Фура с лекарствами прибыла к полудню. Я взял накладную, расплатился с водителем и добавил к купюрам тысячу.
— За то, что посидишь в кабине. В зеркала не подсматривать! Там у тебя койка есть?
Он кивнул и полез в кабину. Я отворил ворота. Десяток подчиненных Ливенцова в рабочей одежде и шапочках, натянутых на уши, выстроились цепочкой и стали передавать коробки из рук в руки. После нападения очхи сохранение прохода в строгом секрете стало бессмысленным, я решил не таскать груз в одиночку. Рик в подвале держал проход открытым, а казаки по цепочке передавали лекарства в Новый мир. Я стоял с накладной, контролируя названия, количество и сроки годности. За этим и застала меня любопытная соседка.
— Это что? — поинтересовалась она, провожая взглядом уплывавшие коробки.
— Лекарства.
— Торгуешь?
— Выгодное дело!
— Да уж! — вздохнула она. — Цены-то какие! Полпенсии уходит!
Я остановил казака, вскрыл коробку и достал упаковку. Протянул Глафире:
— Подойдет?
— Мне — нет! — сказала она, разглядев название. — Но я знаю, кому в самый раз. Лекарство хорошее, она мне за него моих таблеток даст.
Соседка засеменила прочь, унося добычу. Вовремя. Вопросов, зачем я разгружаю лекарства здесь, где взял грузчиков, почему они так странно выглядят и как можно впихнуть содержимое фуры в тесный подвал, мне избежать удалось. Казаки закончили разгрузку, я закрыл ворота, отдал водителю накладную, он уехал. Мы с Риком собрали вещи, закрыли дом и юркнули в подвал…
— Мои люди ночью задержали человека, — сказал Ливенцов на другой стороне. — Говорит, что из Старого Света и привел его ты.
— Правду говорит! — подтвердил я и рассказал об инциденте. Предъявил «глок» и бумаги. Есаул развернул договор на покупку дома и захохотал.
— Ты чего? — удивился я.
— Вот! — Он ткнул пальцем в мою подпись.
«Х…й тебе!» — красовалось на бумаге.
— Между прочим, суд мог признать договор действительным, — заметил я. — Написано-то моей рукой! Что до выражений, то подписи у всех разные. Хорошо, что Зотов не адвокат. Что с ним будет?
— Нападение на проходчика по указу государя карается двадцатью годами каторги! Ходатайствовать о смягчении будешь?
— Нет.
— Значит, каторга, по отбытии — вечное поселение в Новом Свете. Обратной дороги для него нет. А вот это, — есаул спрятал бумаги в планшет, — доказательство.
Разобравшись с бумагами, есаул взял пистолет и стал его рассматривать. Извлек обойму, выщелкнул на ладонь патроны, оценил их количество и снова зарядил. Прикинул пистолет по руке. По лицу Гордея было видно, что ствол ему дьявольски нравится. Еще бы!
— Хорошее оружие! — заключил есаул, не выпуская «глок» из рук.
— Легкий, надежный, живучий, — подтвердил я. — Только патронов не достать! Тип «парабеллум», девять на девятнадцать, поставляются спецслужбам.
— На оружейной фабрике сделают по образцу, — сказал Ливенцов. — У нас это умеют.
— Тогда забирай!
Он смотрел на меня, колеблясь. Противоречивые чувства отражались на его лице.
«Да бери! — подумал я. — „Глок“ — отличная машинка, только куда мне с ним? В России спалимся, а здесь охраняют. Пользуйся моментом: на Кавказе ни за что не отдал бы!»
— Спасибо! — Гордей сунул пистолет в карман и смутился.
— Чем у вас занимаются каторжники? — спросил я, чтобы сгладить неловкость.
— Мостят булыжником мостовые.
— Ему полезно! — одобрил я.
Гордей засмеялся, я поддержал. Я не кровожадный человек, но жалости к пленнику не испытывал. Он бы меня не пожалел…
10
Его императорское величество Государь Новой России был высок и дороден телом. Обликом и манерами он напомнил мне российского государственного деятеля по имени Борис. Когда Алексей подошел ближе, впечатление подтвердилось. Заплывшие глаза, сизый нос, обрюзгшие щеки с частой сеткой капилляров — классические признаки давнего алкоголизма. Только Алексей начал раньше. За царем тянулось семейство: тощая жена с желчным лицом и четыре дочки, высокие, как отец, и тощие, как мать. Наследника трона у Алексея не имелось, по смерти царя страну ждал династический кризис. Новая Россия унаследовала от старой порядок престолонаследия, женщины в нем не котировались. Меня просветил на этот счет министр двора, сухонький, бойкий старичок, приехавший к Ливенцову назавтра после сражения. Он дотошно выспросил меня обо всем, просмотрел фильм по ноутбуку и спросил:
— Можно найти такой же, но с большим экраном?
— Разумеется! Но для фильмов лучше панель: плазменную или жидкокристаллическую — вот такую! — Я показал руками. — Только это не дешево.
— Купите! Самую большую. Не экономьте! Его величество скучает и оттого много пьет. Пусть отвлечется. Здесь не знают ваш кинематограф, а свой только зарождается. Снимают не больше десятка фильмов в год, да и те… — Он махнул рукой. — Разумеется, нужен подбор картин. Никакой распущенности! Церковь не одобряет разврата — митрополит у нас строг. Тысячи золотых рублей хватит?
«Хватит и пятисот!» — хотел сказать я, но увидел Зубова, делавшего за спиной министра большие глаза, и кивнул.
Министр отсчитал сто золотых десяток.
— Ваше вознаграждение входит в эту сумму! — предупредил, придвигая золото. — А это, — он выложил на стол тяжелый пакет, — на лекарства. Список внутри. Исходя из цены золота в Старом Свете и нашей информации о ценах на лекарства, хватит с избытком. Поскольку вы получаете вознаграждение за первую покупку, за вторую оно не предусмотрено.
«Жлоб! — подумал я. — Причем еще тот!»
После того как министр удалился, Зубов взял меня под локоть.
— Илья, не в службу, а в дружбу, но компьютеры нужны — во! — Он провел ладонью по горлу. — Это же Корпус жандармов, без электронного учета пропадем. В ноутбуках, что Ненашев привозил, винчестеры сыплются. Хотя бы десяток!
— Вознаграждение не предусмотрено? — догадался я.
— Более того, на закупку не дам! Нечего! Бюджет распределен, до Рождества денег не выделят. Я понял, на кино тебе пятисот рублей хватит, на оставшиеся возьми ноутбуки.
— После чего перебирайся в землянку и ешь хлеб с водой? — спросил я — это поголовное жлобство начинало меня раздражать. — Ладно. У Рика с Улой дом сгорел!
— Будет и дом, и все, что пожелаешь! — успокоил Яков. — Идею подскажу. У тебя свои деньги остались?..
Исполнение этой идеи зависело от сегодняшнего показа, и я склонил голову перед его величеством.
— Ну? — сказал он. — Что тут?
— Кино! — сообщил министр двора. — Илья Степанович привез.
— Хорошее кино?
— Фильм об английском короле Георге Шестом, — сказал я, — отце ныне правящей королевы Елизаветы. — О его непростом пути к трону, о трудностях, которые ему пришлось преодолеть накануне Второй мировой войны.
— Гм! — Алексей бухнулся в кресло, от чего оно затряслось. — Давай!
Я нажал кнопку на пульте, фильм начался. Накануне его смотрели министр двора с сановниками, их лица сказали мне многое. В стране, где нет телевидения, а радио — проводное, большая плазма с яркой передачей цветов и объемным, многоканальным звуком воспринимается как чудо. Я стоял позади (сидеть в присутствии царственных особ мне не полагалось) и по застывшим спинам и неподвижным головам зрителей видел, что не ошибся. Мне самому фильм нравился — редкий случай, когда «Оскар» дают заслуженно.
Полтора часа пролетели, как один миг. Когда по экрану поползли титры, я выключил изображение. В зале воцарилось молчание. Первым нарушил его Алексей.
— Вот это король! — сказал, прочистив горло. — Настоящий! И у него был друг… — Царь встал. — У вас много таких фильмов, Илья Степанович?
— Несколько сотен, ваше императорское величество!
— Будешь показывать?
— С вашего позволения… — начал я, но министр двора среагировал быстро.
— Мы договорились, что этим займется мой племянник, — зачастил он, подскочив. — Илья Степанович обещал обучить.
— А он? — Алексей ткнул в меня пальцем.
— Проходчику надо отлучаться. Он не сможет постоянно.
— Ладно! — Алексей вздохнул. — Мы его наградим. Пиши! Внести в Бархатную книгу, это само собой. Второе… — Алексей окинул меня взглядом. — В армии служил?
— Так точно!
— В каких войсках?
— В спецназе.
— Что такое?
— Войска, обученные много большему, чем обычные. Выполняют особо сложные задачи.
— Чин?
— Прапорщик!
— Всего-то?
— Вышел в отставку по получении диплома юриста.
— Понесло дурака в стряпчие! — не одобрил царь. — Легкой жизни захотел? Верста коломенская, гренадер, а туда же! Значит так! Сам обучен, и мне людей подготовишь!
Я хотел возразить, но министр за спиной Алексея замахал руками, и я молча поклонился.
— Жалую чин капитана гвардии! — продолжил царь.
— Ваше величество!
— Мало?
— Я проходчик и не смогу служить в полную силу.
— Как сможешь, так и послужишь. Кто станет слушать тебя без чина? Живешь где?
— В гостинице.
— Капитану гвардии положен дом. Что у нас из выморочного? — Алексей повернулся к министру.
— Особняк Воейкова.
— Отдашь ему, понял?
Министр поклонился.
— Доволен? — Алексей повернулся ко мне.
— Потрясен! — подтвердил я.
Это было правдой. Включение в Бархатную книгу давало мне сто рублей месячного пособия, еще столько причиталось за капитана. Большие деньги в стране, где рабочему платят тридцать рублей. Правда, если быть объективным и пересчитать по курсу золота, наши работяги получают немногим больше. И еще особняк…
Алексей довольно засмеялся.
— Ваше величество!
— Что еще? — нахмурился он.
— Мой предшественник, Иван Павлович Ненашев, чрезвычайно много сделал для Новой России.
Царь кивнул.
— У него остались дети: сын и дочь, мои кузен и кузина. Они пребывают в жалком состоянии: у них сгорел дом, а новый построить не на что — у кузена жалованье вахмистра.
— А содержание ари? — удивился Алексей.
— Они не числятся в Бархатной книге.
— Почему?
— Мать была вейкой.
— Тогда правильно.
— Заслуги отца…
— Указ о чистоте крови! — нахмурился царь. — Нарушать не дозволено! Никому!
— Кроме монарха!
— Льстец! — Алексей погрозил мне пальцем. — Подумаем.
— Можно мне забрать их в Петроград?
— Бери! — разрешил царь. — Что еще покажешь?
— С вашего позволения, фильм о бабушке короля Георга, королеве Виктории.
— Валяй! — согласился царь. — Да садись ты! Теперь можно…
Я пристроился на стуле. Дочка царя, старшая, насколько я мог судить, тихонько придвинулась и прижалась ко мне костлявым бедром.
«У них это болезнь!» — подумал я.
К счастью, на экране появилось изображение, и обо мне забыли.
В гостиницу я вернулся поздно. Царскую семью пробило на кино, пришлось показывать и после обеда. Хорошо, что фильмов было в избытке. Я устал, пропотел: местное платье, которое пришлось срочно сшить для приема, оказалось тяжелым и жарким. Сбросить с себя все, залезть в ванну…
— Вас дожидаются! — сказал портье, вручая мне ключи. — Давно.
Я оглянулся. От дивана, стоявшего у стены, ко мне спешил невысокий кругленький господин в визитке, жилете, белой рубашке и галстуке. Волосы господина были расчесаны на прямой пробор и чем-то обильно смазаны. «Лампадное масло», — почему-то подумалось мне. Круглое лицо господина лоснилось.
Приехав в Петроград, я словно окунулся в историю вековой давности. Мощенные булыжником мостовые, прихотливо изукрашенные двух-трехэтажные дворцы в центре города и громады заводов из запыленного кирпича на окраине столицы, столбы электропередач с многочисленными перекладинами и фарфоровыми изоляторами, конные экипажи, шлагбаумы, городовые, прохожие, одетые по моде начала двадцатого века… Подошедший ко мне господин был тоже из прошлого. От лиц, знакомых по историческим фильмам, его отличали только уши — большие, острые, поросшие короткой шерсткой.
— Илья Степанович! Ваше высокоблагородие!
Чин капитана даровали мне сегодня, но незнакомец это знал.
— Чем обязан?
— С вашего позволения… Купец первой гильдии Буров Нил Семенович. — Буров поклонился и шепнул: — Я насчет кино.
— Идемте! — кивнул я.
Мы поднялись на второй этаж. Купец семенил, отстав на шаг, всем своим видом выражая почтение. Мы зашли в номер. Заранее распакованная плазменная панель стояла на столе, выступая за его края. Колонки размещались на полу. Я усадил Бурова в кресло и щелкнул пультом.
— Вы смотрите, а я умоюсь и перекушу. Устал, голоден.
— Занимайтесь! — замахал он руками. — Не обращайте внимания!
Я нашел в списке фильм, показал гостю, как регулировать звук, и отправился в ванную. Сбросил одежду и вытянулся под струей воды, ощущая всей кожей ее ласковую прохладу. Полежав немного, я с огорчением выбрался из ванны. Хотелось есть, к тому же меня ждали. Надевать пропотевшие рубашку и пиджак я не стал. Постояльцам гостиницы полагался халат, я облачился и вышел в гостиную. На экране плазмы бегали синие люди с хвостами, Буров следил за ними, выпучив глаза. Я позвонил портье и заказал ужин.
Я доедал десерт, когда в дверь постучали. На пороге стоял человек в визитке, жилете и белой рубашке с темным галстуком. Волосы его были расчесаны на прямой пробор и смазаны. Второй гость в отличие от первого был высок и худощав, но уши были точно такими же.
— Гущин Мефодий Анкидинович! — отрапортовал он. — Купец первой гильдии. Я насчет кино.
— Уже пришли, — уведомил я, — смотрят.
— Кто? — Гущин рванулся в номер, едва не сбив меня с ног.
— Нил! — завопил он, увидев Бурова. — Пройдоха! Как смел? Это мое дело!
— С какой стати твое?! — крикнул Нил, вскакивая. — Думаешь, раз даешь жандармам хабар, так все захватил?..
— Я? Хабар?! — побагровел Мефодий. — Это ты челядь дворцовую подмазываешь, чтоб дорогу мне перебежать! Да я тебя!..
Мефодий вцепился в визитку Нила, тот не остался в долгу. Гости завозились, таская друг дружку за лацканы.
— Выгоню! — пообещал я. — Обоих!
Купцы замерли. Я взял пульт и выключил панель.
— Сели! Живо!
Купцы уселись на диван, бросая друг на дружку испепеляющие взгляды. Я притащил стул и устроился напротив.
— Кто из вас от Зубова?
— Я! — поднял руку Мефодий. — А этот самозванец!.. — Он бросил испепеляющий взгляд на Бурова. Тот облизал губы.
— Я проведал, что его высокоблагородие сегодня демонстрировал его императорскому величеству фильму с применением новомодного устройства, за что был удостоен высочайшей милости…
— От лакея узнал! — хмыкнул Гущин. — А меня вот сам Яков Сильвестрович прислали-с. Да-с.
— Чем я тебя хуже? — обиделся Буров. — В нашем деле кто первым успел, тот и съел!
— Вот тебе! — Гущин скрутил ему фигу. Буров не замедлил ответить.
— Выгоню! — напомнил я.
Купцы фиги убрали.
— Панель у меня одна, — сказал я. — Распилить не получится.
— Не надо пилить, ваше высокоблагородие! — подскочил Буров.
— Илья Степанович! — уточнил я.
— Хорошо-с! Не затем пришел, чтобы купить. Ему продайте! — Нил указал на Гущина. — Зачем мне одна? Много надо! Мы, Илья Степанович, с вами кумпанство организуем по прокату фильмов.
— Это почему с тобой?! — вскочил Мефодий.
Я поднял руку, и купцы умолкли. Купленную за свои деньги панель я планировал выгодно продать — это и была идея Зубова. Он же обещал найти покупателя. Местные купцы сообразили лучше. Для большого зала панель не годится, но можно открыть много маленьких. Можно установить в ресторане или кафе, извлекая дополнительную прибыль от продажи еды и напитков, как то делают в нашем времени. Это общество отстало от нашего на сто лет, но предприимчивые люди были такими же. Без них не обойтись.
— Знаете, откуда это? — Я указал на панель.
Купцы кивнули. В их глазах я выглядел таким же пройдохой, только более ловким. Личность проходчика сохранялась в тайне, купцам знать ее не полагалось. Официальной легендой было рождение в отдаленном северном поместье мальчика-ари, его возрастание у подножия гор, где много-много диких обезьян, ущербное образование, полученное от любящих родителей, не отпустивших единственное чадо в развратный Петроград. Этим объяснялось нежелание отпрыска писать от руки, его неосведомленность о реалиях Новой России, а также отсутствие приличных манер. Со смертью родителей Илья Степанович Князев вырвался в свет. Зубов, разработавший эту легенду, не больно-то старался: разоблачать самозванца было некому.
— Проход в Старый Свет под опекой государства, а тут коммерческий интерес, — напомнил я.
— Не беспокойтесь! — заверил Гущин. — Яков Сильвестрович обещал содействие! — Он самодовольно глянул на Бурова.
— Понадобятся деньги. Много.
— Это пожалуйста! — Нил достал бумажник, а из него — узкую книжицу. — Мой вексель в любом банке учтут!
— Почему твой?! — нахмурился Гущин.
— Закончили, мужики! — сказал я. — К делу! Бумага и перо здесь найдутся?
Они смотрели недоуменно.
— Договор писать, — пояснил я. — О создании закрытого акционерного общества в составе трех учредителей. Только, чур, я диктую! — Купцы удивленно уставились на меня. С чистописанием у меня не очень, — пояснил я, смутившись. Смущение было искренним, и ему поверили…
* * *Рик плюхнулся в стоячую, покрытую тиной воду и побрел, разгребая ее руками. Следом посыпались в болотину остальные.
— Смелей! — прикрикнул я. — Танки грязи не боятся!