— Я Исаак Белл. У меня назначена встреча с доктором Райдером.
— В этом вам проехать нельзя, — сказал охранник, показав на машину.
Белл оставил «форд» на обочине подъездной дороги. Охранник пропустил за ворота.
— Я не отвечаю за то, что там случится с вашим автомобилем, — усмехнулся он. — Не все психи внутри.
Белл подошел к нему и холодно улыбнулся.
— Считайте авто вашей главной ответственностью, пока я не вернусь.
— Что вы сказали?
— Если с машиной что-то случится, я спущу с вас шкуру. Вы мне верите? Хорошо. Теперь отведите меня к доктору Райдеру.
Владельцем лечебницы оказался аккуратный, педантичный, на редкость хорошо одетый мужчина лет сорока. Белл решил, что он кажется придирчивым, но откровенно доволен своим положением, которое дает ему безграничную власть над сотнями пациентов. И порадовался, что прислушался к предостережению Ван Дорна насчет наполеончиков.
— Не уверен, что сегодня вам будет уместно навестить мисс ди Веккио, — сказал доктор Райдер.
— Утром мы говорили с вами по телефону, — напомнил Белл. И вы согласились на мою встречу с мисс ди Веккио.
— Душевное состояние безумного пациента не всегда совпадает с нашими желаниями. Встреча будет угнетающей для вас обоих.
— Я рискну, — сказал Белл.
— Да, но как же пациентка?
Исаак Белл посмотрел доктору Райдеру в глаза.
— Вам что-нибудь говорит имя «Эндрю Рюбенов»?
— Звучит по-еврейски.
— Он и есть еврей, — ответил Белл с опасным блеском в глазах. Он терпеть не мог фанатизма и ханжества, и задача сломить сопротивление Райдера делалась все более заманчивой. — И очень достойный еврей. И прекрасно играет на фортепиано.
— Боюсь, я не знаком с этим джентльменом.
— Мистер Рюбенов — банкир. Он старый друг моего отца. Мне он практически дядюшка.
— Я не знаю банкира по имени Рюбенов. А теперь, если вы меня извините…
— Не удивлен, что вы не знаете мистера Рюбенова. Его клиенты — из развивающихся отраслей, например, из автомобильной промышленности и синематографа. Однако из сентиментальности он позволяет своим холдингам поддерживать небольшие, менее прибыльные банки; некоторые банки он даже покупает. Вообще, узнав, что я буду по соседству, «дядя Эндрю» попросил навестить от его имени один из таких банков. Кажется, он называется «Первый фермерский банк Питтсфилда».
Доктор Райдер побледнел.
Белл сказал:
— Аналитическая служба «Агентства Ван Дорна» способна добыть самые закрытые сведения. В этом банке находится ваша закладная. Доктор Райдер, банк ждет от вас, как и от других частных психиатрических лечебниц, обеспечения кредита — тем более что сейчас открываются новые государственные лечебницы. Я встречусь с мисс ди Веккио в чистой, приятной и хорошо освещенной комнате. Я знаю, что на верху башни ваша квартира. Полагаю, это помещение нам подойдет.
При виде Даниэллы ди Веккио у Белла перехватило дыхание. Она вошла в уютную квартиру доктора Райдера осторожно, чуть испуганно (вполне понятно и оправданно, подумал Белл), но и с любопытством, — высокая, очень красивая женщина с отличной фигурой. На ней было поношенное белое платье. Длинные черные волосы, огромные темные глаза.
Белл снял шляпу, знаком попросил сестру выйти и закрыл дверь. Он протянул руку.
— Мисс ди Веккио. Спасибо, что согласились увидеться со мной. Меня зовут Исаак Белл.
Он говорил мягко и осторожно, не забывая, что она здесь по решению суда за то, что ударила человека ножом.
Ее взгляд, изучавший мебель, ковры, картины и книги, остановился на нем.
— Кто вы?
Она говорила с итальянским акцентом, но на хорошем четком английском.
— Частный детектив. Я расследую стрельбу по Марко Селеру.
— Lardo!
— Да. Почему вы назвали его вором?
— Он украл, — просто ответила она.
Взгляд Даниэллы остановился на окне, и лицо ее осветилось; Белл понял, что она очень давно не была на вольном воздухе и не видела зеленых деревьев, травы и голубого неба даже издали.
— Почему бы нам не посидеть у окна? — спросил Белл, медленно двигаясь к нему. Она осторожно, как кошка, пошла за ним, но остановилась там, где ее овевал ветер, шевеливший занавеску. Белл расположился так, чтобы перехватить ее, если она попытается выброситься в окно.
— Можете рассказать мне, что украл Марко Селер?
— Его застрелили?
— Вероятно, — ответил Белл.
— Хорошо, — сказала она и перекрестилась.
— Почему вы перекрестились?
— Я рада, что его застрелили, но рада и тому, что не я отняла у него жизнь. Это Божий промысел.
Сомневаясь в том, что Бог сделал своим орудием Гарри Фроста, Белл решил воспользоваться ходом мыслей ди Веккио.
— Но вы ведь пытались его убить?
— И не сумела, — ответила она. Посмотрела Беллу в лицо. — У меня было время подумать об этом. Я верю, что часть моей души удержала меня. Я не помню, что происходило в тот день, но помню, что, когда нож миновал его шею, он проделал длинный разрез на его руке. Вот здесь…
Она провела длинными пальцами по внутренней стороне предплечья Белла.
— Я была рада. Но не помню, чему радовалась: тому, что пустила ему кровь, или тому, что не убила его.
— Что украл Марко?
— Работу моего отца.
— Что за работа?
— Мой отец был aeroplane cervellone… как это сказать? — мозг. Гений.
— Ваш отец конструировал летающие машины?
— Да. Bella monoplane. Он назвал его «Aquila». Aquila значит орел по-американски. Когда он привез свой «Aquila» в Америку — он очень гордился тем, что перебрался в Америку, — что назвал самолет «Американский орел».
Она заговорила очень быстро. Марко Селер работал в Италии у ее отца механиком, помогал строить аэропланы, которые конструировал отец.
— В Италии. До того, как он сократил свое имя.
— Марко изменил имя? Как же его звали?
— Престоджакомо.
— Престоджакомо.
Белл попробовал это имя на языке. Попросил Даниэллу повторить его и записал в блокнот.
— Когда Марко приехал сюда, он сказал, что его имя слишком длинное для американцев. Но это ложь. Все знали, что Престоджакомо lardo. Здесь его новое имя — Селер — означает только «быстрый». И здесь никто не знал, какой он человек.
— А что он украл у вашего отца?
Ди Веккио утверждала, что Марко украл новый метод укрепления крыла и контроля его поворота.
— Вы можете объяснить, что такое контроль поворота? — спросил Белл, проверяя ее на логику и разумность.
Она сделала жест, используя длинные изящные руки как крылья.
— Когда aeroplane наклоняется в эту сторону, conduttore — pilota — меняет форму крыла, чтобы наклонить его и выпрямить самолет.
Вспомнив свой первый разговор с Джозефиной, Белл спросил:
— Может, ваш отец изобрел alettoni?
— Да. Si! Si! Я об этом вам и говорю. Alettoni!
— Маленькие крылья.
— Мой отец, — сказала она, гордо постучав себя в грудь. — Мой замечательный babbo. Вместо того чтобы наклонять все крыло, он движет только небольшие его часто. Гораздо лучше.
Белл протянул ей блокнот и самопишущую ручку «Уотерман».
— Можете показать?
Она нарисовала моноплан с маленькими подвешенными частями по краям его крыла. Очень похожий на желтую машину, на которой летала Джозефина.
— Alettoni — подвешенные маленькие крылья — это Марко украл у вашего отца?
— Не только. Он украл и силу.
— Не понимаю.
— Мой отец изучал, как действуют крылья, чтобы сделать их сильней.
В новом потоке английских слов, приправленных итальянскими, нарисовав вторую картинку, Даниэлла объяснила, что монопланы падают, когда в полете у них ломаются крылья. А у биплана крылья структурно гораздо прочнее. Белл кивнул, показывая, что понял. То же самое он не раз слышал на поле в Белмонт-парке. Монопланы чуть быстрее бипланов, потому что оказывают меньшее сопротивление ветру и меньше весят. Бипланы прочнее — вот одна из причин того, что все удивились, когда разбился «Фарман» Эддисона-Сидни-Мартина. По словам Даниэллы ди Веккио, Марко предполагал, что слабость монопланов связана не с «летающими тросами» под крыльями, а с «тросами приземления» над ними.
— Марко нагружал monoplane мешками с песком, чтобы измерить напряжение полета посредством… как это по-вашему?
— Моделирования?
— Si. Моделирования нагрузки при полете. Отец сказал, что статическое испытание слишком простое. Марко проводил испытание при условии, что крылья не движутся. Он считал, что силы, действующие на них, не меняются. Но крылья в полете движутся! Разве вы не понимаете, мистер Белл? Сила порывов ветра, нагрузки из-за маневров машины — carico dinamico — действие на крылья со многих направлений, и сила не только толкает крылья, но изгибает их. Глупый опыт Марко не учитывал этого, — презрительно сказала она. — Он делал крылья слишком жесткими. Он тессапко, а не artista!
— Моделирования?
— Si. Моделирования нагрузки при полете. Отец сказал, что статическое испытание слишком простое. Марко проводил испытание при условии, что крылья не движутся. Он считал, что силы, действующие на них, не меняются. Но крылья в полете движутся! Разве вы не понимаете, мистер Белл? Сила порывов ветра, нагрузки из-за маневров машины — carico dinamico — действие на крылья со многих направлений, и сила не только толкает крылья, но изгибает их. Глупый опыт Марко не учитывал этого, — презрительно сказала она. — Он делал крылья слишком жесткими. Он тессапко, а не artista!
Она протянула Беллу рисунки.
Белл увидел большое сходство с машиной, которую Джозефина уговорила Престона Уайтвея купить у кредиторов Марко.
— Моноплан Марко опасен? — спросил он.
— Тот, что он сделал в Сан-Франциско? Был бы опасен, если бы Марко не украл изобретение моего отца.
Белл сказал:
— Я слышал, что у моноплана, который Марко продал итальянской армии, сломалось крыло.
— Si! — сердито ответила она. — Из-за этого все неприятности. Его слишком жесткий monoplane, тот самый, который он испытывал мешками с песком, разбился.
— Но почему ваш отец не смог продать monoplane «Орел» итальянской армии, если он лучше?
— Марко обвалил рынок. Настроил генералов против любого monoplane. Фабрика моего отца по строительству monoplani обанкротилась.
— Любопытно, — заметил Белл, наблюдая за ее реакцией. — Ваш отец и Марко — оба покинули Италию.
— Марко бежал! — с вызовом крикнула она. — Он привез чертежи моего отца в Сан-Франциско и продавал машины той богачке, Джозефине. Мой отец эмигрировал в Нью-Йорк. Он очень надеялся продать свой monoplane Aquila в Нью-Йорке. Банкиры с Уолл-стрит могли бы вложить деньги в его завод. Но он не успел их заинтересовать: кредиторы конфисковали все в Италии. Он был разорен. И убил себя. Отравился газом в номере дешевого отеля в Сан-Франциско.
— Сан-Франциско? Вы сказали, что он приехал в Нью-Йорк.
— Его заманил туда Марко, пообещав деньги на разработки. Но он хотел только, чтобы отец сделал ему машины. Отец умер в одиночестве. Не было даже священника. Вот почему я хотела убить Марко Селера.
Она скрестила красивые руки и посмотрела Беллу в глаза.
— Я зла. Но не безумна.
— Я это вижу, — сказал Исаак Белл.
— Но меня заперли вместе с безумцами.
— С вами хорошо обращаются?
Она пожала плечами. Длинными пальцами взялась за платье, серое от сотни стирок.
— Когда я сержусь, меня запирают одну.
— Я поговорю с доктором Райдером с глазу на глаз.
Взяв за шею и уткнув лицом в стену.
— У меня нет денег на адвокатов. Нет денег на «медицинских экспертов», которые сказали бы на суде, что я не безумна.
— Можно спросить вас, почему ваш отец не смог найти других покупателей для своей летающей машины «Орел»?
— Monoplane отца намного лучше, он такой новый, что некоторые говорят, что он еще — как это по-вашему? — innato. Дикий.
— С норовом?
— Да. Что он еще не объезжен.
— Летающая машина вашего отца опасна?
— Скажем, она «интересна», — с тонкой улыбкой ответила Даниэлла ди Веккио. В эту минуту, подумалось рослому детективу, они могли бы находиться в тысячах миль от Массачусетса и флиртовать в римском салоне.
— А где он? — спросил Белл.
Взгляд темных глаз итальянки миновал Белла, устремился в окно и остановился на вершине холма. Даниэлла широко улыбнулась.
— Вот, глядите, — сказала она.
Белл посмотрел в окно. Что она себе вообразила?
На вершину поднялся грузовой фургон.
— Мальчик, — объяснила Даниэлла. — Хороший мальчик. Он меня любит.
— А почему у него машина вашего отца?
— Отец взял ее с собой из Италии. Кредиторам здесь до нее не добраться. Это наследство. Мое наследство. Этот мальчик помогал отцу в Америке. Он eccelente meccanico!
— Не artista? — спросил Белл, с улыбкой проверяя ее реакцию. Он не поручился бы за это, но, кажется, она была не безумнее его самого.
— Художники редкость, мистер Белл. Уверена, вы это знаете. Он написал мне, что приедет. Я подумала, что это его мечта. — Она встала и помахала в окно, но вряд ли ее можно было увидеть. Белл подал ей край белой занавески. — Помашите этим. Может, он увидит.
Она послушалась. Но юноша не ответил. Его взгляд блуждал по множеству зарешеченных окон.
Даниэлла опустилась на стул у окна.
Он все еще мечтает. Неужели воображает себе, что я могу выйти отсюда?
— Как его зовут? — спросил Белл.
— Энди. Энди Мозер. Он очень нравился отцу.
Исаака Белла изумила удивительная возможность. Он спросил:
— Моноплан вашего отца быстрый?
— Очень быстрый. Отец считал, что только скорость может победить ветер. Чем быстрей aeroplano, тем он безопасней в плохую погоду, говорил отец.
— Его скорость больше шестидесяти миль в час?
— Отец надеялся на семьдесят.
— Мисс ди Веккио, у меня есть к вам предложение.
Глава 13
— Мистер Мозер, вы можете значительно улучшить свое положение, — сказал Исаак Белл механику с печальным лицом, который на безопасном расстоянии от «Американского орла» развел костер и жарил на нем сосиску.
— Откуда вы знаете, как меня зовут?
— Прочтите это!
И Белл вложил в перемазанные маслом руки Мозера конверт из отличной пергаментной бумаги, который взял со стола доктора Райдера.
— Откройте.
Энди Мозер сунул палец под печать, развернул лист писчей бумаги, густо исписанный изящным флорентийским почерком, и начал медленно читать, шевеля губами.
Белл ухватился за возможность помочь прекрасной итальянке, в то же время помогая себе решить проблему, о которой предупреждал Арчи. Желающих завоевать кубок Уайтвея становится столько, что поезда поддержки теснятся на рельсах, оспаривая друг у друга право проезда. Держаться за летательным аппаратом Джозефины, чтобы охранять ее жизнь, — сущий кошмар, даже если Арчи организует автопатрули.
Но что, подумал Белл, если взять на себя «верх»? В собственном аэроплане он сможет лететь вместе с гонщиками. Сможет охранять Джозефину в воздухе, а люди, которых он расставит на гоночных трассах и полях, смогут охранять ее, если она там приземлится.
Даниэлле ди Веккио нужны деньги, чтобы обратиться к адвокатам и выбраться из сумасшедшего дома.
Исааку Беллу нужен быстрый аэроплан. Он покупает его.
— Даниэлла говорит, что я должен отправиться с вами, сэр.
— И привезти мою летающую машину, — сказал Белл, с улыбкой глядя на фургон.
— И научить вас управлять ею?
— Как только я помещу вас в первоклассный вагон-ангар.
— Но я не знаю, как летать. Я только механик.
— Об этом не волнуйся. Просто заведи машину и покажи, где управление. Сколько времени нужно, чтобы собрать ее?
— С хорошим помощником — день. Вам приходилось вести летающую машину?
— Я вожу «Локомобиль» со скоростью сто миль в час. Водил гоночный мотоцикл V-Twin Indian, паровоз «4-2-6» «Пасифик» и турбинную яхту, построенную самим сэром Чарлзом Элджерноном Парсонсом[17]. Думаю, я научусь.
— Локомотивы и стальные яхты не отрываются от земли, мистер Белл.
— Поэтому мне так и не терпится. Заканчивай обедать и попрощайся с Даниэллой. Она смотрит из четырнадцатого окна слева на втором снизу этаже. Через решетку она не может помахать, но она тебя видит.
Мозер печально посмотрел на холм.
— Не хочу оставлять ее, но она говорит, что вы поможете ей выбраться.
— Не волнуйся, мы ее вытащим. А тем временем доктор Райдер пообещал значительно улучшить ее условия. Твой грузовик доберется до Олбани?
— Да, сэр.
— Я поеду вперед и закажу поезд. Он будет ждать в Олбани на станции и отвезет нас в Белмонт-парк. Как только прибудем, механики помогут тебе собрать «Американского орла».
— Белмонт-парк? Вы собираетесь на «Орле» участвовать в гонке?
— Нет, — рассмеялся Белл. — Но он поможет мне не спускать глаз с Джозефины Джозефс.
Энди Мозер недоверчиво посмотрел на него. Это было самым необычным из того, что он узнал и прочел с тех пор, как на своем «форде» модели К появился Исаак Белл.
— Вы знакомы с «Любимицей Америки в воздухе»?
— Я частный детектив. Муж Джозефины хочет ее убить. «Американский орел» поможет мне спасти ей жизнь.
Отправив свой поезд поддержки в Олбани, Исаак Белл телеграфировал в Сан-Франциско Дэшвуду, сообщая, что подлинное имя Марко Селера — Марко Престоджакомо. Он мог все еще быть Престоджакомо, когда высадился в Сан-Франциско, и Белл надеялся, что эти новые сведения ускорят необычно медленное продвижение Дэшвуда.