– Странно как-то... – шептала Варька на ухо Аллочке. – А где подружки-то? Или хотя бы одноклассники...
– И я смотрю – одни старики какие-то, – бурчала Аллочка. – Словно на экскурсию пришли... Давай, Варвара, рассредоточиваемся, послушаем, что в народе говорят.
Варя послушно отлепилась от тетки и медленно прошла в толпу, прислушиваясь, о чем говорят люди. Говорили разное – кто-то обвинял родителей, что не доглядели, а кто-то хвастался, что удалось купить обалденный крем от целлюлита. Варька высмотрела среди провожающих грустного старичка в темном пальто и встала рядом с ним, печально опустив голову.
– Как жалко... – негромко проговорила она, явно рассчитывая на то, что старичок поддержит беседу. – Совсем еще девочка...
– Понимаю... – обиженно поджал он сморщенные губки. – А если я вот, к примеру, не девочка, так меня и не жалко будет, так, по-вашему?
– Да что вы! – добавила в голос сердечности Варька. – И вас жалко невыносимо, но... она ведь в это жизни еще совсем ничего не видела!
– Откуда вам знать, барышня? – прищурился старик. – Хотя... девочка, как видно, была не распущенной, как вся нынешняя молодежь. Сейчас ведь какая молодежь пошла, вы обратили внимание?
Варьке вовсе не хотелось пускаться в диспут по поводу молодежи, но старичок уже прицепился к ней намертво.
– Вы слышали, как они говорят?! Эти всякие «приколоться», «прикид», «стремно»! Они ведь совершенно не углубляются в дебри родного языка!
– А меня мой сын вообще ботом зовет или батоном, когда я пьяный прихожу, – обернулся к ним изрядно подвыпивший мужчина солидной наружности.
– Вот! – воскликнул старичок и припал к Варькиному плечу. – Вот вы, красавица, знаете, что такое «выползень»?
Варька тихонько вздохнула и постаралась высвободить локоть из цепких пальцев старичка:
– Я не знаю, но обязательно поинтересуюсь, – пробормотала она. – А вы не знаете, отчего Вету не пришли провожать одноклассники?
– Сейчас не об этом речь, – отмахнулся старичок и крепче ухватился за ее руку. – Выползень – это как раз таки насекомое, которое выползло из личинки!
Варьку передернуло.
– А пукля? Ведомо ли вам, что такое пукля? Это вовсе не болезнь живота, как вы думаете: это локон! Завиток из волос, да! Приходите ко мне сегодня же вечером, я вас погружу в мир удивительно забытых слов, прекрасных...
– Скажите, – невежливо перебила его Варька и указала на странную женщину, которая держалась чуть в стороне от остальных. – А вон та женщина кем Виолетте приходится?
– Да откуда я знаю! – обиделся старичок. – Я и вовсе здесь посторонний. Приходил к матушке, могилку убрать, а тут такие пышные похороны, да еще и журналисты с фотоаппаратами. Я так думаю: если меня щелкнут, я обязательно в газете проявлюсь.
Варька уже с силой освобождала свой локоть – не любила она посторонних зевак у могил.
– Ну? Что тут у вас? – подошла к дочери Гутя. – Вы так неприлично шумите...
– Да вот, – нахмурилась Варька. – Прицепился, никак не отрывается...
– Молодой человек, – обратилась Гутя к старичку. – Узнайте, в какой школе училась Виолетта. Нам неудобно, а вам все равно.
Старичок с готовностью закивал и потрусил выспрашивать нужную информацию.
У Фомы дела продвигались не многим лучше. Ему не пришлось прислушиваться к чужим разговорам: повариха Петровна узнала его сразу же и немедленно выбрала в качестве поддержки. Всем тучным весом она оперлась на руку Фомы и принялась тихонько выть, размазывая по щекам слезы.
– Ы-ы-ы-ы... бедное дитятко-о-о-о, – выла она, не забывая внимательно разглядывать скорбящих. – Ох ты, горюшко горькое-е-е... Глянь-ка! А Сифонов-то со своей новой приперся! Молоденькую урвал, старый боров. Ишь ты-ы, девка-то совсем, видать, из яслей, моложе нашей Ветки!.. Ой, ты ж Веточка-а-а, а и нет тебя с нами теперича-а-а... Слышь, как тебя? Фома, точно. Глянь, а Кикимовы-то какой веночек бедненький притащили! Прям только два цветочка на проволочке, вот жадюги! Ы-ы-ы-ы-ы!
Прервать ее монолог не было никакой возможности, однако Фома втиснулся:
– Я вот из родственников Виолетты здесь никого не знаю, только Кирилла Андреевича и Жанну, а еще кто-нибудь пришел?
– А кто придет-то? Больше и нет никого! Мать у ей есть, так она алкашиха! Это ж все знают! Ее сюда и не пустят, чего позорить могилу-то? Бабку звали, Кирилла Андреича мать, так она, как узнала, что с внучкой стряслось, сразу же и больной сказалась. У нее, видите ли, ноги отнялись! А мне так кажется – это она специально, чтоб лишний раз не волноваться. Она теперь все о здоровье своем печется, муж-то ей на двадцать лет моложе попался! А ноги... Да на хрена ей ноги? Ну, отнялись, так ей что ими – на соревнованиях бегать, что ли?
– А где мать Виолетты живет, вы не знаете?
– Как не знать! Ха! Она ж сперва-то к Ветке постоянно бегала, а Кирилл Андреич мне и говорит – ты, говорит, Петровна, одна ее отвадить можешь, у тебя язык-то, что помело, любого отбреешь. Ты, говорит, ее и проводи. Ну и когда мать-то Веткина пришла, я ее, как и велено было, – проводила. Аж до самой квартиры. Она, правда, упиралась, будто ее казнить ведут, ну да у меня не забалуешь. Я ж и Степку привлекла, водителя Кирилл Андреича. Это потом оказалось, что надо было только со двора ее погнать. Но как мне велели, так я и... зато уж потом я эту матушку!.. А и все одно – жаль бабу. На пьянку все променяла, а потом сама себе рада не была, да уж ничего не повернешь.
– Так где она живет? – снова напомнил Фома.
– Вот знаешь, где... – завертела головой прилежная работница. – Вот знаешь, где магазин «Оладушка»?
– «Ладушка»? – переспросил Фома.
– Ну да, «Ладушка», так вот в этом самом доме и проживает, прямо в нем. А квартира... на третьем этаже. Да ты спроси, где Верка Назарова живет, тебе и скажут. Мы тогда тоже – спросили да еще и рожу Веркину в окошко машины высунули, нам и показали.
– Так, значит, мать Виолетты Верой зовут?
– Ну да, еще и Григорьевной величают... Ой! Гляди-ка, а Трушина-то Лизка как намалевалась! Прям будто в цирк пришла, обезьяна!
Фома вновь постарался перевести разговор в нужное русло:
– Погодите, я слышал, что у Веты мальчик был. Что-то не видно его...
– А и не увидишь, – сверкнула глазами Петровна. – Он же ж какой тебе мальчик? Он же ж знаешь какой детина! Два тебя будут! А Веточка у нас худенькая... бе-е-едненькая-я-я... детонька-а-а... Его Максимом зовут. Там такой Максим! Максимище!
– А он где живет?
– Вот его я до дома не провожала, ничего сказать не могу, прямо хоть ты меня здесь всю изрежь!
Фома не собирался никого резать – на работе-то всех не перерезать, поэтому он замолк и постарался незаметно от дамы отделаться. Но не тут-то было.
– Ты ж, сокол мой, я слышала, хорошим доктором работаешь? – вдруг прищурилась Петровна. – Вот ты мне и скажи, вот у меня тут, в пояснице... дай-ка покажу... вот тут, повыше копчика, бывает, так кольнет, так кольнет, что хоть на стенку карабкайся, – это вот к чему? К перемене погоды, аль, может, какой орган у меня оторвался? Или, может, чего съела, так упало не туда?
Фома возвел глаза к небу и терпеливо постарался объяснить даме, что органы просто так не отрываются и так запросто ничего никуда не падает. При этом он настойчиво пытался освободиться от крепких дамских рук, но у Петровны по поводу ее здоровья накопилось еще множество вопросов, поэтому выпускать добычу она не собиралась.
Все время, пока родственники пытались добыть хоть какую-то информацию, Аллочка отиралась возле Кирилла Андреевича и Жанны и все выискивала момент, когда можно будет напомнить печальной чете, что она, собственно, уже почти взялась за дело, и ей надо только немножко помочь – назначить время, когда им удобно будет с ней переговорить. Однако удобного случая никак не представлялось. И Аллочка отважилась напомнить о себе более настойчивым образом.
– Кирилл Андреевич, Жанна, примите мои соболезнования... – уже в который раз трогала она за руку скорбящую женщину. – Я обязательно найду убийцу вашей дочери! Обязательно! Это мой долг!
– Спасибо, Аллочка, – вытирала мокрые глаза Жанна. – Вы чуткая женщина, но... вы нам ничего не должны...
– Да нет же, я по долгу службы...
– Жанночка! – подлетела к мачехе погибшей дамочка среднего возраста. – Ты так убита горем! Тебе надо врача... Куда у нас врач-то пропал? Леша! Ну куда врача подевали?
– Ирина, не надо врача, я еще держусь...
– Ну прямо! Держится она, я что – не вижу? Прямо вся черная, как старуха какая-то... Да Леша же!
Тут же подскакивали какие-то новые лица:
– Кирилл Андреевич, вас снимают, сделайте красивое лицо... Так! Отойдите все от отца девочки! Не загораживайте план! Не лезьте в кадр!
Среди всего этого безумия поговорить о деле не было никакой возможности. Когда от могилы девочки все потянулись к своим машинам, Аллочка предприняла еще одну попытку.
– Кирилл Андреевич, у меня к вам предложение... – начала было она, но в это мгновение произошло нечто непредвиденное.
Среди всего этого безумия поговорить о деле не было никакой возможности. Когда от могилы девочки все потянулись к своим машинам, Аллочка предприняла еще одну попытку.
– Кирилл Андреевич, у меня к вам предложение... – начала было она, но в это мгновение произошло нечто непредвиденное.
Через толпу провожающих вдруг рванулась какая-то тень, кинулась к Аллочке и вцепилась ей в пальто:
– Это ты! Ты – убийца! Из-за тебя Веточка погибла! Из-за тебя, мразь!
Женщину мгновенно отцепили чьи-то крепкие руки и в ту же минуту отволокли в сторону здоровенькие ребятки из охраны Назарова. Аллочка даже не успела испугаться как следует, а ее уже нигде не было видно.
– Что это было? – ошарашенно повернулась она к Кириллу Андреевичу.
– Это небольшое недоразумение, простите нас... – качнул головой тот. – Охрана не доглядела.
– А кто эта женщина? – допытывалась Аллочка.
– Я... я расскажу вам об этом позже, если позволите... – тяжело вздохнул Кирилл Андреевич.
– Позволю, – немедленно оживилась Аллочка. – Значит, завтра, в десять утра, я и позволю, хорошо?
– Как вам будет угодно, – склонил голову Назаров, бережно взял под руку Жанну, и они двинулись к машине.
– Давно бы так... – вздохнула Аллочка и еще раз огляделась по сторонам – незнакомой женщины нигде не было видно.
В ресторан, на поминки, Неверовы решили не ехать. Они явно чувствовали себя чужими, а нужные разговоры все никак не получались.
– Давай, Фома, заводи свой «Мерседес», – скомандовала Аллочка, усаживаясь в машину.
– Ну... не «Мерседес», конечно, но уж и не «Запорожец», – обиженно бурчал Фома. – Уже и моя иномарка им не подходит, только «мерсы» подавай...
Действительно, среди крутых массивных авто Фомкина машинка смотрелась несколько бедновато, но это сейчас никого не беспокоило.
– Гутя, хоть ты не зря среди народа шныряла? – недовольно спросила Аллочка.
– Почему это я шныряла? – вздернулась Гутя. – Мы с Варькой, между прочим, узнали, что Виолетта училась в школе номер три, в десятом классе «А», завтра туда и наведаемся.
– А я вызнал адрес родной матушки Виолетты, – похвастался Фома. – Верой Григорьевной ее зовут. Пьет первая женушка Кирилла Андреевича, вот такая некрасивая история. Потом расскажу, как к ней наведаться, у самого точно не получится – работа.
– А что это за тетка на меня прыгнула, кто-нибудь узнал? – сурово вопрошала Аллочка.
Пассажиры переглянулись.
– Кто это на тебя прыгал, ты что? – покрутила пальцем у виска Гутя.
– И я ничего не слышала, – пожала плечами Варька. – Там вроде все нормально было.
– Да как же нормально-то? – накинулась на нее тетушка. – Я стою, значит, себе с Назаровым, мы высчитываем, когда он ко мне на прием сможет прийти, а тут откуда ни возьмись баба сумасшедшая! И прямо мне на грудь рушится! Вы куда смотрели-то?
– А-а, – закивал головой Фома. – И еще кричала, что ты – убийца, да? Я что-то такое слышал, но меня эта Петровна как арендовала на весь день, так я и вывернуться не смог. Я, кстати, и сам хотел вас спросить – что случилось?
Аллочка воздела глаза к небу и гулко застонала:
– О-о-ой, ну и помощничков бог послал! Пошли, называется, обстановку разведать. У них на глазах чуть ближайшую родню не растерзали, а они – ни ухом ни рылом! «Что случилось»! Какие из вас сыщики? Меня едва не отправили на тот свет, а вы даже глазом не моргнули.
Гуте уже надоели причитания сестрицы, хотя приходилось признать – кое в чем они сегодня и впрямь лопухнулись.
– Ну ладно тебе, расскажи лучше – что за тетка? Как выглядит, во что одета?
– А я разглядывала ее, что ли? – огрызнулась Аллочка. – Она на меня набросилась, как коршун на птаху. Конечно, я морально испугалась и не смогла четко разглядеть линии ее внешности...
– Понятно, ты такой же детектив, как и мы, – фыркнула Варька, – ее саму чуть не разорвали, а она даже лица не запомнила!
– У меня был шок! Слышала – звезда в шоке? Это как раз про меня придумали.
Спорить не хотелось. Хотелось побыстрее приехать домой, прийти в себя и уже с завтрашнего дня вплотную заняться ловлей преступника.
На следующий день Гутя с Варькой отправились в школу, где училась Виолетта.
Нашли не сразу, сначала помотались по городу – ни один прохожий не мог назвать ни одной школы. Справочная по телефону таких сведений не давала, оставалось только звонить Назаровым, а их следовало тревожить лишь в самую последнюю очередь. Потом Варьке пришла в голову идея – зайти в первый же книжный магазин и посмотреть в справочнике города, где же находится сие учебное заведение. Оказалось, что в другом конце города.
– Сейчас проездим туда-сюда, у детей уроки кончатся, – переживала Гутя.
Но этого, к счастью, не произошло. По школьным коридорам носились шумные толпы прилежных учеников, учителя осторожно прижимались к стеночкам, и только заливистый звонок вмиг вернул тишину в эти стены.
– С ума сойти, и как тут только учатся, – покачала головой Варька. – Так ведь без травмы точно домой не вернешься.
– Постарела ты, дочь моя, – фыркнула Гутя. – Когда я к тебе в школу приходила, вы еще не то вытворяли. И ничего – ты не боялась... Стой здесь, я к директору.
Гутя узнала у бабушки-дежурной, как найти начальство, поднялась на второй этаж и уверенно постучалась в дверь.
– Здравствуйте, – не дожидаясь ответа, смело шагнула она в глубь большого светлого кабинета. – Вы – директор этой школы?
За столом сидела маленькая, кругленькая, как дыня «Колхозница», женщина и быстро перелистывала бумаги.
– Вы по какому вопросу? – не отрываясь от них, спросила она.
– Я первой спросила, – настойчиво напомнила Гутя и уселась на стул перед женщиной.
– Ну да, да! Я директор, а что вы хотели? – она наконец взглянула на Гутю, и неожиданно глаза ее блеснули хищными блеском. – Ну наконе-е-ец-то! А я уж думала, вы до нас так и не доберетесь.
И директриса откинулась на спинку кресла, сложила ручки кренделем и с недоброй усмешкой стала разглядывать Гутю.
– А почему вы раньше к нам не могли добраться? Опять дела, да? Совсем нет времени, правильно я понимаю?
Гутя растерянно заморгала глазами, и пыл ее поубавился. И в самом деле – почему это они с Варькой на троллейбусе тащились, когда можно было поехать на такси, куда быстрее вышло бы.
– Да знаете, ведь пока мы вашу школу нашли... – начала она объяснять, но директриса закивала головой.
– Понятно-понятно... что-то подобное я и ожидала услышать. Спасибо за откровенность, – опять съязвила директор и, сдвинув брови, пошла в наступление: – А я бы хотела сказать, что вам надо почаще здесь появляться! Да! Вы сейчас с дочерью пришли?
– Да... – пролепетала Гутя, чувствуя себя отпетой негодяйкой. – Она тоже... только она на первом этаже осталась, робеет, так сказать...
Директриса округлила глаза и запела:
– Ах, так она у вас еще и робе-е-е-ть умеет! Какая приятная неожиданность! Значит, как в школьном дворе курить – она не робеет, учителя «козлом» обозвать – с нашим удовольствием, в унитаз дымовушку бросить – всегда пожалуйста! А как со мной поговорить, так девочка оробела!
Гутя, слушая ее, все шире раскрывала рот и хваталась за сердце, и, когда инфаркт был уже близок, она вдруг выдохнула с облегчением:
– Ф-ф-фу ты... Ну, напугали! Послушайте...
– Нет уж, это вы меня послушайте! Вы теперь обязаны внести в школьный фонд двадцать тысяч! И это только за унитазы. А за моральный ущерб – еще десять. И не надо мне говорить, что у вас нет денег, я прекрасно осведомлена о ваших доходах, – вскочила со своего кресла директриса и швырнула перед Гутей два исписанных листа. – У меня два педагога уволились из-за вашей девочки!
– Да нет же, – еле удалось Гуте вклиниться в ее разъяренную речь. – Моя дочка уже давно не девочка!
– А то кто-то этого не знает!
– Да дайте же мне сказать! – рявкнула Гутя, и директор рассерженно примолкла. – Я не то хотела... Моя дочь уже давно не ученица! Она у вас не учится, вы меня с кем-то просто перепутали. Я пришла по поводу Назаровой Виолетты!
Директриса все еще недоверчиво косилась на Гутю, но было видно, что женщина пока просто не находит слов.
– Виолетта убита, и я, как... как старший следователь, пришла к вам. Хотелось бы услышать, что это была за девочка, нужно опросить ее подруг, всех, с кем она общалась, учителей. А вы мне слова не даете сказать!
Теперь упражнения со ртом выполняла директриса.
– Вы? Следователь?.. Ой, боже мой, как же неловко вышло. Значит, так, о десяти тысячах за ущерб забываем, и с вашей девочки всего десять... за унитазы.
– Никаких унитазов! – категорически заявила Гутя. – Моя дочь к ним никакого отношения не имеет. Она тоже расследует убийство.
– То есть... – все еще с недоверием переспросила начальница. – Вы не мама Иры Щукиной, да?
– Нет, не мама.
– Очень плохо, – сникла директор. – У меня сегодня была назначена встреча с госпожой Щукиной, похоже, она опять проигнорировала наш сигнал... Тогда я не понимаю – а вы чего хотите?