– В смысле?
– Казалось, будто он где-то далеко. У него не находилось времени для меня. Для нас… – В голосе его прозвучала грусть, куда более сильная, чем он готов был признать.
– Вы были единственным его ребенком? – спросила я.
– Да.
– Он хотел, чтобы вы пошли по его пути?
– Чейз, сомневаюсь, что его вообще это волновало. – Он нахмурился. – Хотя, может, я и ошибаюсь. Однажды или дважды, еще в детстве, я говорил ему, что если он не найдет инопланетян, я сам отправлюсь на их поиски. Пожалуй, я говорил неправду, но считал, что должен сказать именно это.
– И как он отреагировал?
– Посоветовал держаться от этого подальше. Сказал, что я разобью себе сердце.
Из кухни выглянула Бетти-Энн:
– Бэзил, ты как-то раз говорил мне, что он одобрял твой образ жизни?
Бэзил посмотрел на нее и рассмеялся:
– Собственно говоря, да. За несколько недель до смерти он велел мне не слишком перетруждаться. Я подумывал о карьере врача. – Он снова рассмеялся, на этот раз громче. – Он рассказал мне о тайне жизни.
Алекс наклонился вперед:
– И в чем же она состоит?
– Наслаждайся. Живи сегодняшним днем.
– Удивительно.
– «Купи где-нибудь дом, поселись там и живи на пособие. Наслаждайся тем временем, что у тебя есть. Все остальное по большому счету не имеет значения». Конечно, это лишь пересказ его слов, но именно так он выразился.
Бетти-Энн принесла напитки. Кофе оказался вполне неплохим. В дом просачивался холодный воздух, и я поежилась, обхватив себя руками. Заметив это, Бэзил встал, подбросил в камин еще одно полено, пошевелил в нем кочергой и задернул занавески.
– Так будет лучше, – сказал он.
Алексу явно понравился «Мансон». Попробовав напиток, он что-то записал в блокноте, еще раз отхлебнул из стакана, закрыл блокнот и спроецировал с его помощью голографическое изображение плиты.
– Видели когда-нибудь такое?
– Конечно, – улыбнулся Бэзил. – Она хранилась у отца в кабинете.
– А он рассказывал вам, что это за предмет?
– Он говорил, что эта плита – из древнего поселения где-то в Даме-под-Вуалью. Не помню, где именно.
– Из человеческого поселения?
– Конечно.
– Он так и сказал – человеческого?
Бэзил поскреб бороду.
– Это было давно, – ответил он. – Не помню точно, что отец говорил мне тогда. Но он наверняка прыгал бы до потолка, если бы нашел следы инопланетян. И я не забыл бы об этом.
– Ясно. Спасибо.
– Алекс? – Он поколебался. – Вы… знаете что-то такое, чего не знаю я?
– В общем-то, нет. Мы просто пытаемся все досконально выяснить.
– Что ж… в ней было что-то необычное. В плите.
– Что именно?
– Не знаю точно. Но отец соорудил для нее специальный шкаф. Он не выставлял ее напоказ, как все остальное, и большую часть времени держал под замком. – Бэзил почесал в затылке. – Если честно, я про нее забыл. Это ценная вещь?
– Именно это мы, в числе прочего, и пытаемся выяснить. Ее нашли в Риндервуде, в саду нынешней владелицы дома.
– Нашего дома?
– Да.
– В саду?
– Да.
Бэзил покачал головой:
– Не понимаю.
– Когда вы видели плиту в последний раз, она была в шкафу?
– Да.
– Давно ли она появилась у вашего отца? Не знаете?
– Не думаю, что очень давно. Кажется, я не видел ее до того, как пошел в колледж. Он привез плиту незадолго до своей смерти, года за два-три.
– Бэзил, у вас есть идеи насчет того, как она могла оказаться в саду?
– Вероятно, из-за меня.
– То есть?
– После ухода из дома я почти не виделся с отцом. Иногда я бывал у него, но, похоже, ни мне, ни ему это не доставляло особого удовольствия. Когда он умер, я унаследовал все его имущество и продал. Помню, я предложил покупателям – кажется, по фамилии Хармон или вроде того – оставить себе любую мебель, которая им понравится. У меня для нее просто не было места. Скорее всего, шкаф они тоже оставили себе.
– Вас не интересовала плита?
– Наверное, я вообще о ней не вспомнил. Мне хотелось побыстрее все продать.
Алекс допил напиток и поставил стакан на стол.
– Превосходно.
– Хотите еще?
– Нет, спасибо. – Алекс на мгновение закрыл глаза. – Бэзил, мы не можем найти никаких сведений об экспедициях вашего отца – о том, куда он летал, что делал. Где-то он упоминал, что отметил множество мест как пустые – для тех, кто решит продолжить его дело. Но самой этой информации нигде нет. Он не вел дневника? Нет ли чего-нибудь, что поможет нам больше узнать о его деятельности?
– Конечно. Отец хранил журналы всех своих полетов. Насколько мне известно, туда заносились все подробности: куда он летал, что видел. Фотографии, карты, распечатки – все, что угодно.
– Отлично, – сказал Алекс. – Не позволите взглянуть?
– У меня их нет.
– А у кого они?
– У его друга. Хью Коновера.
– Как они оказались у Коновера?
– Я отдал.
– Зачем?
– Он задал мне этот же вопрос. Я решил, что они не представляют никакой ценности, по крайней мере для меня.
– Когда это было, Бэзил?
– Сразу после смерти отца.
– Ясно. Вы, наверное, не знаете, как найти этого Коновера?
– Не знаю. Я не видел его уже двадцать лет.
– Понятно. Наверное, его несложно разыскать.
– Как знать. Я слышал, что он живет на другой планете.
– Проверим. Спасибо.
Бэзил наморщил лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.
– Кажется, я слышал, что он живет совсем один.
– Совсем один?
– Совершенно. Один на своей собственной планете, – рассмеялся он. – Он никогда не отличался общительностью, как и мой папаша.
И это сказал человек, живущий на вершине горы без коммуникатора.
Глава 5
Бог, видимо, любит археологов, раз он даровал нам такую богатую историю и несколько сотен планет с множеством заброшенных храмов, затерянных городов, военных трофеев и мест, о существовании которых мы успели забыть. В естественных науках осталось мало новых объектов для исследования, а сфера интересов археологов расширяется с приходом очередного поколения.
Тор Маликовский. Выступление перед членами
Всемирной археологической ассоциации по случаю ее переезда
из Барристер-холла в комплекс Университета Корчного (1402 год)
Хью Коновер, как и Таттл, был антропологом, и карьеры их были в чем-то схожи. Он тоже искал следы разумной жизни во Вселенной, но прежде всего его интересовали места, где высаживались и жили люди, – отдаленные форпосты, города, погребенные в джунглях или в песчаных пустынях, базы, основанные и внезапно брошенные на заре межзвездной эпохи. Если бы он наткнулся на нечто совершенно новое – что ж, хорошо, даже превосходно. Но он прекрасно знал, какова вероятность этого события. И ему хватало ума делать вид, что он не воспринимает эту возможность всерьез.
Как и Таттл, он был пилотом. Как и Таттл, он обычно путешествовал один.
Более того, Коновер добился некоторых успехов. Главным его достижением стало открытие неизвестной прежде космической станции двадцать седьмого века на краю Дамы-под-Вуалью. Это случилось в 1402 году. Он работал в этом направлении еще семнадцать лет и внес существенный вклад в историческую науку, но больше не обнаружил ничего столь же впечатляющего и в 1419 году вышел на пенсию. Три года спустя он объявил, что уходит, – и действительно ушел. Возможно, кто-то знал, где его искать, но в открытых базах такие сведения отсутствовали.
Мы продолжали собирать информацию о Таттле и попросили Джейкоба выяснить, к кому могли попасть его бумаги. Искину потребовалось всего несколько секунд на ответ:
– У меня нет таких сведений, Алекс.
– Что ж, – заметил Алекс, – я бы удивился, если бы мы что-нибудь нашли.
– Видимо, его не считали достаточно крупной фигурой, и никто им не заинтересовался, – добавил Джейкоб.
Никто не написал биографию Таттла, никто не удостоил его серьезной награды. Из интервью вырисовывался образ ограниченного чудака, «специалиста» наподобие охотников за привидениями, поклонников Нострадамуса и тех, кто мог различить облик Бога в Андреановом облаке. В прессе о нем почти не упоминалось. Имелись сообщения о его смерти и свадьбе, а также заметка о том, как он спас тонущего ребенка из реки Мелони во время летнего фестиваля. В общем, о Таттле не было известно почти ничего, если не считать его острого интереса к поискам инопланетной жизни.
Некоторые из коллег Таттла были еще живы. Мы встретились с кем смогли – с Уилсоном Брайсом из «Юнион рисерч», Джеем Пакстоном из Университета Йорка, Сарой Инагрой из Института Квеллинга и Лизой Кассаветес, которая давно ушла в политику и стала депутатом Законодательного собрания.
Некоторые из них бывали в риндервудском доме, но, само собой, это было очень давно. Никто не помнил о шкафе, а тем более о его содержимом.
– Собственно говоря, – сказала Кассаветес, которая, несмотря на свои сто шестьдесят лет, с улыбкой намекнула, что ее интерес к Таттлу ограничивался спальней, – я даже не помню, чтобы хоть раз входила в его кабинет.
Никто не был в состоянии объяснить, откуда могла взяться плита.
– Да, – сказал Брайс, высокий и неуклюжий, со слишком длинными руками и ногами; он выговаривал каждую фразу так, будто нам следовало ее конспектировать, – эти символы отдаленно напоминают позднекорбанские. Но взгляните на подлинную позднекорбанскую письменность…
В день, когда мы разговаривали с Брайсом, позвонила Одри. Когда она появилась посреди зала, мы сразу же поняли, что хороших новостей ждать не приходится.
– Ребята, – сказала она, – похоже, вы были правы: вашим источникам не стоит доверять. В окрестностях Трафальгарского моста нет никаких следов плиты.
– Может, ты ее просто не заметила?
– Вполне возможно. Как раз перед началом поисков случился сильный шторм, который мог взбаламутить ил. К тому же на дне полно камней. И все-таки…
– Ты считаешь, что ее там нет.
– Именно. Хотите, чтобы я вернулась и поискала еще? Могу, но только за дополнительную плату.
– Нет. Оставь это.
– Что ж, извините. Если передумаете, свяжитесь со мной.
Когда она исчезла, Алекс пробормотал что-то об идиотах, сбрасывающих в реку ценные вещи, и попросил Джейкоба показать ему родословные Ары и Дуга Баннистер.
– А они тут при чем? – осведомилась я.
– Помнишь, кому изначально была нужна плита?
– Тете Дуга.
– Возможно. Ара сказала – «нашей тете». Посмотрим, кто это может быть.
Нашлись две тети со стороны Дуга и три со стороны Ары. Джейкоб проверил каждую из них. Одна была замужем за археологом, но тот специализировался на первопоселенцах Окраины, – связи с нашей историей, похоже, не было. На трех других тоже не нашлось ничего существенного. А вот пятая представляла куда больше интереса.
Ее звали Рэчел Баннистер. До ухода на пенсию она работала межзвездным пилотом и в свое время была знакома с Сансетом Таттлом.
– Насколько близко? – спросил Алекс.
– Пока ищу.
Алекс удовлетворенно кивнул.
– Я начинаю думать, что они нам солгали.
– Не сбросили плиту в реку?
– Именно. Что еще, Джейкоб?
– Упоминаются ее хобби: садоводство и римрод. – Римрод был популярной на рубеже веков карточной игрой. – Увлекается музыкой, сотрудничает с фондом Трента.
– В качестве волонтера?
– Да. Судя по имеющимся сведениям, несколько часов в неделю Рэчел обучает девочек, у которых есть проблемы в школе. Вообще-то, она работала в нескольких андикварских благотворительных организациях.
– И давно она этим занимается?
– Лет тридцать.
– Похоже, добрейшей души женщина, – заметила я.
– Четыре года работала в туристической компании «Край света», а весной тысяча четыреста третьего года уволилась. Именно тут и обнаруживается связь с Таттлом.
– Только не говори, что она была его подружкой, – сказал Алекс.
– Ты угадал.
– Так вот, наверное, зачем ей плита, – сказала я.
– Сентиментальные чувства?
– Да.
Он с сомнением посмотрел на меня:
– Чейз, он скончался больше четверти века назад.
– Не важно, Алекс. Люди влюбляются, некоторые – навсегда.
– Через двадцать пять лет после того, как он ушел в мир иной?
Я не смогла удержаться от смеха.
– Ты безнадежный романтик. Знаешь?
– Все равно не верю, – ответил он.
Для меня все было более или менее ясно.
– Но это никак не объясняет, почему она решила избавиться от плиты, – добавила я.
– Нет, – покачал головой Алекс. – Она от нее не избавилась. Плита и сейчас у нее. – Он посмотрел на часы. – Джейкоб?
– Да, Алекс?
– Можешь соединить меня с Дугом Баннистером?
Через несколько минут послышался писклявый голос Баннистера:
– Алло?
Изображения не было.
– Дуг, это Алекс Бенедикт.
– Кто?
– Алекс Бенедикт. Мы с вами несколько дней назад говорили о плите. После игры.
– О плите?
– Каменной плите, которую вы забрали в Риндервуде.
– Ах да. Извините. Вы ее нашли?
– Нет. Мы обшарили дно Мелони в окрестностях Трафальгарского моста, но плиты там не оказалось.
– В самом деле? Странно. Наверное, вы ее просто не заметили. Где именно вы искали?
– Дуг, давайте исходить из того, что плита где-то в другом месте.
– В каком смысле?
– На случай если плиты в реке нет, но вы почему-то не желаете об этом говорить, хочу сделать вам предложение. Найдите ее, чтобы я смог на нее взглянуть – не оставить себе, а просто взглянуть, – и я щедро вас отблагодарю.
– Прошу прощения, Алекс, но она в реке, как мы сказали.
– Я не стану упоминать вашего имени. Никто ничего не узнает.
– Алекс, если бы я мог, то пришел бы вам на помощь.
– Ладно. Срок действия моего предложения ограничен.
– Я не стал бы вам лгать.
– Надо пообщаться с Рэчел, – сказал Алекс. – Но сперва следует больше узнать о Таттле.
У Таттла был младший брат по имени Генри. Связаться с ним удалось не сразу – он был государственным служащим и находился в командировке на островах Корбеля.
– Не беспокойтесь, Генри, – сказал Алекс, когда мы дозвонились до него в отель. – Все, что вы скажете, никуда дальше не пойдет.
Генри был совершенно не похож на Сансета Таттла, голограмму которого мы видели, – рослый, широкоплечий, со спокойным взглядом карих глаз, вполне довольный жизнью. Он считал, что брат сделал отличную карьеру и что пути их неизбежно должны были разойтись. Генри рано женился и уехал, и братья с тех пор практически не общались.
– Даже если бы я жил через дорогу, это не имело бы значения, – сказал он. – Сом почти не бывал дома. – Брата он называл Сомом. – Он всегда был где-то там, среди звезд. Просто не мог иначе. – Наконец Генри перешел к сути дела: – Что я могу сказать? В присутствии Сома я всегда чувствовал себя стесненно, мне не нравилось проводить время в его обществе. Он говорил только о том, где побывал со времени нашей последней встречи и куда собирается теперь. Ни разу не спросил, как у меня дела, что меня интересует. Даже уйдя на пенсию, он не мог разговаривать ни о чем другом. А под конец впал в уныние, так и не найдя своих гремлинов.
– Наверное, со временем это вас утомило?
– Да. Но ко времени выхода на пенсию он, казалось, выгорел изнутри.
– Он сам вам об этом сказал?
– Нет. Поймите, господин Бенедикт, я почти не видел брата с тех пор, как покинул родной дом.
– А после его выхода на пенсию ничего не изменилось?
– После этого он прожил недолго – два или три года. Но все по-прежнему крутилось вокруг него, это верно. Знаете, я занимаюсь экономическим анализом для Государственного казначейства. В свое время я был журналистом, написал несколько книг по экономике – в общем, сделал вполне приличную карьеру, конечно, не такую, как Сом, но все же получил пару-другую наград. Впрочем, об этом мы с ним не говорили. И вообще никогда не говорили о том, чем я занимаюсь. Ни разу.
Мы показали ему фотографии плиты.
– Вам это ничего не напоминает?
– Нет, – ответил он. – Никогда не видел эту штуковину. Что это такое?
– Генри, полагаю, вы знаете Рэчел Баннистер? – спросил Алекс.
– Да, встречался с ней пару раз. Она была подругой моего брата. – Он улыбнулся. – Прекрасная женщина.
– Вы знали, что она работала в «Крае света»?
– Да.
– Можете еще что-нибудь рассказать о ней? Она имеет пилотскую лицензию, но, похоже, никуда больше не летает.
– Я давно ее не видел, Алекс.
– И ничего о ней не знаете?
– Только то, что у них с Сомом были тесные отношения.
– В «Крае света» она возила людей на экскурсии?
– Да.
– А с ней не случалось ничего необычного во время полетов?
– Нет. Ничего.
– Вообще?
– Ну…
– Да, Генри?
– Так, мелочь. Помню, я слышал, что после одного из полетов она уволилась. Вернулась домой и уволилась. Не знаю почему, но даже если и знал, уже забыл. Не помню даже, кто мне это сказал. Скорее всего, Сом.
– Ладно. Еще один вопрос, Генри, и мы больше не будем вас задерживать. Вы знаете Хью Коновера?
– Знаю, что есть такой.
– Но никогда с ним не встречались?
– По-моему, нет. Кажется, он был археологом.
– Скорее антропологом. И вы, конечно, не подскажете, как с ним связаться?
– Нет. Попробуйте поискать в справочнике.
Вечером позвонил Робин Симмонс и спросил, не хочу ли я пообедать с ним на следующий день. Робин мне нравился, и я ответила согласием, что в итоге спасло мне жизнь. И Алексу тоже.
Робин начинал карьеру как адвокат, но в какой-то момент понял, что предпочитает общаться с учениками средней школы, которые еще способны непредвзято смотреть на мир. Теперь он читал курс политики и истории в Маунт-Кире. На вопрос, почему он перешел из адвокатов в преподаватели, Робин отвечал, что преподавателям лучше платят.
У него были каштановые волосы и карие глаза. Робин принимал жизнь такой, как она есть, и ничем особенным не выделялся – пока не познакомишься с ним поближе. Ума и чувства юмора ему было не занимать. Я начинала думать, что мне будет не хватать его, если он уйдет.