Так что не стоит думать, что его случайная фраза…
— А если все это правда, Лео?
— Если ты так встревожился, почему бы тебе не сжечь рукопись?
Глаза его изумленно раскрылись, словно я предложил ему отрубить себе руку или ногу.
— Я не могу.
— Ты защитишь человечество от хаоса, виновником которого уже видишь себя.
— Рукопись надежно спрятана, Лео.
— Где?
— В подвале. Я построил сейф и соединил систему блокировки с пультом управления реактором. Если кто-то попытается открыть сейф, не зная шифра, будут подняты графитовые стержни, и дом взлетит на воздух. Так что нет нужды уничтожать рукопись. Она никогда не попадет в чужие руки.
— Однако ты принимаешь за аксиому, что где-то в будущем она-таки попала в чужие руки, раз в две тысячи девятьсот девяносто девятом году мир уже полностью перешел на предложенный тобой способ добывания энергии.
— Не знаю, Лео. Безумие какое-то. Мне кажется, что и я уже схожу с ума.
— Давай предположим, что Ворнан Девятнадцатый — тот, за кого себя выдает, и приведенная им схема преобразования энергии используется в две тысячи девятьсот девяносто девятом году. Нет возражений? Да, мы не знаем, та ли это схема, что предлагаешь ты. Но вдруг? Допустим, ты сожжешь рукопись. Твое деяние изменит будущее, и экономическая модель, о которой рассказал нам Ворнан, не будет реализована. Он сам может исчезнуть в тот момент, когда твою книгу охватит огонь. Вот тогда мы получим убедительное доказательство того, что ты спас мир от ужасной судьбы, уготованной ему твоими стараниями.
— Нет, Лео. Даже если я сожгу рукопись, сам-то я останусь. Я смогу восстановить все расчеты по памяти. Сожжение книги ничего не докажет.
— Есть препараты, стирающие память…
По телу Джека пробежала дрожь.
— В это я не верю.
В ужасе я смотрел на него. Только сейчас я понял, что Джек одержим навязчивой идеей. Куда подевалась спокойная уверенность? Джек не находил себе места. А что, если этот шарлатан действительно посланец далекого будущего? И в фундаменте тамошнего общества лежит выдвинутая и разработанная им идея?
— Могу я тебе чем-нибудь помочь? — спросил я.
— Да, Лео.
— Говори, я сделаю все, что ты попросишь.
— Найди возможность лично встретиться с Ворнаном Девятнадцатым. Ты же известный ученый. У тебя обширные связи. Переговори с ним с глазу на глаз. Выясни, водит он нас за нос или нет.
— Разумеется, водит.
— Выясни это, Лео.
— А если окажется, что он и впрямь из будущего?
Глаза Джека блеснули.
— Расспроси его о том, как живут в его эпохе. Пусть побольше расскажет о получении энергии из атома. Обязательно узнай, кто предложил этот способ преобразования энергии и когда. Может, он появится только через пятьсот лет. Кто-то откроет его самостоятельно, независимо от меня. Вырви из него правду, Лео. Я должен знать.
Что я мог ему сказать?
Джек, у тебя поехала крыша. Тебе пора обратиться к психоаналитику. Мог ли я выставить диагноз паранойи? И потерять самого близкого друга. Но не хотелось мне и потворствовать безумию Джека, обещая переговорить с Ворнаном. Ну, доберусь я до него, ну, смогу встретиться с ним наедине. Мне не хотелось пересиливать себя, прикидываясь, что я верю хоть одному слову этого шарлатана.
Я мог обмануть Джека. Выдумать разговор с Ворнаном, который успокоил бы его.
Но то было бы предательство. А черные глаза Джека молили о помощи.
— Я сделаю все, что смогу, — пообещал я.
Он крепко пожал мне руку. И мы двинулись в обратный путь.
Наутро, когда я собирал вещи, в мою комнату вошла Ширли. В облегающем тело тонком платье, подчеркивающем великолепную фигуру. И я, уже привычный к ее обнаженному телу, словно увидел вновь, как она прекрасна. Но что я мог, кроме как сожалеть, что наши отношения так и останутся платоническими.
— Что он рассказал тебе вчера?
— Все.
— Насчет рукописи? О том, чего он боится?
— Да.
— Ты сможешь помочь ему, Лео?
— Не знаю. Он хочет, чтобы я встретился с этим человеком из две тысячи девятьсот девяносто девятого года и все у него выяснил. Боюсь, это будет непросто. И возможно, не принесет пользы, даже если мне удастся поговорить с ним.
— Он — как натянутая струна, Лео. Я очень тревожусь за него. Знаешь, с виду-то он такой здоровый, но постоянные мысли о рукописи разъедают его изнутри. Он потерял связь с реальным миром.
— А ты не задумывалась над тем, чтобы прибегнуть к помощи специалистов?
— Я не решусь, — прошептала Ширли. — Не смогу обратиться к нему с таким предложением. Он переживает кризис, по думаю, мы справимся с ним сами. Я не уверена, что это болезнь. Пока. Может, вернувшись, ты сможешь убедить его, что человек этот — мошенник, и ему сразу полегчает. Ты попытаешься?
— Обязательно, Ширли.
Внезапно она оказалась в моих объятьях. Уткнулась лицом в ложбинку между щекой и плечом. Тугие шары ее грудей уперлись в мою грудь, ногти вонзились в спину. Она дрожала и рыдала. Я крепко прижимал ее к себе, пока сам не начал дрожать, но совсем по другой причине. Тогда я мягко отстранил ее от себя. А час спустя я уже трясся по проселочной дороге, держа путь в Тусон. Там меня ждала транспортная платформа, чтобы доставить в Калифорнию.
В Ирвин я прибыл под вечер. Приложил большой палец правой руки к контактной пластине замка, дверь открылась. В доме не жили три недели, а потому на меня дохнуло затхлым запахом. С радостью оглядел я лежащие повсюду бумаги и дискеты. Слоняясь из комнаты в комнату, я чувствовал себя школьником, вернувшимся домой в последний день лета. Каникулы кончились, аризонское солнце сменилось калифорнийскими туманами.
После нажатия на клавишу окна стали прозрачными, и я долго смотрел на накатывающие на берег волны, узкую полоску песка, клочья тумана на соснах. Вентиляторы гнали в дом смолистый соленый воздух. Я поставил кассету в музыкальный центр, и из тысяч крошечных динамиков, упрятанных в стены, полилась симфония Баха. Потом налил в бокал коньяка, сел в кресло. Мир и покой окутали мою душу. Поутру меня ожидала бесцельная работа. Мои друзья столкнулись с едва ли разрешимыми проблемами. Мир сотрясали шабаши апокалипсистов, а теперь вот появился посланец из будущего. Однако во все времена по земле бродили лжепророки, люди преодолевали казавшиеся непреодолимыми трудности, а сомнения и душевное смятение были постоянными спутниками творцов добрых дел. Ничто не ново под луной.
Тут я вспомнил, что не подключил видеофон. Исправился, и, как выяснилось, напрасно.
Мои сотрудники знали, что в Аризоне я, как говорится, лишен права переписки. Все вопросы решала мой секретарь, не консультируясь со мной. Если возникало действительно что-то очень важное, она оставляла запись в блоке памяти моего домашнего видеофона, чтобы я ознакомился с ней сразу по приезде.
— Доктор Гарфилд, я звоню пятого января. Сегодня вам несколько раз звонил некий мистер Сэнфорд Крейлик из аппарата Белого дома. Мистеру Крейлику позарез нужно поговорить с вами, и он настаивал на том, чтобы я соединила его с Аризоной. Никаких возражений он не хотел и слышать, поэтому мне пришлось приложить немало усилий, прежде чем он понял, что беспокоить вас нельзя. Тогда он попросил передать вам его просьбу как можно скорее позвонить ему в Белый дом, в любое время дня и ночи. Он сказал, что на карту поставлена безопасность страны. Номер…
На том запись обрывалась. Я никогда не слышал о мистере Сэнфорде Крештике, но, разумеется, помощники президента приходили и уходили. За последние восемь лет то был четвертый звонок из Белого дома, с тех пор, как я вошел в когорту ученых мужей, считающихся гордостью нации. Мой профиль появился на обложке еженедельного журнала для слабоумных. В сопроводительной статье указывалось, что я продвигаю вперед рубежи науки и моими стараниями физика поднимется на небывалую высоту. Тогда-то я и приобрел статус знаменитости. Иногда меня просили подписаться под официальными заявлениями, в которых по разным поводам высказывалась забота или тревога о благе человечества. Меня вызывали в Вашингтон, чтобы объяснить упитанным конгрессменам, почему необходимо выделять бюджетные ассигнования на строительство новых и модернизацию действующих ускорителей. Меня включили в состав комитета, присуждающего ежегодную премию Годдарда[7] лучшему из астронавтов. Выпадали годы, когда я даже выступал на конгрессах AAAS[8], пытаясь объяснить океанографам или археологам, что делается на моем рубеже науки. Должен признать, что со временем мне все более нравилась эта шелуха. Не из-за растущей известности, но как повод отвлечься от работы, которая уже не приносила га кой удовлетворенности, как прежде. Помните закон Гарфилда: обычно ученые переходят в разряд знаменитых, когда уже не могут двинуть науку вперед. Перестав выдавать результат, они утешаются поклонением невежд.
Звонок Крейлика заинтриговал меня. В столице сейчас обедали. Крейлик сказал, что я могу звонить в любое время. Что ж, испортим ему аппетит. Пусть его вытащат из-за столика одного из ресторанов, что выстроились вдоль Потомака. Я набрал номер Белого дома. На экране появился оттиск президентской печати, и механический голос пожелал узнать, что мне угодно.
— Я хотел бы поговорить с Сэнфордом Крейликом.
— Один момент.
Пауза затянулась не на момент, но на три минуты, пока компьютер отыскивал Крейлика. В кабинете его, естественно, не оказалось. Наконец, передо мной предстала мрачная, уродливая физиономия молодого мужчины с надбровными дугами, которые могли бы сделать честь неандертальцу.
Я сразу успокоился, ибо ожидал, что мне придется иметь дело с одним из гладких, скользких подхалимов, которых полным-полно в Вашингтоне. Крейлик же, я понял это с первого взгляда, не имел с этой породой ничего общего. Уродливость говорила в его пользу.
— Доктор Гарфилд, я так надеялся, что вы позвоните! — с ходу начал он. — Вы хорошо отдохнули?
— Превосходно.
— Ваш секретарь заслуживает медаль за преданность, профессор. Я даже пригрозил, что пришлю к ней национальную гвардию, если она не соединит меня с вами. Она отказалась.
— Мои сотрудники предупреждены, что я сдеру кожу с любого, кто нарушит мой покой, мистер Крейлик. Чем я могу вам помочь?
— Могли бы вы завтра прилететь в Вашингтон? Все расходы будут оплачены.
— По какому поводу на этот раз? Конференция по проблемам выживания в двадцать первом веке?
Крейлик заулыбался.
— Не конференция, доктор Гарфилд. Мы хотели бы воспользоваться вашими услугами. Предлагаемая нами работа займет несколько месяцев, и справиться с ней можете только вы.
— Несколько месяцев? Вряд ли я смогу…
— Ситуация критическая, сэр. Не думайте, что я преувеличиваю, как принято среди государственных служащих. Вопрос жизни и смерти.
— Можете вы сообщить мне подробности?
— Не по телефону.
— Вы хотите, чтобы я незамедлительно вылетел в Вашингтон, чтобы поговорить с вами незнамо о чем?
— Да. Я сам приеду в Калифорнию. Дело не терпит отлагательств, мы и так потеряли много времени.
Я демонстративно, чтобы Крейлик заметил мое движение, потянулся к клавише, выключающей видеофон.
— Если вам нечего больше сказать, мистер Крейлик, боюсь, нам остается лишь попрощаться.
Он сдался.
— Намека вам хватит?
— Возможно.
— Вам известно, что несколько недель тому назад появился некий человек, утверждающий, что прибыл из будущего?
— В самых общих чертах.
— Мы хотим, чтобы вы задали ему несколько вопросов по определенным темам. Я…
Похоже, судьба заранее уготовила мне встречу с Ворнаном Девятнадцатым. Сначала Джек умолял меня увидеться с ним, теперь государственный чиновник обращался ко мне с той же просьбой. Поистине, мир сходил с ума.
Глава 5
Экран видеофона обманчив. У меня сложилось впечатление, что Крейлик невысокого роста, хрупкого телосложения. Наяву же передо мной предстал гигант за два метра, массивность фигуры которого в значительной мере скрадывала уродливость лица. Он встретил меня в аэропорту. Перед самым полуднем, по вашингтонскому времени.
Пока мы мчались по автостраде в Белый дом, Крейлик не переставал убеждать меня в важности порученной мне миссии, попутно благодаря за содействие. Не касаясь, однако, самого задания. Вскоре мы пырнули под землю, и машина остановилась в просторном гараже под Белым домом. После досмотра ничего запрещенного на мне не нашли, и мы поднялись на лифте. Я уж подумал, а не сам ли президент будет инструктировать меня, но скоро выяснилось, что встреча с ним мне не грозит. Меня провели в зал оперативного управления с рядами мерцающих экранами компьютеров.
В зал быстрым шагом, чуть ли не бегом, вошел невысокий мужчина, с коротко остриженными седыми волосами. Пиджак с подложенными плечами, позвякивающие хромированные пластинки на груди, рукавах, штанинах. Похоже, этот господин не отставал от моды.
— Маркус Кеттридж, — представился он. — Помощник президента по особым поручениям. Рад, что вы с нами, доктор Гарфилд.
— Как наш гость? — полюбопытствовал Крейлик.
— Он в Копенгагене. Отчет прислали полчаса тому назад, — Кеттридж повернулся ко мне. — Может, мы сначала посмотрим пленку?
— Дельная мысль, — согласился я.
Кеттридж разжал кулак. На ладони лежала крошечная видеокассета. Он вставил ее в гнездо проектора, и тут же засветился настенный экран. Ворнан Девятнадцатый гулял по садам Тиволи, перекрытым прозрачным куполом, защищающим исторический памятник от превратностей датской погоды. Походка у него была упругая, как у танцора. Его сопровождала блондинка гигантского роста, лет девятнадцати от роду, с пышной копной волос и мечтательным взглядом. Коротенькие шорты и узкая лента на необъятной груди составляли весь ее наряд. С тем же успехом она могла бы ходить и голой. Рука Ворнана лежала на ее талии. Изредка он поглаживал монументальные ягодицы блондинки.
— Девушка — датчанка, — прокомментировал Кеттридж. — Зовут ее Улла, фамилию не помню. Вчера он подцепил ее в зоопарке Копенгагена. Ночь они провели вместе. Он везде ведет себя так — эдакий император, величайшим повелением приглашающий девушек в свою постель.
— Не только девушек, — пробормотал Крейлик.
— Верно, верно. В Лондоне он отдал предпочтение молодому парикмахеру.
Я продолжал наблюдать за Ворнаном. Его сопровождала небольшая свита: десяток полицейских с дубинками-парализаторами в руках, несколько чиновников, еще человек шесть, по виду репортеров.
— Как вам удается оградить его от журналистов? — спросил я.
— Достигнута договоренность, — ответил Кеттридж. — Шесть репортеров представляют все средства массовой информации. Они меняются каждый день. Идея принадлежит Ворнану. Он сказал, что не против популярности, но не любит, когда вокруг толпа.
Ворнан тем временем подошел к павильону, в котором танцевала датская молодежь. С экрана на нас обрушилась оглушительная музыка, мы видели, как дергаются юноши и девушки, летают их руки и ноги. То была одна из новейших дискотек, с полом из движущихся дорожек. Так что, танцуя на месте, человек перемещался по всему залу, меняя партнеров. Ворнан какое-то время смотрел на танцующих, а затем увлек свою даму на движущиеся дорожки.
Ворнан и датчанка встали друг против друга, поймали ритм танца. Особых способностей для этого не требовалось. Вульгарные движения живота, сопровождаемые криками и хлопками. Так танцевали уже добрых сорок лет. Девушка встала, широко раздвинув ноги, чуть согнулась в коленях и откинула назад голову. Ее огромные конические груди нацелились на усыпанный зеркалами потолок. Ворнан согнул колени, растопырил локти, как парии вокруг, и начал танцевать. А движущаяся дорожка уже унесла его от Уллы.
Похоже, чуть ли не все девушки знали, кто он такой. Тому свидетельство их изумленные лица и вскрикивания. Появление на их дискотеке мировой знаменитости сбивало девушек с ритма. Одна просто застыла и девяносто секунд, пока движущаяся дорожка не переместила Ворнана к ее соседке, во все глаза смотрела на него. Поначалу все шло более-менее пристойно, пока, сменив семь или восемь партнерш, Ворнан не оказался перед темноволосой, пухлой девчушкой лет шестнадцати. При виде пришельца из будущего ее охватил ужас, и она попятилась назад, к краю движущейся дорожки. Тут же сработал предохранительный датчик, и звякнул звонок, предупреждающий об опасности. Но девушка словно ничего не слышала и продолжала пятиться. А потому ноги ее оказались на дорожках, движущихся в разных направлениях. Она упала, юбка задралась, обнажив розовые бедра. Правой рукой, ища поддержки, она схватила за ногу стоявшего рядом парня.
Он тоже упал, а затем мы увидели, как реализуется «эффект домино», потому что падающий хватался за соседа, что приводило к новым падениям. На ногах удержались лишь несколько человек, в том числе и Ворнан Девятнадцатый, с улыбкой наблюдавший за всеобщей сумятицей. Рухнула, как подрубленный дуб, и его спутница, великанша-блондинка. Движущиеся дорожки остановились. Многие девушки плакали, оцарапав колени о шершавую поверхность дорожек. Одна потеряла юбку и теперь лежала, свернувшись калачиком. А Ворнан? Ворнан уже стоял у стены, на твердом полу. Рядом возвышалась и блондинка.
— У него талант разрушителя, — прервал молчание Кеттридж.
Крейлик рассмеялся.
— Это еще цветочки по сравнению с тем, что он натворил вчера в Стокгольме, когда нажал не ту кнопку и шведский стол начал вращаться.
Экран погас. Кеттридж, без тени улыбки на лице, повернулся ко мне.
— Доктор Гарфилд, через три дня этот человек станет гостем Соединенных Штатов. Мы не знаем, сколь долго пробудет он у нас. Мы намерены контролировать его поездки по стране, чтобы избежать происшествий, которые он, пусть не по злой воле, инициировал ранее. Одному из них вы были свидетелем. План у нас следующий: образовать комитет из пяти-шести ведущих ученых, которые будут… направлять нашего гостя. По существу, они должны стать его надсмотрщиками, охранниками и… шпионами.