Зал, естественно, рад переключиться с этой соцреа-листической тягомотины на кошку. Молчание в полутьме меняет сонную тональность на оживленную. Кош-
ка, греясь в лучах славы, выступает фасонисто. Она подходит к скамейке и начинает обнюхивать туфлю молодого человека.
Зал дружелюбно похмыкивает и похрюкивает. Речь влюбленного рассеянно прерывается. В любовном объяснении вспыхивают нервные ноты. Интимные подробности перестают интересовать зрителей. Кошка завершает парфюм-контроль носков кавалера и, озабоченно нюхая, ввинчивает голову девушке под юбку. Кавалер кратко пинает кошку, влепляя по голени подруге.
Шокированная актерским хамством кошка удаляется гордо, продолжая променад. Зал ведет симпатичное животное в благодарном взгляде. Все чувствуют освежение. Проснулись. Кошка их взбодрила. Тонизировала.
Догуляв до кулисы, кошка вдруг тормозит. Подняв голову, она туда смотрит и прислушивается. Затем начинает пятиться. Она явно передумала туда идти. Ее оттуда, похоже, манят, а она не хочет.
Кошка разворачивается и, как прима с задранным хвостом, идет обратно грациозным шагом. Все внимание ей, на идиотов-влюбленных уже глубоко плевать! Пьеса делается интересной.
Кошка возвращается к истекающим истомой романтикам, и они дрыгают ногами тихо, типа комары кусаются, а интим прерывать неохота. Отгоняют. Ведут диалог и сопят.
Кошка описывает дугу, не давая себя пнуть, и вспрыгивает на скамью. Чем окончательно завоевывает приз зрительских симпатий. В зале счастливо икают и пукают.
— Ки-ися!.. — умильно сюсюкает ребенок и взвизгивает.
Спектакль удался.
Кавалер, весь отвернувшийся в объятия возлюбленной, нюхом чует, что за спиной происходит что-то не то. Кошка смяла кульминационную сцену драмы, как бумажный фонарик.
Ну. Герой, сливаясь с подругой в высокоэстетичной отрепетированной позе статуи Родена, клянется в любви к невесте, партии и государству. За его спиной уютная кошка житейски умывается. Мусолит лапку и трет мордочку. Задирает наотлет, как художественная гимнастка, заднюю лапу и вылизывает подхвостье. А над плечом юноши, щека к щеке, объятая его страстью девушка бессильно взирает на этот мойдодыр. Вполне кретинская ситуация. Вся романтика кошке под хвост.
И по речам девушки, как она их с досадой произносит, совершенно понятно, что ни в какой целинный поселок она после отпуска не поедет, и ничего она его не любит, а замуж, возможно, выйдет просто для устройства жизни, а просто ей хотелось вечером на юге потрахаться, но сейчас она в нем уже разочаровалась. А про высокие чуйства все врет, сучка.
И как она заговорит, так кошка останавливает умывание и внимательно на нее смотрит круглым глазом правды. Сбивает кураж. А над ними незримый Станиславский реет призрачно крылами, как карающий ангел-террорист, и грозно гремит: «Не верю!..»
И ржанье прорывается в рядах, как рожь из дырявой торбы. Цинично, короче.
Выжав все из наведения чистоты, долгоиграющая кошка идет в гости — лезет к юноше на колени. Он приступил к решительному поцелую — руки заняты, рот занят! Коленом и локтем он спихивает гадину!
Девушка закрывает глазки, открывает губки и закидывает личико. Влюбленный печатает поцелуй, и кошка сползая впускает когти ему в ляжку. Он вскрикивает страстно, словно в оргазме от поцелуя! Зал уже рыдает и утирает слезы!
Приклеенный к поцелую кавалер перемещает ищущую руку с рельефа девушки на загривок кошки и широким дискоболовским замахом посылает ее далеко прочь, швыряя за спинку скамьи.
Зал лопается, как резинка, и грохочет с подвизгами и захлебом. За спинкой скамейки — парапет и нарисованное море.
Кошка, пущенная враждебной сильной рукой, улетает по параболе, растопырив четыре лапы и хвост и пытаясь не вращаться в воздухе. С тем исчезает далеко за парапетом в морских волнах. Канула в пучину. Все! Утопил к черту.
Зал без дыхания. Стонет и закатывается. Прижимает животы и машет ручками.
Действо на скамейке приостановилось. Пережидают успех. Перепускают валы обвала. Овации браво и бис являют картину полного триумфа!
Нет. Не полного!
Не успели все настроиться к тому, что развлечение, как ни было оно прекрасно и долго, закончилось, и сейчас пьеса пойдет дальше своим чередом, — как — прошло секунд шесть:
Из морской пучины, с негодующим воплем, крутясь и переворачиваясь выше чаек и облаков, взлетает обратно кошка! По баллистической дуге она летит из глубин в небо и через парапет шлепается на скамейку обратно!
Зал умер! Потолок рухнул! Народ взревел, не веря своему счастью!
Там внизу под сценой сидел под люком театральный пожарный. Он сидел по долгу службы на стуле и дремал. Театральные пожарные — народ по преимуществу пьющий. Как, впрочем, и другие служители Мельпомены. И вот он уютно грезил о медали «За отвагу на пожаре» и диване с директорской секретаршей. И ему когтистое мохнатое — на лысину! шлеп! хвать! Вскинувшись в ужасе, он отодрал гадскую тварь и злобно швырнул как можно дальше в обратном направлении, откуда прилетела. А потом уже проснулся.
Вот такой запуск ракеты с подводной лодки. Летучая кошка на радость летучим мышкам.
Вцепившись в скамейку и вздыбив шерсть, кошка негодующе заорала, вложив в оскорбленный вопль все свое отношение к этим хамам.
У зала уже наступил паралич дыхания. Только бессильные стоны.
При звуках кошкиного мява молодой человек затрясся, словно внутри него было дерево, выдираемое ураганом. Он вскочил с безумным лицом Евгения, подступающего с бензопилой к Медному Всаднику. Схватил несчастное животное за хвост и замахом из-за головы, как гранату в фашистов, швырнул за кулисы.
Кошка улетела, надрываясь, как сирена воздушной тревоги. За кулисами раздался стук, грюк, мат и звуки ловли. Зал лежал под креслами, дыша в спазмах, и ждал реанимацию.
...Когда влюбленные продолжили сцену, на них воззрились с изумлением. Как на уже забытую и лишнюю нагрузку к завершенному шедевру. И захлопали, вложив всю полноту чувств в ритмичную овацию, пока не дали занавес.
ЧЛЕНОРАЗДЕЛЬНО
Как нам выползти из той ситуации, в которую мы влетели?
Геннадий Селезнев
Такого никогда еще не было. И вот опять!
Виктор Черномырдин
Надо вылезать, надо вылезать! Я не знаю как, но у меня есть план...
Михаил Горбачев
Стабилизации в экономике нет. Есть стабилизец.
Борис Немцов
Я думаю, что самое страшное в этом кризисе то, что даже когда он закончится, люди все равно будут хотеть кушать.
Андрей Макаров
А мне и думать не надо. Я убежден, что специально чем хуже — тем лучше.
Виктор Черномырдин
В общем, у него сегодня при разговоре уже мысли прямо так и льются из него.
Борис Ельцин
Ну, повесим мы Чубайса, а что дальше?
Александр Лебедь
Вы за страну или за народ?
Виктор Геращенко
Наш народ миролюбив и незлобив. Восемьсот лет провел в боях и походах.
Геннадий Зюганов
Нигде не сказано, что надо делать во время исполнения гимна — стоять, лежать или ползти. Надо Родину любить!
Владимир Жириновский
Не нужно поднимать народ с колен. Пусть он себе ползает — но с толстыми карманами.
Владимир Брынцалов
Мы категорически против того, чтобы продукт жизнедеятельности народов принадлежал узкой банде банкиров.
Виктор Анпилов
Мы будем честно говорить о том, что у нас не получается, а что получается, мы будем теперь говорить правду.
Виктор Черномырдин
Коней на переправе не меняют, а ослов можно и нужно менять.
Александр Лебедь
Что касается будущих выборов, я еще от тех не отошел — меня подташнивает.
Виктор Черномырдин
Я говорил не «скинуть режим», а «скинуть ярмо режима». Чувствуете разницу? Лев Рохлин
Они или будут работать со мной до конца, или отправятся в тюрьму.
Шамиль Басаев
То, что я делаю, я делаю это сознательно, открыто, и при этом делаю не потому, что моя правая или левая рука, я делаю, я возглавляю правительство, и делаю это на правительстве. ,
Виктор Черномырдин
Мы здесь бордель, который в государстве имеется, допускать не будем.
Юрии Лужков
Почему проститутки толпятся в самом центре? Разве нет других мест?
Анатолии Куликов
Пятьдесят наименований микроэлементов в одной корове при ежесуточном кормлении. Вот поэтому она и дает.
Борис Ельцин
Страна у нас — хватит ей вприпрыжку заниматься прыганьем.
Виктор Черномырдин
Вся реклама — враждебная во всех отношениях: обман! Кариес! Ничего не спасет — все эти зубные пасты: как был кариес — так и будет! И перхоть в голове будет постоянно — никакой шампунь, ничего не поможет!
Владимир Жириновский
Это как, знаете, рояль или топор в кустах.
Геннадий Селезнев
Мы столько сегодня напринимали каждый в своей стране, что за что бы мы ни взялись, везде есть препятствия.
Виктор Черномырдин
Я за то, чтобы брать деньги везде, где только можно. Брать, брать!
Владимир Жириновский
Я далек от того, что сегодня нет замечаний, что сегодня нет проблем. Я, может быть, их бы больше сегодня сказал. Я еще раз просто одно: давайте говорить на
нормальном языке!
Виктор Черномырдин
РОМАНС О ВЛЮБЛЕННЫХ
С Гимном Сергея Михалкова страна прошла большой и славный путь от Сталина до Медведева, и этот беспорядочный полет в непредсказуемое завтра отнюдь не завершен. Светлый, ликующий, нелегкий, победоносный. Промежуточные эпохи Хрущева, Брежнева, Горбачева и Путина подвешены на его сквозную мелодию, как старые одежды на бельевую веревку вдоль чердака Истории. И хрен в конце тоннеля явственно различим в громе и пении труб и литавр. Человек, писавший Гимн семьдесят лет для всех режимов, неизбежно заслуживает много и разного.
Когда-то молва приписала блестящему мастеру эпиграмм Валентину Гафту ехидные строки:
Земля! Ты ощущаешь страшный зуд? Три Михалкова по тебе ползут!
Неправда. Михалков никогда не ползал. Он держался во весь свой гордый аристократический рост. Правда, в советское время никто не слышал, что он принадлежит к старой аристократии, а не к пролетариату. У рыцарей НКВД были чуткие уши, длинные руки и тонкий нюх на такие вещи.
Согласитесь, что когда Герой Социалистического Труда, член Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза и автор Государственного Гимна СССР оказывается не то постельничим, не то сокольничим, не то околоточным Ивана Грозного — можно верить в любую легенду.
Первая гласила, что в далекие тридцатые годы в кабинет главного редактора «Правды» Мехлиса нахально вошел, оттеснив секретаршу, длинный и тонкий, как флагшток, молодой человек, шлепнул на стол перед ним листок и велел:
— Читайте!
Мехлиса Льва Захаровича, гадюку большой гнусности, уже тогда боялись. Мехлис приподнял кувшинное рыло и с мелким интересом глянул на жертву. Время учило осторожности.
В юном петушином теноре, развязном и напряженном, дребезжало... что-то от грозного слогана «Слово и дело государевы!» Мехлис на секунду отложил матюги и, не предлагая дурному посетителю сесть, надел очки. На листке был так себе стишок, типа колыбельной, не имеющий никакого отношения к главной газете государства.
Ты не спишь. Подушка смята. Одеяло на весу. Носит ветер запах мяты, Звезды падают в росу.
— Это вы завтра напечатаете, — с невообразимой наглостью заявил городской сумасшедший.
— Вон, — негромко произнес Мехлис, зарываясь в гранки, разложенные по огромному редакторскому столу, обставленному чернильницами, телефонами и бюстами вождей. Редакторская практика дает навыки обращения с графоманами типа сдувания комаров.
— Рекомендую прочесть до конца, — посоветовал посетитель, и было что-то в его интонации сейчас от совета ознакомиться с ордером на арест.
Обладая партийными качествами хладнокровия и бдительности, Мехлис скосил глаза:
Я тебя будить не стану. Ты до утренней зари В темной комнате, Светлана, Сны веселые смотри.
После чего вернулся к работе и, вдруг вспомнив о присутствии в кабинете кого-то постороннего, сделал ладонью жест, отгоняющий воробья от крошек.
— А вы знаете, какой Светлане это посвящено? — негромко и с этой мерзкой скрытой уверенной угрозой спросил молодой человек.
Красный карандаш Мехлиса споткнулся на запятой.
— Вы случайно не помните, у к а к о й Светланы завтра день рождения? — продолжал интересоваться посетитель.
В Мехлисе включился процесс мышления, начавшийся похолодением организма от пяток и выше до самого мозга. В охлажденном мозгу взбился редакторский коктейль из страха, бешенства и облегчения. Юный негодяй!!!..
Назавтра был день рождения дочери Сталина Светланы.
Юноша Сергей Михалков выходил из редакции с гонораром в кармане, выписанным по высшей ставке.
Стихотворение было опубликовано на первой полосе четырнадцатым кеглем.
Бескрайний воинский стан советских поэтов, акынов и трубадуров покачнулся от зависти к наглому удачливому пацану.
Товарищ Сталин обратил свое благосклонное внимание на талантливого молодого поэта, правильно понимающего политический момент. И не то, чтобы сразу после того или исключительно вследствие того, но однако вскоре именно ему доверил написание Государственного Гимна.
Вот после этого, согласно второй легенде, — раздув зоб, набитый денежными знаками, Михалков спускался на лифте издательства «Советский писатель». И в кабине с ним пара поддатых поэтов, аж вибрируя от корпоративных чувств и бессильно зондируя его глумливыми взглядами, заметили издевательски:
— А текстик-то вы, кстати, говно написали, Сергей Владимирович!
На что наш новосел Олимпа любезно предупредил:
— Говно не говно, но слушать будете стоя, молодые люди.
Количество миллионов книжки «Дядя Степа» не вмещается в рамки четырех действий арифметики. Пьеса «Зайка-зазнайка» вознесла популярность грызунов среди детей дошкольного возраста на третье место в рейтинге после Сталина и Ленина. (Ее рефрен: «Сядешь, посидишь» тихо ужасал взрослых...) Тиражи Детлита планировали астрономы с коммунистическим мировоззрением.
Лауреат и кавалер всего, что дорого стоит и ярко блестит, член чего надо и официальный советский миллионер, Михалков жил счастливо на зависть окружающим и, кроме прочего, вырастил двух прекрасных сыновей.
Н-ну-с. Когда сыновья подрастают, государство вдруг спохватывается о любви и внимании к детям и судорожно начинает заботиться — гребет в армию. Отец-командир, родина-мать! Непривыкшие к такой
заботе сыновья упираются рогом и всеми четырьмя отросшими конечностями. Но систему военкоматов в Советской России недаром организовал еще враг народа товарищ Троцкий. При нем за уклонение просто расстреливали.
А любимый сын Никита, талантливый мальчик, обаятельный, рослый, красивый, умница, уже прославился на всю страну, задорно напевая с экранов: «А я — иду — шагаю — по Москве!» в одноименном кинофильме. И дошагал до стрелки с указателем «Военкомат». Потому что институт кинематографии окончен, а военной кафедры в нем нет. Пожалуйте бриться.
Запах непобедимой и легендарной заставляет хмуриться не только врагов. Сергей Михалков ничем не отличался от других заботливых родителей. Он растил ребенка не для заклания военному богу с его идиотскими порядками и бессмысленной беспрекословностью. Он тоже лелеял мечты, и ни одна из них не маршировала в сапогах и не драила сортиры. На тех заоблачных вершинах, где он обитал, сами в армиях не служили; и лишь редкий маршал долетал до середины рая, по пути обтесавшись до полной придворной безвредности.
Что делает озабоченный родитель? Наводит контакт с райвоенкомом. Пытается решать вопрос доступными средствами.
И вот михалковский секретарь производит предупредительный выстрел, в смысле звонок:
— Сейчас с вами будет говорить член ЦК КПСС и отъявленный Герой, супер-дупер знаменитый поэт и автор Государственного!!! Гимна!!! Сергей!!! Владимирович!!! Михалков!!! (ура! ура! ур-ра!) Вы можете ответить? (не описались еще от почтения?)
— Эк! Как? Ик! — говорит подполковник.
И Михалков, сквозь солнце и облака, со своим таким человечным не то грассированием, не то заиканием, запросто так приветствует:
— Здравствуйте, мол, товарищ подполковник, как поживаете, Виктор Игнатьевич?
Теперь представьте себе чувства райвоенкома. Это в заброшенном гарнизоне подполковник человек. А в Москве подполковник — это типа в углу слегка нагажено. Тут ниже генеральского уровня только лужи на асфальте.
Подполковник легко подавляет желание встать, но выпрямление спины и задирание подбородка происходят помимо сознания.
— Так точно, товарищ Михалков! Очень рад, можно сказать, вернее счастлив. Слушаю вас внимательно! Какой вопрос, проблема?
Сколько звонков принимают военкомы — и хоть бы кто поинтересовался их здоровьем или предложил обсудить книжную новинку. Шкурный у нас народ.
Вот сын у меня есть, извещает Михалков. (Да уж понимаем, что не дочь.) Институт кинематографии окончил. Кино видели, наверное, — «Я шагаю по Москве»? Талантливый парень. Я знал, что вы меня поймете. Да-да-да, устройте, пожалуйста, как это в таких случаях. Конечно законно, официально. Медицинская комиссия может комиссовать по здоровью. Простите, если я неправильно выражаюсь, недостаточно знаком, к сожалению. Полностью негоден. Белый билет. Не так? Не важно. Да. Уж будьте любезны.
Понимаю! — заверяет военком. — Так точно! Ваша просьба для нас закон... в смысле честь... в смысле какая радость... Пусть только придет! Очень приятно. Спасибо, что обратились. Всегда. Не мечтал. А как же! Никаких трудностей. Даже не верится, что лично вы сами. Вырос на «Дяде Степе». Честь имею.