— Он огромен, больше восьмидесяти метров в высоту, — сообщил он Нумеону, только что к нему присоединившемуся. — Хотя из-за воды кажется меньше.
Грязный поток из канализационной трубы обрушивался с такой силой, что внизу пенился и дымился, создавая небольшой, но яростный водоворот. Брызги долетали до самого верха, но взгляд Пергеллена был направлен в небо, к высокой колонне, бывшей частью акведука сбоку от катаракта.
— Хорошая точка обзора будет, — сказал он.
От помоста к акведуку, вдоль сточных труб, протянулся мостик, достаточно широкий, чтобы по нему можно было пройти вереницей. За акведуком открывался вид на Ранос. Нумеон ясно видел, что после приземления они сдвинулись на восток, к краю города.
Он прищурился.
— Это же?…
— Космопорт? Да, он, — ответил Пергеллен.
Нумеон посмотрел через плечо на дрожавшего, кутавшегося в плащ К'госи Грамматикуса.
— В этом месте оборону не организуешь, брат.
— Согласен, — ответил Пергеллен. — Что ты предлагаешь?
Нумеон взглянул на ряды мертвых крыс, покачивавшихся на зловонном сквозняке.
— Приманку, — ответил он.
Гладий Нарека с влажным шелестом выскользнул из шеи Саламандра. Легионер уже был мертв к тому моменту, как он вытер клинок и перешел к следующему. По улице были разбросаны трупы с обеих сторон, и из трех взводов, взятых для уничтожения лоялистов, осталась лишь горстка. Битва оказалась куда кровавее и тяжелей, чем он рассчитывал. И снайперу удалось скрыться. Опять. От этого внутри раздражающе зудело.
Приблизившись к краю дыры, которая образовалась, когда мануфакторум обвалился, он задумался о тех, кто сумел сбежать. Под этой частью города текла подземная река, соединявшаяся с водосточной системой. Но у него не было ни карты этих тоннелей, ни какого-либо представления о том, как они расположены и куда поток может вынести попавших в него, а потому оставил эти мысли.
У лоялистов заканчивались места, где можно было бы спрятаться. Он найдет их, даже если придется идти до самого края города и выжженных молниями пустошей за ним. Он поклялся это сделать, поэтому он это сделает. Или погибнет в попытках. Нарек верил, что почтение к долгу еще не было пустым звуком.
— Прекрати, — сказал Нарек, придавив ногой очередного полумертвого врага, но смотря на Вогеля, который уселся на грудь Саламандру и готовился резать его плоть ритуальным ножом.
— Что? — спросил Несущий Слово, резко обернувшись к охотнику.
— Ничего подобного мы устраивать не будем. — Нарек оставил умиравшего легионера и подошел к Вогелю.
— Я славлю Пантеон, — зашипел Вогель с явным недовольством.
— Ты бесчестишь свое достижение, акт своего убийства, — ответил Нарек, небрежно перехватив гладий. — Людские отбросы можешь увечить сколько угодно, но эти воины — из Легионов, они когда-то были нашими братьями по оружию. Это еще должно что-то значить.
Вогель начал вставать, но Нарек приставил острие гладия к его горлу, и он замер в полусогнутом положении.
— Ты заходишь слишком далеко, — просвистел Вогель.
— Если б я зашел слишком далеко, этот меч уже пронзил бы тебе горло.
Вогель все еще не демонстрировал готовность уступить.
— Дагон со мной согласен, — добавил Нарек.
Вогель вслед за охотником посмотрел на второго снайпера, уже вскинувшего винтовку к плечу. Агрессивный воин примирительно поднял руки, и Нарек позволил ему отойти. Убедившись, что Вогель не собирается принимать никаких ответных мер, за исключением ругани в его адрес, Нарек опустил взгляд на раненого Саламандра, которого его товарищ собирался осквернить.
— Спа… сибо… — выговорил едва живой воин.
— Я сделал это не для тебя, легионер, — проговорил Нарек и погрузил гладий в его сердце.
Звук турбинного двигателя, становящегося все громче и ближе, заставил Нарека обернуться. При виде «Грозовой птицы», принадлежавшей Элиасу, оставалось только гадать, что же могло его сюда привести.
— Все ко мне, — передал он по воксу остальным. — Темный апостол прибыл.
Элиас был ранен. Он также удостоился визита от самого Эреба. Стоя перед темным апостолом в тени только что приземлившейся «Грозовой птицы», Нарек вдруг понял, почему его господин явился сюда. Ему приказали.
— Очередная неудача? — спросил Элиас, окидывая взглядом результаты побоища.
— Не совсем, — ответил охотник. Он снял перед темным апостолом шлем и теперь держал его на сгибе руки.
Они были одни: остальные легионеры несли дозор или сгоняли вместе еще живых пленников. Нарек искренне жалел, что не успел подарить им честную смерть. Злить Вогеля — одно дело, но перечить темному апостолу он не мог.
— Ты убил их всех и схватил смертного?
— Еще нет.
— То есть это неудача.
Нарек коротко поклонился.
— И я ее исправлю.
— Нет, Нарек. Ты упустил свой шанс снискать награду. Сам Эреб явился и попросил меня уничтожить наших врагов и схватить того человека, Джона Грамматикуса.
— Попросил тебя, значит?
— Да, — прошипел Элиас, не потрудившись скрыть злость. — Я его доверенный помощник.
— Разумеется, господин, — прохладно отозвался Нарек. Его взгляд набрел на фульгуритовое копье, лежащее в ножнах на поясе Элиаса.
Оно до сих пор слабо светилось и, по-видимому, вызывало у темного апостола дискомфорт. Нарек догадался, что именно копье каким-то образом превратило руку Элиаса в обугленную палку.
— Ты все думаешь, правильно ли мы делали, поклоняясь Императору как богу, — произнес Элиас, заметив, что Нарек смотрит на спрятанное в ножнах копье.
— Думаю.
— Правильно, брат. Но есть другие боги, Нарек, и они готовы дарить нам свою благосклонность.
— Я не вижу здесь ничего благого, — признался он.
Элиас рассмеялся:
— Я мог бы казнить тебя за эти слова, за твое безверие.
— Я верю, господин. В этом и проблема, потому что мне не нравится, куда ведет нас эта вера.
— Со временем понравится, охотник. Ты примешь новый путь, как все мы. Ибо того желает Лоргар и Пантеон. А теперь, — добавил он, наскучившись проповедями, — скажи мне, где этот человек, Джон Грамматикус?
— Вернее всего, он до сих пор с воинами из разбитых легионов. Выйти на их след будет несложно.
Элиас отверг эту идею, небрежно махнув рукой.
— Незачем. Я могу найти его иным способом.
Он смерил взглядом одного из пленных легионеров, не успевшего получить честную смерть, и вытащил ритуальный нож.
Домад был жив, но пошевелиться не мог. После того, как бой закончился, враги принялись искать среди трупов выживших. Он смутно помнил, как его тащили, и словно издалека слышал гортанный смех одного из своих захватчиков. Ему перебило позвоночник, и ниже пояса все было парализовано. Несколько внутренних повреждений были потенциально смертельны, и сил бороться не осталось.
Бионический глаз больше не работал, оставив его наполовину слепым. Он открыл органический — перед ним оказалась земля. На периферии ограниченного зрения виднелась раскрытая рука лежащего на спине легионера. Латная перчатка имела изумрудно-зеленый цвет, а пальцы не двигались. В нескольких сантиметрах от нее лежал болтер.
— Этого, — раздался голос. Он звучал интеллигентно и даже несколько изысканно.
Кто-то взял Железнорукого за подбородок жесткими, закованными в металл пальцами и приподнял его, позволив взглянуть на врагов.
Несущие Слово. У одного, стоявшего позади, скулы были покрыты золотыми надписями. Короткие черные волосы образовывали вдовий пик. Одна рука была сильно обожжена, и он осторожно прижимал ее к груди.
Клирик, несомненно это был он.
Второй, державший Домада за подбородок, выглядел как ветеран, как солдат в самом воинственном смысле слова. Он был широконосым, но с узким лицом, и слегка хромоног.
Затуманенные чувства все же сообщили Домаду, что его запястья связывала колючая проволока, а сам он был закреплен на боку десантно-штурмового корабля Несущих Слово. С него сняли нагрудник и поддоспешную ткань, обнажив кожу.
— А другого пути нет? — спросил солдат.
Клирик вынул ритуальный нож с зазубренным лезвием, и Домад собрал в кулак всю свою решимость, готовясь к неизбежному.
— Нет, — ответил клирик, проведя длинным когтем перчатки по щеке Железнорукого, а затем начал молиться.
Глава 26 Войди в лабиринт
Иди вперед, всегда вперед и вниз. Не влево и не вправо.
Из пьесы «Тесион и Минатар»Когда я вновь восстал из мертвых, Феррус уже стоял рядом и наблюдал за мной. Мне показалось, что он ухмылялся, хотя теперь его лицо с этим черепным оскалом всегда выглядело ухмыляющимся.
Я сжал кулаки и подавил желание ударить призрака.
— Весело тебе, да, брат? — сплюнул я. — Видеть меня в таком виде? Думаешь, я слаб? Но не так слаб, как ты. Идиот! Фулгрим обвел тебя вокруг пальца.
Я замолчал и тут же услышал, как тяжело дышу, как растет внутри гнев. Бездна, красно-черная, дрожащая от ненависти бездна пульсировала на периферии зрения.
— Что, не будет ответа? — поинтересовался я. — Сложно брюзжать, когда языка нет, братец?
Я встал, в кои веки не обнаружив на себе оков, и двинулся на бессловесного фантома. Полагаю, если б это было возможно, я бы схватил его за горло и задушил, как едва не задушил Коракса в своем видении.
Я покачнулся, хватая ртом воздух и пытаясь унять бешеное биение сердца. Кожа покрылась горячечным потом, блестящим в трепещущем свете факелов. Очередной сырой зал, очередная камера с черными стенами. На корабле Керза их, видимо, было огромное количество.
— Трон Терры… — выдохнул я, упав на колено и опустив голову, чтобы было проще дышать. — Отец…
Я вспомнил слова, сказанные им мне на Ибсене давным-давно. После того, как я и мой легион уничтожили этот мир, не оставив на нем ничего, кроме смерти, я переименовал его в Кальдеру. Он должен был стать еще одним нашим миром, как Ноктюрн, место для перековки Саламандр. Этой мечте пришел конец, когда пришел конец Великому крестовому походу и началась война.
Жаль, но мне придётся покинуть вас, когда я буду нужнее всего. Но я постараюсь следить за вами, когда смогу.
— Ты нужен мне, отец, — сказал я в темноту. — Больше, чем когда-либо.
Феррус щелкнул костяной челюстью, заставив меня поднять взгляд. Он посмотрел на меня своими пустыми глазами и кивнул на тени впереди, где начали вырисовываться большие изукрашенные ворота.
Они были выше, чем башнеподобная нога титана класса «Император», и вдвое шире. Я не понимал, почему не заметил их раньше.
— Очередная иллюзия? — спросил я у теней, которые, я знаю, все слушали.
Гигантские ворота казались сделанными из бронзы, однако я с первого взгляда определил, что для них использовался иной сплав. Я различил голубоватый оттенок осмия, следы серебристо-белого палладия и иридия. Металл был невероятно плотным и прочным, слой бронзы же нанесли с эстетической целью, для придания вратам архаичного вида. Искусные инталии и камеи на вратах образовывали масштабную картину. Она изображала сцену битвы, по-видимому, имевшей место в древние времена. Воины были вооружены мечами и облачены в кольчуги и кожаные камзолы. Катапульты и баллисты запускали в воздух примитивные снаряды. Полыхал огонь.
Но присмотревшись получше, я заметил кое-что знакомое, и догадался, что сделал мой железный брат.
Три армии отчаянно сражались в узком ущелье, а их враги, взяв их в тиски, пускали в них стрелы и атаковали мечами и копьями. На каменном уступе стоял военачальник, в одной руке державший знамя с изображением змеи, а в другой победоносно демонстрировавший голову побежденного врага.
— Это Исстван-V, верно?
— Да, — ответил Керз, вдруг оказавшийся рядом, и я осознал, что он давно уже здесь стоял. — И это не иллюзия, Вулкан. Наш брат долго над работал над этими воротами. Полагаю, он оскорбился бы, узнав, что ты принял их за плод своего воображения.
В его голосе слышалась разбитость.
— В чем дело, Конрад? Ты кажешься усталым.
Он с сожалением вздохнул.
— Мы близки к финалу, — ответил он и указал на ворота. — Это вход в Железный лабиринт. Я попросил Пертурабо сделать его для меня. В его центре находится приз.
Керз раскрыл ладонь и показал мне вращающееся гололитическое изображение моего молота, Несущего Рассвет. Вокруг него висели на цепях мои сыновья. Проекция была блеклой и зернистой, но мне удалось узнать Неметора, уже виденного ранее. Второго я, к своему стыду, не опознал, однако видел, что оба были сильно изранены.
Керз сжал кулак, раздавив изображение моих несчастных сыновей.
— Я хорошо пустил им кровь, брат. Им остается жить несколько дней.
И вновь на границах зрения начала собираться темнота, а в голове застучала кровь. Бездна пахнула в лицо жаром, окатила кожу алым.
Огромным усилием воли я разжал стиснутые зубы.
Керз внимательно меня разглядывал.
— Что ты видишь, Вулкан? — спросил он. — Что ты видишь, когда падаешь во тьму? Скажи мне.
В его словах чувствовалось едва ли не отчаяние, едва ли не мольба.
— Ничего, — солгал я. — Там ничего нет. В этот раз ты долго не возвращался, да?
Керз не ответил, но продолжал пронзительно смотреть на меня.
— Я помню некоторые вещи. Я помню, к чему ты пытался меня склонить, — сообщил я ему. — Я тебя не разочаровал, отказавшись участвовать в твоих жалких играх? Не одиноко тебе в тенях? В компании не нуждаешься?
— Заткнись, — буркнул он.
— Как, должно быть, тебе досадно, что я прошел твое моральное испытание, что устоял перед желанием убить Корвуса. Я не утверждаю, что благороден, но я знаю, что обладаю всеми теми качествами, которых ты лишен.
— Лжец… — прошипел он.
— И хотя я в твоей власти, ты все равно не можешь опустить меня на свой уровень. Ты даже не можешь меня убить.
Казалось, что Керз сейчас атакует, но он сдержал свой гнев и стал пугающе спокойным.
— Ты не особенный, — ответил он. — Просто ты оказался под рукой.
Он слабо улыбнулся и зашел мне за спину, скрывшись из поля зрения.
— Мне понравилась наша игра — так понравилась, что после того, как она закончится, я отправлюсь за каким-нибудь другим братом. И тех, кого я не смогу убить, я сломаю.
Я развернулся, намереваясь высказаться, удержать его, но Керз уже исчез. Он растворился в темноте.
Врата разверзлись, молча подзывая.
— Я сломаю их, Вулкан, — провозгласил бестелесный голос Керза. — Так же, как ломаю тебя, откалывая кусочек за кусочком. И если хочешь знать, есть ли в этом лабиринте монстры, я могу тебе ответить: да, есть, но только один.
В отсутствие Керза у меня не было иного выбора, кроме как вступить в Железный лабиринт.
Глава 27 Вера
Дагон, прятавшийся у входа в тоннель, подал сигнал к наступлению.
Вогель вышел первым и достал нож, когда приблизился к жертве.
В предыдущей битве лоялистам сильно досталось, и воинов было меньше, чем он ожидал. Жаль — это значило, что было меньше душ, которые можно будет принести в жертву Пантеону. Возможно, он добавит к ним душу Нарека, если тот опять встанет у Вогеля на пути.
Четверо, все Саламандры, сидели бок о бок, укутавшись в плащи. Один — технодесантник, судя по броне и знакам отличия, — что-то говорил остальным. Должно быть, они обсуждали тактику. Еще двоих положили под брезент, а рядом с ними сидел на корточках, также завернувшись в драконью шкуру, человек, которого искали Несущие Слово.
Кислотный ливень искажал показания ауспика, но мечник и без сканеров знал, что четверо легионеров, сидевших спиной к тоннелю, скоро умрут.
С их стороны было глупо оставлять человека без строгого присмотра; впрочем, Вогель помнил, какие потери понесли лоялисты в стычке у мануфакторума, и сомневался, что помимо этих четырех оставалось много других. Он улыбнулся, обнажив два ряда треугольных зубов, которые сам заточил, и вспомнил, как варповское колдовство темного апостола открыло ему местонахождение врагов. У системы тоннелей было больше пятидесяти выходных потоков. Вогель был уверен, что столь скорая атака окажется для лоялистов неожиданностью.
Он вынул из ножен второй клинок и тихо, пряча звук шагов за шумом дождя, пробрался на открытое пространство. Его товарищи следовали сразу за ним, но Вогель в их поддержке не нуждался. Этих слабаков он убьет сам.
Нумеон прижался к стене под катарактом. Скосившись вправо, он увидел Леодракка, вцепившего закованными в металл пальцами в рукотворную скалу. Слева держался Дака'рай. Трое их братьев, не видимые из-за потока, скрывались на противоположной стороне от водопада. К'госи и еще трое находились в самом колодце.
Нумеон не видел, что происходит наверху, и слышал только рев воды, бьющей в броню. Зловонность и сырость воздуха ощущалась даже через респиратор.
«Еще немного», — сказал он себе.
Теперь все зависело от Шен'ры. А Нумеону и остальным оставалось только сделать так, чтобы его жертва не была напрасной.
Вогель обладал скрытностью охотника, но нетерпеливостью маньяка. Второе обычно плохо сказывалось на первом, поэтому Нарек включил его в отряд лишь на случай, если тайные операции окажутся неэффективны, и возникнет потребность в убийцах. Если бы Нареку позволили ограничиться Дагоном и, может быть, Мелахом, он действовал бы совершенно иначе.
Что-то в представшей ему сцене, в этой тихой дружеской беседе, в съежившемся, неподвижно сидящем человеке, заставило его замереть. Он мог бы поделиться тревогой с напарниками, предостеречь их, но не сделал этого, позволив Дагону дать сигнал к атаке. Вогель тут же поспешил вперед, желая оказаться первым.
Нарек не видил причин ему мешать и просто последовал за Дагоном, Мелахом и Саарском.