Дети-сироты, собранные по всей стране, жили в кадетских корпусах, где из мальчиков растили воинов или ремесленников, а девочек учили профессиям, которые могли бы пригодиться им в будущем. А тем, кто с ними занимался, тоже платила казна.
Во всех более-менее крупных городах королевства появились больницы, бани и заведения, в которых подданных короля учили читать и считать. Смысл строительства последних Эйлор понять не сумел, но суммы, которые король Ольгерд тратил на свой народ, поражали: государство, еще не оправившееся от войны с Орденом, просто не могло иметь таких денег! Однако они тратились, и это было странно…
Слушая Шарля, он постепенно расслаблялся, поэтому, услышав очередной вопрос офицера, чуть не уронил кружку с вином, которую как раз подносил ко рту:
— Насколько я понимаю, вступать в Гвардию вы не собирались?
— С чего вы это взяли? — чтобы дать себе время собраться, поинтересовался он.
— Неужели вы искренне считаете, что личность человека, вернувшего королю сына, нас не заинтересует? — усмехнулся аниорец. — С момента, как вы вошли в город, за вами следовали наши люди. Каждый ваш шаг был отмечен и проанализирован. Вроде бы бесцельно слоняясь по городу, вы интересовались чем угодно, кроме будущей службы, о которой, по вашим рассказам, вы мечтаете уже не первый день. Мало того, если вдуматься в логику ваших перемещений по столице, получается, что с самого утра вы старались особенно не удаляться от городских ворот. Давайте не будем вдаваться в подробности. Я просто озвучу мысль, которую хочу до вас донести, а вы сделаете выводы самостоятельно. Итак, вы — официальный спаситель Самира Коррина. Вам полагается награда. И вы ее получите: послезавтра вечером вы приглашены во дворец на прием, посвященный его возвращению. А сегодняшний ужин, увы, отменяется. Но хотел бы сразу предупредить — если вы лелеете какие-то планы, направленные против короля Коррина, его Ближнего Круга, нашего государства или его граждан, то лучше отказаться от них еще сегодня: излишней наивностью или гуманизмом мы не страдаем. Поэтому каждое ваше деяние, как совершенное, так и планируемое, будет оценено по достоинству. Кстати, не пытайтесь покинуть город — все равно не удастся. Думаю, логичнее будет получить награду и попытаться реализовать то желание, которое вы продекларировали Самиру. Вопросы есть?
Мокрый, как мышь, десятник отрицательно покачал головой — все остальное, что хотел сказать офицер, было понятно без слов: тайная канцелярия Аниора ела свой хлеб не зря.
— Вот и хорошо… — Шарль мило улыбнулся, отодвинул от себя пустую тарелку и, вытащив откуда-то десяток золотых монет, аккуратной стопочкой сложил их перед Юганом. — Это вам. На мелкие расходы. Снимите номер в любой гостинице, приоденьтесь и ни в чем себе не отказывайте. О точном времени приема вам сообщат. Где бы вы ни были. И извините, если что не так — время военное, у короля Коррина и его друзей почти нет времени на что-то, не относящееся к проблемам защиты королевства от врага. Поэтому мы… не так галантны, как хотелось бы… Да, кстати, если все-таки решите попробовать свои силы в Гвардии, то отложите посещение вербовочного пункта на следующее после приема утро — сразу после подписания контракта вас отправят в тренировочный лагерь. На месяц-полтора. И тогда вам будет не до награды…
Глава 25. Император Маас
Нервы начали сдавать перед самым началом церемонии. Остановившись перед тяжеленными резными дверями, ведущими из дворца прямо в императорскую ложу Храма Алого Топора, император постарался успокоить дыхание, собраться с мыслями, и только решив, что готов, едва заметно кивнул стоящим возле обеих створок монахам. Через мгновение взвыли трубы, раздался грохот барабанов, запахло гарью от вспыхнувших внутри Храма факелов, заскрипели натягивающиеся тросы, а где-то внизу, в подсобных помещениях, специально обученные рабы вцепились в рукояти тяжеленных воротов. Дождавшись, пока створки скользнут в стороны, и отраженный от полированных медных щитов свет факелов осветит его фигуру, Маас сделал шаг вперед. И, замерев у ограждающего его ложу барьера, вперил тяжелый взгляд в безмолвно ожидающую начала Обращения толпу:
— Дети мои! Сегодня — великий день! Период, требовавшееся нашей Великой Империи для восстановления сил после тяжелой и кровопролитной войны, закончился. И вот теперь, расправив плечи и подняв заново наточенный топор войны, мы снова готовы нести в Мир Свет Истины! Я хочу порадовать каждую искренне верующую в Просветление душу — в эти минуты наша победоносная армия делает первые шаги по землям, которые уже один раз познали тяжесть поступи воинов Алого Топора!
Территория, испокон веков принадлежавшая Ордену, и лишь в результате дикой исторической несправедливости временно вышедшая из состава Империи, ныне находится под невыносимым гнетом самозванцев, выжимающих из простого народа последние силы и соки и препятствующая ему познать единственно правильное учение на Элионе — Великое Просветление! Заблудшие души, лишенные света истинного Знания, погрязшие в грехе и распутстве, имеют наглость поганить нашу родную землю! И наши братья, осененные светом Истинного Знания, готовы ее освободить…
Народ, собравшийся в Храме, заворожено внимал речи, написанной самыми опытными Просветляющими, тем более что акустика храма, рассчитанного на такие проповеди, позволяла слышать каждое слово, произнесенное в ложе императора.
Слушали все без исключения. Среди контингента, присутствующего на Обращении Императора, не было ни одного случайного человека, так как подготовкой праздника и отбором людей, достойных его посетить, занимались профессионалы.
…Неделя, потраченная на подготовку Обращения, не прошла даром — каждое слово, срывающееся с губ Мааса, цепляло за душу как тех, кто когда-то прошел Просветление, так и граждан империи, обойденных вниманием Просветляющих. Все, кто тут был, начиная с представителей гильдии купцов и заканчивая несколькими присутствующими в Храме послами других королевств, искали в словах Мааса то, что, что касалось лично их. Да, даже послы — информация о том, куда именно направляется армия Ордена, стоила денег, и довольно больших. Поэтому за право присутствовать на Обращении большинству из них приходилось платить. Естественно, неофициально…
Основную массу торговцев, занимающих самый дальний от ложи Императора угол Храма, Маас знал лично — люди, обеспечивающие его армию всем необходимым, не раз удостаивались его аудиенции. И хотя с такого расстояния трудно было разглядеть выражения их лиц, император был уверен, что у всех них они выражают приблизительно одно и то же: слушая его речь, купцы анализировали каждое ее слово, стараясь заранее понять все нюансы еще не озвученных планов военной кампании, и считали, считали, считали…
Присутствующих в Храме воинов обуревали страсти иного рода — ветераны прошлой войны еле заметно хмурились, вспоминая свое бесславное поражение, постыдное бегство от объединенных армий Аниора и Нианга, погибших товарищей и друзей. Молодежь, мечтающая о славе, с трудом сдерживала радостные улыбки, а офицеры от сотника и выше мысленно прикидывали конкретные задачи, поставленные перед ушедшими в поход подразделениями. А тех, кто в этот момент находился при исполнении своих обязанностей и обеспечивал безопасность императора, больше всего беспокоили проблемы контроля безумного скопления народа, среди которых теоретически мог затеряться какой-нибудь недоброжелатель…
В общем, все шло, как обычно. Но ощущения удовлетворения от хорошо спланированного и проведенного Обращения упорно не появлялось. Червячок сомнения в правильности принятого решения с каждой минутой становился все больше и больше. И к моменту, когда первый ряд замерших перед трибуной воинов сделал левый поворот и двинулся к статуе Ангела Смерти, Маас почувствовал, что вспотел от страха перед недалеким будущим.
— Слава! Слава!! Слава!!! — повинуясь жесту церемониймейстера, рявкнули все присутствующие, и «достойнейший среди достойных», десятник первой сотни третьего пограничного полка Хорм Озорр первым преклонил колени перед символом Великой Войны.
— Да преисполнишься ты Благодати… — со своего места рявкнул император, и воин, зажмурившись от восторга, поцеловал каменный меч, отполированный губами его предшественников. А через мгновение над его головой появилось медленно сгущающееся красное марево, и в этот же самый момент по клинку меча Ангела Смерти потекла струйка самой настоящей крови!
— Знамение!!! — голос, донесшийся откуда-то из левого угла Храма, мигом затерялся среди сотен перепуганных происходящим голосов.
В это время растерянный десятник встал, повернулся лицом к ложе императора, и ошарашенная толпа заметила, что клинок его топора тоже окрасился алым!
— Знамение!!! — голос, донесшийся откуда-то из левого угла Храма, мигом затерялся среди сотен перепуганных происходящим голосов.
В это время растерянный десятник встал, повернулся лицом к ложе императора, и ошарашенная толпа заметила, что клинок его топора тоже окрасился алым!
— Братья… — выждав несколько секунд, выдохнул Маас. — На наших глазах свершилось чудо! Мы оказались свидетелями величайшего события нашей эпохи — Пришествия Освободителя! А, значит, великая война, которую мы планировали начать, действительно является Священной! Благодать, которой преисполнился Избранник Ангелов Смерти, возгорелась на его челе и на лезвии его Священного топора! Поэтому я, император Маас, ваш брат по духу и крови, слагаю с себя корону и передаю ее единственному человеку, достойному встать во главе великой армии Алого Топора, Освободителю, и нашему новому императору Хорму Озорру! Слава! Слава!! Слава!!!
— Слава!!! — троекратный рев солдатских глоток, в этот раз не отличавшийся слитностью, с трудом перекрыл шум от начавшегося столпотворения.
В Храме воцарился бедлам. Каждый из присутствующих пытался что-то сказать соседу, знакомому, стоящему в другом ряду или просто выкрикнуть свое мнение. И большинство припоминало умиравших в мучениях проповедников, с некоторых пор появляющихся в Корфе практически ежедневно. Сделав небольшую паузу и дав схлынуть основному накалу страстей, император сделал шаг в сторону лестницы, ведущей к статуе Ангела Смерти, и вдруг понял, что на его движение никто не среагировал! Ощущение потери контроля над происходящим оказалось таким острым, что император чуть не взвыл от бешенства и страха…
Однако стоило Маасу снять с себя императорскую корону, как в Храме воцарилась мертвая тишина. Присутствующие на церемонии округлившимися глазами смотрели, как император спускается со своей ложи к растерянно стоящему перед статуей десятнику, и старались даже не дышать.
Минута, понадобившаяся Маасу на то, чтобы дойти до Освободителя и водрузить на его чело символ верховной власти Империи, показались им вечностью. Впрочем, не только им — сам Маас чувствовал себя приблизительно так же, как и они — двигаясь, как сомнамбула, то и дело ловил себя на мысли, что совершенно не уверен в завтрашнем дне.
С трудом справившись с своими страхами, убрав руки от короны и отступив на шаг от находящегося в ступоре десятника, Маас собрался с силами, вздохнул полной грудью и рявкнул:
— Освободитель, появление которого предсказывали заранее, пришел! Да здравствует Император!!!
— Слава! Слава! Слава!!! — слаженно отозвались присутствующие.
— От имени Императора Хорма Озорра Освободителя я благодарю всех вас за присутствие, и объявляю нынешнее Обращение завершившимся. Завтра на рассвете Освободитель выступит перед вами на Большой Арене Корфа… — поняв, что так и не пришедший в себя церемониймейстер, вряд ли свяжет два слова, добавил Маас. И, церемонно поклонившись так и не пошевелившемуся Освободителю, пригласил бывшего десятника подняться в императорскую ложу и пройти во дворец…
Глава 26. Гойден Игел
Несмотря на почтенный возраст и духовное звание, брат Сав проламывался сквозь толпу так, как будто ему было наплевать на реакцию сбитых им с ног горожан. Что интересно, никто из тех, кого он бесцеремонно отталкивал в стороны, и не пытался возмущаться! Видимо, заглянув в глаза этого старика, каждый из них вдруг понимал, что делать это не стоит. И не удивительно: даже сам сотник Игел, один из лучших рубак империи, Правая Рука покойного Генора Жестокосердного, идущий следом за ним, иногда ловил себя на мысли, что побаивается крутого нрава своего советника. Казалось бы, что в нем могло пугать? Руки, давно забывшие вес топора? Фигура, начинающая горбиться под грузом прожитых лет? Голос, с трудом слышимый даже ближайшими собеседниками? Вроде ничего. Однако стоило вспомнить бешеный взгляд вечно чем-нибудь недовольного старика, как по спине начинали бегать мурашки, и во рту ощутимо пересыхало: силе духа, заключенного в этом тщедушном теле, мог бы позавидовать даже действующий император Маас, прошедший всю иерархическую лестницу Ордена от рядового воина и до владыки половины обитаемого мира.
Умеющий видеть даже кажущиеся несущественными мелочи, брат Сав не мог не знать, что ходит по грани, разговаривая с командиром Черной сотни в таком духе. И все равно всегда гнул свою линию, ничуть не стесняясь в выборе выражений, описывающих тупость будущего императора или его людей. Иногда, выслушивая очередную тираду, брат Гойден понимал, что готов схватить топор и зарубить обидчика на месте. Но трезвая мысль о том, что без его советов путь к трону может оказаться в несколько раз длиннее, заставляла вовремя разжимать стиснутые на топорище пальцы.
Каждый раз, удержавшись на самом краю подступающего к нему боевого безумия, брат Гойден пытался разглядеть в бесцветных глазах советника хоть тень страха смерти, и… не находил: старик его не боялся. Абсолютно.
Зато он никогда не показывает своего истинного нрава при посторонних… — «успокоив» себя набившей оскомину придуманной когда-то фразой, сотник задвигал в дальние углы памяти недавние оскорбления и переходил к обдумыванию очередных мыслей, пришедших в голову брата Сава.
Вот и сейчас, двигаясь за размашисто шагающим советником в направлении Квартала Ткачей, где располагался их постоялый двор, сотник думал не о сегодняшнем «чуде», разрушившим все их планы, а о том, что виновником происшествия, без всякого сомнения, будет назначен именно он. А, значит, в течение пары часов ему придется стискивать зубы и терпеть — только сорвавшись на ком-нибудь, советник обретал ту самую способность прозревать правильные решения, с помощью которой он и разработал план восшествия на престол нового Императора. Императора Гойдена Игела…
— Здорово, что ему не тридцать лет… — мысль, промелькнувшая на самом краю сознания, внезапно заставила Игела вспотеть. — Тогда у меня не было бы ни одного шанса. Императором бы стал он. И никто другой…
…Добравшись до «Нового Топорища», брат Сав молнией пронесся по ступенькам на третий этаж, первым вломился в их покои, и, добравшись до своей кровати, обессилено рухнул на покрывало:
— Принеси вина. Кувшин. Нет, два… И не экономь — пить всякую дрянь я не собираюсь… — даже не глядя на замершего в дверях сотника, приказал Сав, и, заметив, что воин не сдвинулся с места, грозно сдвинул брови: — Ну, что встал?
— Может быть, сразу и пообедаем?
— А о чем-нибудь, кроме жратвы, ты думать в состоянии? — прошипел советник. — Ты вообще понял, что произошло в Храме?
— Да. Маас уступил место Освободителю… — криво усмехнулся Гойден. — Тому, появление которого мы пытались предсказать…
— Он воспользовался нашим секретным оружием, тупица! — в глазах брата Сава засверкали молнии. — А оно ОДНОРАЗОВОЕ!!! То есть теперь мы им сыграть уже не сможем! Освободителей не может быть два! Или три!!! А, значит, о нем нам нужно забыть…
— Как это забыть? — опешил сотник. — Ведь до перев… до событий, которые мы планировали, осталось всего ничего…
— Угу… Только вот кого ты планируешь свернуть? Мааса или Хорма? Что замолк? Если первого, — не обращая внимания на то, что находится на постоялом дворе, а значит, у здешних стен могут быть уши, бесновался старик, — то в этом не будет никакого смысла. Народ, подготовленный нами, все равно пойдет за Освободителем, а не за тобой. Если Хорма, то люди тебя не примут — надежды на светлое будущее, появившиеся с первыми проповедями, уже въелись в плоть и кровь всех твоих будущих подданных, и теперь любая твоя ошибка станет фатальной. И ее тебе просто не простят. Ни народ, ни армия… А справиться со всеми сразу с твоими жалкими несколькими сотнями Черных, увы, не получится…
— Так… Это значит, что наши планы — корове под хвост? — побледнев, спросил Игел.
— Очень может быть, что да… Хотя… — внезапно замолчав, брат Сав задумчиво посмотрел в потолок и захрустел пальцами.
В это же мгновение сотник, заметивший знакомое состояние советника, запредельным усилием воли сдержал рвущуюся наружу брань, и, стиснув зубы, медленно опустился на пол. Там же, где стоял — прерывать размышления старика скрипом половиц было страшно. И уходить за вином — тоже: казалось, стоило отвести от брата Сава глаза, и мысль, посетившая советника, может исчезнуть так же быстро, как и появилась.
— А что… Может и получиться… — через некоторое время пробормотал старик. — Эй, Гойден, где ты есть?
— Я тут… — мгновенно оказавшись на ногах, выдохнул сотник. — Слушаю…
— Ну, если коротко, то сейчас, пока народ не успел УЗНАТЬ своего нового императора, у нас есть шанс наложить лапу на его сознание… Для этого надо не так много — захватить дворец, убрать Мааса и дать брату Гильену поработать с этим самым Хормом, или как его там… Тогда можно будет объявить, что Маас, как и обещал, отошел от дел и удалился в отдаленный монастырь доживать оставшуюся жизнь в молитвах и смирении…