— Керз… — всхлипнул я.
— Керз! — на этот раз громче благодаря гневу, придавшему мне столь необходимые силы.
— Керз! — провопил я теням. — Керз, проклятый ты трус. Выходи! Добей меня, если сможешь. Даже теперь я не сдамся.
Тихий вздох заставил меня вздрогнуть; он прозвучал так близко, что я не сомневался: он раздался с соседнего стула.
— Я здесь, брат, — произнес сидящий рядом Керз. — Я всегда был здесь. Смотрел. Ждал.
— Чего ждал? — просипел я, с трудом говоря после крика.
— Что будет дальше.
— Разрежь мои путы и узнаешь, брат…
Керз рассмеялся:
— Все бушуешь, а, Вулкан? Монстр внутри еще до конца не присмирел?
— Убей меня или сразись со мной, только покончи с этим, — рыкнул я.
Керз покачал головой.
— Я никогда не хотел, чтобы ты меня молил. Я и сейчас не хочу, чтобы ты меня молил. Я не стал бы так тебя унижать. Ты выше и лучше этого, Вулкан. Во всяком случае, ты лучше меня. Или ты так считаешь.
— Я не молю, я предоставляю тебе выбор. Так или иначе, тебе придется меня убить. Как собаку — или как своего равного.
— Равного? — взорвался вдруг Керз. — То есть мы с тобой теперь товарищи? Владыки вселенной, скованные узами общей цели и крови?
— Мы воины и по-прежнему братья, несмотря на то, как низко ты пал.
— Я никуда не падал. Мое гнездо все так же высоко. А вот ты… Ты рухнул с небес. Что, в тенях не получается сохранить благородство? Скажи, Вулкан, теперь, когда ты барахтаешься в грязи, как и я, что ты видишь в черном зеркале перед собой? Действительно ли все мы — сыны своего отца, или некоторые все же получше остальных? Как ты думаешь, когда он создавал нас, рассчитывал ли он, что каждому из двадцати найдется предназначение более важное, чем оттенять сверкание его любимчиков?
— Зависть? Дело все еще в ней? Поэтому я здесь?
— Нет, Вулкан. Ты здесь для моего развлечения. Я не могу завидовать тому, кто не сильнее и не слабее меня.
— Развяжи меня, выйди против меня без всех этих игр, и мы посмотрим, кто кого слабее.
— Я убью тебя на месте, брат. Ты на себя давно смотрел? Теперь ты выглядишь не так уж и грозно.
— Тогда к чему все это безумие, все эти смерти? Если хочешь меня убить, убей. Покончи с этим. Почему ты просто не…
Со скоростью тени Керз вырвал вилку из запястья одного из мертвых людей и вонзил ее глубоко мне в грудь.
Я чувствовал, как та пронзает кость, как грязный металл направляется к сердцу. Склонившись надо мной, Керз погружал тупой прибор мимо ребер, разрывая плоть груди и шеи, и моя артериально-черная кровь брызжела на его пластрон.
— Я пытался, — злобно прорычал он, вгоняя вилку до самого подбородка, и на периферию зрения начала вползать темнота. — Я отрезал тебе голову, пронзал сердце, проламывал череп, протыкал все основные органы. Я даже сжигал тебя и расчленял. Ты возвращался, брат. Ты возвращался. Каждый. Раз. Ты не можешь умереть.
Объятый ужасом, потрясенный признанием брата, я умер.
Керз сделал то, о чем я просил, о чем я молил, и убил меня.
Глава 16 Сожженный
Вес копья почти не ощущался, а его поверхность холодила руку, однако Элиас прекрасно понимал, как значим приближающийся момент и какую важную роль сыграет здесь это оружие.
Он решил снять броню и вернулся к кафедре, к своему жертвенному алтарю, облаченный в простую священническую одежду.
Вокруг ямы в готовности стояли восемь новых молельщиков, включая того, который ждал на коленях перед Элиасом, у каменной кафедры. Позади них темнели силуэты семи самых преданных учеников темного апостола. Эти мужчины и женщины не были раносскими жертвенными агнцами — они были последователями культа, истинными верующими. Ни один из них не дрожал и не плакал, они просто молились, и при звуках их молитв сердце Элиаса наполняла радость.
— Покажите свою ревностность! — прокричал он восьмерым, и культисты в ответ скинули одежду, обнажая изрезанную плоть.
Под багровой тканью скрывалась кожа, замаранная нечистыми, жуткими символами. Культисты ритуальными ножами изобразили на себе змея, протянувшегося поперек их тел. Восьмым был молельщик самого Элиаса, и на его груди его собственной еще не свернувшейся кровью была нарисована голова змея.
— И это хорошо, — проговорил он, забываясь в грезах.
Ад придет на Траорис, а он, встав стражем у ворот, впустит его в мир смертных.
Читая имена нерожденных, Элиас начал ритуал. Он чувствовал пульсацию силы в копье, видел молниевое свечение между приступами экстаза и понимал, что в его руках лежит инструмент вознесения. Не Эреба, даже не Лоргара — его.
Вальдрекк Элиас получит то, чего всегда жаждал. Вознесение.
Взывая к демонам эфира, молясь, чтобы привлечь их к психической вибрации копья, он чувствовал, как нарастает жар от клинка. Сначала это просто доставляло неудобство, было необходимой платой за желанную награду, но потом начало причинять боль. Опустив взгляд на сжимаемое в руке оружие, Элиас увидел, что копье охватил огонь, а вместе с ним — и его руку.
Он начал читать проклятые строфы быстрее, а его ученики в ответ запели с еще большим пылом.
Оно продолжало гореть.
Сияние было таким ярким, что осветило жертвенную яму, прогнав тени, медленно текшие из древних руин, как пролитые чернила. Они словно отпрянули — как отпрянули и молельщики, от чьих изуродованных тел начал подниматься пар.
Одна женщина вскрикнула, и Элиас едва не запнулся в чтении отработанной молитвы, но Несущий Слово тут же крепко схватил ее. Остальные тоже выказывали признаки неудовольствия: корчились и кашляли, снедаемые очистительным огнем. Этот огонь — этот горящий свет — расползался, неумолимо накрывая последователей.
Имена нерожденных, столь важные для ритуала, вылетели у Элиаса из головы. Боль в руке стала такой сильной, что он схватился за нее. Плоть уже почернела, и зрелище неожиданно изуродованной конечности заставило его замереть и осознать, что подчинить себе мощь копья было ему не по силам. Она была необузданна, как конь, сорвавшийся с узды. И она была мстительна.
— Убейте их! — крикнул Элиас с куда большим страхом, чем хотел, но было поздно.
Ничем не сдерживаемая сила вырвалась из фульгурита и сплошным потоком хлынула наружу. Бросив Элиаса, она устремилась вперед, как молния, ищущая громоотвод.
Она нашла семь.
Рухнув на колени, выронив ритуальные кинжалы, ученики погибли быстро и мучительно. Боевые доспехи их не защитили.
Фуркас схватился за горло, и предсмертный крик вырвался наружу струей дыма. Долмарот, державшийся за голову, превратился в сплошную массу сплавившихся плоти и металла. Имареку перед смертью удалось сорвать с головы шлем, но вместе с ним он снял и половину лица, приклеившегося к внутренней стороне. Элигор задрожал и, расплавившись, как воск, вытек сквозь отверстия в броне. Остальные погибли похожим образом, и Несущие Слово, наблюдавшие сзади, попятились, боясь разделить судьбу братьев.
Молельщики превратились в куски обугленной плоти и кости еще до того, как пал первый из учеников, а нахлынувшая волна огня вовсе оставила от них лишь пепел.
Осознав всю опасность ситуации, стиснув зубы от боли в руке, Элиас вогнал наконечник копья в каменную платформу кафедры и упал назад, когда огонь вернулся.
Темный апостол прокатился по ступеням и жалкой кучей приземлился у подножия.
От его кафедры остался только выщербленный обломок почерневшего камня, из которого торчало еще светящееся копье.
Тяжело выдохнув, отчетливо ощущая полученные повреждения, Элиас закричал. Но не от боли, а от злости и разочарования. Он ждал вознесения, откровения — не краха всех планов.
Из всех последователей первым до него добрался Джадрекк.
— Темный апостол… — начал он, но попятился при виде руки Элиаса.
Она полностью сгорела, от плеча до кончиков пальцев. Кости сплавились, образовав искривленное и деформированное подобие конечности.
— Мои доспехи, — рявкнул Элиас, самостоятельно вставая и рыча в ответ на любые попытки помочь. — Принеси мои доспехи.
Джадрекк последовал приказу, поспешив к лагерю.
Элиас не обратил на него внимания. Он уставился на копье, вонзенное в камень. С оружия он перевел взгляд на легионеров, потом на стаю культистов и, наконец, на оставшихся жителей Раноса.
— Сгоните их всех, — приказал он своим воинам, пылая от стыда и ярости. — И казните. Никаких ножей или ритуалов, просто убейте их.
Элиас отвернулся, прижимая к груди изуродованную руку; смертные встретили его приговор потрясенным молчанием, а потом, осознав, что их ждет, — страхом. Окрики и глухо выдаваемые приказы перемежались с протестующим воем и мольбами.
Эти звуки заставили Элиаса усмехнуться. Они были отвратительны, и отвратителен был тот факт, что теперь ему придется обратиться к Эребу и молить о пощаде.
Эти звуки заставили Элиаса усмехнуться. Они были отвратительны, и отвратителен был тот факт, что теперь ему придется обратиться к Эребу и молить о пощаде.
— И пусть кто-нибудь принесет мне это копье, — сказал он так, словно эта мысль пришла в голову только сейчас, после чего захромал в сторону своего шатра.
Глава 17 Лицо в крови
Он моргнул, и тонкая корка запекшейся на веках крови треснула и отвалилась.
Спина болела после целого часа, проведенного на столе в холоде. Все еще ощущая воспоминание о боли в боку, он опустил руку, чтобы ощупать повреждение, но обнаружил только восстановившуюся кожу и кость.
— Что, опять?.. — простонал Грамматикус и тяжело приподнялся.
Он сидел на импровизированном операционном столе в комнате, похожей на лазарет. Значит, они его перенесли. Он решил, что это хороший знак. Лампы не горели, но сквозь смотровое окошко в двери проникал слабый свет из куда более широкого помещения. Несмотря на сумрак, было видно, что все вокруг было залито кровью. Из-за нее стоял тяжелый, неприятный запах. Особенно много ее было на грязной боковой полке, заваленной какими-то примитивными инструментами и рваными бинтами. На результат работы хирурга это не походило. Он не обнаружил швов, однако даже новый покров плоти не избавил его от обширных кровоподтеков.
«Слау Дха, ублюдочный ты ксенос…»
Внимание Грамматикуса привлекла стоящая рядом металлическая миска, наполненная его кровью и обрывками алых бинтов. Поверхность жидкости была абсолютно неподвижной и необычайно зеркальной. Когда она замерцала, он понял, что происходит, и с трудом подавил желание опрокинуть миску со всем ее содержимым на пол. Это бы не помогло. Если он не заглянет в отражение, они просто найдут другой способ связаться. А отказ мог иметь для него плохие последствия.
Поэтому он склонился над миской и стал ждать появления лица.
Он ожидал увидеть Гахета, как всегда, но вместо него проступило высокомерное, но строгое лицо автарха. На мгновение Грамматикус решил, что Слау Дха каким-то образом «услышал» его недавнее замечание. Но он ошибался, как ошибался и по поводу личности того, чье лицо виднелось в крови.
— Ты не Слау Дха, — сказал он эльдар, смотрящему на него сквозь пространство и время.
— Ты проницателен, Джон Грамматикус.
— Чувство юмора? Ты меня удивляешь. Я думал, у вашего племени его нет.
— Нашего племени? Неужели мы тебя настолько утомили?
— Я несу гибель всей своей расе, — ответил Грамматикус. — «Утомили» — это очень мягко сказано.
Эльдар не ответил на сарказм. Он был мужчиной с темными волосами, зачесанными назад, так что на лбу была видна вытатуированная руна. Только лицо и плечи изображались красными тонами, все остальное же терялось за границами миски.
— Ты, как я заметил, знаешь мое имя, — сказал Грамматикус. — А каково твое? Ты тоже из Кабала?
— Мы сейчас беседуем благодаря твоей связи с этой организацией, Джон Грамматикус. Мое имя же не имеет значения.
— Не для меня. Я предпочитаю знать, кто дергает меня за ниточки.
Эльдар поджал губы:
— Хммм. В твоем голосе мне слышится горечь.
— Как проницательно, — передразнил его Грамматикус. — А теперь скажи, чего ты хочешь.
— Вопрос, Джон, в том, чего ты хочешь.
— Кто ты?
— Я не агент Кабала, и мне известно, что ты хотел бы освободиться от их «ниточек», ведь так?
Грамматикус не ответил.
— Почему ты здесь, Джон Грамматикус? — продолжал эльдар. — Каковы твои цели?
— Ты, кажется, многое знаешь — во всяком случае, побольше меня. Почему бы тебе самому не ответить на этот вопрос?
— Хорошо. Ты ищешь осколок силы, материализовавшейся в виде фульгуритового копья. Также твоя миссия имеет отношение к примарху, Вулкану. Меня он тоже интересует, а помимо него — стихия земли. Я обратился к тебе, потому что мне нужна твоя помощь, и ты обладаешь исключительной возможностью ее предоставить.
— И с чего ты взял, что я желаю сменить одного кукловода на другого?
— Ты хочешь освободиться. Я могу это устроить — или по крайней мере показать, как ты можешь это сделать. Ты… долгожитель, верно?
— Подозреваю, что ответ на этот вопрос тебе тоже известен. Правда, ты вроде путаешь меня с одним моим другом. Я бы сказал, что прожил много жизней, а не одну исключительно длинную.
— Да, разумеется. Вы, вечные, все разные, и вдобавок не все являетесь людьми в строгом смысле этого слова.
— Ты про Императора?
— Ты встречал его однажды, верно?
— Да, мельком.
Личность ксеноса оставалась для Грамматикуса тайной, но независимо от того, правдой ли были его слова или нет, можно было не сомневаться, что он был могущественен, раз сумел связаться с ним подобным способом, и многое знал о ставках в этой войне. Давным давно, во время Объединительных войн, когда Грамматикус служил в Кавказском ополчении, он научился вести себя осторожно с теми, кто знал больше него. Он пришел в выводу, что в подобных обстоятельствах следует мало говорить и внимательно слушать.
Эльдар продолжил:
— Это было много лет назад, верно? Несколько жизней назад, если точнее.
Грамматикус кивнул.
— Нет, — равнодушно сказал эльдар. — Я имею в виду не его, а Вулкана. Он тоже не может умереть, но тебе это уже известно, так? В настоящий момент он находится в огромной опасности. Мне нужна твоя помощь в его спасении, ты готов ее предоставить?
— Готов ли я? — фыркнул Грамматикус. — Ты хоть понимаешь, почему я здесь, какое у меня задание? То есть, если верить всем твоим словам, ты предоставляешь мне выбор?
— Уверен, ты видишь, что я не лгу, — как уверен в том, что ты возьмешься за это дело.
— Тогда зачем спрашивать, если все предрешено?
— Вежливость, иллюзия свободы воли. Можешь придумать себе любую причину, это не имеет значения.
— Ты говоришь о выборе, но все равно это больше похоже на манипуляцию. Впрочем, дискуссии ради скажи, чего от меня хочешь.
— Приложи руки к проводнику, — скомандовал ему эльдар.
Грамматикус уже собирался спросить, что имеется в виду под «проводником», когда догадался, что речь о чаше, и сделал, как ему сказали.
— А теперь подготовься, — сказал эльдар, не нуждаясь в подтверждении того, что Грамматикус последовал приказу.
— К чему?
— К тому, что будет больно.
Глава 18 Зона высадки
Рука предателя бьет с силой легиона.
Магистр войны Гор, после резни на Исстване-VИсстван-V
Облака бурлили в небе, предвещая шторм. После планетарной бомбардировки с боевых кораблей, вставших на якорь в верхних слоях атмосферы, они сменили окрас на смесь темно-красного и умбры и стали такими плотными, что клубящимся шлейфом увивались за стремительно пролетающим сквозь них транспортом.
Пронзая туман светом реактивных двигателей, объединенные силы лоялистов, ведомые Феррусом Манусом, хлынули вниз, неся с собой возмездие. Десантная капсула Горгона присоединилась к тысячам других, в то время как «Грозовая птица» Вулкана летела во главе огромной стаи кораблей.
Спустя пару секунд после того, как первый десантный корабль преодолел слой облаков, орудийные батареи, установленные на огневых позициях вдоль земляных укреплений, выкопанных в Ургалльской низине, открыли стрельбу. Зенитный огонь залил все небо, словно дождь, идущий снизу вверх, пробивая крылья и фюзеляжи, взрывая конусообразные металлические контейнеры, наполняя воздух убийственными боезарядами.
Это почти не сказалось на атаке; когда имперские лоялисты наконец приземлились, на выжженную землю ступило более сорока тысяч легионеров.
Нумеон сидел в магнитных фиксаторах на «Грозовой птице», отслеживая ход начинающегося побоища. Его шлем был надежно закреплен, что позволяло проглядывать на внутреннем экране имена различных общевойсковых командиров, не обращая внимания на рывки и дрожание маневрирующего корабля.
Произошедшее вблизи столкновение вынудило их стремительно скорректировать курс, и гравитация резко усилилась, когда корабль вошел в пике. Однако капитан Погребальной стражи невозмутимо продолжал работать со списками Саламандр-офицеров, с эйдетической точностью запоминая их позиции и статусы.
Гека'тан, 14-я рота, огнерожденные…
Гравий, 5-я рота, огнерожденные…
К'госи, 21-я рота, пирокласты…
Усабий, 33-я рота, огнерожденные…
Кризан, 40-я рота, инфернус…
Неметор, 15-я рота, разведка…
Рал'стан, 1-я рота, огненные змии…
Гаур'ах, 4-я когорта, контемпторы…
Магистры орденов, капитаны-лейтенанты, командиры рот.
Имена не прекращались.
По экрану Нумеона, пытающегося уследить за беспрерывно меняющимися параметрами сражения, пробежало больше сотни имен и лиц. На данный момент они потеряли только дюжину кораблей и восемь десантных капсул. Он тут же продумал, каким изменениям подвергнутся воинские формирования и планы боя, чтобы адаптироваться к жестокой обстановке, разворачивающейся и вверху, и внизу.