Леон довез ее до дома, проследил, чтобы в подъезде за ней никто не увязался, и уехал, а Марина, подойдя к двери, перевела дух и осторожно нажала кнопку звонка. Вид Хохла на пороге не оставлял сомнений – он зол так, что готов разорвать ее.
– Где ты была? Я чуть с ума не сошел!
– Интересно, что же тебе помешало? – Марина откровенно насмехалась, чем разозлила его еще сильнее.
– Ты совсем сдурела? Какого черта трубку не берешь? Я что должен думать?
– Я так понимаю, что как раз то, что подумал, да? – Улыбнувшись, она чуть толкнула его в грудь рукой и вошла в квартиру. – Ненавижу разборки на пороге.
– Разборки?! – взревел он. – Я тебе устрою разборки сейчас! Не будь я крашеный, был бы уже весь седой.
Коваль вздернула бровь:
– Что за истерика? Вот она я, живая и здоровая. И голодная, кстати.
– Врезать бы тебе, – жалобно сказал Женька и притянул Марину к себе. – Где была-то?
Она не ответила, поцеловала его в губы и закинула руки на шею.
– Соскучилась.
– Ты не юли – «соскучилась»! Где, говорю, была?
– В больнице у Ветки.
Глаза Хохла мгновенно превратились в две узкие щели.
– Та-ак. И какого ты там делала, позволь узнать?
– А вот не позволю! Я же не спрашиваю тебя, чем разговор с Боксером закончился.
– Так я расскажу, нет секретов.
– И не тяни, рассказывай, – велела она, высвобождаясь из его объятий. – Пойдем, я душ приму, а ты посидишь и расскажешь.
У Хохла, вполне очевидно, имелся другой план, но по тону жены он понял, что его выполнение лучше отложить, слишком уж Марина напряжена.
– Больше никогда не делай так. – Он уткнулся в ее волосы.
– Как? – Она попыталась обернуться.
– Не смей не отвечать на мои звонки – вот как. Мне в такие моменты кажется, что тебя уже нет.
Она словила его руку.
– Нас с тобой могут разлучить только смерть или суд.
– Ага. Или санитары, те самые, из заведения с мягкими стенами. Те, которых ты называешь жестким персоналом, – напомнил Хохол со вздохом. – Я серьезно, котенок. Ты никогда ни о ком не думаешь, а ведь я волнуюсь.
– Сам подумай, что со мной могло случиться в офисе у Мишки, когда рядом Леон? – Она задала вопрос уже из-под мощной струи, хлынувшей из душа.
– Тоже мне, надежная защита. Так вот, насчет Боксера: как я и думал, мимо кассы. Это Мирза завязался с Бесом. Теперь вопрос, как бы ловчее его наказать.
– Это оставь сразу. Все, кто видел тебя в его офисе, тот же Руфет, мгновенно сообразят, откуда ноги растут. – Марина капнула из флакона гель для душа. – Не хватало еще, чтобы тебя задержали и опознали. Оставь Мирзу в покое, от судьбы ведь не уйдешь. А предательство наказуемо.
– Как говорил Серега Розан, на судьбу надейся, но обойму проверь.
– Я же сказала: нет.
– Ты стала говорить это самое «нет» слишком часто, дорогая, и мне это обрыдло.
Коваль выглянула из кабинки, лукаво прищурилась.
– Я отлично умею говорить «да», и ты это знаешь.
– Ты разбудила мою фантазию…
– По-моему, старик Фрейд уже не просто вертится в гробу. У него там турбина реактивная образовалась от твоих фантазий.
– Если ты думаешь, что я не знаю, кто такой Фрейд, то здорово ошибаешься.
– Да? Тогда присоединяйся.
Приглашать Хохла дважды никогда не требовалось.
Бес
Сорвавшаяся с удочки рыба всегда кажется самой большой.
Японская пословицаУтро не задалось. Гришка проснулся в дурном настроении: поздно лег, мучился от духоты и все время прикидывал, как не дать Ворону сделать Ветку козырем в игре. Ничего стоящего в голову не приходило. Забрать ее из больницы сюда, в поселок, он не может, это ясно. Спицы в ноге, вытяжение – кто будет за этим следить? Не Бармалей же… Нанимать сиделку опасно, придется все время держать себя в руках, чтобы не сболтнуть лишнего. Нет, это не годится. Наверное, придется просить Мирзу – должен новый союзничек чем-то помочь. Пусть пока хоть этим.
Бес удивился легкости, с какой Мирза, бывший у Наковальни в доверенных, согласился помочь убрать с дороги Ворона. Он рассчитывал на кого-то помельче, на Каспера, Мазура или на Боксера, но никак не на прожженного Мирзу. Но так даже лучше, и возможностей у него больше. Интересно, что сказала бы Наковальня, узнай она об этом? Ее люди продавались крайне редко, практически никогда – предпочитали погибнуть, но не навлечь гнев хозяйки. Значит, Мирза действительно не знает, что она жива, иначе вряд ли бы осмелился – она ведь может достать и из-за границы. Вот бы еще увидеть его рожу, если объявить, что Наковальня жива… Но сейчас не до развлечений, нужно обезопасить Ветку.
Бармалей уехал на встречу с Мирзой, которую предусмотрительно назначил рядом с клубом Боксера. На всякий случай, мало ли что. Так Мирзе будет спокойнее, чувствуя, что рядом компаньон. Но прошло уже больше половины дня, а ни самого Бармалея, ни даже звонка от него не было, и Бес начал дергаться. Неизвестность и неопределенность всегда внушали ему какой-то могильный страх. Он предпочитал все знать и четко контролировать любые шаги своих людей. Теперь, отрезанный от мира, он метался и готов был крушить стены. Да и стены эти, помнившие Наковальню, тоже здорово раздражали – казалось, что она наблюдает за ним отовсюду, и от этого противного ощущения становилось еще больше не по себе.
Бармалей явился к вечеру, злой, всклокоченный. Бес выскочил на крыльцо, едва заслышав звук двигателя, и заорал:
– Ты где, на хрен, потерялся?!
Хромая, Бармалей поднялся на крыльцо и выматерился:
– Это беспредел какой-то! Ладно одно, даже два!
– Не понял? – поднял бровь Бес, и Бармалей объяснил:
– Три колеса мне какой-то фраер порезал на парковке! Три, мать его!
– И чего? С Мирзой-то как разошлись?
– А не встретился я с Мирзой! Заехал в кафешку водички глотнуть, время было вроде. Выхожу – мать моя женщина, тачка на спущенных колесах стоит. Пока искал эвакуатор, пока в шиномонтажку… Мирза ждать не стал, конечно.
– Вот ты же придурок! Не мог на своих двоих докостылять?
– А вы попробуйте по жаре да на хромой ноге! – огрызнулся Бармалей. – Ничего, завтра съезжу.
– Ты что, не понимаешь? Завтра может быть уже поздно! – взревел Бес, вцепляясь в волосы. – Если Ворон унюхает – все, пиши пропало! Он и бабла не пожалеет, увезет Ветку куда-нибудь, лишь бы меня уязвимым сделать. Мирза и его люди сегодня нужны были, понимаешь, сегодня!
Бармалей моргал белесыми ресницами, чувствуя, что действительно здорово прокололся и речь не о колесах.
– Так это… Хотите, я сам поеду и посижу там, в больничке? А уж завтра пусть Мирза кого пришлет…
– А вот на самом деле вали-ка ты, но не в больничку, а к Мирзе! – вдруг решил Бес. – Вали и дожми его, пусть даст охрану из своих.
Бармалею ничего не оставалось, как, неловко припадая на ногу, отправиться назад к машине.
Ворон
Когда нрав горяч, жди неудач.
Японская пословица– Давай начистоту, генерал, пока мы одни. Ты точно не знал, что муж Виолы жив? Ты вообще знаешь, кто он, а?
На долгую паузу, какую нужно было выдержать, когда за Мариной и Леоном закрылась дверь кабинета, Ворона не хватило.
– Нет, кто он, я не знаю.
– И зря. Имя Гриша Бес тебе говорит о чем-то?
Генерал дернул щекой – это имя говорило о многом и не всегда приятном. Например, о том, что он родственник безвременно погибшей единокровной сестры, брат ее первого мужа. Это родство в свое время тоже сыграло роль в отставке генерала. Но то, что Виола замужем за ним, оказалось сюрпризом. Да, он краем уха слышал, что ее муж как-то был связан с криминалом, а потом мэрствовал здесь, но что звали его Григорием Орловым, как-то прошло мимо.
– А ведь и в этом есть плюс, – сказал Дмитрий, подумав пару минут.
– Да? Интересно, поделись.
– Если он жив, а мне удастся его найти, я еще и в Думу пройду. На повышение, так сказать.
Ворон посмотрел на генерала почти с жалостью – вот уж если бог решает сделать нас глупыми, то действует на всю катушку.
– Да не повышение тебя ждет, как ты не понимаешь? Не повышение, а скорее понижение. На два метра под землю, если уж совсем конкретно. Ты пикнуть не успеешь, как Бес тебя укатает за связь с его женой. Кремлевский мечтатель, в Думу он пройдет! Ты здесь сперва зад в мэрское кресло угнезди, потом уже на Думу замахивайся.
Генерал вспыхнул:
– Вы за словами своими следите хоть изредка!
Ворон окинул его изучающим взглядом:
– А то что? Что будет-то? От выборов откажешься? Не-ет, мил-человек, я тебя понял уже – тебе это нужно зачем-то куда сильнее, чем мне. И поверь, я непременно это узнаю. Но об этом после потолкуем. А сейчас вот о насущном давай. Завтра встреча у тебя на шинном заводе, так ты выражения старайся выбирать, хорошо? А то в прошлый раз очень мне не понравилась стенограмма – сплошные намеки на засилье криминалитета.
По лицу генерала Ворон почти угадал, что тот сейчас хотел бы сказать, даже улыбнулся слегка. Все-таки приятно видеть, как зависящий от тебя человек давится словами, понимая, что не может произнести их вслух.
По лицу генерала Ворон почти угадал, что тот сейчас хотел бы сказать, даже улыбнулся слегка. Все-таки приятно видеть, как зависящий от тебя человек давится словами, понимая, что не может произнести их вслух.
– Еще пожелания будут? – сдержанно поинтересовался Дмитрий.
– Пока вроде нет, – развел руками Мишка. – Разве что в больнице не отсвечивай, не надо. Мария сама все сделает.
Генерал сухо кивнул и попросил воды. Ворон вызвал секретаршу, распорядился насчет воды и кофе, закурил и снова изучающе посмотрел на Коваля:
– Слушай, генерал, а тебе самому-то как со мной? В смысле – ты ж не мог не знать, на чем я поднялся.
Тот неопределенно кивнул, но не ответил. Ворон же, почему-то вдруг настроившийся на благодушную беседу, заговорил сам:
– Ладно, не отвечай, если не хочешь, я и так понимаю. Знал ты, не мог не знать, и справки навел по своим ментовским каналам. И, когда понял, что давно уже за мной никакого криминала нет, а бабки свои я честно зарабатываю, вот тут ты и согласился на мое предложение.
– А вы, когда узнали, что я бывший генерал МВД, о чем думали, предлагая поддержку?
Ворон прищурился:
– Ты, смотрю, решил точки расставить? Давай попробуем. Мне было все равно, кто ты и откуда, просто рожа твоя глянулась мне больше, чем рожа конкурента, понятно? А больше ничего. Мне нужен свой мэр, тот, который мои интересы будет блюсти. С тобой я смогу договориться, а соперник твой – броневой, непробиваемый, я таких обхожу. У меня никаких тайн нет, я как на ладони. А вот ты мутишь чего-то, нутром чую. Не шифруйся, я дотумкаю, в чем дело. И хорошо бы, чтобы у меня это лишних вопросов не вызвало.
Две пары глаз схлестнулись в незамысловатой игре в переглядки, и никто не хотел уступать. Мишка чувствовал, как слеза выкатилась и поползла вниз, но не отводил взгляд. «Что-то мне не нравится в том, как он смотрит, – пронеслось в голове. – Где-то я уже видел этот взгляд исподлобья, но где?»
Генерал сдался первым, сжал пальцами переносицу:
– Я ничего не скрываю. Мне всегда хотелось в политику, так почему не начать с кресла мэра в небольшом городе? Дальше уж как выйдет.
В голосе его не было фальши, но Ворон, привыкший никому на слово не верить, продолжал сомневаться, хотя вида не подал.
– Вот и поговорили, – разгладил он ладонью какой-то буклет на столе. – Всегда лучше, когда у компаньона камня за пазухой нет.
– Я поеду, – поднялся генерал. – Надо выспаться перед завтрашней встречей. Вы там будете? – Ворону в его голосе послышалась издевка. После письма от Беса Михаил Воронцов перестал ездить с кандидатом на встречи с избирателями да и вообще реже появлялся на публике.
– Ко мне завтра новый поставщик приезжает, крупная сделка намечается.
Это была правда, отчасти возвышавшая Ворона в собственных глазах и делавшая его не законченным паникером, а просто занятым деловым человеком. Бизнесменом.
– Тогда конечно.
Генерал попрощался и вышел из кабинета, а Ворон, в сердцах разодрав в клочья буклет, немного успокоился и допил кофе.
Леон
Судьба неизбежнее, чем случайность.
Акутагава РюноскэОн ехал домой со странным чувством. Его там ждали. Впервые за долгие годы его кто-то ждал в его собственном доме. Это ощущение оказалось необычным, каким-то волнительным. Что скажет Лиза, когда он войдет? Чем она занималась все это время без него? Как он войдет в квартиру, что скажет сам? Может, цветы купить? Он даже притормозил у цветочной палатки, но так и не вышел. Почему-то идея явиться домой с букетом показалась наигранной и пошлой, а хотелось простоты и естественности. И он решил – пусть все развивается само собой, так будет правильно.
На звук отпирающегося замка в прихожую вышла Лиза в клетчатом полотенце, обернутом вокруг бедер вместо фартука.
– Ой, ты рано, я еще с ужином не все успела.
– Иди сюда, – голос охрип от подкатившей нежности. Она сделала шаг навстречу, Леон подхватил ее на руки и прижал к себе.
– Чего ты? – Она легко пробегала по его щеке пальцами и улыбалась. – Думал, я уйду? Нет, Леня. Я только сегодня поняла, что не хочу никуда идти. Мне здесь хорошо, как будто всю жизнь в этой квартире провела.
– Правда?
– Правда. А сейчас пусти меня. Пока ты в душ пойдешь, я успею накрыть на стол.
Леон отпустил ее с неохотой, но послушно отправился в душ и старался как можно дольше не выходить из-под обжигавшей кожу ледяной воды, словно боялся, что сказка превратится в кошмар. Он впервые в жизни ощущал себя нужным кому-то не по профессиональному признаку, а потому что он просто есть – вот такой, изуродованный, одноглазый, с последствиями контузии. Его кто-то ждал.
– Леня, у тебя все нормально? – раздался из-за двери голос Лизы, и Леон выключил воду.
– Да, выхожу.
Чувство легкости охватило его, хотелось говорить глупости, сидеть до ночи на диване обнявшись, даже свет не зажигать. И ужин, приготовленный Лизой, и то, как она совсем по-хозяйски мыла посуду, а потом расставляла ее в шкафу, – все казалось Леону добрым знаком и началом какой-то совсем другой жизни.
Испортил все, конечно, телефонный звонок. Леон со злобным рыком схватил трубку, намереваясь послать подальше непрошеного собеседника, но это звонил Хохол.
– Да, Жека, – прикрыв трубку ладонью, Леон страдальчески посмотрел на Лизу, и та кивнула, иди, мол, разговаривай, а сама уютно свернулась калачиком под простыней.
– Извини, что поздно, но у меня тут внештатная.
– Что случилось? – Леон напрягся, ожидая неприятностей.
– Ты говорил, у тебя неплохая аптечка?
– Случилось что-то?
– Да. У Марины страшная мигрень, я ничего не могу сделать, а врач нам в доме не нужен – лишние глаза. Выручай, Леон, ей очень плохо.
– Еду.
Вернувшись в спальню, он взял со стула джинсы и рубашку и под удивленным взглядом Лизы оделся.
– Что, даже не скажешь, куда собрался?
Он повернулся к ней.
– Запомни раз и навсегда, Лиза. Будут такие моменты, когда я сорвусь среди ночи и уеду, ничего не сказав. Ты не должна задавать вопросы. Знай, я не буду тебя обманывать и у меня не появится никакая женщина. Ты не должна беспокоиться. А задавать вопросы иногда бывает опасно. Запомни это, пожалуйста. Я скоро вернусь. – Он подошел к кровати, поцеловал оторопевшую Лизу и быстро вышел из квартиры.
По пустым дорогам он быстро добрался до дома, где снимали квартиру Марина и Хохол. Взлетел по лестнице, сжимая в руке небольшой кожаный футляр со шприцами и несколькими довольно редкими эффективными обезболивающими, которые Ворон заказывал специально для Леона по каким-то своим каналам. Дверь открыл Женька в серых спортивных брюках и босиком.
– Спасибо, что быстро. Она измучилась совсем, а я в этом плане косорукий, не научился уколы делать, хоть режь, – пожаловался он, впуская Леона в квартиру.
– Ты не переживай, я умею делать это хорошо. – Леон старался, чтобы его голос звучал успокаивающе.
Силуэт Марины едва угадывался в полной темноте. Она лежала лицом вниз, отвернувшись к окну и неловко подвернув под себя правую руку. На миг Леону стало не по себе – показалось, что Коваль даже не дышит, но она чуть пошевелилась и простонала негромко:
– Женя, кто здесь?
Хохол метнулся из-за спины Леона, присел на корточки перед кроватью и громким шепотом проговорил:
– Не волнуйся, котенок, это Леон приехал. Сейчас уколет тебя, и ты поспишь.
– Вы не бойтесь, Марина Викторовна, я хорошо это делаю, – тоже шепотом сказал Леон. – Только я сперва в кухню выйду, здесь темно.
Она не ответила, а Хохол только махнул рукой, дескать, делай как надо, а сам осторожно прижался губами к ее виску. Леон на цыпочках вышел из спальни, включил в кухне свет и набрал в шприц препарат, разбавив глюкозой. Прихватил смоченную спиртом вату и жгут, вернулся в спальню, принялся искать выключатель на стенке.
– Жека, я без света не могу.
– Да, включай, только погоди, я ей лицо прикрою.
Женька набросил простыню так, чтобы она образовала нечто вроде шалаша над головой Марины, и отошел в сторону, давая Леону возможность подойти и затянуть жгут на руке выше локтя. Рука у Коваль была какой-то вялой и почти ватной, безвольно свесилась с кровати, и Леон, пристроив ее удобнее, быстрым движением ввел иглу в вену. Медленно, чтобы не сбить ей дыхание, он влил содержимое шприца и плотно прижал вату.
– Держи, Жека, и лучше руку согни в локте. Марина Викторовна, вы сейчас почувствуете головокружение и уснете, а когда проснетесь, все будет в порядке. Гарантирую, на себе проверил.
– Спасибо, – прошелестела она. – Не сидите здесь… уходите…
– Да, котенок, мы пойдем, ты спи. – Хохол выключил свет, убрал простыню с ее лица, поцеловал в висок и вышел вслед за Леоном, плотно закрыв за собой дверь. – Спасибо тебе, братан, выручил.
– Глупости. Слушай, чего ж она так мучается?
– Жара. У нее была травма, потом опухоль, потом снова травма плюс наркозы эти вечные для пластики. Говорил, что вредно, но ее же не переупрямишь. А чуть понервничала – трупом лежит и дышит через раз. Смотреть не могу.