Eurocon 2008. Убить Чужого - Лукьяненко Сергей Васильевич 17 стр.


— Подойди сюда, — сказал Ингмар, — я хочу посмотреть на сына.

Аська, не чувствуя ног, сделала три шага.

(«Лезть в задний карман за телефоном бессмысленно, — подумал Костя, — там всё промокло. Попробуем иначе… — Он освободил левое плечо от лямки рюкзака и стал по чуть-чуть разворачиваться вправо, готовый в любой момент прекратить движение. — Больно!.. Переждём. Дышим, дышим. Так, ещё немного… Вот теперь можно левую руку высвободить всю». Он дотянулся до правого кармана, выцарапал нож, зубами открыл лезвие и перерезал правую лямку.

Было немыслимо жарко.)

Бу слез с рук, но от Аськи не отцепился, держался крепко. — Ты, что ли, мой ещё один папа? — спросил он, хмурясь.

— Просто папа, — ответил Ингмар. — Чтобы ещё один — так не бывает.

— Бывает, — сказал Бу, — я точно знаю.

Ингмар засмеялся, но как-то натужно.

— Вот. Ты попросил, чтобы я вернулся. Я вернулся.

— И что я с тобой теперь буду делать? — спросил Бу.

(- Это газ идёт, — в ужасе сказал охранник. — Откуда! — отмахнулся Стас и уже понял откуда. Так, надо быстро чем-то заткнуть трубу…

Он сунулся в каморку, в которой сидел, и чуть не потерял сознание. Голову мгновенно раздуло, как футбольный мяч, всё кругом звенело и казалось далёким. Газ вырывался из отверстия в полу под давлением, по полу носило какие-то обрывки тряпья, старые газеты — то, на чём Стас спал.

— Мы сдохнем, сдохнем, сделай что-нибудь, — орал охранник.

Стас, шатаясь, подошёл к входной двери, пнул её, ударил боком. Бесполезно. Он пошёл в глубь подвала, вдруг там найдётся потайной выход, он же обязательно должен найтись. Идти было далеко. Стояли какие-то ящики с надписями, он попробовал прочитать, но не смог. Один ящик он отодвинул, но люка ни под ящиком, ни за ним не нашлось. Охранник бился о входную дверь, кричал.)

— Зачем мы тебе? — с трудом проговорила Аська. — У нас редко бывают дети, — сказал Ингмар.

— У кого это — у нас?

Ингмар улыбнулся.

— Называют по-разному. А так… ты видишь.

— А где твои крылья? — поинтересовался Бу.

— Крылья бывают только у молодых, — ответил Ингмар. — Потом они отваливаются.

— А у меня будут? — спросил Бу.

— Нет, ты же наполовину человек. Но ты и так будешь уметь много всего.

— Бред какой-то, — сказал Бу. — Я хотел не тебя. Я хотел папу Стаса.

— Никаких проблем, — согласился Ингмар. — Будет тебе и Стас. Пойдёмте, я покажу, где вы будете жить.

Он чуть наклонился вперёд и сделал рукой движение — будто похлопал по холке собаку. И тут же плавно поехал вокруг стола. «Ну да, он же в каталке, — отрешённо вспомнила Аська. — Жить мы у тебя будем, значит…»

Кресло-каталка обогнуло стол и приостановилось перед ними. Рядом с креслом бежала на четвереньках голая девушка с роскошными золотыми волосами. Она счастливо улыбалась; глаза её просто сияли.

Бу ойкнул и сунулся к Аське, обнял её, спрятал лицо. И Аська тут же подхватила его на руки и бросилась вон из комнаты.

— Стой! — ударил по затылку властный приказ, но ей уже было не страшно и вообще никак.

Дверь попыталась её не пустить, но у Аськи оказалось больше сил и решимости.

Непонятно как — но Аська заблудилась. Заблудилась в одном коридоре и на одной лестнице. Она как-то спустилась на первый этаж, но оказалась не в холле (смутно помнилась пустая гардеробная стойка слева), а в другом коридоре, одна стена которого до потолка заставлена была старообразными каталожными шкафами; некоторые ящики были выдвинуты, некоторые валялись на полу, сплошь усеянном карточками. Аська, спустив Бу на пол и волоча его за руку (уже не было сил таскать такого тяжёлого), пробежала коридор навылет — и вдруг оказалась в затемнённом зале, разгороженном на клетушки — точь-в-точь их офис, только раз в пять больше — и битком набитом тем застойным звуковым фоном, который возникает в помещениях, где работают одновременно не меньше сотни компьютеров. Жужжание вентиляторов и жёстких дисков, слитное клацанье множества клавиатур и кнопок «мыши», звуки исполнения различных команд — и слитное «ку-ку» приходящих «асек». Сотни «асек» одновременно…


Наверное, проход был только вдоль стен. Аська и Бу, стараясь не шуметь, двинулись в обход этого муравейника — и вдруг Аська наткнулась взглядом на знакомое лицо! Выхваченное из темноты светом монитора, оно просто висело в воздухе отдельно от всего.

Это была Гулька.

Но боже, что с ней стало…

— Гуль, — тихонько произнесла Аська.

Лицо — пожалуй, и не лицо даже, а грубая бумажная маска с провалами глаз — чуть покачнулось. Там, где должен был быть рот, образовалась неровная щель.

— Бе… ги… те…

— Гуля! Пошли отсюда!

— Уже… позд… никак… беги сама… беги… дура… беги…

Она побежала.

(Стас понял, что спасения нет. Через несколько минут он задохнётся, как задохнулся и затих бившийся о дверь охранник. От этой мысли ему стало почти спокойно. Если бы так не распирало голову, то было бы совсем хорошо. Тянуло в сон, властно тянуло в сон — как в воронку, в водоворот. Он сел поудобнее, вытянул ноги и стал думать о том, какой он был засранец и дурак по жизни и сейчас никого не спас, но хотя бы старался, очень старался…)

Вот он, холл. По этой лестнице она поднималась, значит, эта дверь — на улицу. Она шагнула туда, и вдруг сзади что-то громко клацнуло, и вспыхнул сиреневатый свет. Две тени — её и Бу — отпечатались на стене с пустыми вешалками. Аська оглянулась. Это был просто лифт. Из кабины выкатился Ингмар. На фоне жуткого сиреневого света Аська видела только силуэт, и то какой-то расползающийся.

— Ты хочешь уйти — иди, — сказал Ингмар. — Всё равно вернёшься. Ко мне все возвращаются. Вами так легко двигать… Но сына оставь. Сейчас же. Он должен получить правильное воспитание.

— Нет уж, — ответила Аська.

— Ты осмеливаешься перечить, комарик? Тварь я жужжащая или право имею? Так вот: не имеешь. И если не хочешь по-хорошему…

Аська так и не поняла, что он сделал. Только что это был просто силуэт человека (ну, не человека, но кого-то внешне похожего) на светлом гнусном фоне — и вдруг перед ней оказалось облако тьмы, да нет, не тьмы — сгусток воплощённого ужаса перед ней оказался, бездна перед ней распахнулась — с бесконечно далёким багровым огнём где-то там, в глубине…

Тогда Аська, задвинув Бу за себя, выхватила наган — и, не чувствуя ничего и не слыша, стала стрелять в эту вдруг задёргавшуюся, заметавшуюся перед ней бездну…

(«Стреляли», — подумал Стас. Всё летело перед ним; он скользил по яви, как по чёрному покатому льду. Вдруг его взгляд зацепился за что-то. В проёме двери стоял Порфирьев — человек с размозжённой головой. Потом он пошёл по направлению к Стасу, глядя при этом куда-то вбок и вниз. Он шёл не по-людски: подтягивал ногу на полступни, а приближался сразу на два шага. — Зомбяки проклятые, — сказал Стас. — Задолбали…

Голова не держалась и руки почти не слушались, поэтому он нажал на спуск, даже не сумев вынуть трофейный пистолет из кармана…)

Аська и Бу добежали только до ворот, когда всё вокруг стало немыслимо ярким, а их швырнуло на землю и покатило. Створка дверей с визгом и грохотом разбилась о столб, густым жаром опалило спину и ноги — даже мокрая юбка занялась огнём. Аська вскочила, подхватила ошеломлённого Бу и бросилась бежать дальше, в какую-нибудь темноту. Позади ревело пламя. Кажется, кричали люди. Наверное, кричали. Их же там было много, в огне. Но может быть, это всё-таки ревело пламя… Было светлее, чем днём, но всё равно ни черта не было видно ни впереди, ни по сторонам. Навстречу ей кто-то ковылял, и только в упор она поняла, что это Костя. Аська вскрикнула, бросилась вперёд и подхватила его, и не дала упасть.

Эпилог Месяца через два как-то само собой всё сошло на нет. Аська залечила ожоги, Костя залечил раны — к счастью, не слишком сложные, повезло невероятно. Бу провёл это время в Ростове, у Аськиной двоюродной сестры, и вернулся бодрым и загорелым. Прокуратура Аську поначалу донимала, потом перестала — у них там выстроилась логически непротиворечивая версия произошедшего, а то, что в эту версию не укладывалось, как бы и не существовало в природе. Доказывать им что-то было бессмысленно.

Однажды в солнечный, тёплый, но уже с характерной прозрачинкой в небесах день Аська, Бу и Костя гуляли по Заколдованному месту: так они называли большой диковатый сквер, который никогда нельзя было пересечь так, чтобы попасть туда, куда хочешь; посыпанные битым жёлтым кирпичом дорожки обязательно уводили тебя далеко в сторону. Но просто гулять по нему было хорошо. Бу ушлёпал далеко вперёд, а Аська и Костя шли сзади, взявшись за руки и переплетя пальцы. Завтра надо будет ехать по школьным ярмаркам, они уже расписали, кто, куда и за чем, — а сегодня пока можно вот так, за руки, неторопливо и почти безмятежно…

Бу топал обратно, что-то держа в руке.

— Во, нашёл. И покупать не надо.

Это был сотовый телефон — простенькая дешёвая модель.

— Нехорошо, — засомневалась Аська, — чужая вещь всё-таки…

— А я хотел, — заявил Бу. — Ещё вчера. Глупо, да?

— Да нет, не глупо, — возразил Костя. — Просто надо было сказать.

— А я сказал…

Телефон в руках Бу вдруг издал пронзительную трель.

— Вот и хозяин забеспокоился, — проговорила Аська.

— Тут стало написано… — Бу уставился на экранчик, смешно наклонив голову. — В процессе… выполнения… вашего заветного желания… возник системный… сбой. Пожалуйста… повторите ваше заветное желание… ма, а что такое «заветное»? Мам! Мам, ты что?!!

Василий Головачев Зелёные нечеловечки[8]

1

Спал Фомин плохо. Снились какие-то грязные улочки, мусорные баки, чумазые бомжи, отгоняющие его от баков. В какой-то момент голоса визгливо взлетели над улочкой странным хором, и Фомин проснулся.

Голоса притихли, но не пропали.

За стеной слышались удары, звон, со скрипом передвигались стулья, падали на пол миски и стаканы, кто-то выругался, потом запел. Песню прервал хохот, затем заговорили сразу несколько человек, во весь голос, не по-русски, и Фомин вспомнил, что неделю назад в соседнюю квартиру въехала семья переселенцев.

В первую же ночь они устроили праздник по поводу переезда, и все на этой лестничной площадке глаз не сомкнули до утра.

Вторая ночь почти ничем не отличалась от первой. А так как в Москве давно работало распоряжение мэра о соблюдении тишины после десяти часов вечера, жильцы осторожно напомнили переселенцам об этом законе.

Cледующая ночь прошла более или менее спокойно. А потом началось то же самое: грохот, ругань, песни, хохот и крики. Словно приезжие решили доказать, что порядки устанавливают здесь они и что местные законы на них не распространяются.

Фомин два дня отсутствовал, был в командировке на севере, потом сутки дежурил — он служил в спецназе ГУИН, — вернулся уставшим и лёг спать. Однако проспал недолго.

Посмотрел на часы: половина четвёртого. «Что у них там за праздник? Февраль, зима, холодно, в такую погоду только спать и спать. Неужели новоявленные соседи не вняли увещеваниям жильцов? Позвонить в милицию или самому попробовать договориться?»

Он полежал с минуту, прислушиваясь к шуму за стеной, сходил в туалет, глотнул холодного чаю. Натянул спортивный костюм, собираясь заняться усмирением «хозяев жизни», но его опередили.

В коридоре послышались голоса, стук в дверь.

Фомин заглянул в глазок.

Перед дверью соседской квартиры стояли две женщины, старик в халате и молоденький милиционер. Женщин и старика Фомин узнал, они жили на этой же лестничной площадке. От сердца отлегло: Фомин не любил конфликтовать с людьми, и если такое случалось, то исключительно в те моменты, когда у него лопалось терпение. В данном же случае его вмешательство не понадобилось.

Послушав перебранку за дверью, Фомин с облегчением вернулся в спальню, сбросил костюм и нырнул под одеяло. Через полминуты он уже спал.

Утро двадцать третьего февраля выдалось солнечное, и настроение у него поднялось. Вспоминать о ночных кошмарах уже не хотелось. Фомин собрался было сварганить себе завтрак — жил он один после ухода жены три года назад, — но в этот момент позвонил Дэн Лаванда, для друзей Даниил или Данька, предложил встретиться в кафе на Долгоруковской, и Фомин согласился. Жил он всего в десяти минутах ходьбы.

Данька (Дэном он был на работе и среди постоянных юзеров игровых сайтов) работал в Центральном статистическом управлении уже четвёртый год, после того как уволился из ГУИН, где с ним и познакомился Фомин, и был натурой увлекающейся. Он в свои тридцать три года тоже жил один, но в отличие от Фомина ни разу не женился, считая, что у него всё впереди.

Они встретились у кафе, похлопали друг друга по спинам, заняли столик.

Фомин был старше приятеля на два года, но выглядел спортивней, так как продолжал заниматься рукопашным боем профессионально. В его работе иногда приходилось применять боевые навыки, поскольку спецназ ГУИН кидали в самые горячие точки России, где начинались бунты заключённых.

От постоянного сидения за компьютером Дэн был бледен, хил, рыхл, носил бородку и усы, которые подбривал раз в месяц, от чего выглядел как очнувшийся от спячки деятель искусств. Пышные волосы он, по мнению Фомина, вообще не стриг, и поэтому даже зимой ходил без шапки.

Фомин был выше его на голову (метр восемьдесят семь), поджар, строен, брился почти каждый день, волосы с проседью стриг коротко, любил спортивно одеваться. Глаза у него были серые, со стальным блеском, губы твёрдые. Портил лицо, опять же по его мнению, только туфлеобразный нос.

Заказали салаты, горячий шоколад и чай.

— Выглядишь не здоровски, — заметил Дэн.

— Дважды будили, — поморщился Фомин.

— Соседи?

— Я тебе рассказывал, в соседнюю квартиру вселились приезжие, ведут себя как хозяева, ничего не боятся.

На лицо Дэна легла печать задумчивости. Он кинул косой взгляд по сторонам, понизил голос:

— Хочешь, дам тему для размышлений?

— Валяй.

— В Москве сейчас проживает четырнадцать миллионов человек.

— Я читал — двенадцать.

— Это я говорю тебе как статистик. Я недавно закончил работу по анализу спроса на квартиры в Москве, знаешь, кто создаёт основной спрос?

— Беженцы из бывших советских республик?

— Не поверишь.

— Тебе поверю, — успокоил Фомин приятеля.

— Цены на квартиры всё растут и растут, но в столицу всё едут и едут, хотя, казалось бы, бум этот переселенческий должен был давно закончиться.

— Короче, Склифосовский.

— Не торопи, а то ничего не скажу, — огрызнулся Дэн. — Короче, должен быть некий консенсус: сколько из других регионов уехало, столько должно к нам приехать. Но ничего подобного не наблюдается! Приезжает больше!

— Да ерунда это, — с недоверием сказал Фомин. — Даже ваше статуправление не может знать, куда и откуда мигрируют люди. Разве они переселяются только в Москву? А за рубеж сколько уезжает, в другие города?

— Всё учтено! Понимаешь? К нам стекаются данные со всей России и из-за рубежа, мы всё считаем. Остаётся некий «сухой остаток» — количество приезжающих в Москву, которое не поддается объяснению.

— Ерунда, не верю. Вы чего-то не учитываете. И сколько же таких «мёртвых душ» вы насчитали?

Дэн снова бросил взгляд по сторонам.

— Никому не скажешь?

— Зуб даю!

— Две с лишним тысячи душ за год.

— Не так уж и много. Может, это просто ошибка?

— Цифра дана с учётом статистической погрешности. Она может быть уменьшена, но не намного.

— Интересно, кто дал тебе это задание — посчитать неучтённых переселенцев?

— Начальник отдела Клара Иосифовна, а ей, наверное, сам директор.

— И кто же к нам едет?

Дэн бледно улыбнулся, вытер бородку салфеткой.

— Пришельцы.

Фомин засмеялся.

— Это не оригинально.

— Да хрен с ним, оригинально это или нет. Я не вижу других объяснений.

— Грустно. А как начальство относится к этой идее — насчёт пришельцев?

— Да никак, отмахивается. Мол, наше дело — прокукарекал, а там хоть не рассветай.

— Хорошо, хоть в дурдом не направляет.

— Да я им о пришельцах ничего не говорил, — скривился Дэн. — Пошутил пару раз, что из-за этой работы на звёзды стал чаще смотреть.

— А через дуршлаг на звёзды смотреть не пробовал?

— Через дуршлаг? — удивился Дэн. — Нет.

— Если ночью выйти во двор, лечь на землю и долго смотреть на звёздное небо через дуршлаг, то можно увидеть лицо врача скорой помощи.

Дэн разочарованно отмахнулся.

— Шутишь? А мне не до смеха. В последнее время вообще кажется, что за мной следят. Вон того мужика я уже где-то видел.

Фомин проследил за взглядом Дэна.

Вошедший в кафе парень в блестящей чёрной куртке оглядел сидящих за столиками посетителей, задержал взгляд на собеседнике Фомина и сразу же вышел. Фомин почувствовал лёгкое раздражение, даже не беспокойство, будто забыл что-то и не может вспомнить. Такое с ним бывало только на работе, но тогда всё объяснялось нервным напряжением и адекватной ситуацией. В данном же случае причин чувства дежавю он не видел. Сотрудник статуправления, по его мнению, ничем не мог заинтересовать какую-нибудь спецслужбу, равно как и криминальные структуры.

Допили чай, набросили куртки, вышли из кафе.

— Не бери в голову, — посоветовал приятелю Фомин на прощание. — Твои выводы насчёт пришельцев интересны, но вряд ли соответствуют истинному положению вещей. А по поводу того, что за тобой кто-то следит… может, возьмёшь отпуск, отдохнёшь?

Назад Дальше