— Обычно для таких случаев используют «13-J», не так ли?
— Обычно. Но та машина поменьше, у нее не тот потолок, что у нашей птички. — Андерсон говорил о машине с гордостью, как о личной вещи.
Вертолет фирмы «Белл», «Ирокез HU-1J» — с комфортно оборудованными шестью местами для «очень важных персон», был окрашен в синий цвет Военно-Морского Флота, с нанесенными через трафарет знаками Шестого флота. Не обращая внимания на уколы совести, МакНили убил около часа, болтая с Андерсоном, и Кордом о вертолетах и полетах на них.
Оба пилота оказались ветеранами с десятилетним стажем, хотя об этом свидетельствовали не шрамы на их лицах, а поношенные кожаные куртки летчиков. Они говорили, коверкая слова и пользуясь техножаргоном, который не имел ничего общего с человеческим общением, и были людьми того типа, который МакНили в целом презирал — недоучки, не умеющие связать двух слов, с кашей вместо мыслей, — но это были добрые приятные парни, и МакНили был не из тех, кто из упрямого принципа отказывает себе в маленьких человеческих радостях.
В конце концов ощущение вины побудило его вернуться к бумагам в комнате. Он оставил пилотов на площадке, когда они пили кофе из термосов. Сделав несколько последних исправлений и примечаний в речи, которую Фэрли готовился произнести в этот день, он побрился, переоделся в серый костюм от Данхилла и прошел по террасе в комнату Фэрли.
Фэрли разговаривал по телефону с Жанетт, он махнул МакНили рукой, указывая на стул. Когда он повесил трубку, МакНили сказал:
— Господи, это отвратительно.
— Что именно?
— Все это нежничанье и воркование в вашем возрасте.
Фэрли лишь усмехнулся. Он сидел на стуле рядом с телефоном, в вечернем костюме из Мадраса. Когда он вставал со своего места, казалось, что он будет продолжать подниматься целую вечность — этот высокий человек, казалось, состоял из множества суставов и распрямлял их один за другим.
Пока Фэрли одевался, они разговаривали о Перец-Бласко, о Брюстере, о взрывах в Капитолии, о базах военно-воздушных сил США в Торрехоне и Сарагосе и о морской базе в Роте.
Перец-Бласко был и Мессией, и Иудой, возлюбленным Спасителем людей и деспотом, которого они учились презирать, либеральным гением и тупым тираном, неподкупным защитником и гангстером-вымогателем, проклятым комми и проклятым фашистом. Он мог поднять уровень жизни народа и мог тратить все деньги на дворцы, яхты, мог открыть бесчисленные счета в швейцарских банках.
— Ты совсем не знаешь его, не так ли? Ты просто не можешь ничего сказать о нем. Хотелось бы, чтобы он находился на своем посту уже некоторое время.
— То же самое он может сказать и о вас.
Фэрли рассмеялся. МакНили подождал, пока он завяжет галстук, и протянул ему речь.
— Ничего из ряда вон выходящего. Одна из стандартных вариаций на тему гармонии и дружбы.
— Это то, что надо. — Фэрли внимательно просматривал ее, запоминая отдельные куски, так как он не мог выступать с потупленными глазами, не отрывая взгляда от листа. Ему нравилось смотреть на своих слушателей. Хотя в данном случае это едва ли имело значение: речь была короткой, на английском языке, и по крайней мере половина присутствующих в зале не поймет и одного слова из десяти.
— Иногда, — сказал МакНили, — я спрашиваю себя, так ли уж нужны эти чертовы базы. Они постоянно зудят, как прыщ на здоровой коже.
— Все мы поступаем в соответствии с требованиями разума, не так ли? Это резкий поворот в сторону концепции мирового господства. Хотелось бы вернуться к прежним временам и освободиться от этой ответственности.
— Может быть, эта ответственность существует только потому, что мы ее сами на себя взваливаем?
Фэрли покачал головой.
— Я думал об этом пути, он ведет в тупик. Антимилитаризм — это эмоциональный изоляционизм. Мы любим осуждать нашу военную мощь, но тебе известно, что она является гарантией своего рода баланса — не совсем надежного, но по крайней мере создающего нам условия, в которых мы имеем шанс успешно договариваться с китайцами и русскими. Мы являемся стабилизирующим фактором и даем почувствовать наше присутствие, и, как мне кажется, это гораздо чаще смягчает кризисы, чем обостряет их.
МакНили не прерывал ход рассуждений Фэрли, отдельными восклицаниями и жестами давая ему понять, что он слушает.
— Мне кажется, отнюдь не наша военная мощь не дает нам покоя, скорее несуразность ее применения. Во внешней политике нельзя достичь успеха без некоторой философской концепции — иначе твои действия непредсказуемы, и противная сторона все время будет входить в заблуждение.
Раздался стук в дверь: это был Рифкинд.
— Что-нибудь случилось, Мейер?
— Небольшая неприятность, сэр. Похоже, что вертолет сломался.
МакНили выпрямился.
— Что с ним случилось?
— Корд объяснил мне, сэр, но я мало что понял.
МакНили засунул руки в рукава пальто и большими шагами отправился на площадку. Корд и Андерсон залезли на фюзеляж, копаясь в двигателе. Они обильно промазывали все его детали.
— Что случилось? — резко спросил МакНили. Времени было в обрез.
— Чтоб мне провалиться, — пробормотал Андерсон. Затем он взглянул через плечо и узнал МакНили. — Мы начали разогревать двигатель, собирались залить баки доверху, и вдруг он завыл, как сирена воздушной тревоги. Вообрази, какой шум. Неужели вы не слышали?
Комната Фэрли находилась на противоположной стороне; МакНили ничего не слышал.
— Что бы это могло быть? — спросил он.
— Точно не знаю. Давление масла в норме, но звук такой, словно масло вообще не поступает. Все скрипит. Как будто туда попал песок, представляете?
— Вы ничего не обнаружили?
— Нет, сэр.
— Как скоро сюда может прибыть другая машина?
Шестой флот базировался в Барселоне — чуть более ста миль отсюда. Андерсон ответил:
— Примерно через час, я думаю.
— Вызовите ее.
Он вернулся в комнату и доложил Фэрли. Появился Рифкинд.
— Конечно, есть вероятность, что это диверсия, но в настоящий момент мы даже не знаем, что с машиной.
— Посмотрим, что вам удастся выяснить.
— Да. — Рифкинд вышел.
Вошел Корд с сообщением, что по рации передан запрос флоту, и посланный на замену вертолет уже в пути. Фэрли проверил время и сказал Рифкинду:
— Вам лучше связаться с Мадридом.
— Да, сэр. Если они разведут пары по расписанию, нам не следует опаздывать больше, чем на полчаса.
Когда Рифкинд и Корд вышли, МакНили заметил:
— У Мадрида будет отличный повод для насмешек. Еще один образец хваленой американской техники.
— От поломок никто не застрахован. Это не имеет значения. — Фэрли засунул листок с речью во внутренний карман.
Из окна открывался захватывающий вид: бесчисленные ломаные склоны, уходящие в небо вершины, покрытые снегом, дикая скалистая местность. Лицо Фэрли, подумал МакНили, гармонирует со всем этим. Внезапно Фэрли заговорил:
— Лайом, ты помнишь, что сказал Эндрю Би по поводу кампании за президентство на второй срок?
— Что это развязывает ему руки? Да, помню, но почему?
Эндрю Би, избиравшийся на один срок сенатором, теперь был членом конгресса от округа Лос-Анджелес; он выступал как самый сильный противник Фэрли на предварительных президентских выборах в республиканской партии, и только в последнюю минуту уступил Фэрли в Денвере. Похожий на большого лесоруба, Эндрю Би действительно был Заслуживающей внимания силой в американской политике.
— Я не собираюсь переизбираться на второй срок, Лайом, — сказал Фэрли.
— Что, уже устали от своих обязанностей?
— Би был прав. Это подрезает крылья. Нельзя быть президентом и политиком одновременно.
— Черт возьми. Это игра случая.
— Нет. Я собираюсь заявить об этом во всеуслышание. Я хочу, чтобы ты включил это в проект моего выступления при инаугурации.
— Со всем должным уважением я заявляю, что вы говорите чушь. Зачем связывать себя?
— Это освободит мне руки.
— Для чего?
Фэрли слегка улыбнулся той неожиданной обезоруживающей улыбкой, которая временами, независимо от ситуации, согревала его лицо: как будто напоминая, что не нужно ставить знак равенства между его личностью и могуществом той должности, в которую он вот-вот должен будет вступить.
— Мы подолгу беседовали с Эндрю Би. У этого человека есть некоторые важные идеи.
— Я не сомневаюсь в этом. В следующий раз, когда он будет бороться за президентство, он, возможно, получит шанс воплотить их в реальность.
— Зачем ждать?
— Что вы хотите сделать? — опять спросил МакНили.
— Главным образом, отделаться от комитетов.
— Несбыточная мечта. — МакНили имел полное представление об этом. Эндрю Би в течение нескольких лет возглавлял кампанию по разоблачению архаичной системы комитетов в конгрессе, который управлялся не большинством, а старшинством. Деятельность конгресса ограничивалась тиранией стариков — в большинстве своем из сельских районов, часто коррумпированных, в отдельных случаях откровенных дураков. Ни один закон не мог пройти без их поддержки, хотя в Конституции не содержалось никаких указаний, что конгресс должен быть связан подобным образом: в течение нескольких лет молодые конгрессмены, возглавляемые Эндрю Би, требовали реформ.
— Несбыточная мечта. — МакНили имел полное представление об этом. Эндрю Би в течение нескольких лет возглавлял кампанию по разоблачению архаичной системы комитетов в конгрессе, который управлялся не большинством, а старшинством. Деятельность конгресса ограничивалась тиранией стариков — в большинстве своем из сельских районов, часто коррумпированных, в отдельных случаях откровенных дураков. Ни один закон не мог пройти без их поддержки, хотя в Конституции не содержалось никаких указаний, что конгресс должен быть связан подобным образом: в течение нескольких лет молодые конгрессмены, возглавляемые Эндрю Би, требовали реформ.
— Это не несбыточная мечта, Лайом.
— Если вы захотите провести законопроект, вы должны будете иметь поддержку комитетов. Если вы будете давить на председателей, они выпотрошат вас.
— Но если я не стремлюсь к переизбранию, то что я теряю?
— Остальную часть вашей программы.
— Нет, если я улажу это в самом начале, — ответил Фэрли. — И не забывай, что эти старики тоже должны переизбираться. Я думаю, они понимают реалии времени. Посмотри, какую поддержку в обществе имеет Эндрю Би. Он в течение нескольких лет сформировал свою позицию по этой проблеме, и общественность стоит за него горой.
— Но именно вас народ избрал президентом. Не Эндрю Би.
Фэрли только улыбнулся в ответ. Он повернулся и взял пальто.
— Пойдем, погуляем, мне хочется свежего воздуха.
— Вы знаете, какой там холод?
— О пойдем, Лайом.
МакНили подошел к телефону и вызвал помощников, чтобы организовать сопровождение Фэрли и расставить агентов по всей площадке. Когда он положил трубку, Фэрли уже стоял в дверях. МакНили взглянул на него.
— Вы действительно хотите, чтобы я внес это в обращение по случаю инаугурации?
— Да.
— Ладно, за чем дело стало. Это не причинит никакого вреда. Вы всегда сможете переменить ваше мнение.
Фэрли засмеялся и вышел. МакНили догнал его на террасе и занял свое место внутри кольца агентов секретной службы, двигавшихся вместе с ним.
Корд склонился над вскрытым отсеком двигателя вертолета; Андерсон стоял на площадке, вытирая руки и выпуская пар изо рта. МакНили посмотрел на часы, застегнул пальто и поднял воротник, прикрывая уши. Прищурившись и задумчиво улыбаясь, Фэрли рассматривал лыжный склон. МакНили, подошел к Андерсону.
— Нашли что-нибудь?
— Я не могу определить в чем дело. Все показания в норме. Но каждый раз, когда мы начинаем заводить двигатель, появляется визг.
— Похоже на неполадки с подачей бензина. Вы проверяли топливный насос?
— В первую очередь. — Андерсон жестом выразил возмущенное недоумение. — Как бы там ни было, в качестве пассажира на той птичке, которую они послали для замены этой, летит механик.
МакНили кивнул. Вертолет — не такой уж хрупкий механизм, как кажется. Правда, ему не хватает сомнительной внешней стабильности, которую внушают крылья, и по этой причине большинство людей не доверяют ему, но в действительности вертолет обладает лучшими летными качествами, чем реактивный самолет: если реактивный двигатель остановится в воздухе, самолет врежется в землю, как бомба; если же в полете откажет двигатель вертолета, лопасти винта будут свободно вращаться, и можно посадить мертвую машину. К тому же при аварии вертолету для приземления требуется очень маленькая ровная площадка. МакНили с уважением относился к этим неприхотливым машинам.
Он похлопал по металлической обшивке вертолета и повернул назад. Андерсон большими шагами огибал дальний угол отеля, вероятно, направляясь в одну из задних мастерских, чтобы подыскать дополнительные инструменты.
Когда пилот скрылся из вида, МакНили приблизился к маленькой группе людей, в которой стоял Фэрли, и его мысли вернулись к похожему на бомбу замедленного действия заявлению Фэрли об отказе участвовать в выборах на второй срок. Это было заявление такого рода, что, сделанное сгоряча, оно не означало ничего; но такое решение, принятое с обдуманным спокойствием на основе ясных, с расчетом на будущее соображений, значило многое. МакНили, игрок выигравшей команды, честолюбиво желал продолжения, но Фэрли был абсолютно прав, и МакНили по здравом рассуждении мог только признать, что настало время оставить игры.
Порыв холодного ветра донес до него отдаленное флю-флю-флю, и он повернулся, вглядываясь в небо. Немного спустя между гор появился вертолет — стрекоза с задранным вверх тощим хвостом — «Сиу 13R, DC-3» фирмы «Белл» фронтовая рабочая лошадка со времен Кореи.
МакНили поспешил назад к Корду, второму пилоту, который сидел на кожухе двигателя.
— Ребята, вы вызвали «Тринадцатый»? — Чтобы быть услышанным, МакНили приходилось кричать.
Корд посмотрел вверх. Повернув голову, он сосредоточил взгляд на приближающемся вертолете, покачал головой, сложил рупором руки и прокричал вниз:
— У нас было только два больших. Быть может, этот находился на вылете где-нибудь еще.
Это могло создать проблему. «Сиу» считался надежной машиной, но он брал на борт только трех пассажиров. Двух пассажиров, если нужно, чтобы в кабине было два пилота.
Он пробрался сквозь группу агентов секретной службы, взял за руку Рифкинда и подвел его к Фэрли.
— Этот вертолет рассчитан на трех пассажиров, — сказал МакНили.
Морской вертолет медленно снижался; чувствовалось, что им управляет опытная рука; он приземлился на лыжи в дальнем конце площадки за стоящим HU-1J. Группа пошла вперед; Фэрли сказал:
— Все в порядке, какого черта, я полечу один с Мейером и Лайомом. Остальные отправятся в Мадрид на машине.
Рифкинд возразил:
— Нет, сэр. Вам нужна более сильная охрана.
— Идем, Мейер, там будет целая армия испанской полиции, чтобы опекать меня с той минуты, как мы приземлимся.
— Простите, сэр, вам нужны по крайней мере двое из нас для постоянного сопровождения. Лучше четверо.
— Вы приказываете мне, Мейер?
— Нет, сэр. Я всего лишь выполняю то, что мне приказано.
Они остановились за кругом, который описывали все медленнее вращающиеся лопасти винта вертолета. Пилот вылезал из кабины им навстречу; пригнувшись под винтом, лейтенант-негр в морской рабочей форме. В нем было фунтов пятнадцать лишнего веса, выделялись аккуратно подстриженные черные усы на черном лице и слегка надутые щеки, округлость которых подчеркивало то, что во рту находилась жевательная резинка. Он подошел, выпрямился, четко отдал салют.
— Господин избранный президент.
С ними был Корд, подошедший от искалеченного вертолета.
— Где механик, лейтенант?
— Он во второй машине, — ответил черный пилот. Он снял фуражку, открыв абсолютно лысую голову, вытер рукавом макушку и снова надел фуражку.
МакНили повернулся к нему.
— Какая вторая машина? — С его стороны на лицо лейтенанта падал свет, и он разглядел проходящий по скуле темный рубец.
Лейтенант продолжал жевать с безразличным видом человека, не выпускающего изо рта жевательную резинку.
— У Флота не было «Хью», поэтому они выслали два «Тринадцатых». Второй прибудет через несколько минут — им пришлось ждать, когда механик захватит свои принадлежности. Капитан сказал, что вам, вероятно, потребуется еще одна машина для джентльменов из секретной службы.
Фэрли кивал, забирая свой портфель из рук одного из помощников.
— Таким образом, все устроилось. Мейер, выберите кого-нибудь из ваших людей, и мы втроем полетим на этой машине. Лайом, ты отправишься на втором вертолете еще с двумя охранниками. Это устраивает вас, Мейер?
МакНили оглядывался по сторонам.
— Где Андерсон?
— Он пошел за разводным гаечным ключом, — ответил Корд.
— Похоже, у него отключилось чувство времени.
Фэрли направился в сторону работающего на холостом ходу вертолета.
— Неважно, я полечу с лейтенантом.
— Но Андерсон знает маршрут — он знает место приземления, точное время…
— Он что — единственный пилот, который может соображать? Великий Боже, Лайом, сообщите, что требуется, лейтенанту; нам пора взлетать — мы уже опоздали по крайней мере на полчаса.
Рифкинд повернулся к черному лейтенанту:
— Я должен взглянуть на ваше удостоверение.
— Конечно. — Лейтенант вытащил свои документы, Рифкинд был человеком, который доверял бумагам; он мельком просмотрел их и протянул назад.
Корд приказал двум своим подручным заполнить топливные баки нового вертолета из цистерны с бензином. Лейтенант с Кордом подошли к HU-1J, и в течение минуты два офицера стоя вычерчивали курс по штурманским картам Корда, после чего черный лейтенант сложил их, забрал себе, отрывисто кивнув Рифкинду и засовывая в рот новый кусок жевательной резинки.