
— Ева! Поторопись! Нужен переход! — я неуверенно провела линию на стене. Мелок был совсем маленький, и держать его было неудобно, кончики пальцев цеплялись за шершавую стену.
— Но зачем рисовать? — глухо спросила я. — Этому учили тебя… я не смогу. Сочини, вот и все…
— Я больше не могу сочинять, — как-то равнодушно за моей спиной отозвался Люк. — Рисуй, Ева. Ты сможешь.
Мелок замер и раскрошился от того, что я слишком сильно на него надавила. Смысл сказанного даже не сразу до меня дошел.
Как это, не может сочинять?! Почему?
Для нас созидать — то же самое, что дышать. Это наша природа, наша душа.
И есть только один способ уничтожить эту способность и расколоть душу. Убийство… Намеренное и осознанное убийство разумного существа…
— Ева, не отвлекайся.
Я резко обернулась.
— Люк! Что происходит? Отвечай!
Видимо, в моем лице отразилось что-то такое, что брат все же решил пояснить.
— На нас напали, Ева, — по-прежнему равнодушно бросил он. — Дворец захвачен. Крылатые стражи отрезаны. Нам нужно выбираться… Рисуй переход!
Кажется, сегодня я резко отупела, потому что снова не сразу поняла, о чём речь. А когда поняла…
— Люк, — сиплым, срывающимся голосом выдавила я. — Что с отцом?
— Рисуй, Ева, — шепотом повторил брат.
И в глубине его глаз, на самом дне этого темного колодца со стылой, мертвой водой, я увидела ответ. И этот ответ всколыхнул внутри меня что-то мощное и настолько болезненное, что я оттолкнула брата и понеслась по садовой дорожке ко дворцу. Брат бежал следом, даже что-то кричал, но я его не слышала. Перед глазами стояло лицо отца, мягкий прищур глаз, золотые искры смеха… По ступеням я просто взлетела, толкнула дверь…
И попала в царство смерти. Крики, вопли, стоны, запахи крови, пота и железа, ужас и боль обрушились на меня в один миг. Так вот почему за стенами так тихо… кто-то отрезал дворец стеной безмолвия… А здесь, внутри, царил настоящий смертельный хаос, замешанный на потоках крови и убийствах. Я увидела крылатых стражей, буквально изрубленных на куски. Придворных, в странных, нелепых и изломанных позах лежащих на полу или у стен. Пятна, лужи, реки черного и пюсового цветов… Чью-то голову, рассматривающую меня пустыми глазницами. Тару…
И ещё я увидела их. Тех, кто принес все это.
Белых демонов, арманцев.
Их было много — высокие, сильные фигуры воинов с белыми волосами. Все одеты в черное, с кожаными вставками на одежде и со сверкающими серебром клинками. Наверное, на черном не так видна чужая кровь…
Кто-то кричал-выл — громко, надсадно, на одной ноте, и я повернула голову. Придворный маг… Один из арманцев шагнул к нему, взмахнул рукой с клинком, и крик оборвался.
И тут я увидела отца. Даже отсюда, через весь тронный зал, ставший полем битвы, я видела его. На ступеньках возле возвышения он лежал с открытыми глазами, в которых застыла боль. Мертвый король словно все еще смотрел на своих подданных, наблюдал сражение, которое было проиграно с самого начала. Арманцы каким-то немыслимым образом не только попали во дворец, но и отрезали его от мира так, что наши войска не могли поспешить на помощь королевской семье.
Наверное, я все-таки закричала, потому что тот, кто стоял над телом моего отца, обернулся.
И я узнала его.
Это лицо из моих кошмаров я узнала бы из тысяч. Белые волосы, желтые глаза, твердый подбородок. Удивительно, но демоны красивы. Моя сущность художника оценила гармонию этих черт. Четко очерченные губы арманца слегка изогнулись, словно он увидел старую знакомую, гуляя в парке, и решил ей улыбнуться. Он сделал знак одному из демонов, указывая на меня, и тот беспрекословно подчинился.
Сзади меня дернул Люк.
— Бежим, — безнадежным шепотом простонал он. — Ева… что ты наделала…
Бежать? Куда?…
— Оставь энке, — словно сквозь вату услышала я голос арманца. — Занятная зверушка. Вы нашли наследников?
— Еще нет, повелитель… Найдем. Отсюда никому не выбраться…
О, лесные духи… Кажется, первый раз в жизни наша с братом привычка игнорировать правила и нормы этикета пригодилась. Захватчики просто не признали в нас наследников престола! Конечно, кто догадается, что вот этот парень в простой светлой рубашке и брюках, без единого украшения или знака отличия — принц? Или вот эта растрепанная девушка с необычной внешностью, одетая в скромное бежевое платьице, с испачканными коленками и измазанными ладошками — принцесса?
Я видела, как идет к нам демон, спокойно поигрывая своим клинком, даже не сомневаясь, что произойдет дальше…
И вдруг пространство вокруг меня поплыло, затянулось рябью, и я почувствовала запах моря. Оглянулась изумленно, не понимая, что происходит. Пространство менялось, словно меня затягивало в воронку перехода… Словно? Но так и есть!
Старый посол, что подарил мне ракушку, он знал, что произойдет захват дворца! Знал и потому столь настойчиво пытался убедить меня поехать в морскую страну! Я уже видела кружащих вокруг чаек, теплая вода коснулась моих ног. Тронный зал таял, бледнел… Я обернулась и увидела, как улыбнулся брат. Радостно, понимая, что я спасена.
В один миг я сорвала с шеи ракушку и накинула петельку на Люка.
— Нет!!! — закричал он, попытался снять, вернуть её мне, но было поздно. Односторонний портал втянул брата и выкинул на берег далекого южного моря. Тронный зал снова обрел четкость, реальность вернулась. Я осталась стоять посреди разрушенного дворца, крови и смерти, глядя, как ко мне идет мой личный кошмар.
Арманец приблизился, окинул меня взглядом.
— Морской переход… занятно, — протянул он. — Откуда у тебя артефакт фойров, энке?
Он тронул мой подбородок, приподнимая его.
— Дикие девы не умеют говорить, повелитель, — любезно пояснил своему господину один из арманцев. Я смотрела в желтые глаза, не отрываясь. Внутри меня словно что-то умирало. Медленно, мучительно, и больно настолько, что даже не было сил плакать. Такая боль выжигает нутро и меняет сущность навсегда. Где-то за спиной этого чудовища все еще смотрел из вечности король, мой отец. И я хотела быть достойной его. И отомстить.
Рассматривая сухими глазами лицо арманца я поклялась, что настанет день, когда я принесу этому чудовищу столько муки, сколько сможет вместить его черная душа.
Он отпустил меня и отвернулся.
— Заканчивайте, — бросил равнодушно, словно речь шла не об убийствах, а о сборе слив. — Переход скоро закроется. Мне нужны наследники! Ищите.
Демоны понеслись, словно стая гончих псов.
— Не найдете, — хрипло сказал женский голос. Арманец обернулся. У лестницы сидела Тара, зажимала рану в боку. На меня она не смотрела, только на демона. Он шагнул к ней, присел рядом, холодно рассматривая женщину.
— Почему же?
— Их высочеств нет во дворце, — выдавила наставница. На ее губах пузырилась кровавая пена. — Вчера они отбыли во владения Первородных.
Демон не изменился в лице, все с таким же равнодушием рассматривая умирающую женщину.
— Ты врешь мне? — почти с улыбкой осведомился он.
— Дай руку, арманец, — прошептала Тара. Он снова чуть изогнул уголки своих красивых губ, словно забавляясь, и сжал ее ладонь. Я не знала, что показала ему Тара. Наставница была из рода созидающих, и ее капля эликсира позволяла ей создавать иллюзии. Очень редко. Лишь пару раз в жизни… Или всего один. Но демон встал, нахмурившись.