— Я ухал в товарном поезде в Канаду. Меня приняла добрая фермерская семья и лечила всю зиму. Узнав, что ты с Уайтвеем и участвуешь в гонке, а Гарри на свободе, я решил показаться в замаскированном виде, присматривая за происходящим, прежде чем чудесным образом выйти из леса в обличье Марко, как мы и планировали.
— А когда ты выйдешь?
— После твоей победы.
— Зачем так долго ждать?
— Я же только что сказал: Уайтвей будет ревновать ко мне, как Гарри. Может, не так свирепо, но достаточно сильно, чтобы отобрать у тебя аэроплан. Ведь аэроплан принадлежит ему? Или он передал тебе право собственности?
— Нет. Он принадлежит ему.
— Жаль, что ты не попросила передать тебе машину в собственность.
Она понурила голову.
— Я не знала, как это сделать. Он платит за все. Даже за мою одежду.
— Богатые бывают добры, но никогда — щедры.
— Не знаю, долго ли я смогу смотреть на тебя и делать вид, что это не ты.
— Сосредоточься на моей маскировке — бороде и усах.
— Но твои глаза, твои губы…
Она вспомнила, как он выглядел раньше: гладкие черные волосы, благородный лоб, изящные усики, глубоко посаженные темные глаза.
— Не думай о губах, пока не победишь, — сказал Марко. — Управляй моим аэропланом. Выиграй гонку. И не забудь, Джозефина, когда ты выиграешь гонку, «Любимица Америки в воздухе» станет обладательницей горы денег. А Марко, конструктор аэроплана-победителя, прославится и получит контракт на строительство сотен аэропланов для итальянской армии.
— Как ты мог смотреть на меня все это время?
— Как? Как всегда, с самого первого дня, когда увидел тебя. Мое сердце наполняет океан радости. А теперь давай починим твою машину.
Исаак Белл, завернувшись в одеяло, пытался уснуть под монопланом, но его мысли то и дело возвращались к странному заявлению Гарри Фроста. Внезапно он сел, пораженный совершенно другой, еще более странной мыслью. Его удивила прочность аэроплана — Исаак был благодарен ему за то, что спасся, — еще до примечательных слов Энди Мозера о том, что «ди Веккио делал их на совесть».
Белл обулся и пошел, на железнодорожную станцию, в диспетчерскую, где был телеграф. Необычная прочность «Американского орла» объяснялась наличием многочисленных распорок и лишних креплений. Изобретатель не только использовал лучшие материалы — он предвидел возможные точки напряжения и постарался предотвратить катастрофу.
Люди, которые строят надолго, редко кончают с собой из-за банкротства. Такой человек, думал Белл, одолеет несчастья; для него банкротство — лишь временная неудача.
— Ван Дорн, — сказал он диспетчеру Нью-Йоркской Центральной железной дороги. У него с собой было рекомендательное письмо от президента этой дороги. Но диспетчер и так рад был помочь участнику воздушной гонки.
— Да, сэр. Что я могу для вас сделать?
— Я хочу послать телеграфное сообщение.
Рука диспетчера повисла над телеграфным ключом.
— Кому?
— Джеймсу Дэшвуду. «Агентство Ван Дорна». Сан-Франциско.
— Диктуйте.
Белл слушал, как диспетчер передает его сообщение азбукой Морзе:
РАССЛЕДУЙТЕ САМОУБИЙСТВО ДИ ВЕККИО
УСКОРЬТЕ РАССЛЕДОВАНИЕ СЕЛЕРА
БЫСТРЕЙ ВСКЛ
Глава 22
— Вон она летит!
Мотор «Антуанетты» издавал резкий звук, словно с треском рвали ткань. Желтый моноплан Джозефины в первом свете дня пролетел мимо Уихокена, Нью-Джерси.
— Проворачивайте!
Исаак Белл уже сидел за рулем «Орла»; по телефону он узнал, что Дмитрий Платов и «механики» Ван Дорна всю ночь трудились над машиной Джозефины. И летчица только что взлетела с острова Бедлоу. Чтобы полететь над рекой, Белл поставил «Орла» на причал, куда сел накануне. Его «Гном» уже прогрелся и был готов к полету. Он заработал после первого же поворота пропеллера.
— Клинья!
Клинья вытащили из-под колес, и моноплан покатился. Энди с помощником бежали рядом с крыльями, выравнивая их; Белл прокатился по ровному полотну между рельсами и взмыл в воздух вслед за Джозефиной.
Они летели над серединой реки Гудзон; Исаак все время держался рядом со своей подопечной и в поисках Гарри Фроста разглядывал корабли и лодки; одной рукой он держал руль, второй сжимал ружье. Пролетев пятнадцать миль, два желтых самолета свернули к Нью-Йорку там, где пачкал небо дымом город Йонкерс.
Белл летел за Джозефиной и при этом разглядывал карту гонки, разыскивая на местности заметные ориентиры. К его ногам был прикреплен жесткий лист бумаги, Белл нашел на нем овал гоночной трассы «Эмпайр-Сити»: он виднелся в глубине местности на расстоянии в несколько миль, рядом с огромной грязной ямой, где паровые экскаваторы выкапывали новое водохранилище для Нью-Йорка.
Белл видел на маршруте породистых лошадей на утренних тренировках, но на поле за маршрутом летающих машин не было, единственным поездом поддержки, еще остававшимся на железнодорожной станции, был желтый поезд Джозефины. Прежде чем взлететь вслед за Джозефиной, Белл узнал, что все остальные летающие машины, участвующие в гонке, уже улетели к Олбани.
Заливая в баки аэроплана Джозефины бензин, масло и воду, а Беллу — бензин и касторовое масло, механики рассказали, что, хотя Стив Стивенс на своем биплане с тянущим винтом и двумя моторами показал лучшее время в перелете от Белмонт-парка к Йонкерсу, хлопковый плантатор ужасно рассердился на Дмитрия Платова за то, что тот помог Джозефине с ее самолетом у статуи Свободы.
— Я думаль, — добродушно передразнивали они Платова, — все в гонка вместе.
— И поэтому мистер Стивенс орал на бедного Дмитрия, — снова подражание южному говору: — Проклятый ты социалист!
Белл заметил, что Джозефина не смеется вместе со всеми. Лицо у нее было напряженное. Он решил, что она расстроена своим отставанием в гонке. Обычно вежливая и доброжелательная со всеми, она кричала на механиков, чинивших поврежденное крыло: «Быстрее!»
— Не волнуйтесь, — мягко сказал Белл. — Догоните.
Рослый детектив «механика» из поезда поддержки.
— Есть соображения, почему повреждено крыло?
— Она попала в миниторнадо.
— Это я знаю. А не могли этот шарнир ослабить заранее?
— Саботаж? Мистер Белл, я первым делом ищу его признаки. На земле мы вообще не спускаем с машины глаз. Мистер Эббот дал нам это понять очень ясно. Мы отслеживаем возможный саботаж, как ястребы. В Белмонте мы спали рядом с машиной. И один человек всегда бодрствовал.
Энди и его помощник прибыли на пароме от Пэлисайдс в Нью-Джерси еще до того, как механики завершили работу. Они по погрузочному трапу поднялись в «особый» поезд «Американского орла», и Белл отправил поезд вперед.
Джозефина смогла подняться в воздух только в полдень.
Она облетела трибуну, чтобы Вайнер из бухгалтерии смог записать время ее старта, поднялась на тысячу футов и направилась на север. Исаак Белл летел чуть выше и в четверти мили за ней. Его карта гонки утверждала, что до ярмарочной площади в Олбани сто сорок миль. Следовать по маршруту было легко, по восточному берегу реки тянулись рельсы Нью-Йоркской Центральной железной дороги, а у города Гудзон он увидел присоединяющиеся к основной дороге короткие ветки с востока. Там, в сложном сплетении рельсов, распорядители гонки белыми полотнищами обозначили нужные линии.
Два моноплана без происшествий продолжили полет на север, постепенно обгоняя «особый» поезд Белла с белой крышей, который устремился за ними, пытаясь догнать. Кочегар подбросил угля, чтобы не отставать от летающих машин.
Неожиданно в десяти милях от Олбани Белл увидел, что Джозефина начала круто планировать.
Исаак Белл последовал за ней, выписывая в небе снижающиеся петли, и был еще высоко, когда она приземлилась на свежескошенный луг недалеко от деревни Каслтон-он-Гудзон. В полевой бинокль он разглядел, почему ей пришлось найти место для посадки. Из «Антуанетты» шел пар. Разладилось водное охлаждение мотора.
Белл повернул назад, к рельсам Нью-Йоркской Центральной. Он низко пролетел на «особым» «Орла», показал, откуда прилетел, и отыскал «особый» Джозефины, который торопился догнать остальных. Он пролетел почти перед самым локомотивом и повернул в ту сторону, где была Джозефина. Поезд остановился на следующем разъезде, где уже стоял поезд с ван дорнами. Тормозные спрыгнули, замахали красными флажками за поездом, а впереди перевели стрелку, чтобы «особый» мог перейти на запасной путь.
Белл сел рядом с Джозефиной и сообщил ей, что помощь уже в пути. И помощь пришла, в двух открытых машинах: «роллс-ройсе» Престона Уайтвея с двумя детективами-механиками, которые сразу принялись за работу над машиной Джозефины, и «Томас-Флаер» модели 35 Белла, с Энди Мозером, который пополнил запасы бензина и масла и отрегулировал «Гном». Проблема Джозефины оказалась серьезнее, чем просто вышедшее из строя водяное охлаждение. Сломался водяной насос. «Томас-Флаер» отправился обратно к поезду за новым насосом.
— Мистер Белл, — сказал Энди, — им потребуется не меньше двух часов.
— Похоже на то.
— Могу я попросить вас об одолжении?
— Конечно, — сказал Белл, запуская руку в карман. Он решил, что Энди просит взаймы. — Что нужно?
— Возьмите меня наверх.
— В полет? — удивленно спросил Белл, потому что Энди боялся высоты и никогда не хотел летать. — Ты уверен, Энди?
— Вы понимаете, где мы?
— В десяти милях от Олбани.
— В двадцати милях от Даниэллы. Я подумал, что мы могли бы пролететь над лечебницей Райдера, и вы бы помахали крыльями, и, может, Даниэлла увидела бы нас.
— Это можно. Разверни машину и садись. Пролетим совсем рядом.
Белл не удивился тому, что у Энди оказалась карта. Влюбленный механик даже обозначил лечебницу красным сердцем. Они отыскали железнодорожную ветку, вдоль которой могли следовать до города, и взлетели. Энди сидел за Беллом и читал карту. При скорости шестьдесят миль в час, подгоняемый свежим ветром, Белл меньше чем через двадцать минут увидел мрачное здание из красного кирпича. Он дважды облетел лечебницу. Во всех зарешеченных окнах появились лица. Одно из них наверняка принадлежало Даниэлле. Летающая машина для большинства тех, кто не живет в больших городах, — поразительное зрелище, нечто невиданное. Вероятно, там стояли пациенты, сестры, надзиратели — смотрели, удивленно восклицая. Отчетливые звуки выхлопов «Гнома» должны были дать знать Даниэлле, что это машина ее отца, даже если она не могла их видеть.
На лице бедняги Энди смешивались радость и печаль, возбуждение и досада.
— Я уверен: она нас слышит! — крикнул Белл.
Энди кивнул, понимая, что Белл хочет помочь. А Белл спустился еще ниже и облетел башню, где в частной квартире Райдера разговаривал с Даниэллой. Он посмотрел на часы, которые повесил на крепление. Много времени и горючего, подумал он. Почему бы не убить сразу двух зайцев: дать шанс бедному Энди и заодно расспросить Даниэллу о смерти ее отца?
Газон за стеной был широкий. Белл легко посадил «Орла». Прибежали надзиратели, подгоняемые доктором Райдером; при виде незваного гостя Райдер принужденно улыбнулся.
— Неожиданный визит, мистер Белл.
— Мы пришли навестить мисс ди Веккио.
— Конечно, мистер Белл. Но ей нужно время, приготовиться.
— Приведите ее сюда. Думаю, ей понравится свежий воздух.
— Как угодно. Скоро я ее приведу.
Энди смотрел на мрачное здание с маленькими зарешеченными окнами.
— Этому человеку вы не нравитесь, — заметил он.
— Да, не нравлюсь, — согласился Белл.
— Но он подчиняется вам.
— У него нет выбора. Он знает, что я знаком с его банкиром. И знает, что, если тронет хоть волос на голове Даниэллы, ему несдобровать.
Первое, что заметил Белл в Даниэлле, — новехонькое белое платье. Второе: на Энди она смотрела скорее как на младшего брата, чем на возлюбленного. Белл отступил, чтобы дать им время побыть наедине. Энди молчал. Тогда Белл сказал:
— Энди, покажи Даниэлле, что ты сделал с машиной ее отца.
Энди не заставил просить себя дважды, и Даниэлла вместе с ним обошла машину, охая и ахая, гладя пальцами поверхность крыльев.
— Много улучшений, — сказала она наконец. — Она по-прежнему проявляет норов, мистер Белл?
— Энди превратил ее в ягненка, — ответил Белл. — Она не раз меня спасала.
— Не знала, что вы умеете летать.
— Он все еще учится, — мрачно буркнул Энди.
— Ваш отец построил замечательную машину, — сказал Белл. — Она поразительно прочна. Вчера у меня был поврежден кронштейн, но остальные не подвели.
— Elastico! — сказала Даниэлла.
— Ваш отец был elastico? — осторожно поинтересовался Белл.
Ее большие глаза осветились счастливыми воспоминаниями.
— Как biglia. Индийский резиновый шар. Rimbalzare! Он подскакивает.
— Вас удивила его смерть?
— То, что он покончил с собой? Нет. Если слишком сильно натянуть banda и делать это много раз, она порвется. Человек ломается, когда очень много плохого. Но раньше он умел rimbalzare. Джозефина в этой гонке пилотирует monoplane Селера?
— Да.
— Как у нее дела?
— Отстала на целый день.
— Brava!
Даниэлла улыбнулась.
— Я с удивлением узнал, что в гонке участвует и другая машина Марко. Большой биплан с двумя моторами.
Даниэлла фыркнула.
— У кого, по-вашему, он его украл?
— У вашего отца?
— Нет. Марко скопировал биплан, который сконструировал один замечательный студент в Париже. Там он с этим студентом подружился. В «Высшей школе конструирования автомобилей и самолетов».
— Как зовут этого студента?
— Сикорский.
— Русский?
— Частично поляк.
— Вы его знаете?
— Мой отец читал лекции в этой школе. Мы знали всех.
— А Дмитрия Платова знаете?
— Нет.
— А ваш отец?
— Никогда не слыхала этого имени.
Белл обдумывал следующий вопрос. Что еще он может узнать о самоубийстве ее отца, что стоило бы боли, которую он ей причинит? Или нужно полагаться на то, что разузнает в Сан-Франциско Джеймс Дэшвуд? Удивил Белла Энди. Он подошел и прошептал, не разжимая губ:
— Хватит. Дайте ей отдохнуть.
— Даниэлла? — спросил Белл.
— Да, мистер Белл.
— Марко Селер убедил Джозефину, что он единственный конструктор ее аэроплана.
Она раздула ноздри, сверкнула глазами:
— Вор!
— Может, расскажите мне что-нибудь такое, чтобы я смог ее разубедить?
— А ей разве не все равно?
— Я чувствую беспокойство. Сомнения.
— Какое ей до этого дело?
— В основе ее души честность.
— Она очень честолюбива.
— Я не стал бы верить всему, что пишут в газетах. Конкуренты Престона Уайтвея только сейчас начали освещать гонку.
Даниэлла сердито указала на стену.
— Здесь я газет не вижу. Они говорят, что газеты мне мешают.
— Тогда откуда вы знаете, что Джозефина честолюбива?
— Марко сказал.
— Когда?
— Хвастал, когда я ударила его ножом. Сказал, что она честолюбива, но он еще честолюбивее.
— Еще честолюбивее? Джозефина хочет летать. А чего хочет он? Денег?
— Власти. Деньги не интересуют Марко. Он хотел бы стать принцем или королем. — Она мотнула головой и сердито рассмеялась. — Жабий король!
— Что в машине Джозефины несомненно плод трудов вашего отца, а не Марко Селера?
— А вам какое дело?
— Я лечу на машине, сконструированной вашим отцом. Я остро сознаю его гениальность и, может быть, его мечты. Не думаю, что все это должно быть у него украдено, особенно сейчас, когда он сам не в силах защищаться. Вы можете дать мне что-нибудь, что я использовал бы для его защиты?
Даниэлла закрыла глаза и наморщила лоб.
— Понимаю, — сказала она. — Дайте подумать… Понимаете, ваш monoplane, он построен позже. После того как Марко сделал копию. Марко как губка. Он помнит все, что видит, но у него нет своих идей. Поэтому в monoplane Марко нет усовершенствований, сделанных отцом позже, в вашем.
— Например? Что он усовершенствовал? Что изменил?
— Alettoni.
— Но они выглядят точно так же. Я сравнивал.
— Посмотрите снова, — сказала она. — Внимательней.
— На что?
— Cardine. Как это по-вашему? Шарнир. Точка опоры. Шарнирный крюк. Посмотрите, как alettoni прикрепляются в вашем аэроплане. Потом посмотрите, как у Джозефины.
Белл заметил странное выражение на лице Энди Мозера.
— В чем дело, Энди?
— Парни сегодня говорили, что крылья слишком легко закреплены. Слишком маленькие шкворни. Поэтому крыло и отпало.
Белл кивнул, напряженно размышляя.
— Спасибо, Даниэлла, — сказал он. Посещение оказалось плодотворным. — Нам пора. С вами хорошо обращаются?
— Лучше, grazie. И у меня теперь есть адвокат. — Она повернулась к Энди и ослепительно улыбнулась механику. — Спасибо, что навестил меня, Энди. — Она протянула руку. Энди схватил ее и пожал. Даниэлла перевела взгляд на Белла и сказала: — Энди, когда дама подает руку, лучше поцеловать ее, чем трясти.
Белл сказал:
— Энди, готовь машину к старту. Вернусь через минуту. — Он подождал, пока Энди не вышел за пределы слышимости. — Есть еще одно, о чем я хотел бы вас спросить, Даниэлла.
— О чем именно?
— Вы были влюблены в Марко Селера?
— В Марко? — Она рассмеялась. — Мистер Белл, вы шутите?
— Я с ним никогда не встречался.
— Я скорее полюблю морского ежа, чем Марко Селера. Вы понятия не имеете, какой это предатель. Он дышит ложью, как другие воздухом. Он готовит заговоры, строит планы, притворяется, крадет. Он truffatore.