«Внимание! Пожалуйста, внимание! Мне выпала печальная обязанность с прискорбием сообщить вам, что ночью скончался наш директор. Согласно его завещанию, гражданской панихиды не будет. Тело было кремировано. В девять ноль-ноль в конференц-зале состоится собрание, посвященное решению дел компании. Присутствие всех обязательно. Просьба не опаздывать».
Все оставшееся до начала собрания время я проревела у себя в номере. Почему? Наверное, мне было жалко себя. Босс бы это определил именно так. Он себя никогда не жалел, и меня никогда не жалел, и много раз ругал меня за жалость к себе. «Жалость к себе, — говорил он, — самый деморализующий из пороков».
И все равно мне было так жалко себя, так жалко! И его было жалко… А я все время грубила ему — с тех самых пор, когда он взял меня к себе на работу, сделал свободной гражданкой, а я от него убежала… Теперь мне было так стыдно, что я все время дерзила ему, грубила, обзывала по-всякому: вслух и про себя…
Я плакала и вспоминала разное. Например, Боссу всегда не нравилось, когда я расслаблялась, не могла выразить собственного мнения. Он должен был быть таким, каким был, и я должна была быть такой, какой была, и мы прожили годы бок о бок и никогда даже рукой не коснулись друг друга. Для Фрайди это рекорд.
Я думала, знал ли он, как мне хотелось много лет назад, когда я только начала у него работать, порой подойти к нему, обнять, приласкать. Наверное, он не знал. Наверное, хотя я его и за руку никогда не держала, все эти годы он был моим единственным отцом.
Большой конференц-зал был наполнен до отказа. Даже половины этих людей я не встречала в столовой — некоторые лица были мне совсем незнакомы. По-видимому, некоторые сотрудники были срочно вызваны из самых разных мест, с заданий, а может быть, даже не все успели прибыть. За столом на возвышении сидела Анна, а рядом с ней — совершенно незнакомая женщина. На столе перед Анной были сложены папки с бумагами, стоял небольшой переносной терминал, лежали прочие секретарские принадлежности. Незнакомка была примерно одного возраста с Анной, но рядом с ней, такой родной и теплой, выглядела как противная, строгая классная дама.
В две секунды десятого дама постучала ладонью по столу.
— Тише, пожалуйста! Меня зовут Рода Вейнрайт, я исполнительный вице-директор этой компании и главный советник покойного доктора Болдуина. Следовательно, теперь на меня возложены обязанности директора, и я ответственна за решение вопросов, связанных с роспуском компании. Все вы знаете, что каждый из вас работал в компании по личному контракту, заключенному с покойным доктором Болдуином…
Разве я когда-нибудь подписывала какой-нибудь контракт? Но еще больше меня поразило «покойный доктор Болдуин». Неужели так звали Босса на самом деле? Как могло случиться, что именно его фамилия вошла в мой самый частый псевдоним? Он выбрал ее для меня? Это было так давно…
— …следовательно, теперь все вы — свободные агенты. Наша организация — элитарная, и доктор Болдуин не без оснований считал, что любая свободная компания в Северной Америке будет рада принять на работу каждого из вас после его смерти. Агенты по найму будут работать в каждом из малых залов и в вестибюле. Сейчас мы будем вызывать вас по одному — вы должны получить свои конверты и расписаться. Потом вам следует немедленно открыть их и ознакомиться с содержанием, но не стойте — повторяю — не стойте у этого стола и не отвлекайте меня никакими разговорами. Если возникнут какие-то вопросы, вам следует подождать, пока все получат свои конверты. Пожалуйста, не забывайте, я не спала всю ночь.
Что, вот так сразу взять и пойти на работу в какую-то другую компанию? Нужно ли это было мне? Как у меня с деньгами? Я совсем без денег? Наверное. У меня было только то, что осталось от суммы, выигранной в идиотской лотерее, но большую часть этих денег я, скорее всего, задолжала Жанет. Я погрузилась в подсчеты.
Кто-то позвал меня по имени.
Это была Рода Вейнрайт, усталая и раздраженная.
— Поторопитесь, мисс Фрайди. Вот ваш конверт, и распишитесь вот здесь в получении. Потом отойдите в сторонку и ознакомьтесь с содержимым.
Я заглянула в ведомость.
— Вот проверю — и распишусь.
— Мисс Фрайди! Вы задерживаете всех остальных!
— Я отойду в сторонку. Но расписываться не стану, пока не удостоверюсь, что содержимое конверта соответствует тому, что указано в ведомости.
— Все в порядке, Фрайди, — устало и укоризненно проговорила Анна. — Я сама проверяла.
— Спасибо, — ответила я. — Только я предпочитаю к подобным вещам относиться так, как ты относишься к секретной документации: люблю все видеть своими глазами.
Эта сучка Вейнрайт была, похоже, готова сжечь меня заживо в кипящем масле, но я все-таки сделала, как решила: отошла на пару метров в сторону и просмотрела содержимое конверта: три паспорта на три разные фамилии, набор удостоверений личности, прочие бумаги, каждая из которых соответствовала каждому из удостоверений, и чек на имя Марджори Фрайди Болдуин, зарегистрированный в Церерско-Южноафриканском акцептном банке на сумму, приравненную к 297,3 грамма золота 999-й пробы. Еще больше, чем чек, меня удивил еще один документ, лежавший в конверте. Это было свидетельство об удочерении ребенка женского пола Фрайди Джонс, получившей при удочерении имя Марджори Фрайди Болдуин. Удочерение произвели Харли М. Болдуин и Эмма Болдуин. Свидетельство было выдано в г. Балтиморе, штат Мэриленд Атлантического Союза. Ни слова о приюте Ландштайнера или институте Джона Хопкинса, но дата была та самая — день, когда я покинула приют.
Еще там было два свидетельства о рождении. Первое — дубликат на имя Марджори Болдуин, уроженки Сиэтла, а второе — на имя Фрайди Болдуин, рожденной от матери Эммы Болдуин в Бостоне Атлантического Союза.
Оба документа были фальшивые, но вместе с тем совершенно надежные: Босс никогда и ничего не делал наполовину. Я подошла к столу и сказала:
— Все правильно, Анна, — и расписалась в ведомости.
Анна приняла у меня ведомость и прошептала:
— Увидимся позже.
— Договорились. Где?
— Найди Голди.
— Мисс Фрайди! Будьте добры, отдайте вашу кредитную карточку.
Это, конечно, Вейнрайт уняться никак не могла.
— ???
Хотя, конечно, все было правильно: после смерти Босса я больше не имела права пользоваться своей сент-луисской кредитной карточкой.
— Вот, возьмите.
Она протянула руку за карточкой. Но я отдернула руку.
— Нет, вы уж, будьте добры, проштампуйте ее, или чем вы там пользуетесь.
— Да прекратите вы, наконец! Я уничтожу вашу кредитную карточку вместе со всеми остальными, как только сверю номера.
— Госпожа Вейнрайт, если уж я должна сдать кредитную карточку, выданную на мое имя, то я требую, чтобы она была уничтожена у меня на глазах.
— Как вы упрямы! Вы что, никому не доверяете?
— Никому.
— Тогда вам придется подождать здесь, пока я закончу с остальными.
— О, вы ошибаетесь!
Полагаю, сент-луисский «Мастер Чардж» пользуется для изготовления карточек фенолово-стеклянным ламинатом. Карточки, во всяком случае, прочные, как и полагается кредиткам. Здесь, в штаб-квартире, я старалась не демонстрировать своих возможностей, но не потому, что это могло быть как-то не так воспринято, а чисто из вежливости. Но тут были особые обстоятельства. Я порвала карточку на четыре части и вручила ей кусочки.
— Я думаю, вы сумеете разобрать серию и номер.
— Ну и отлично! — буркнула она, сдерживаясь, как было видно, изо всех сил.
Я тоже с трудом скрывала раздражение. Только я успела повернуться к столу спиной, как она окликнула меня:
— Мисс Фрайди, вашу вторую карточку, будьте добры!
— Это какую такую карточку?
Интересно, подумала я, кого еще из дорогих моему сердцу друзей лишили этого предмета первой необходимости в нынешних условиях и оставили только с расчетным чеком и небольшой суммой наличных? Неужели Босс все так придумал?
— «Мастер… Чардж», калифорнийский филиал. Выданная в Сан-Хосе. Верните ее.
— Компания не имеет никакого права на эту карточку. Этот кредит я открыла сама, лично.
— Позвольте вам не поверить. Ваш кредит подкреплен Церерско-Южноафриканским акцептным банком — другими словами, нашей компанией, дела которой сворачиваются. Верните карточку.
— Вы ошибаетесь, госпожа советница. Это зарплату мы получаем через Церерско-Южноафриканский банк, а этот кредит мой личный. Это не ваше дело.
— Скоро узнаете, чье это дело! Ваш счет будет арестован.
— Вы рискуете, советница. Но если уж вам так хочется, пусть будет по-вашему. Будет судебный процесс, и вы останетесь босиком, уверяю вас. Советую вам проверить все как следует.
Чтобы не наговорить ей еще гадостей, я развернулась и ушла. Ей удалось так разозлить меня, что я даже на время забыла о смерти Босса.
Чтобы не наговорить ей еще гадостей, я развернулась и ушла. Ей удалось так разозлить меня, что я даже на время забыла о смерти Босса.
Оглядев зал, я отыскала Голди. Она, судя по всему, уже получила свой конверт и ждала окончания собрания. Я поймала ее взгляд, и она указала мне на пустой стул рядом с собой.
— Анна сказала, чтобы я нашла тебя.
— Все правильно. Я заказала номер в отеле «Кабанья Хиатт» в Сан-Хосе для себя и Анны на ночь и предупредила, что нас, скорее всего, будет трое. Поедешь с нами?
— Прямо вот так, сразу? Ты что, уже вещи успела сложить?
И почему это меня так взволновало? Вещи? Мне-то что было складывать? Совсем немного. Багаж мой по-прежнему хранился в виннипегском порту, и не просто хранился, а, скорее всего, был арестован полицией. И валяться моим вещичкам там, пока не прояснятся дела Яна и Жанет.
— Я вообще-то собиралась сегодня здесь заночевать. Совершенно не ожидала, что все так повернется.
— В принципе все могут остаться здесь на ночь, но это не слишком приветствуется. Руководство — новое руководство — из кожи вон лезет, чтобы со всеми делами покончить сегодня. Ленч — последнее, чем нас тут покормят. Если кто-то задержится до вечера, то получит на обед холодные сэндвичи. Завтрака не будет вообще.
— О боже! Что-то не верится, чтобы Босс так хотел!
— Ну что ты, конечно, нет. Эта женщина… Понимаешь, у Босса был другой партнер, но он умер шесть недель назад. Но все это теперь уже не имеет значения. Едешь с нами?
— Наверное. Да. Только… поговорить, что ли, здесь с агентами по найму? Мне нужна работа.
— Не надо.
— Почему не надо, Голди?
— Я тоже ищу работу. Но Анна предупредила меня. Все агенты, которые работают здесь, связаны с этой… Вейнрайт. Если среди них есть приличные люди, мы сможем с ними связаться на бирже труда в Лас-Вегасе, без посредничества этой злобной черепахи. Я знаю, что мне нужно. Место старшей медсестры в полевом миссионерском госпитале. Все лучшие организации такого рода сконцентрированы в Лас-Вегасе.
— Может, и мне там повезет. Голди, а ведь мне никогда раньше не доводилось искать работу. Как-то я себя неловко чувствую.
— Не волнуйся. Все будет в порядке. Найдешь.
Три часа спустя, наспех съев ленч, мы стартовали в Сан-Хосе. Два автофургона сновали туда-сюда между «Пахаро» и Сан-Хосе. Вейнрайт торопилась поскорее избавиться от всех нас. У подъезда я заметила два дилижанса, оба груженные до отказа, запряженные шестерками лошадей. В одном из них сидел печальный папаша Перри. «Что же сделают с библиотекой Босса?» — подумала я, и мне стало до того горько и грустно… Теперь мне, в отличие от киплинговского Слоненка, никогда не суждено узнать, что едят крокодилы на обед… Звезд с небес я никогда не хватала, но всегда была страшно любопытна, и терминал, связанный с лучшими библиотеками мира, превратился за это время просто в неоценимое сокровище для меня.
Когда я увидела, чем нагружены дилижансы, я неожиданно кое-что вспомнила. Панический ужас охватил меня.
— Анна, кто был секретарем Босса?
— У него не было секретаря. Иногда я помогала ему, если это было нужно. Но такое бывало редко.
— Как же быть? У него был адрес моих друзей… Яна и Жанет Торми. Можно его раздобыть?
— Не знаю. Может быть, ты его найдешь вот тут. — С этими словами она вынула из сумочки конверт и подала мне. — Это попало мне в руки, поскольку мне уже давно был отдан приказ явиться к его личному терминалу, как только станет известно о его кончине. Наверняка это был секретный приказ, хотя он сам так не говорил. Я должна была стереть из памяти компьютера одну программу. Там было все личное. Этот адрес — личное дело?
— Очень личное.
— Значит, все стерто. Если только здесь ничего нет об этом.
На запечатанном конверте стояло одно-единственное слово: «Фрайди».
Анна добавила:
— Письмо должно было быть вложено в общий конверт, но я вынула его оттуда и оставила у себя. Эта подлюка читала все, что попадалось ей на глаза. Я поняла, что это — лично тебе от мистера Хромули. Теперь можно сказать: от доктора Болдуина. И я не собиралась оставлять письмо этой гадюке.
Анна тяжело вздохнула:
— Я работала с ней всю ночь. Но не убила ее. Сама не знаю почему.
— Ну, почему — это ясно, — объяснила Голди. — Она должна была расчетные чеки подписать.
Вместе с нами ехал один из штатных офицеров, Бертон Мак-Най, мужчина на редкость выдержанный. Но тут он неожиданно высказался:
— Вы расстроены все, я понимаю. Но на меня-то поглядите: у меня ни гроша наличных нет, я всегда пользовался кредитной карточкой. А эта сволочь мерзкая не отдала мне расчетный чек, пока я не вернул ей кредитную карточку. А что, кстати, происходит с расчетными чеками в лунном банке? Можно их в наличные перевести, или их там только, так сказать, коллекционируют? Похоже, мне сегодня придется ночевать на Национальной площади.
— Мистер Мак-Най…
— Да, мисс Фрайди?
— Можно просто Фрайди.
— Ну, тогда и я — просто Берт.
— О’кей, Берт. У меня осталось немного брюинов наличными, а еще — кредитная карточка, до которой когтистые лапки Вейнрайт не дотянулись, хотя она и пыталась. Сколько тебе нужно?
Он улыбнулся, наклонился и положил руку мне на колено.
— Значит, все хорошее, что я про тебя слыхал, правда. Спасибо, золотце, но я все улажу сам. Для начала я попробую смотаться с этим чеком в Американский банк. Если они не оплатят мне его полностью на месте, то, может, хоть аванс какой-никакой дадут. Если нет, то я пойду к этой суке в ее офис в совете Калифорнийской Конфедерации, распну ее на ее же письменном столе и скажу, что она обязана найти мне место для ночлега. Черт подери, шеф должен был позаботиться, чтобы каждый из нас получил хоть несколько сотен наличными. Она все это нарочно подстроила. Может быть, для того, чтобы мы поскорее нанялись на работу через ее агентов. Этого я ей не спущу, будьте уверены. Если она поднимет шум, придется вспомнить кое-что из того, чему меня учили у Босса.
— Берти, — сказала я, — вряд ли стоит сражаться с подкованной в юридических вопросах грымзой в одиночку. Нужен другой юрист, более изворотливый и хитрый. Слушай: мы остановимся в отеле «Кабанья». Если тебе не удастся добиться оплаты по чеку, советую принять мое предложение. Меня это нисколько не затруднит.
— Спасибо, Фрайди. Но пока я просто-таки горю желанием потрясти эту сволочь, как она того заслуживает.
Номер, забронированный Голди, был небольшой: гостиная с большой ванной и спальня с раскладным двуспальным диваном. Анна и Голди сразу забрались в ванную. Я помылась следом за ними, и когда вышла из ванной, они обе уже крепко спали — неудивительно, ведь они работали как проклятые ночь напролет. Тихонько, стараясь не потревожить их сон, я устроилась в уголке дивана и распечатала конверт…
«Дорогая Фрайди.
Для меня это последняя возможность поговорить с тобой, поэтому я должен сообщить тебе кое-что, чего не мог сказать тебе, пока был жив и был твоим работодателем.
Насчет твоего удочерения: ты этого не помнишь, поскольку это было не так. Ты убедишься, что все документы в юридическом отношении абсолютно надежны. Ты действительно моя приемная дочь. Эмма Болдуин реальна настолько же, насколько реальны твои родители из Сиэтла, то есть исключительно для решения юридических вопросов. Следи только, пожалуйста, за тем, чтобы несколько твоих легенд не накладывались одна на другую. Но этому тебя учить не надо: ты не раз сталкивалась с такими ситуациями по работе.
Обязательно присутствуй или пошли своего представителя на зачтение моего завещания. Поскольку я — гражданин Луны.
(А?!)
Это произойдет в Луна-Сити сразу после объявления о моей смерти, а в Лунной Республике нет той бюрократической проволочки, с которой мы так привыкли сталкиваться здесь, на Земле. Не затягивай: мое завещание не освобождает тебя от необходимости зарабатывать на жизнь.
Насчет твоего происхождения: это всегда интересовало тебя, и я вполне тебя понимаю. Позволь упомянуть о двух источниках твоего генофонда, которыми ты можешь по праву гордиться. Эти двое людей известны в истории как «мистер и миссис Джозеф Грин». Они погребены в мемориале, в кратере неподалеку от Луна-Сити. Но отправляться туда, чтобы посмотреть мемориал, тебе вряд ли стоит — ничего там нет особенного. Если тебя это заинтересует, ты можешь сделать соответствующий запрос в Торговую палату Луна-Сити и получишь кассету с записью, где рассказывается о том, как они жили и что они сделали. Когда ты узнаешь про их жизнь и деятельность, ты поймешь, почему я так упорно советовал тебе изменить свое мнение о террористах. Терроризм, конечно, дело большей частью грязное. Но почетные палачи иногда бывают героями. Посмотри, послушай кассету и суди сама.