Гаспар мотнул головой:
— Я бы знал, если бы машины работали сверхурочно.
Глаза Флэксмена загорелись.
— Няня Бишоп? Флэксмен. Принесите мне мозг. — Прижав трубку к щеке, он еще раз издевательски улыбнулся Гаспару. — Нет, любой мозг, — бросил он небрежно уже в трубку и собрался было повесить ее. — Что еще? Нет, абсолютно безопасно, улицы свободны. Ну так пусть Зенгвелл принесет. Хорошо, несите вы, а Зенгвелл будет охранять вас. Ну, если Зенгвелл в самом деле так пьян…
Разговаривая по телефону, он посматривал то на Гаспара, то на Зейна Горта. Потом, как бы на что-то решившись, произнес в своей обычной решительной манере:
— О’кей, мы сделаем вот что. Я посылаю двух парней, из плоти и из металла. Они будут охранять вас по дороге. Нет, они абсолютно безопасны, но не говорите им ничего. Ну да, они храбры, как львы, чуть не погибли, защищая словомельницы, кровь и масло, которыми они истекают, залили всю контору. Ну нет, не так плохо, они снова рвутся в бой. Теперь слушайте, няня Бишоп, я хочу, чтобы вы были готовы выйти, как только они доберутся. И никаких сомнений в последнюю минуту, вы меня слышите? Мне этот мозг нужен немедленно.
Он повесил трубку.
— Она боится нападения, — объяснил он. — Могут еще попасться писатели, шатающиеся по Ряду. Эта женщина смотрит за качалками, яслями и меняет пеленки. — Он посмотрел на Гаспара. — Ты знаешь Мудрость Веков?
— Конечно. Я прохожу мимо каждый день. Это в нескольких кварталах отсюда. Изящное местечко. И никакой активности.
— Как ты думаешь, что там?
— Я не знаю. Наверное, какое-то оккультное издательство, хотя я никогда не видел его названия в книжных списках. И вообще никогда не встречал этого названия… эй, подождите! Огромный медный герб у нас в вестибюле на полу. На нем написано «Рокет Хауз», а потом маленькими готическими буквами с завитушками: «в ассоциации с Мудростью Веков». Надо же, никогда не думал, что здесь есть связь.
— Ты просто убил меня, — сказал Флэксмен. — Писатель с даром наблюдательности. Никогда не думал, что доживу до такого. Вы с Зейном живо мчитесь в Мудрость и тащите оттуда няню Бишоп. Можете сделать так, чтобы под ней горело, но выше краешка юбки все должно быть в ажуре.
— По телефону вы сказали «Инкубатор», — заметил Гаспар.
— Сказал. Это одно и то же. А теперь — бегом.
Гаспар колебался.
— Возможно, там все еще рыскают писатели, — наконец выдавил он из себя, — или уже вышли на второй раунд.
— И это беспокоит двух героев? Вперед, я сказал!
Гаспар уже подходил к двери, когда та распахнулась.
Флэксмен подпрыгнул. В дверях стояла растрепанная, залитая слезами маленькая женщина в черном.
— Простите, джентльмены, — сказала она тихим голосом, — но меня направили сюда. Умоляю, скажите, вы видели тут большого стройного мужчину и красивого маленького мальчика? Сегодня рано утром они пошли, поглядеть на словомельницы. Они оба были одеты в великолепные изумрудные костюмы с милыми опаловыми пуговицами.
Гаспар нерешительно пробирался мимо маленькой женщины, пока та говорила. Вдруг из конца коридора донесся раздирающий уши крик. Мисс Блашес стояла у двери женского туалета, прижимая захваты к анодированным вискам. Потом она быстро побежала, раскинув руки, к маленькой женщине, крича грустным мягким голосом:
— Дорогая, дорогая, мужайтесь, вас ждут ужасные новости!
Когда Гаспар с облегчением выскочил на неработающий эскалатор, за ним летел не только Зейн Горт, но и предостерегающий крик Флэксмена:
— Помните, няня Бишоп будет нервничать. Она понесет мозг!
11
В комнате без окон было темно, если не считать света полдюжины телеэкранов, расположенных, как вначале могло показаться, под случайными углами. Меняющиеся изображения на экранах были непривычно четкими. Звезды и космические корабли, простейшие и люди, просто книжные страницы. Большая часть пространства в центре и один из углов комнаты были заняты столами, на которых стояли телевизоры и разные инструменты с кабелями. Три другие стены были неравномерно увешаны полками различной высоты, крепкими маленькими подставками, на каждой из которых в гладком плотном черном воротничке покоилось яйцо из дымчатого серебра размером больше человеческой головы.
Странное это было серебро. Оно напоминало о туманах и лунном свете, о светлых тонких волосах, серебрящихся в свете свечей, флаконах духов, зеркале принцессы, маске Пьеро, доспехах принца-поэта.
Да и сама комната навевала с калейдоскопической скоростью меняющиеся картины: то грезился фантастический питомник, то волшебный инкубатор для роботов, то места, где маг-чернокнижник укрывал свои ужасные трофеи, то студия скульптора по металлу. Затем вдруг начинало казаться, что серебристые овалы на самом деле были головами каких-то металлических созданий, склонившихся в безмолвном разговоре.
Это последнее впечатление усиливалось тем, что у основания каждого яйца, всегда у более заостренного конца, было три темных пятна — два сверху и одно снизу, — напоминавшие глаза и рот под огромным гладким лбом. И только с близкого расстояния удавалось разглядеть простые розетки. Многие из них были пусты, но к некоторым присоединялись провода, ведущие к инструментам. Все эти приборы очень различались, но стоило некоторое время потратить на их изучение, как обнаруживалось, что верхняя правая розетка, если смотреть со стороны яйца, всегда подключалась к портативной телекамере, верхняя левая — к какому-нибудь микрофону или другому источнику звука, а нижняя — всегда вела к маленькому громкоговорителю.
Из этого правила было одно исключение: иногда ротовая розетка одного яйца была напрямую подключена к уху — верхней левой розетке — другого.
Еще более тщательное изучение помогло бы обнаружить очень тонкие линии и гладкие зубцы на верхушке яйца. Тонкие линии составляли большой круг с маленьким посредине, что создавало иллюзию некоего двойного покрытия. Расположение зубцов предполагало, что каждую круглую секцию можно открутить двумя пальцами.
Однако при прикосновении к одному из серебряных яиц — конечно, после некоторых колебаний, — сначала оно начинало казаться горячим, а только потом становилось ясно, просто оно не такое холодное, как ожидалось, и его температура близка к температуре человеческого тела. А уж если кончики пальцев чувствительны к вибрации, то через некоторое время на гладком металле удавалось почувствовать слабое, но твердое биение в ритме человеческого сердца.
У края одного из столов примостилась женщина в белом халате, нагнувшись и склонив голову, как бы отдыхая. Из-за полутьмы в комнате и маски, закрывавшей лицо ниже глаз, трудно было определить ее возраст. Сбоку, упираясь ей в бедро, лежал большой поднос, который она поддерживала левой рукой. На подносе стояло десятка два глубоких стеклянных тарелок с какой-то прозрачной ароматной жидкостью. Примерно половина их была заполнена толстыми металлическими дисками, расположенными по окружности. Они были того же размера, что и небольшие круги на серебряных яйцах На столе, у склоненной головы женщины, стоял микрофон, подсоединенный к яйцу, которое выглядело немного мельче, чем остальные. В ротовую розетку яйца был включен динамик.
Они начали разговор: яйцо бубнило так, как если бы могло контролировать слова и интервалы, но не тембр или ритм, а женщина — устало и почти так же монотонно.
Женщина: Спи, спи, малыш.
Яйцо: Не могу спать. Не спал уже сто лет.
Женщина: Тогда отключи сознание.
Яйцо: Не могу отключить сознание.
Женщина: Сможешь, если попытаешься, малыш.
Яйцо: Попытаюсь, если перевернешь меня.
Женщина: Я переворачивала тебя вчера.
Яйцо: Переверни меня, у меня рак.
Женщина: У тебя не может быть рака, малыш.
Яйцо: Может. Я умный. Включи мне глаз и поверни его так, чтобы я мог посмотреть на себя.
Женщина: Ты уже смотрел. Нельзя смотреть слишком часто. Хочешь посмотреть кино или почитать?
Яйцо: Нет.
Женщина: Хочешь поговорить с кем-нибудь? Хочешь по говорить с Номером Четвертым?
Яйцо: Номер Четвертый тупой.
Женщина: А хочешь поговорить с Номером Шестым?
Яйцо: Нет. Дай мне посмотреть, как ты принимаешь ванну.
Женщина: Не сейчас, малыш, я спешу. Должна покормить твоих собратьев и бежать.
Яйцо: Почему?
Женщина: Дела, малыш.
Яйцо: Нет. Я знаю, почему тебе нужно спешить.
Женщина: Почему, малыш?
Яйцо: Ты должна спешить, потому что должна умереть.
Яйцо: Почему?
Женщина: Дела, малыш.
Яйцо: Нет. Я знаю, почему тебе нужно спешить.
Женщина: Почему, малыш?
Яйцо: Ты должна спешить, потому что должна умереть.
Женщина: Представь себе, что я должна умереть.
Яйцо: Я не умру, я бессмертен.
Женщина: Я тоже бессмертна в церкви.
Яйцо: Но ты же не бессмертна дома.
Женщина: Нет, малыш.
Яйцо: А я — да. Протелепатируй мне что-нибудь. Войди в мой мозг.
Женщина: Боюсь, что телепатии нет, малыш.
Яйцо: Есть. Попробуй. Просто попробуй.
Женщина: Нет ее. Иначе твои собратья могли бы использовать ее.
Яйцо: Мы все законсервированы. Мы во льду, а ты в большом теплом мире. Попробуй еще раз.
Женщина: Не могу. Очень устала.
Яйцо: Ты смогла бы, если бы попробовала.
Женщина: У меня нет времени, малыш. Должна спешить. Нужно покормить твоих собратьев и бежать.
Яйцо: Почему?
Женщина: Дела, малыш.
Яйцо: Что?
Женщина: Нужно идти к боссу. Пойдем, Полпинты?
Яйцо: Это не дело, это скука. Нет.
Женщина: Пойдем вместе, Полпинты. Будем говорить-говорить.
Яйцо: Когда? Прямо сейчас?
Женщина: Почти. Через полчаса.
Яйцо: Полчаса — это полгода. Нет.
Женщина: Пойдем, Полпинты. Пойдем для мамы. Боссу нужен мозг.
Яйцо: Возьми Ржавого. Он свихнулся. Вот будет весело.
Женщина: Как свихнулся?
Яйцо: Как я. Прими ванну. У тебя есть шесть месяцев. Сними халат и покажи свою одежду. Сними и ее сними.
Женщина: Оставь, Полпинты, или я уроню тебя.
Яйцо: Валяй. Может я разобьюсь.
Женщина: Ты не разобьешься, малыш.
Яйцо: Конечно, разобьюсь, ма. Как Шалтай-Болтай.
Женщина в белой маске вздохнула и, покачав головой, встала.
— Послушай, Полпинты, — сказала она. — Ты не хочешь спать, отключать сознание, говорить или ехать. Хочешь посмотреть, как я кормлю остальных?
— Хорошо. Только подключи глаз к уху, так смешнее.
— Нет, малыш. Это глупости.
Женщина подключила похожую на рыбий глаз камеру к верхней правой розетке и одновременно быстрым рывком выдернула шнур динамика. Придерживая поднос на уровне талии, она дотронулась пальцами до ближайшего яйца. Правда, когда она проверяла температуру металла и считала биения маленького изотопного моторчика, встроенного в корпус, глаза ее над маской ничего не выражали. Потом она положила пальцы на зубцы и тренированным движением повернула их. Меньшая половина, медленно вращаясь, поднялась. Подхватив ее, как только та открылась, женщина бросила окружность в одну из пустых чашек на подносе. Затем вынула из тарелки свежий диск, с первой же попытки вставила его на место, повернула в обратном направлении и перешла к следующему яйцу, не ожидая, пока тот окончательно укрепится в своем гнезде.
Она уже заканчивала операции с последним свежим диском, когда прозвенело соль-соль-до. Ее реакция надверной звонок оказалась несколько неожиданной:
— Пропади оно все пропадом ко всем чертям!
12
Девушка — великое произведение искусства, изучение которого требует от мужчины всех сил и внимания, — гласит запись в одной из ненаписанных записных книжек Гаспара. Администратор, появившаяся в ответ на звонок в дверях Мудрости Веков, была поразительно свежа, особенно на фоне открывшейся комнатки с заплесневелыми полками, которые были забиты старыми фолиантами с покрытыми пылью звездами Давида и крестами Изиды на обложках. Гаспар, тяжело дыша и откашливаясь, с восторгом рассматривал ее и благодарил высшие силы за то, что в неписательском мире юбки снова стали черными — достаточно короткими и облегающими, чтобы подчеркивать линию ног в тонких чулках. Легкий свитер скрывал около половины приятного видения, а блестящие каштановые кудри обрамляли аккуратную стриженую головку, открывая розовые раковины ушей.
Даже Зейн Горт просвистел свое вежливое приветствие робота: все женщины находили его вполне удовлетворительным.
Тем не менее, видя, что осмотр слишком затянулся, видение ворчливо заявило:
— Да, да, но мы и так все обо мне знаем, поэтому хватит таращиться и перейдем к делу.
Гаспар старался тщательно подбирать слова и вместо «Хорошо бы найти койку» и «Надеюсь, вы не против робота рядом» сказал, как бы оправдываясь:
— Я бежал. Мы попали в писательскую засаду и оторвались от этих маньяков только через пять кварталов и восемь уровней. Боюсь, они унюхали, что у Рокет что-то есть. Мы увели писателей отсюда, а потом вернулись на грузовике барахольщика, их сейчас много сюда направилось. Я подсказал, где можно найти свежие обломки. — Замечание о том, что он задыхается, опять пришло ему в голову, и он прибавил: — Попробуйте как-нибудь пробежать милю с роботом в качестве напарника.
— Уверена, что глаза на лоб не вылезут, — невозмутимо ответила девушка, оглядывая Гаспара и его синяки. — Ну, что вам нужно? Здесь не «Скорая помощь» и не техобслуживание. — Она повернулась уже к Зейн Горту, который как раз скрипнул, наклоняясь, чтобы рассмотреть книги за спиной у Гаспара.
— Послушайте, дитя, давайте прекратим эту тарабарщину, и поживей. Мы выбились из графика. Где этот карликовый компьютер?
Гаспар долго обдумывал последнюю фразу. Когда Флэксмен сказал по телефону «мозг», он сразу представил огромный пульсирующий шар со злобными, напоминающими блюдца, глазами, светящимися в темноте. А само создание виделось ему покоящимся на маленьком скрюченном тельце или просто на кожистой подставке с извивающимися осьминожьими щупальцами, нечто похожее на марсианское чудовище. Впрочем, у настоящих марсиан мозг находился внутри их черных бронированных тел, напоминавших жуков. Потом Гаспару представился розовый мозг, не то плескавшийся в сосуде с прозрачной питательной жидкостью, не то шевелящий в ней щупальцами. (Увы, образ мозга со щупальцами наиболее укоренился в человеческом воображении как квинтэссенция идеи о гигантских злобных мыслящих пауках.) Чуть позже, трясясь в грузовике барахольщика, Гаспар решил, что все эти представления в равной степени мальчишеские, а под словом «мозг» Флэксмен, вероятно, подразумевал какую-то обычную вычислительную машину или банк памяти, который не был ни роботом, ни словомельницей, и имел весьма небольшие размеры, раз его можно было нести. Кроме того, люди в старые времена называли компьютеры «электромозгом». Лет шестьдесят тому назад ученые объявляли это слово «погоней за дешевыми сенсациями», но затем, когда у роботов появилось сознание, публика убедилась в справедливости первоначального определения. У Зейна Горта, например, был электрический мозг, как и у остальных роботов, включая блестящих робоученых, имевших довольно высокое мнение об электронных умственных способностях.
Вот почему, спрашивая о карликовом компьютере, Гаспар рассчитывал установить к своему удовольствию, что именно таковой была и природа флэксменовского «мозга».
Однако в ответ девушка подняла брови и удивленно произнесла:
— Я не имею ни малейшего понятия об этом.
— Конечно же, имеете, — убежденно настаивал Гаспар. — Карликовый компьютер, именуемый мозгом. Заверните его.
Девушка твердо посмотрела на него, потом сказала:
— Мы здесь не работаем с компьютерами.
— Ну тогда ту машину, которую называют мозгом.
— Мы здесь не работаем ни с какими машинами, — вновь сказала та.
— Хорошо, хорошо, тогда просто мозг.
Гаспар произнес это так, словно речь шла о фунте фарша. Лицо девушки окаменело еще больше.
— Чей мозг? — ледяным тоном спросила она.
— Флэксмена. То есть тот мозг, который нужен Флэксмену. И Каллингему. Вы должны знать.
Игнорируя последние слова, девушка сказала:
— И оба хотят один и тот же мозг?
— Конечно. Заверните его.
Лед в ее голосе стал колючим:
— Разделать? Разрезать прямо здесь? На белом хлебе или на ржаном?
— Детка, мне некогда ломать комедию.
— Почему же? Кошерные бутерброды с мозгом от Мудрости хорошо известны.
Моргая, Гаспар снова принялся задумчиво изучать девушку. Это сопливое видение с отвратительным чувством юмора, решил он, не может быть разумной, медлительной и пожилой женщиной, с которой Флэксмен говорил по телефону И несмотря на то, что Гаспару очень хотелось продолжить беседу, правда, уже без пикировок и болезненного остроумия, он решил все же не забывать о своей миссии.