Вот охранник бежит.
– Где веревка?
– Нет веревки, товарищ начальник. Беда.
– Чего еще?
– Охрану-то мы сняли, сюда побежали, а зеки разбежались.
– Быть того не может… а волки?
– Волки же тоже здесь.
– Догнать их!
– Что там случилось? – Левкой снизу кричит.
– Лагерь кончился! – торжествует Гаузе. – Нет больше лагеря.
– Молчать! Никто лагеря не закрывал. Поплутают по лесу и вернутся. Никуда не денутся. Они другой жизни не знают. Добровольно в лагерь придут. Сейчас быстро покончим с этими и пойдем зеков собирать.
– Как?
– Кидайте на них сверху камни. Бревна кидайте. Все кидайте. Объявляю их вне закона!
И стали охранники камни собирать, пень выворачивают…
– Лезьте сюда, – приказал Чапаев. Подвинулся, место освобождая.
Заползли Полина с Гаузе внутрь мамонта. Чапаев край шкуры сверху закинул, закрыл.
Сотрясается мамонт от ударов, от лишнего груза. Еще камень, еще бревно… вот и пень упал…
И вывалился мамонт из обрыва, рухнул вниз – капитана Левкоя в лепешку, скатился в реку и поплыл словно плот.
– Не догоните! – Чапаев шкуру откинул, наружу вылез, как из подводной лодки.
Но ошибся.
Проплыл мамонт недолго, на мель сел.
22
Островок посреди реки. У островка и застрял мамонт.
Бегут к берегу охранники, волки, Сталин.
Протока-то глубокая, холодная, не преодолеть вброд. Бегают по берегу, ругаются.
Чапаев на мамонте сидит, с отвращением на кусок мяса смотрит.
– Бессонов! – кричит. – Беги в лагерь. А то тебе стеречь некого будет.
А тот в ответ приказывает:
– Строить плот!
Разбежались охранники по берегу, бревна ищут, плот вязать думают. А Чапаев их мясом дразнит. А тут еще Гаузе добавляет:
– Товарищи военнослужащие! Вас обманывают. Времена изменились. Спокойно возвращайтесь домой, к семьям, к честному труду.
– А я вас засужу! – кричит Чапаев. – Жизни не пожалею! По судам загоняю!
Вздыхают охранники, тянут бревна.
Посреди островка холм песчаный, в нем яма. Теплая, сухая. Ушла туда Полина, Гаузе за ней. Легли рядом на песок. Гаузе ей руку на плечо положил.
– Тебе не противно? – Полина спрашивает.
– А почему?
– Я – убийца. Я человека задушила. Этими руками.
– Он давно умер.
– Для тебя. Для меня – только что. А может, и не умер…
– Полина, не думай, я все знаю о твоем прошлом.
– Ничего ты не знаешь.
– У нас будет дом, работа…
– Ты знаешь, почему я его убила?
– Не это сейчас главное.
– Это. Меня девочкой, в десять лет, к нему привели. Он девочек любил. Поэтому я и руки его узнала. Руки не меняются.
– Ой, – замолчал Гаузе, но руку не убрал. Держит.
Полина подниматься начала.
Тут Гаузе ее к себе двумя руками привлек.
– Милая, забудь…
– Никуда нам от них не деться. Доберутся до нас. Всюду доберутся. Мы же беглые.
А сама гладит его, грязный ватник распахнула, глаза дикие, зеленые, кошачьи. Губы мягкие стали, податливые.
У Гаузе глаза застилает, дыхание прерывается.
– Не надо, – шепчет, – не сейчас…
– Другого не будет. Ничего больше не будет… Возьми меня, Петя.
И взял ее Петр Гаузе на песчаном острове, под бегущими облаками, под далекие перекрики охранников.
И был он ее первым мужчиной. Не было других…
– А как же? – спросил он потом.
– За то я и в лагере была, что не смог он.
– Но ты говорила, что ты…
– Я тебя ждала. Я тебя все эти годы ждала.
Они лежали под ватником, прижавшись друг к дружке.
И тут Чапаев закричал:
– Ребята, скорее! Поезд отправляется!
А они готовы уж были никуда отсюда не уходить, с этого острова, здесь и погибнуть, кончился их путь.
Нет, иное.
Выбежали они на холмик.
Видят: по реке вал воды идет. Видно, в верховьях дожди сильные, наводнение.
Охранники от берега вверх. Один Бессонов, упрямый человек, у кромки воды стоит.
Призрак Сталина руки раскинул, водяной вал пытается удержать, а воды сквозь него хлещут.
– Скорей! – Чапаев торопит.
Мамонта первой волной качнуло.
Полина с Гаузе на мамонта взобрались.
Подняло мамонта водой.
Чапаев на голову взобрался, между бивней сидит, шестом отталкивается.
Подхватила вода полковника Бессонова, понесла вниз, наперегонки с мамонтом, но отстал полковник, пропала под ледяной водой его голова в фуражке с синим околышем.
Плывет мамонт по реке.
Гаузе Чапаеву говорит:
– Ты потерпи, скоро настоящее мясо увидишь. А мамонт для науки нужен. Я тебе запрещаю.
Тон у Гаузе изменился, потому что он свой долг перед наукой ощущает.
Вот и дорога по берегу показалась. Едут по ней самосвалы на стройку БАМ, дорогу с концом и началом. Глядят шоферы из окошек с удивлением на мамонта с пассажирами.
Так Петр Гаузе мамонта нашел.
