Карлсен, встрепенувшись, бросил взгляд на стенные часы: почти час дня. Линда внизу лежала совершенно неподвижно. На секунду показалось, что она не дышит, и кольнул страх. Нет, дышит: грудь потихоньку поднимается и опадает. Карлсен облегченно вздохнул. Он встал с дивана, тщательно заправил рубашку, застегнулся, затянул брючный ремень. Надел пиджак и причесался массажной щеткой. На душе такое, что впору рукам дрожать; словно безумие какое налетело, для человека в здравом уме отвратительное.
На диване в позе изнасилованной раскинулась Линда Мирелли: одна нога, согнутая в колене у спинки дивана, другая вытянута на пол. В обнаженных гениталиях — ни намека на сексуальность; лежит, будто на медосмотре. Карлсен, аккуратно подняв, вытянул ее левую ногу вдоль дивана, другую тоже выпрямил, сдвинув их вместе, затем натянул на Линду трусики и подол у платья — опустил так, чтобы прикрывало колени. Странно как-то: ни одно из этих движений ее не разбудило. Правда, теперь она больше походила на спящую, и это несколько успокаивало.
Сев за стол, он вперился в экран процессора. Напечатанная строчка казалась давней-предавней, словно из иного периода жизни. Посмотрел еще раз на спящую, и сделалось вдруг ясно: «Я стал другим… С тем, что просыпался нынче утром, нечего и сравнивать». Произошло какое-то изменение, важное; к худу или к добру — в нем, Карлсене, проросла другая личность. Начать с того, в происшедшем он чувствовал коренное отличие от всего подобного, что выпадало на его долю прежде. Взять прошлый раз, когда проснулся в постели с мимолетной знакомой (пересеклись на фуршете): тогда Карлсен просто чувствовал глухую досаду на себя и стремление поскорее отделаться от гостьи. Желание, сведшее их вместе, казалось каким-то наваждением, которому (он, помнится, даже поклялся) впредь он не поддастся никогда. Он позаботился, чтобы девушка не догадалась о его чувствах: вместе позавтракали, и проблемы ее Карлсен выслушивал с таким видом, будто они его в самом деле интересуют. Выслушивал, а сам чувствовал, что это — эдакий штраф, который приходится платить за глупость. И, распрощавшись, наконец (девушку звали Саманта), он неожиданно проникся глубоким убеждением, что сексуальное желание в основе своей — иллюзия, и чем скорее его перерастаешь, тем скорее перерастаешь свою незрелость.
Теперь же разочарования не чувствовалось. Наоборот, словно просвет мелькнул где-то в глубине, не успев, впрочем, утвердиться в памяти. Было и волнение, как будто в руках оказался ключ к неведомой загадке. С Линдой Мирелли это волнение связано не было. Не возникало повторного желания ее раздеть — опять сдержанную, нетронутую, с пикантно просвечивающими сквозь сеточку грудками. Более того, даже мысль об этом казалась странно кощунственной. Без настоящего влечения, желания отнять ее у Франклина (вот и имя вспомнилось) или хотя бы сделать своей любовницей — обладание Линдой было чистым потворством, все равно, что причмокивать какую-нибудь изысканную сладость.
Но занимало сейчас не это. Интриговало то, что заполонившее их желание было взаимным и каким-то безличным. На неискушенность в любви Карлсену сетовать не приходилось, но подобное он испытывал впервые. Припоминая неизъяснимую, наводнившую тело светозарность за миг до того как они слились в поцелуе, он призрачно ощутил это свечение снова, как какое-нибудь дополнительное чувство. Именно это чувство повлекло его к ее женственности, к ее губам, словно для того, чтобы что-то из нее извлечь. Секс казался почти неуместным, чем-то банальным и приевшимся. Очаровывало же (и настораживало) то самое желание: брать.
Линда, пошевелившись, оглядела комнату. Увидев Карлсена, улыбнулась — в улыбке угадывалась нерешительность.
— Как себя чувствуешь?
— Спасибо, нормально. — Она взглянула на часы. — О, Господи, уже столько?
— Есть хочешь?
Спросил, потому что сам сейчас проглотил бы слона.
— Хочу. — Садясь, Линда болезненно поморщилась.
«Ну вот, дотискал-таки до синяков», — виновато подумал Карлсен.
Она поднесла руку ко рту и опять чуть покривилась. Карлсен подошел, сел возле. Вблизи под глазами у нее виднелись синеватые круги — до этого их явно не было.
— Как насчет пообедать?
— Я… да. — Она взглянула как-то странно, искоса.
— Что такое?
— Не надо меня… на обед. Я обычно в кафетерий хожу, на десятый этаж.
Намек был ясен: из-за того, что у них сейчас вышло, ей неловко было навязываться. Карлсену захотелось вдруг прикрыть, заступиться.
— Нет, правда, я бы очень хотел.
— Ну ладно, — в голосе по-прежнему слышалось сомнение.
— Пойдем?
— Сейчас, только нос напудрю.
Линда, пройдя через свой кабинет, вышла в коридор. Карлсен проводил ее взглядом. Ее реакция подтверждала то, что чувствовал он. От нее также не укрылось, что произошло нечто странное, причем она как будто чувствовала в этом свою вину и каялась.
Когда возвратилась, нижняя губа была густо зашпаклевана помадой, хотя припухлость скрыть все равно не удалось. С платьем Линда носила еще ситцевый жакет. Карлсен осторожно, кончиком пальца потянулся к ее губе. Линда поморщилась, но не шелохнулась.
— Извини, что поранил.
— Ничего, пройдет. — Линда попыталась улыбнуться, хотя ясно было — побаливает.
— Что Франклину скажешь?
— Он уехал по делам, до выходных не вернется.
Пока стояли, дожидаясь лифта, Карлсен спросил:
— Ты как, нормально?
— Да, а ты?
Карлсен, обняв Линду, на секунду прижал ее к себе. Такая маленькая, беззащитная.
— Сказать по правде, чувствую, что просто тебя изнасиловал: заволок в какие-нибудь кусты — и платье в клочья. А теперь подмащиваю, чтобы ты полицию не вызывала.
— Полицию? — подняла на него глаза Линда. — Что ты! Она меня же, может, и арестует.
Спросить, почему, Карлсен не успел: подошел лифт. Возможность продолжить разговор появилась только в ресторане. Заведение «Ле Бифтек» считалось дорогим и претенциозным, но, по крайней мере, здесь было не людно. Официант усадил их за угловой столик, выходящий на верхний сад. С этой высоты панорама просматривалась до самого Куинз.
От коктейля Линда думала отказаться, но когда Карлсен воскликнул: «Да ну, я и то буду!» — все-таки решила. Он заказал два сухих мартини.
— Ты знаешь, что произошло? — спросил он, когда официант удалился.
— Да, наверно.
— Ты уверена?
— Н-ну… видимо, да.
— У тебя такое поведение в порядке вещей? — улыбкой Карлсен как бы смягчил вопрос.
Лицо у Линды зарделось.
— Да ты что, в первый раз.
— И почему же тогда так вышло?
— Сама, видимо, допустила.
Карлсен трогательно заметил, что его, совершенно равную, долю вины она во внимание не берет.
— Думаю, дело не только в этом. Помнишь, я сказал, что, мол, две машины закольцевались?
— Помню.
— А потом не договорил: если только…
— Да.
Он почувствовал, что внимание у нее обострилось.
— Я как раз собирался сказать: «Если только и умы у нас не состроились в резонанс».
Ответить она не успела: принесли мартини. Прехолодный, и джина, пожалуй, многовато. Пока делал заказ, заметил, что на лицо Линды нашла задумчивость. Когда их снова оставили, она спросила:
— Ты думаешь, действительно машины виноваты?
— Возможно.
— Тогда как?
— Твоя машина начала удалять буквы точно как моя: с начала предложения. А вот мозговые волны у меня проникнуть к тебе в кабинет скорее всего не могли: мощности-то у них всего несколько тысячных вольта. Поэтому произошла, видимо, своего рода телепатия. Мой ум закольцевался с твоим, а твой уже удалял буквы.
Линда, чуть насупясь, потягивала мартини.
— Тогда получается, я могу читать твои мысли, а ты — мои. — Не обязательно. Телепатия, возможно, действует на подсознательном уровне. Иными словами, проще выразить, что человек чувствует, а не то, о чем думает. Именно это, похоже, и произошло, когда ты вошла и встала сзади.
Лицо у Линды снова зарумянилось.
— Ты хочешь сказать, что прочел мои мысли?
— Нет, скорее ты мои. Вот смотри: в тот первый раз, когда ты зашла и остановилась сзади, у меня мысль мелькнула, шальная такая, обернуться и тебя поцеловать, но сил бы не хватило одолеть всякие там цивильные условности и общественные табу. Во второй раз этого ничего не было. Я будто засосал с дюжину вот этого вот, — он звякнул ногтем по стеклу бокала.
— И я тоже, — она тускло улыбнулась уголками губ.
Поднесли еду; оба задвигали приборами. На закуску Карлсен заказал порционных устриц и ел с небывалым аппетитом: понятно, бодрость и энергия требуют своего. Линда же почему-то едва шевелила вилкой.
— Тебе устрицы разве не нравятся?
— Нравятся обычно… Слушай, что-то я вдруг устала; вот так бы расстелилась здесь сейчас прямо на полу, и выключилась. Ты у ж доешь мое.
Лицо у Линды снова зарумянилось.
— Ты хочешь сказать, что прочел мои мысли?
— Нет, скорее ты мои. Вот смотри: в тот первый раз, когда ты зашла и остановилась сзади, у меня мысль мелькнула, шальная такая, обернуться и тебя поцеловать, но сил бы не хватило одолеть всякие там цивильные условности и общественные табу. Во второй раз этого ничего не было. Я будто засосал с дюжину вот этого вот, — он звякнул ногтем по стеклу бокала.
— И я тоже, — она тускло улыбнулась уголками губ.
Поднесли еду; оба задвигали приборами. На закуску Карлсен заказал порционных устриц и ел с небывалым аппетитом: понятно, бодрость и энергия требуют своего. Линда же почему-то едва шевелила вилкой.
— Тебе устрицы разве не нравятся?
— Нравятся обычно… Слушай, что-то я вдруг устала; вот так бы расстелилась здесь сейчас прямо на полу, и выключилась. Ты у ж доешь мое.
— А знаешь, заканчивай-ка на сегодня дела. Пообедаешь как следует, и домой.
— У тебя же работа для меня есть?
— Потерпит. Я вообще думал выходной себе сегодня устроить. Собирался в Космический Музей.
— Почему именно в Космический?
Карлсен, успев уже покончить и с ее устрицами, подвинул осиротевшую тарелку обратно к Линде — для симметрии стола.
— Ты никогда не слышала об Олофе Карлсене?
Она задумчиво повела головой.
— Да что-то нет.
— Капитан Карлсен — ну же?
— А-а, из открывателей. Родственник какой-нибудь?
— Дед мой.
— Не он первым на Марс высадился?
— Нет, это ты про капитана Мэплсона.
— Ax да, точно. Честно сказать, не помню, чем тот самый Карлсен прославился.
— Теперь действительно мало кто помнит. А ведь на весь мир гремел в свое время, каких-то полвека назад. Международный Суд даже постановление вынес, о защите его покоя от средств массовой информации. — Ну и чем он таким прославился?
— Попытай, отвечу, — Карлсен хохотнул.
— В скандале каком-нибудь засветился?
— Было и такое, хотя не при жизни уже: после смерти.
— Или нет… — гадала она. — Что-то там с розыгрышем?
— Точно. Розыгрыш со «Странником»!
— Вот это помню! У отца книга была.
— Читала?
— Боюсь, что нет, — виновато улыбнулась она.
— Не ты одна, кстати. Мать ее в доме терпеть не могла: ее просто трясло от нее.
— Почему же?
Отрадно было замечать, что разговор вроде как повлиял на аппетит Линды: второе она ела не без удовольствия, и даже бокал вина приняла («Култала Шардоннэ» из Северной Лапландии). Вино, что любопытно, с удивительной быстротой восстановило ее бодрость.
— Дед в ней выставлялся эдаким мошенником.
— А в чем вообще дело было?
— Он наносил на карту пояс астероидов, и тут наткнулся на совершенно немыслимых размеров космический корабль; пресса окрестила его «Странником». А на нем — люди, в анабиозе. Их доставили на Землю, и такая шумиха поднялась! Целая бригада ученых пыталась их оживить. Все наивно полагали, что вот, мол, освоят они английский и опишут планету, с которой явились. И тут вдруг — тишина. Проходит несколько недель и появляется сообщение: пришельцы умерли. Были опубликованы фотографии останков, хотя из прессы доступа к ним так никто и не получил: просто сообщили о моментальном разложении. Ходил разговор, чтобы доставить со «Странника» остальных, но и это как-то поутихло. А там дед у меня отбыл в экспедицию на Марс, и все постепенно забылось.
И вот проходит лет двадцать, и в журнале появляется статья «Убийцы со звезд: Правда об инциденте со „Странником“». Там говорится, что те трое со «Странника» были вампирами — не из тех, что кровь сосут, а вампиры психические, способные вселяться в человеческое тело и высасывать жизненную энергию.
— Все, начинаю припоминать, — кивнула легонько Линда.
— Говорилось, что те вампиры вырвались на свободу и овладели кое-кем из сильных мира сего, хотя и не указывалось, кем именно. Кончилось тем, что вампиров, наконец, вроде как уничтожили. Дальше авторы статьи выпустили книгу, ставшую бестселлером. И тут как раз мой дед, уединившийся к той поре на Тибете, написал собственную книгу — «Инцидент со „Странником“», чтоб уж правду так правду. Что действительно те создания были вампирами и ускользнули, и совершили ряд убийств. Они в самом деле могли переселяться из тела в тело, так что изловить их было почти безнадежно. Подтвердил и то, что они завладели кое-кем из известных политиков, хотя и не называл конкретных имен. Наконец, по его словам, все трое покончили с собой.
— Покончили? — непонимающе переспросила Линда.
— Именно.
— Абсурд какой-то.
— За это критики и уцепились, особенно этот, Харрис, который после смерти деда выпустил «Розыгрыш со „Странником“». Дед у меня, по его словам, в силу возраста уже впал в маразм, а Олофу Карлсену, кстати, действительно тогда перевалило за восемьдесят, и что книга, мол, писана ради гонорара: аванс ему составил миллион долларов.
— Твой дед разве нуждался в деньгах?
— Вовсе нет, хотя детям оставил солидно. Отец у меня мог уже посвятить себя исследованиям.
Оба приумолкли, пока официант возился, собирая тарелки. Карлсен заказал кофе. Бледность у Линды сошла, на щеки возвратился румянец; судя по всему, ей не терпелось восстановить нить разговора. Как только их оставили, она спросила:
— Ты-то сам как считаешь: это все же был розыгрыш?
— До этого дня толком не знал.
— Почему именно до этого?
— Ты что, уже забыла? — деликатно, с улыбкой намекнул Карлсен.
— Н-не поняла, — Линда укоризненно повела на него глазами. — Одно место Харрис у себя в книге утюжит с особым ехидством: там, где дед у меня встречается с вампиром в женском обличий. Она его поцеловала, и, по его словам, была настолько притягательна, что ему хотелось дать ей высосать себя всего без остатка.
— Лишить жизни, что ли?
— Вот-вот. Но в этот момент кто-то там помешал, и женщина ушла. С той поры дед утверждает, что сделался своего рода вампиром.
— Известно, — в глазах у Линды мелькнула улыбка. — Жертвы вампиров в вампиров как бы и превращаются. «Дракулы» я начиталась.
— Верно. Вот тебе и причина, почему Харрис не воспринимает книгу всерьез.
— А дед у тебя заявляет, что сам не прочь бы убивать людей? — Нет, что ты. Просто, что способен вбирать в себя человеческую жизненную энергию.
— Думаешь, у него это получалось?
— Уверен. То же самое и у меня с тобой нынче утром.
Линда пытливо кольнула взглядом поверх кофейной чашки, не понимая толком, в шутку он или всерьез.
— Ты же помнишь, какой опустошенной была, когда очнулась?
— А ты разве нет?
— Я — наоборот. Когда появился сегодня, еле ноги тащил. А теперь только взгляни на меня!
— Да, но… — слова дались ей не сразу, — любовь на людей по-разному действует.
— У тебя это в порядке вещей, отключаться на полчаса после того как отлюбишься?
— Ну а что? Это ж зависит… — улыбка Линды не скрыла растерянности.
— От того, как выкладываешься? — кивок в ответ. — Не в этом объяснение, одно тебе скажу. Карлсен, повернувшись, взмахом позвал официанта.
— Послушай, — подала голос Линда. — Ты уж извини, пожалуйста, если что не так, но позволь задать один вопрос.
— Давай.
С вопросом пришлось повременить, пока официант обрабатывал счет и возвращал карточку. Лишь когда сомкнулись двери лифта, она сказала:
— Не будь твой дед капитаном Карлсеном, ты все равно, так бы и верил в это?
— Нет, конечно. Хотя не будь мой дед капитаном Карлсеном, этого всего бы и не случилось.
— Потому ты на самом деле считаешь, что унаследовал это от него? — Не знаю, что и думать. Может, ты поможешь разобраться.
— Это как?
Карлсен отпер дверь офиса и придержал ее, пропуская Линду вперед.
— Я покажу. Давай-ка зайдем.
Глянув искоса с боязливым подозрением, Линда прошла следом в его кабинет.
— Подойди-ка. Не бойся, ничего не будет, — успокоил он, видя, что она колеблется. — Просто встань вот сюда.
Даже сидя на краю стола, ростом Карлсен был несколько выше Линды.
— Так, ладно. Сейчас я тебя как бы поцелую. Причем, надо, чтобы ты не реагировала вообще никак. Представь, будто ты просто школьница, а я твой дедушка.
Подавшись вперед, Карлсен прильнул к ней губами. Линда чуть поморщилась (губа все еще побаливала) и замерла, боясь дышать.
— Ну вот, и ничего, так ведь?
— Так, — она кивнула.
Карлсен сфокусировал энергию, расслабился, и лучистым импульсом послал теплоту, сочащуюся через руки, грудь и живот. Затем, легонько стиснув ладони Линды, чуть потянул ее на себя. Удивительно: опустошенное им жизненное поле фактически восстановилось. Карлсен приложился губами — осмотрительно, чтобы не задеть ранки. Стоило их губам встретиться, как он почувствовал немо нарождающийся отклик. Мгновение, и Линда, резко вдохнув, томно приоткрыла губы. Он отстранился.