— О! — обрадовались приятели. — Работает! Поехали...
Подтащили свой драгоценный груз вдоль стены здания к самому крыльцу (пока перемещались, груз успел обрубиться до полной отключки), кое-как привели в чувство, утвердили на нижней ступеньке и принялись наперебой дуть в уши про маму, которая смотрит.
— Надо дойти до двери, открыть и зайти внутрь, — горячо шептал Петя. — И всё! Тогда мама тебя не увидит!
— Нне уффидит...
— Да, да, не увидит! Только иди ровно, не спотыкайся. А то поймёт, что ты под кайфом. Ты мо-, жешь идти ровно?
— Пффф... Я могу... Ровно...
— Ну вот и молодец. Дойдёшь до двери, откроешь, войдёшь внутрь — и всё! Мама не увидит!
— Да... Всё, пошшла...
Оксана сделала два неверных шага, титаническим усилием воли выровняла чугунно-тяжёлую голову, норовившую свалиться на грудь, и тихо потопала по ступенькам к дверям.
Ближе... Ближе... Вот они, двери! Ручка... На себя... Уфф, ну и тяжёлые же, блин... Оп! Всё, мы на месте...
— Есть!!! — Петя от радости так треснул приятеля промеж лопаток, что у того перехватило дыхание. — А теперь — ходу!
И две длинные тени шарахнулись от крыльца в темноту...
Оксана шагнула в вестибюль, с облегчением прошептала:
— Всё. Не видно...
И несколько секунд стояла, покачиваясь и тупо глядя на огромный плакат прямо напротив, на стене:
«РЕМОНТ. ВХОД СО СТОРОНЫ АМБУЛАТОРНОГО ПРОЕЗДА».
Краска на стене была ободрана, рядком стояли заляпанные белилами козлы, какие-то вёдра, бачки... Справа от плаката располагались двустворчатые стеклянные двери, загороженные козлами и занавешенные с другой стороны больничными простынями...
— Не видно...
Оксана, опершись спиной о стену, сползла на пол. Счастливо улыбнувшись, свернулась калачиком и с огромным облегчением сомкнула веки.
Как хорошо... Тихо... Никто не бьёт по щекам и не орёт тебе в ухо... Здравствуй, бархатная тьма, возьми меня — я твоя...
* * *Да, ребята, вот такая получилась фигня.
Столица устраивалась отдыхать после бурного празднования дня весны, многие респектабельные граждане уже видели третий сон, кто-то на прощание целовал возлюбленную, кто-то лихорадочно искал недостающий утренний букет...
А в небелёном вестибюле сто двадцать четвёртой городской больницы умирала дочь одного из самых могущественных людей Российской империи. Умница-красавица, непьющая и некурящая, светлая и чистая...
Умирала, как последняя подзаборная шлюха, от вульгарного героинового передоза.
А-у, империя, ты где? Жуткая темень вокруг, и как-то странно воняет...
Глава 1
Сергей Кочергин
Всем привет. Представляюсь по случаю попадания в зону вашего внимания. В рифму? Совершенно случайно, без злого умысла, жизнерадостный идиот тут ни при чём. Просто молодость в жилах звенит, бьёт копытом, как жеребец стоялый.
Зовут меня Сергей Кочергин, 23 года, старший лейтенант ГРУ, временно прикомандирован к ЭАБ при НИИ СПР ССНГ под патронажем СПП РФ по ЦФО. Так, наверное, надо расшифровать: Экспертно-аналитическое бюро при Научно-исследовательском институте стратегических проблем развития стран СНГ, где ректором является спецпредставитель президента России по Центральному федеральному округу.
Неплохо звучит, правда? Рассказывать, что есть на самом деле вся эта байда и каков наш генеральный план, сейчас недосуг. Возможно, как-нибудь позже мы к этому вернёмся. Если вы уже знакомы с Командой № 9, прошу любить и жаловать, это опять мы, только в несколько иной ипостаси. Как говорит наш суровый френд Петрушин, «те же яйца, только в профиль!»
Да, ещё: если вы знакомы с К-9, вы, наверное, будете сейчас смеяться. Или плеваться — это уже зависит исключительно от вашего индивидуального мировосприятия.
Итак, 2005 год, первое августа, 8.50 по московскому времени, Москва, Юго-Западный административный округ, мы сидим в засаде. Хе-хе...
Если ещё не смешно, слушайте дальше. Мы тут не все сидим: я, Петрушин и Ростовский уже не первый час кряду лежим, и не брюхом кверху, на солнышке, а в скрадках. Сие простое приспособление делается так: аккуратно снимается дёрн — по возможности без порывов, одним пластом, — затем точно по контуру вынимается полкуба землицы. В получившийся окоп укладывается подкладка, на неё — человечек, сверху, в качестве распорок, — крепкие ветки, на ветки — дёрн. Земля тщательно рассеивается по округе — это обычно, а в нашем случае просто сваливается на плотный целлофан и оттаскивается как можно дальше от укрытия. Потом привлекается лучший в мире разведчик, отдельно взятый Вася Крюков с инфракрасным ночным зрением (шутка!.. Или не шутка? Чёрт его знает, короче, этот вредный мелкий тип ночью видит!), поправляет сверху всё это дело, придирчиво оценивает со стороны и определяет, как оно будет смотреться в светлое время суток. Да, скрадки мы делали ночью, думаю, это понятно.
Легли мы в четыре утра, сейчас... так... сейчас уже 8.52. Если кто на себе не испытывал, поверьте на слово: даже для специально подготовленного и обученного человека подобное времяпровождение — серьёзное испытание на прочность. Жарко, как в бане, плаваешь в собственном поту, воздуха не хватает, в кроссовках ползает какой-то шершавый букаш, а ликвидировать его нельзя — рука не дотягивается, конфигурация окопа не позволяет привстать или изогнуться!
Так... Если ещё не смеялись, самое время. Все эти мытарства — исключительно ради пятиминутной видеозарисовки о таджико-азербайджанской дружбе. «Мочить», ловить и крутить никого не собираемся, задача: заснять в нескольких ракурсах встречу и записать беседу посредством узконаправленного микрофона. Вот и всё.
Ну и напоследок: у нас нет оружия. Хе-хе... Мы уже четвёртый месяц занимаемся сугубо исследовательской деятельностью, которая предполагает отсутствие вооружённого вмешательства в изучаемый процесс. Не надо нам оружия, вот что. Поэтому и не выдают. Разве что у Петрушина с Васей их боевые ножи (хлопцы до сих пор не понимают, как нормальный человек может обходиться совсем без оружия, для них это нонсенс). Но, сами понимаете, в серьёзной схватке на дистанции свыше трёх метров ножи — это не оружие...
— Второй — шестому, — едва слышно прошелестел в гарнитуре Лизин голос (громкость на минимуме, как положено).
— Слушаю, — отозвался Петрушин.
— Вижу объект. Свернул к вам.
— Понял, спасибо. Внимание — всем! Режим радиомолчания. Связь только в экстренном случае...
Ну вот, слава богу, ситуация стронулась с места. Десять-пятнадцать минут — и поедем домой принимать холодный душ и дуть ледяное пиво. Вообще, надо вам сказать, эта научно-исследовательская работа — до того нудное и неинтересное дело, что порой душа наполняется самой чёрной меланхолией, а стосковавшиеся по оружейному металлу руки так и тянутся к пулемёту на монохромной литографии «Тачанка»...
Чтобы понятно было, где мы и как, рассказываю диспозицию.
Залегли в засаду мы чуток восточнее Ясенево. Справа-сзади, в трёхстах метрах, грохочет МКАД, прямо в тридцати пяти метрах — плотоядно вгрызшийся в лесопарк строительный участок, обнесённый сплошным забором из рифлёной нержавейки. Ну, не совсем сплошным: один пролёт, аккурат напротив нас, слегка сдвинут в сторону и осквернён наскальной живописью — небольшим жёлтым скорпионом в неровном круге.
Через образовавшийся проём, судя по тропинке, иногда путешествуют люди. Люди-таджики, которые строят дом под руководством турецких мастеров для условно-русских обеспеченных товарищей. Будет кому-то элитное жильё в Битцевском лесопарке — вон, два этажа уже готовы. В общем, таджики строят дом и живут, как водится, тут же, в нескольких дрянных вагончиках, ободранные крыши которых возвышаются над металлическим забором.
Вдоль забора — чисто символическая полоса отчуждения, метров пять-шесть, густо поросшая репейником и лопухами, сразу за полосой, по всему периметру, — редкий молодой ельник, тянущийся сплошным массивом до МКАД. От секретного проёма в заборе, как я уже говорил, по полосе отчуждения протоптана тропинка: люди путешествуют не праздно, а по делу, в магазин, что в километре отсюда, на МКАД.
В общем, неплохо. Дом построят, по полосе проложат аллею с фонариками, будут гулять по ней упитанные жильцы с питбулями, любоваться ёлочками, и никто из них даже не заподозрит, что тут рядышком закопаны трупики...
Так, к трупикам позже (если они вообще образуются). Гхм...
Располагаемся мы следующим образом: я и Петрушин с разносом в две сажени, в тридцати метрах от проёма, под углом пятьдесят два градуса к забору. Такая дистанция для комфортной видеосъёмки не совсем безопасна, но других вариантов нет: это единственное место, где директриса наименее забита деревьями и кустами. Проще говоря, в кадр попадают не только ветки и листва, но и небольшой пятачок у проёма.
Ростовский отдыхает в таком же скрадке, но значительно левее, метрах в двадцати от проёма (это если идти по полосе со стороны магазина), под углом 20 градусов к забору. Не хотелось, конечно, его там размешать, это довольно рискованно, но выбора не было. Это запасная позиция на тот случай, если вдруг приехавшие со стороны МКАД машины перекроют нам с Петрушиным сектора. А то, представляете, как обидно будет, столько тут потели и страдали — и всё для того, чтобы заснять левые борта пары джипов!
Каждый из нас троих выступает в роли видео-оператора, с задачей вести самостоятельную съёмку намечающейся встречи. Вася Крюков — контроль. Прячется в кустиках метрах в десяти за лёжкой Ростовского, ничего не снимает, за всем смотрит. Вася у нас самый примечательный товарищ — примечает то, на что другие просто не обращают внимания. Короче, Зоркий Глаз.
Вероятность того, что подопытные заметят наблюдение, весьма незначительна, но она присутствует. А мы не авантюристы, привыкшие полагаться на авось и слепую удачу — мы тут работаем. Поэтому учитываем все возможные варианты развития событий. Последовательность действий и маршруты эвакуации отработаны. Если Вася почует что-то нехорошее и подаст сигнал, мы с Петрушиным, не вступая в боестолкновение, шумно стартуем первыми (таким образом отвлекаем на себя всю вражью активность) и ломимся во все лопатки к трассе. Спустя несколько секунд после нашего старта Вася аккуратно эвакуирует разлёгшегося в опасной близости Ростовского. Как видите, всё просто и без изысков.
Боестолкновение тут категорически противопоказано: оружия нет, а публика нам противостоит вполне серьёзная — люди Андижо (все — бадахшанские, как и сам босс) имеют боевой опыт. Эти не пожалеют.
И последний элемент боевого расчёта: группа прикрытия, она же — сторожевое охранение. На МКАД, в ста пятидесяти метрах по обеим сторонам от поворота на стройку, сидят в одинаковых серых «девятках» Лиза и Костя и следят за дорожной обстановкой. Общая экипировка: три камеры, микрофон с приёмником и радиостанции с беспроводной гарнитурой. Оружие — увы, но вы уже в курсе...
— Напоминаю — тишина в эфире! — грозно прошипел Петрушин в моём наушнике.
По полосе отчуждения со стороны МКАД медленно и вальяжно прикатил чёрный внедорожник «Мерседес». Встал, не доехав до проёма метров десять.
Спасибо, дорогой, это здорово облегчает нашу задачу. Камера, мотор... Выходить будем? Неплохо бы погулять в кадре, показаться в разных ракурсах...
Гхм... Выходить будем, но не все сразу.
Из «Мерседеса» вылезли двое дюжих чернявых хлопцев. Один стал внимательно осматриваться, другой прямиком потопал к проёму. Из проёма тотчас же материализовались две тщедушные фигурки: застыли на месте в сторожевой стойке суслика, уставились с подозрением на большого мужика, чуть что не так — юркнут обратно. Подвид — таджикос-натуралес, категория — недокормленный дехканин-хлопкороб.
Большой парень показал руки — пусто, хлопцы, расслабьтесь; перекинулся с дехканами парой фраз. Узконаправленный микрофон наизготовку, слушаем:
— Мы от Сохроба (слышно не очень хорошо: помехи — на стройке экскаваторы злобно урчат, краны гудят, как голодные носороги)...
— Харашо, харашо! Что сказаль? Сохроб какой слово назваль?
— Жёлтый скорпион.
— Правилна, харашо! Хазяин твой как зват?
— Анвар.
— Харашо, правилна. Гыдэ он?
— В машине.
— Зачем не выходит?
— Не хочет.
— Зачем?
— Да я откуда знаю, э! Большой человек, да! Что хочет, то и делает.
— Ну ладно. Жды зыдэс...
Один дехканин юркнул в проём, второй остался подпирать забор.
Через минуту дехканин вернулся, да не один, а с неким смуглым упитанным товарищем. Тоже, видимо, таджик, но из другой категории — у которой особых проблем с питанием нет.
Упитанный, игнорируя больших парней, сразу направился к «Мерседесу» и выпал из зоны визуального контроля. Мягко хлопнула дверь, внедорожник едва заметно качнулся, и — тишина. Окна задраены, микрофон бесполезен, записывать нечего. Разве что гудение кранов и рокот экскаваторов.
Да, товарищ Анвар... То ли ты такой весь из себя продуманный, то ли просто ленивый после сытного завтрака... Но вот именно этот участок работы ты нам запорол наглухо. Лето, природа, птички-ёлочки, замечательные люди в кустиках — мог бы выйти да подышать воздухом!
Ладно, пока они там «трут» промеж себя, скажу пару слов о нашем объекте и его сиюминутных интересах.
Анвар Расул-Заде, 1970 г. р., уроженец города Нахичевань. Малозаметный представитель азербайджанской диаспоры Москвы. Малозаметный — потому что неглупый. В глаза не бросается, пальцы без надобности не гнёт, не жжёт стодолларовые купюры в кабаках (есть среди них такие типчики), ведёт себя вполне скромно. Вместе с тем в свои тридцать пять лет наш хлопец занимает довольно солидное место в клановой иерархии. Держит приличный кусок наркодилерского пирога, решает вопросы с большими людьми, вхож во многие влиятельные «семьи».
За Анваром мы наблюдаем не индивидуально-целенаправленно, а в общем порядке, интересует он нас ровно так же, как и другие прочие злыдни, системно пасущиеся на героиновых плантациях. А вот эта острая любовь: засада, скрадки, камеры с трёх ракурсов и всё такое прочее — это обусловлено его индивидуальными «профессиональными» особенностями...
* * *Справка по теме
Не все граждане нашей страны одинаково хорошо владеют ситуацией по наркобизнесу в России, поэтому есть смысл пояснить некоторые моменты, хотя бы приблизительно, «на пальцах».
Понятно, что по всему рынку ситуация колеблется и постоянно меняется (в последнее время, например, кое-где здорово «приподнялись» узбеки), но на исследуемом нами участке всё более или менее стабильно. Если вкратце, то выглядит это так: таджики везут, азербайджанцы продают. Развиваем тему: у таджиков — непосредственный контакт с производством и отлаженный канал транспортировки, у азербайджанцев — хорошо организованная и эффективная дилерская сеть. Между таджиками и азербайджанцами джентльменское соглашение, они друг другу не конкуренты, каждый спокойно работает в своей сфере. Конфликтуют крайне редко, и то в основном по мелким «производственным» вопросам.
Не надо мешать в кучу всех подряд таджиков: гастарбайтеров-рабов — дворников и строителей, и организованную структуру, условно именуемую в дальнейшем как наркомафия. Не надо и категорически разделять. Надо просто понимать разницу между таджикским товарищем на джипе, с галстуком за двести евро, и работягой, вкалывающим шестнадцать часов в сутки за сто баксов. Это, как говорит Вася Крюков, «ноги-руки и рот»: организм один, функции разные.
Короче говоря, по степени участия в наркообороте внутри нашей многострадальной страны таджиков можно чётко разделить на мафию (организованная структура, большой бизнес) и дилетантов — неорганизованных товарищей из нижних слоёв, пробующих обогатиться на свой страх и риск. В процентном соотношении даже и сравнивать не стоит: практически весь массив смертоносного импорта держит в своих цепких ручищах мафия, а на долю дилетантов приходятся лишь жалкие крохи.
Кстати, именно вот эти крохи нам и показывают по TV, победно вопя об очередном успехе ФСКН. Четыреста граммов героина изощрённый и коварный наркокурьер в попе вёз! Поймали, поймали! Всем немедля крутить дыры для орденов и пить шампанское!
Вернёмся к Анвару-деловару.
В своей «семье» он отвечает за конкретный участок работы с почти автономным технологическим циклом. Выглядит всё это следующим образом: Анвар покупает у Андижо (контрагент Анвара, в таджикском землячестве имеет примерно такой же статус) энное количество героина и в течение определённого времени сдаёт его мелкими партиями своим дилерам. Дилеры уже крутят товар как хотят, но деньги за него отдают сразу. Это касается постоянных клиентов. Те, кто пребывает в стадии прикармливания, могут получить кредит: на тебе пятнадцать грамм чудесного порошка, расплатишься, когда продашь. Не расплатишься — потеряешь в сто раз больше: здоровье, квартиру и так далее.
В общем, дилеры торгуют как умеют, а Анвар периодически решает их мелкие проблемы с властями, ведёт анализ состояния рынка, потребности и возможности и заказывает Андижо очередную партию. То есть всё как на обычном рынке, фруктово-овощном и цветочном...
* * *Примечание по теме
Азербайджанцы по природе своей все поголовно коммерсанты, это у них на генном уровне. Поэтому не стоит удивляться тому, что они «держат» практически всю российскую торговлю. Овощи, фрукты, наркотики — особой разницы нет, лишь бы выгода была. Будет выгодно, будут «толкать» ядерное оружие.