– Это верно. Наша численность уменьшилась вместе с нашим достатком.
– И ты имеешь полномочия говорить от имени всех?
– Я старший из глав семей всего рода. Кроме того, мы тщательно обсудили этот вопрос внутри фамилии и приняли согласованное решение.
– Хорошо.
Клавдий позвал секретаря, которому дал несколько поручений, обменялся с Титом Потицием словами прощания и проводил его из комнаты. Когда они вдвоем вышли в прихожую, Клавдий увидел Кезона и широко улыбнулся. Кезон убедился, что седые волосы и седая борода Потиция под стать его старческому голосу, а его тога явно видела лучшие дни. Старик бросил на Кезона мимоходный взгляд, потом вдруг остановился и уставился на него.
– Я знаю тебя, молодой человек? – спросил он.
– По-моему, мы не знакомы, – ответил Кезон.
– Позволь мне представить тебе Кезона Фабия Дорсона, – сказал Клавдий, – молодого человека с прекрасной головой на плечах. Он помогает мне строить новую дорогу и акведук. А это, Кезон, почтенный Тит Потиций, глава фамилии Потициев.
– Одна из древнейших фамилий, – сказал Кезон просто из любезности.
– Мы оставили свой след в городе в его ранние времена, – сказал Потиций. – Теперь настал черед новых фамилий, таких как Фабии. И я уверен, молодой человек, что ты приумножишь славу своего рода. Но должен сказать…
Он всмотрелся в Кезона, прищурился и покачал головой.
– Ты напоминаешь одного человека – моего кузена Марка, который умер несколько лет тому назад. Да, ты вылитый Марк в молодости. Поразительное сходство, даже голос тот же. Интересно, не можем ли мы состоять в родстве? Я не припоминаю браков между Потициями и Фабиями в последние годы, но может быть…
– Думаю, что нет, – сказал Кезон отрывисто. – Совершенно уверен, что никаких семейных связей между нами нет.
– Кезон, у тебя лицо красное, как черепица на крыше! – заметил Клавдий.
– Мне жарко, – буркнул Кезон. – Должно быть, из-за вина, которое я выпил в доме Квинта.
– Ну что ж, значит, это сходство – простое совпадение, – сказал Потиций, по-прежнему не сводя глаз с Кезона.
Наконец он опустил взгляд, но как раз тут и наткнулся на фасинум, который висел на шее Кезона. В то утро Кезон решил надеть его в честь своего обручения.
– Что это? – спросил Потиций.
Кезон отступил, раздраженный пристальным вниманием старика.
– Это фамильное наследие. Прославленная весталка Пинария подарила его моему деду в день обретения им права на тогу. Но ты, надо думать, видел фасинумы и раньше.
– Подобные безделушки обычно делают из дешевого металла, а не из золота. А этот, похоже, имеет расправленные крылышки – весьма необычно! Однако почему он кажется таким странно знакомым. Да, я уверен, он пробуждает какие-то воспоминания, но о чем? – Потиций почесал голову.
Кезона этот старик начинал не на шутку раздражать, но тут Клавдий ловко взял Потиция под руку и направил его к прихожей.
– Я уверен, тебе не терпится попасть домой, чтобы поделиться с семьей успехом твоего предложения, – сказал он. – Прощай, Тит Потиций. Раб у дверей выпустит тебя наружу.
– Прощай, цензор, и благодарю тебя!
Старик взял руки Клавдия и пожал их. Прежде чем повернуться и уйти, он бросил последний любопытствующий взгляд на Кезона и его амулет.
– Неприятный тип, – заметил Кезон, после того как Потиций ушел.
– Малость не в себе, но безобидный, – отозвался Клавдий.
Кезон наморщил нос:
– Ему кажется, что мы в родстве.
Клавдий пожал плечами:
– Я сам с ним в родстве, правда отдаленном. Эта связь восходит к ранним временам республики. Дочь самого первого Аппия Клавдия вышла замуж за Потиция, но этот малый оказался изменником и сражался против Рима вместе с Кориоланом. Долгое время наши семьи враждовали. Но все это осталось в далеком прошлом, а нынче Потиции переживают столь трудные времена, что впору им посочувствовать. Но давай, Кезон, поговорим о более приятных вещах! Если я не ошибаюсь, ты пришел поделиться хорошей новостью.
Кезон рассказал ему о своем обручении, и Клавдий тут же велел подать вина. За чашей Кезон и думать забыл о встрече с Титом Потицием.
* * *– Какая просторная прихожая! – заявила мать Кезона, войдя в переднюю дверь маленького дома на Авентине.
– Матушка, это не прихожая. Здесь вообще нет прихожей. Это жилая комната.
– Как? Только одна эта комната?
– Конечно нет. Есть сад в центре дома…
– Этот маленький участок дерна под той дырой в крыше?
– И есть еще одна задняя комната, которая служит и кухней, и кладовой для провизии. Позади нее находится спальная каморка для рабов. Хотя, сдается мне, мы вряд ли заведем больше, чем по одному рабу на каждого: и тем-то придется спать друг на друге.
– Что ж, я думаю, обставить этот дом не составит большого труда!
В сорок лет Герминия все еще была привлекательной женщиной, но у нее была привычка кривиться, портившая ее внешность.
– Но, вообще-то, тебе вряд ли стоит переселяться из фамильного дома в такое тесное жилище.
– Глупости! – заявил отец Кезона. – Кузен Квинт сделал очень щедрый свадебный подарок. Не каждая пара новобрачных может провести свадебную церемонию в собственном доме. Его, конечно, нужно слегка приспособить…
– Я надеюсь, что Галерии эта задача придется по душе! – сказала Герминия.
– Больше всего мне нравится его расположение, – заявил Кезон.
– Авентин? – Герминия скорчила особо неприятную гримасу. – Хорошо еще, что хотя бы на северном склоне.
– Пойдем, посмотришь, какой вид открывается из окна. Осторожно, здесь расшатавшиеся половицы. – Кезон распахнул ставни. – Впечатляет, правда?
– Я вижу большое скопление крыш, – с сомнением пробормотала Герминия.
– Нет, матушка, посмотри туда, между теми двумя домами, – указал Кезон.
– Ах да! Можно углядеть верхнюю часть акведука, этого уродливого сооружения, которое Клавдий навязал городу.
Отец Кезона прокашлялся:
– У нас еще много дел, жена.
– И правда! Мне нужно составить список гостей.
– Тогда, может быть, нам пора идти?
– Я останусь на некоторое время, если вы не против, – сказал Кезон.
– Хорошо.
Герминия поцеловала сына в лоб и выплыла из комнаты.
Отец Кезона ненадолго задержался и постучал ногой по незакрепленным половицам.
– Не беспокойся, сынок. Мы найдем деньги, чтобы привести дом в порядок.
– Ты забываешь, отец, что у меня есть собственный доход. Клавдий платит мне весьма щедро.
– Я полагаю, что платит тебе государство. Цензор лишь назначает тебе жалованье.
– Конечно, отец. Может, тебе лучше поторопиться, а не то матушка рассердится.
Кезон остался один. Язвительные замечания его матери не поколебали его приподнятого настроения. Боги улыбались ему. Работа у Аппия Клавдия была более увлекательной, чем когда-либо. День свадьбы приближался. А подарок родича Квинта – свой дом в таком-то возрасте – не только удивил, но глубоко тронул его. Он вспомнил один из любимых афоризмов Клавдия и произнес его вслух: «Каждый человек – архитектор собственной судьбы».
Кезон посмотрел в окно на дальний акведук.
– Если это так, то я, похоже, и в самом деле прекрасный архитектор!
– Я уверен в этом, – произнес голос у него за спиной.
Кезон развернулся. Должно быть, его отец не закрыл дверь. Посередине комнаты стоял старик в поношенной тунике. Несколько мгновений Кезон таращился на него, потом наморщил лоб.
– Тит Потиций?
– Значит, ты не забыл меня.
– Боюсь, что так. Что тебе нужно?
– Тон у тебя очень грубый, молодой человек. Так не обращаются к старшим, особенно к старшему родственнику.
– О чем ты говоришь, старик?
Кезон расправил плечи и задрал подбородок, но ощущение у него было такое, будто он тонет.
– Нам с тобой есть о чем потолковать, Кезон.
– Мне так не кажется.
Потиций склонил голову набок и присмотрелся к нему.
– Сегодня ты не надел фасинум.
Кезон коснулся пустого места на груди.
– Я ношу его по особым случаям.
– Ты знаешь, откуда он взялся?
– Весталка Пинария подарила его…
– А раньше? Ты знаешь, откуда он взялся у нее?
– Нет. Но я знаю, что он очень древний.
– Это правда, древний, как сами Потиции.
– Ты о чем толкуешь, старик?
– Я старейшина всего рода Потициев, не только глава фамилии, но и хранитель традиций, семейной хроники и истории. Квинт выполняет такую же функцию у Фабиев – хранит обрывки пергамента и записи о том, кто на ком женился, как звали их отпрысков, кто чем занимался, когда и как. Наши семьи очень старые, и наши предки совершили множество дел – великих и малых, замечательных и ужасных. За всем не уследишь! Порой мне кажется, что было бы облегчением, если бы все мы обратились в прах, чтобы остальной мир забыл о нас и продолжал заниматься своими делами, как будто нас никогда и не было.
– Навряд ли Квинт Фабий придерживается того же мнения.
– Навряд ли Квинт Фабий придерживается того же мнения.
Потиций издал каркающий звук, который Кезон принял за смешок.
– Рискну предположить, что ты прав. Но представь, что он должен знать! Семейный хроникер в курсе всех тайн. Он знает то, о чем никто не должен говорить, – таинственные смерти, дети, рожденные вне брака, бастарды, прижитые от рабынь…
– Если тебе есть что сказать, говори!
– Ладно. Мы с тобой родственники, Кезон. Ты потомок Потициев.
Во рту у Кезона неожиданно пересохло.
– Откуда ты это знаешь?
– Во-первых, я могу сказать это, просто глядя на тебя. Ты походишь на моего родича Марка более, чем кто-либо. С этими глазами, подбородком и формой рта ты мог бы сойти за сына, брата или любого из моих родичей. Поначалу я решил было, что старина Марк оставил свое семя за пределами супружеской постели, но, начав расследовать этот вопрос, понял, что связь тут гораздо более сложная, гораздо дальше уходящая в прошлое. Сейчас, когда уходил твой отец, я пригляделся к нему. Он тоже имеет внешность Потиция, но его черты менее отчетливы. По какой-то лишь им ведомой причине боги решили, что фамильные черты должны в полной мере проявиться именно в тебе. Но внешность внешностью, а ключом к разгадке стал твой драгоценный фасинум. Я с трудом вспомнил, что где-то в старых семейных хрониках мне попадалось упоминание о крылатом фасинуме из золота. Его носил мой предок, тоже Тит, который жил во времена децемвиров. А вот после этого Тита крылатый золотой амулет вдруг исчез из семейной истории. Все бы ничего, его могли и потерять, однако предание гласит, что у Тита был внебрачный ребенок, который стал рабом. Как ты можешь себе представить, о таком говорят мало, однако рабы представляют собой собственность, а относительно всего, что является собственностью, римляне ведут столь же подробные записи, как и относительно своей родословной. Благодаря усердию, въедливости и толике догадливости я смог проследить линию потомков того незаконнорожденного ребенка вплоть до раба по имени Пеннат. Ты слышал о нем?
Кезон сглотнул твердый ком в горле:
– Именно раб по имени Пеннат и нашел моего деда среди руин, оставшихся после галлов.
– Так оно и было! Ты знаешь, что этот Пеннат несколько месяцев пробыл в осаде на вершине Капитолия, где находилась и весталка Пинария, которая каким-то образом стала владелицей золотого фасинума, и по причинам, так и не разъясненным, почувствовала необходимость передать этот предмет твоему деду, когда он достиг совершеннолетия? Теперь этот фасинум носишь ты, Кезон. И ты всем своим обликом вылитый Потиций. Теперь тебе понятно, как тут одно сходится с другим?
– Клевета! Инсинуация! Ты порочишь память благочестивой весталки! У тебя нет никаких доказательств!
– Боги знают правду о тебе, Кезон. А теперь знаешь и ты.
Кезон ощутил слабость, комната закачалась и поплыла вокруг него.
– Зачем ты мне все это рассказал?
– А разве не лучше знать правду?
– Нет!
– О чем ты говорил, глядя в окно? Что-то о том, что ты архитектор собственной судьбы? Как можешь ты воздвигнуть долговечный монумент добродетельной и плодотворной жизни, если не начнешь с прочного фундамента знаний о себе?
– Ты глупый старик, Тит Потиций! Мало того что ты и твоя впавшая в нищету семья растратили достояние, имевшееся у вас в древние времена, так ты еще и оскорбил богов, продав свое наследственное право на Ара Максима! Как смеешь ты являться ко мне с гнусными намеками на то, что мой дед был сыном весталки и раба!
Потиций вздохнул:
– Неладно обернулось. Я и в мыслях не держал оскорблять тебя. Не беспокойся, Кезон. Я буду молчать. То, что я обнаружил, предназначалось только для твоих ушей. Я не рассказывал об этом никому из моей семьи.
– Можешь кричать всю эту чушь с крыш домов, если посмеешь! Ты только сделаешь себя еще большим посмешищем, чем уже являешься.
Тит Потиций, шаркая, побрел к двери и исчез. Кезон сильно пнул пол, незакрепленная плитка отлетела и ударилась о стену.
* * *В ту ночь сон долго не приходил к нему. А когда Кезон наконец заснул, на него навалились кошмары, еще более яркие и более тревожные, чем все те, которые мучили его до сих пор.
Один сон сменялся другим, ничуть не лучшим. В каждом он ощущал себя одиноким и покинутым, объектом безжалостных насмешек и презрения. В какой-то момент, обнаженный и покрытый потом, он резко сел в постели и, потянувшись вверх, обнаружил на себе фасинум, хотя и не помнил, чтобы надевал его. Разозленный и расстроенный, в слезах, он сорвал цепочку с шеи и бросил амулет в темноту, но тот… прилетел обратно! Юноша в ужасе вскрикнул и только тогда проснулся, поняв, что все это ему приснилось.
Мать и отец стояли у двери, глядя на него: его крики разбудили их. Он почувствовал неловкость из-за того, что мать увидела его обнаженным, но ему нечем было прикрыться. Он посмотрел снова, и на месте отца увидел Тита Потиция, который прищелкивал языком.
– Ну, ну, успокойся, дитя, – говорил старик, – не бойся правды…
Кезону продолжал сниться сон.
Проснувшись наконец и чувствуя себя совершенно обессиленным, Кезон с подозрением прищурился на солнечный свет, который просачивался вокруг ставень, опасаясь, что он так и не выбрался из ловушки кошмаров и ему снится очередной сон.
Юноша поднялся с постели, на дрожащих ногах поплелся через комнату и открыл шкатулку, где хранил фасинум. От одного вида амулета его передернуло. Нужно будет забросить эту гадость куда-нибудь подальше. Но всему свое время – отец ожидает, что он наденет фасинум на свадьбу. Избавиться от него сейчас значило бы только привлечь внимание к его отсутствию. Он захлопнул шкатулку.
* * *В день накануне свадьбы Кезон направился в дом на Авентине с намерением проверить, все ли там готово к тому, чтобы на следующий день принять его с молодой женой. Перед входом был установлен алтарь для принесения в жертву овцы и совершения гадания. Внутри дома уже находились церемониальные стулья для жениха и невесты, готовые к вынесению на улицу для празднования под открытым небом. На обоих стульях были высоко навалены сухие гирлянды, которыми завтра украсят вход, а между ними лежал коврик из овечьей шкуры, на который он поставит Галерию после того, как перенесет через порог, как будто она – похищенная им сабинянка. Сердце Кезона быстро забилось, когда он представил себе значимость предстоящего события. Завтра к этому времени он уже будет женатым мужчиной.
Мебели в доме пока было маловато, но половицы закрепили и все тщательно отчистили. Маленький сад был засажен новыми кустарниками и цветами, кухню уставили горшками и кастрюлями. У стены, рядом с окном, стояла новая, гораздо шире той, на которой он привык спать один, кровать; при виде ее юношу пробрала дрожь сладостного предвкушения. С каждой их встречей Галерия казалась ему все прекраснее. Совсем скоро он увидит ее обнаженной, а затем сам, обнаженный, ляжет с ней в эту постель и будет обладать ею. Если он и смущался или робел, думая о церемонии и налагаемых браком обязанностях, то все это меркло в сравнении с ожидаемыми плотскими радостями.
– Славный домик, – прозвучал тихий, почти как шепот, голос.
Кезон развернулся.
– А ты что тут делаешь? Убирайся!
На пороге стоял Тит Потиций.
– Разве я не могу навестить с добрыми пожеланиями родственника накануне его свадьбы?
– Ты сумасшедший. Боги сделали тебя безумным в наказание за то, что ты продал фамильное наследие.
– Значит, мы продали его дешево.
– Аппию Клавдию надо было выгнать тебя, когда ты пришел попрошайничать. Ему не следовало давать тебе и медной монеты.
– Любопытно, что ты первый заговорил о деньгах. А ведь они, наряду с поздравлениями, являются одной из причин моего прихода.
Потиций стоял, сцепив руки за спиной, опустив глаза.
– Семья Галерии богата. Полагаю, что она принесет тебе значительное приданое. Кроме того, думаю, цензор наверняка назначил тебе щедрое жалованье. У тебя есть даже собственный дом! Ты весьма удачливый молодой человек – мало кто располагает своими средствами в таком раннем возрасте.
– А ты, старый дурень, разбазарил все, что имел, и в своем возрасте остался ни с чем.
– Упадок Потициев начался задолго до меня. Глубина нашего падения видна хотя бы по тому, что один из самых одаренных людей своего поколения, который должен был бы стать гордостью нашей семьи, не носит даже имя Потиций! И все же, даже в пору невзгод, я надеюсь, что молодой человек почувствует зов крови в своих жилах и поможет своим родственникам.
Кезон стиснул зубы.
– Чего ты хочешь от меня?
– Ссуды. Всего лишь. Маленького вспомоществования от родственника родственнику.
– А почему сейчас? Ты хочешь испортить день, когда мне следует думать только о свадьбе?
– Моя просьба не имеет никакого отношения к твоему браку. Хотя уверен, что отец невесты был бы шокирован, узнав, что она собирается выйти замуж за потомка раба и оскверненной весталки.