– Почему не станет ездить? – упирался Мишка.
– Господи, да потому что! Потому что я его знаю лучше вас всех. Потому что ему дела важнее Ветки, и он не станет подставлять себя ради нее! – Она уже теряла терпение, потому и повысила голос: – Неужели ты думаешь, что ему не пришел в голову тот же вариант, что и тебе? Опасно, Мишаня, соперника недооценивать. Больше скажу – этот вариант Бес обдумал задолго до тебя, и он все сделает, чтобы события по этому сценарию не стали развиваться. Так что глупо держать людей около Ветки. Это еще и вопросы ненужные вызовет, а тебе и твоему кандидату они зачем?
Мишка молчал, покручивая в пальцах стакан с карандашами. Марина вынула сигарету и закурила, напряженно размышляя, как теперь вывести из игры Ветку, чтобы не вызвать ничьих подозрений. Пока ничего стоящего в голову не приходило.
В кабинет вошел Леон и если и удивился Марининому там нахождению, то умело замаскировал это и слегка ей кивнул.
– Михаил Георгиевич, звонил водитель генерала, сказал, что тот требует машину, хочет к вам ехать.
– Ко мне? – удивился Ворон. – Чего это?
– Обсудить что-то хочет.
– Так скажи водителю – пусть везет.
Леон вышел, а Марина, погасив сигарету, спросила:
– Мне можно остаться? Или ты хочешь наедине с ним говорить?
– Я понятия не имею, что ему нужно, так что сиди. Но если вдруг он начнет мяться, то, сама понимаешь, придется… – Он выразительно посмотрел на дверь кабинета, и Коваль кивнула:
– Не переживай, я из понятливых, уйду, если что.
Генерала прождали около часа. Мишка заметно нервничал, то и дело отрывался от бумаг и ходил по кабинету, о чем-то думая. Все это время Марина бесцельно листала журнал, но не видела ни текст, ни иллюстрации, настолько заинтриговало ее желание только что вышедшего из больницы брата срочно поговорить со спонсором. Здесь явно была какая-то важная деталь, обсудить которую Димка желал немедленно. Но что именно?
– Как думаешь, чего он может хотеть вот так вдруг? – Ворон внезапно остановился перед ней, и Марина вздрогнула:
– Понятия не имею.
– Ты мне так и не сказала, что ты о нем думаешь.
Коваль равнодушно пожала плечами:
– А что мне о нем думать? Человек как человек, в меру хитрый, в меру осторожный.
– И все?
– А что еще? Я его видела полтора раза.
– Не туфти, Наковальня. Тебе этого с лихвой, ты всегда за пять минут могла сказать, чем кто дышит.
– Растеряла навыки в благопристойной Англии, – отшутилась она. – Там, знаешь ли, все иначе.
Ворон больше ничего сказать не успел. Вошел Леон, а за ним и генерал, поддерживавший в специальной плотной повязке загипсованную руку.
– Рановато вы, Дмитрий Викторович, за дела взялись, – поприветствовал его Ворон вполне добродушно. – Присаживайтесь, не стойте как гость.
– Добрый день, Мария Андреевна, простите, руку поцеловать не могу – наклоняться тяжело. Ребра все-таки ушиб довольно сильно, – отвесил поклон Марине генерал.
– Не страшно, – улыбнулась она. – Вы в самом деле присаживайтесь. После сотрясения мозга вообще лежать нужно.
Дмитрий опустился в кресло напротив дивана, осторожно, как ребенка, устроил руку и немного расслабился.
– Михаил Георгиевич, я надеюсь, корректировать план предвыборных встреч в связи с моим состоянием не придется? Я себя чувствую вполне хорошо и готов вести работу дальше.
– Полежали бы вы все-таки пару дней.
– Нет, зачем же? – бодро возразил Дмитрий. – Нет никакой необходимости.
– Как знаете. Все, что зависит от меня, сделаю, главное, чтобы у вас здоровья хватило.
– Это я гарантирую. Но у меня к вам просьба, Михаил Георгиевич, – подался вперед генерал, и Марина почему-то внутренне напряглась.
– Какая? – ровным тоном поинтересовался Мишка.
– Со мной в аварию попала женщина. Вы помните, таксист в аэропорту подсадил попутчицу…
У Марины все похолодело: сейчас начнется.
– И? – прищурил глаз Ворон.
– Так вот. У нее здесь никого нет, я узнавал в реанимации, и мне бы хотелось как-то помочь, не афишируя особенно…
«Идиот! – с нежной жалостью к брату простонала Коваль. – Ты сейчас так подставился, что даже представить последствия не сможешь».
– Женщина, – протянул Ворон. – Попутчица, говоришь. Как же, помню-помню. Только вот скажите мне, дорогой Дмитрий Викторович, вы с какого перепуга решили, что я идиот и меня можно на причинном месте вертеть, а?
Генерал оторопел:
– Не понял.
– А чего ты не понял? Того, что я знаю, кто эта баба? И, если напрягусь, узнаю, сколько времени ты с ней связь поддерживаешь? Решил сменить «крышу»? Так хрен тебе – от меня уходят только в могилу, милый друг.
Марина поняла, что пора вмешиваться, пока Мишка не наговорил лишнего. Она встала с дивана, подошла к столу и приобняла Ворона, покрасневшего от гнева. Положила подбородок на плечо, прошептала:
– Аккуратнее, дорогой, не нервничай так. Сейчас все разрулим. Только не горячись, хорошо?
Мишка тяжело дышал, с трудом сдерживая эмоции, и смотрел на генерала, как смотрит бык на матадора, перед тем как разбежаться и нанести последний удар. Марина чувствовала эту ярость всем телом, и ей впервые за долгое время сделалось страшно. Она осторожно погладила Ворона по груди и снова прошептала на ухо:
– Успокойся, не надо так. Легче.
– Ты, генерал, как я вижу, совсем дурной, – выдохнул Ворон, словно проглотил ком злости. – Я отлично знаю, кто эта женщина. Пока не понял, как она в твое такси попала, но и это, думаю, вопрос пары минут, если расспросить ее понастойчивее.
– Вы… вы о чем это? – запнулся Дмитрий, смешавшись под тяжелым взглядом Ворона.
– А ты не понимаешь? Бабы на боль хлипкие.
– Но вы же… Не хотите же вы сказать…
– Я сказал. Вон Леона отряжу сейчас и через полчасика буду точно знать, откуда ноги растут.
Дмитрий побледнел:
– Это ни к чему. Все, что хотите, можете спросить у меня, Виола здесь ни при чем.
«О, вот только не это! – Марина сверлила взглядом лицо брата. – Ты сейчас наворотишь такой дури, что потом вообще никто не сможет разобраться. Сам подставишься и Ветку подставишь, идиот! Молчал бы лучше, Ромео-перестарок».
Ворон же только одобрительно кивнул:
– Так давай, генерал, не томи. И не заставляй меня делать то, чего я не люблю. А я не люблю к бабам физическую силу применять – западло это.
Коваль снова успокаивающе похлопала его по плечу, и Ворон, перехватив ее руку, быстрым движением поднес запястье к губам.
– Спасибо, милая, я понял. Ну что, Дмитрий Викторович, я вас внимательно слушаю, – перевел он взгляд на генерала и выпустил Маринину руку из своей.
– А мне нечего особо говорить. Да, у нас с Виолой несколько лет назад была связь. Здесь мы встретились случайно и возобновили ее. Думаю, раз вы знаете Виолу, то понимаете меня, – пожал плечами Дмитрий. – И теперь я не хотел бы бросать ее одну в трудном положении, это просто не по-мужски.
Ворон слушал и кивал, но думал, как видела Марина, о чем-то другом. Когда генерал умолк, Мишка вдруг резко вскинулся:
– А что вы думаете по поводу ее мужа?
– Мужа? – вполне натурально удивился Дмитрий. – Насколько я знаю, он мертв. Какой смысл мне об этом думать?
– Ну-ну. То есть ты хочешь сказать, что не знаешь, что ее муженек жив-здоров и сидит где-то здесь в загородном поселке?
– В самом деле? Нет, этого я не знал.
– Ой ли, – недоверчиво протянул Мишка, покусывая дужку очков. – Не темнили бы вы со мной, дорогой кандидат. Я очень не люблю, когда меня пытаются надуть.
– Я говорю абсолютно честно. Виола сказала, что муж ее мертв, а сын в другой стране.
– В какой? – вцепился Ворон.
– Этого она не сказала.
«Еще бы, – усмехнулась Марина, – Ветка слишком умна, чтобы выкладывать все карты сразу. Неизвестно, как бы все пошло и удалось бы ей окрутить тебя, как всех. Наверняка она сомневалась, что сможет сделать это. Мы с тобой все-таки родня по отцу, вдруг у тебя такая же сила воли, как у меня, а? Но ты, братец, оказался слабым».
– Ладно, допустим, – сдался Ворон, закуривая сигарету. – Так чего вы хотите?
– Мне бы хотелось обеспечить ей комфорт и хороший уход.
– И как вы себе это представляете?
Марину осенило.
– Дорогой, а ведь все просто, – вмешалась она. – Я могла бы помочь, если, конечно, Дмитрий Викторович не возражает.
– Что ты имеешь в виду? – Мишка перевел на нее удивленный взгляд.
– Только то, что я могла бы, не привлекая внимания, поехать в больницу и договориться обо всем, а потом изредка заезжать и контролировать. Я персона не столь известная, как вы оба, могу представиться какой-нибудь родней и сделать все, что хочет Дмитрий Викторович.
Мужчины посмотрели друг на друга. Дмитрию явно понравилось ее предложение, но он боялся открыть рот раньше, чем выскажется Ворон, все-таки это его женщина. Ворон тоже почему-то медлил, скорее всего, просчитывал, ради чего она вдруг решила в это ввязаться и не будет ли ему, Мишке, от этого дополнительного вреда. Она и сама еще не до конца представляла, как именно будет действовать. Пока ей просто нужно легализовать свои визиты в больницу, и просьба Дмитрия здесь как нельзя кстати.
– В принципе ты права, наверное, – Мишка колебался. – Только мне все равно что-то здесь не нравится…
– Ой, перестань, – поморщилась Марина. – Ничего такого нет, подумаешь, пару раз в больницу съезжу! Мне нетрудно, а Дмитрий Викторович нервы успокоит. И совесть больную заодно, – ввернула она ехидно, и генерал скривился:
– Моя совесть вполне чиста, я не был за рулем.
– Дело не в том, кто был за рулем. Так мы решили, да?
Ей не терпелось как можно скорее поехать к Ветке и на месте уже решить, как действовать, но приходилось соблюдать приличия – ждать, пока «любовник» скажет свое веское слово.
– Да, пожалуй, так будет лучше, – решился Ворон, хотя тут же дал понять, что подстрахуется: – И Леона возьми. Я никуда сегодня не собираюсь, до дома с Маратом доеду.
«Это просто отлично! Леон мне здорово пригодится, если что».
– Договорились, – Марина обошла стол, легко чмокнула Мишку в щеку и обернулась к генералу: – Мне самой вам позвонить?
– Если можно, позвоните сразу, хорошо? Буду очень благодарен.
«Засунь себе благодарность, братец дорогой, так глубоко, чтобы с фонариком не отыскать. – Она продолжала мило улыбаться. – Я не тебе помогаю, а Ветке».
Попрощавшись, она кивнула Леону, и тот вышел следом. До стоянки дошли молча, сели в машину, и только теперь, развернувшись всем корпусом к Марине, Леон спросил:
– А Жека в курсе, что за спектакль вы здесь репетируете?
– Жека мне не режиссер, как ты понимаешь, – она приоткрыла окно и закурила. – Кстати, сам он где?
– Я не в курсе, но вроде собирался к Боксеру.
– Вот и мне так сказал. Поехали, Леон, нам нужно успеть до Беса.
– Думаете, Бес…
– Думаю, он тоже попытается устроить ее как-то получше, и мы должны не столкнуться с ним нос к носу. Вряд ли он займется этим сам, скорее Бармалея подпишет.
Перевести Ветку в отдельную палату в отделении травматологии и обеспечить ей сиделку оказалось делом довольно затратным, но деньги были Мишкины, и Марина не стала особенно расстраиваться по этому поводу. Когда вся суета с переводом закончилась, Коваль отправила Леона за кофе, заперла дверь на ключ и уселась на край кровати.
– Теперь лежи тихо и язык держи за зубами. Если Бармалей приедет, скажешь, что тебя перевели сюда по чьей-то просьбе, по чьей – ты не знаешь. Он не будет проверять, мозгов не хватит.
Веткины глаза светились благодарностью.
– Спасибо. Ты будешь ко мне приезжать?
– Если представится случай. Не надейся, что я пропишусь здесь, – у меня полно дел, а твой муженек подкидывает все новые задачки.
– Я помогу тебе.
– Чем ты поможешь? Просто не мешай, это будет лучшая помощь из возможных. Я устала нести это чертово бремя ответственности за вас – за тебя и твоего идиота Беса. Терпение мое тоже небезгранично, могу ведь и поступиться принципами. Кстати, попытайся внушить ему, что пора уже остепениться. Черти с фонарями обыскались, а все туда же.
– Что ты говоришь такое? – вступилась Ветка. – Гришка еще молодой.
– Молодой, но зажился лишнего, слишком много наворотил, – отрезала Коваль. – И мне с каждым днем все труднее сдерживать Хохла, который готов голову ему отрезать. Могу в один прекрасный день и не справиться.
Ветка чуть улыбнулась:
– Женька по-прежнему такой же безголовый, когда дело касается тебя?
– Со времени вашей последней встречи ничего не изменилось, поверь.
– Знаешь, я иногда думаю… Вот ты сильная, жесткая, самостоятельная, это же за версту видно. Но почему тогда у каждого попавшего на твою орбиту мужчины немедленно появляется желание оберегать тебя? Ведь ты сама можешь все. А я всегда была слабой, женственной, и что? Никогда ни капли заботы ни от одного из моих мужчин! Понимаешь, ни капли, как бы я в этом ни нуждалась! Они даже не замечали этого. А ты, никогда не признававшая зависимости, всегда вызывала у мужчин желание заботиться. Почему? – Ветка требовала ответа и не желала отпускать Маринино запястье.
Коваль усмехнулась:
– Да потому, что у тебя на лице всегда написано, что ты спишь и видишь, как бы к мужику присосаться, вот и хватаешься за него, как мартышка за гнилой банан. А мне это никогда не было нужно, я сама по себе. И одна выжить сумею, если придется. И мужики никогда не были целью моей жизни. Понимаешь, они так устроены: всегда видят, когда их пытаются заарканить, а это им хуже ножа. Совсем другое дело, когда женщина не реагирует и дает понять, что ей и так неплохо. Вот тут азарт и просыпается – как можно позволить бабе не подчиниться? Они все одинаковые, понимаешь, Ветуля? Трусливые охотники.
Она погладила подругу по щеке.
– Ты ведь и братца моего тоже пытаешься заарканить. Только решила не церемониться, а действовать наверняка – мозги задурить, чтобы уж точно все вышло. И не любишь ты его, а просто хочешь остаток жизни в комфорте провести. И я тебя не осуждаю. Ты знаешь, я никого не сужу, мне не по чину. Но помни: из таких штук ничего хорошего никогда не выходит. Как не бывает любви из благодарности. Чушь это все: «Смогу полюбить, если он мне жизнь достойную обеспечит».
Ветка тяжело вздохнула и закрыла глаза:
– Ты неправильная какая-то, Маринка.
– Какая уж есть.
– Нет, правда. Я столько лет рядом с тобой, но все равно никак не могу понять, что ты за человек на самом деле.
– Так, может, тебе просто не надо это, а? – улыбнулась Коваль. – Меня вон Хохол и тот понять не может.
– Твой Хохол – грубое, примитивное животное, я сто раз об этом говорила. – Ветка попыталась сесть.
– Ты аккуратнее с корсетом-то. Ребра долго болят, я знаю…
– Удивительно, как это ты пропустила такой финт про Хохла, – ехидно улыбнулась ведьма. – Раньше бы в горло мне вцепилась за Женечку своего.
– А тебе не хватает травм, дорогая? Хочешь, чтобы я добавила? Меня твое мнение о Хохле интересует мало, как и любое другое мнение о нем. Я с ним, я его люблю – остальное никакого значения не имеет.
– Мне никогда такой не стать, – пробормотала Виола, отворачиваясь.
– Тебе и не нужно. И потом, уж кто-кто, а ты отлично знаешь, как тяжело мне быть мной, через что надо пройти и что пережить. Так что давай без этих банальностей, хорошо? Скажи лучше: Бес был?
Ветка вздрогнула:
– Да. Но ты откуда…
– Ой, я тебя умоляю. Тоже мне высшая математика. Конечно, он приезжал, ведь ты ему не чужая. Сказал небось, что больше приезжать не сможет, но Саню Бармалея будет присылать, да?
– Да, – Ветка прикусила губу. – Даже в такой ситуации он не может ради меня чем-то рискнуть.
– Отличное предложение рискнуть головой, дорогая, просто гениальное. Он же не идиот, понимает, что тот же Мишка его здесь может теплым взять.
– Но ты же приезжаешь. А тот же Бес, увидев тебя, сама понимаешь, что может устроить.
– Во-первых, он меня даже не узнает. А во-вторых, я не собираюсь здесь отсвечивать.
– Больше не приедешь?
– Посмотрим.
– Скажи, – Ветка вдруг запнулась и порозовела. – А Митя обо мне что-то?..
– А я, по-твоему, с какой радости здесь сижу?
– Да уж понятно, что не старые чувства проснулись, – снова обиделась ведьма. – Но он тебя что, попросил? Ты с ним видишься? Как?!
– Он считает, что я любовница Ворона, – подмигнула Марина. – И да, это по его просьбе я суету в больнице навожу. Так что можешь выдохнуть: удалось тебе братца моего окрутить, не растеряла ты навыки.
Ветка откинулась на подушку и мечтательно улыбнулась. Марина смотрела на нее с щемящим чувством жалости – ей никогда не было понятно, как можно вот так зависеть от мужчины. От любого мужчины. Ей, внутренне свободной и независимой, не дано было испытать подобное, и в душе она радовалась, потому что всегда считала подобную зависимость унизительной. Даже от Малыша она не зависела, хоть и любила его больше жизни.
– Да, я другая, – сказала вдруг Виола, не открывая глаз. – Но, может, это и хорошо, что таких, как ты, единицы, а?
– А то вам, курам, совсем мужиков бы не досталось, – фыркнула Марина. – И я тебя просила, кажется, никогда не лезть ко мне в голову.
– Ты слишком громко думаешь, – улыбнулась Ветка. – Прости.
Марина провела с ней все время до полдника и уехала только в пятом часу, когда Леон, скучавший в машине, позвонил и сказал, что Хохол оборвал телефон, который она забыла на сиденье.
В машине она скроила виноватую мину:
– Прости, заболталась.
Леон только плечами пожал:
– Да мне-то что, я хоть подремал спокойно. А вот Жека прямо извелся.
Число пропущенных звонков свидетельствовало, что Хохол не просто извелся – он в ярости и сейчас будет орать, а потому Марина решила не перезванивать, а принять, так сказать, огонь, глядя в глаза.
Леон довез ее до дома, проследил, чтобы в подъезде за ней никто не увязался, и уехал, а Марина, подойдя к двери, перевела дух и осторожно нажала кнопку звонка. Вид Хохла на пороге не оставлял сомнений – он зол так, что готов разорвать ее.